М.А. Хевеши. Социально-политические иллюзии, мифы и их воздействие на массы

/ Личность, культура, общество. 2002. Т. IV/ Вып. 3-4. (13-14). С. 144-158.

Под мифами, как известно, понимается вымышленный мир, осо­бый тип мышления, связанный с вытесненными в подсознание влече­ниями, которые постоянно воспроизводятся в каждом новом поколе­нии. Мифы неразрывно связаны с архаическим мировоззрением, слу­жат преодолению разрыва между человеком и миром, смягчению про­белов в понимании бытия. В этом смысле иллюзии и мифы весьма схо­жи. Чем меньше массы в состоянии рационально осознать социальные явления, окружающие их, тем сильнее оказывается потребность в ми­фологическом восприятии. Часто мифы приобретают значение соци­альных истин, они воспринимаются как нечто само собой разумеюще­еся и во многом формируют общественное мнение. Известный исследователь мифологии Р. Барт подчеркивал, что функция мифа — удалять реальность, что он ощущается как отсутствие реальности. Миф как бы отменяет сложность действий человека, дарует простоту.

В нашем изложении речь идет не об иллюзиях в их гносеологиче­ском понимании, не о мифах как регуляторе жизни архаических кол­лективов, а о социально-политических иллюзиях и мифах и их воз­действии на массы в современном мире. Речь идет об особом соци­ально-политическом способе мышления, который получает распро­странение в форме иллюзий и мифов в кризисные и революционные времена, в периоды смены многих основополагающих представлений о социальном бытии человека.

Периоды социальных катаклизмов и распространение политических иллюзий и мифов

Г.Лебон — основатель учения о психологии толпы в конце XIX в. обращал особое внимание на то, что толпа, масса не обладает крити­ческим сознанием, мыслит не категориями, а образами, которые мо­гут быть весьма далеки от реальности. Более того, согласно его мне­нию, видимость в истории играла большую роль, чем реальность. Если проследить за историей, то «нереальность здесь господствует над ре­альным. И дело не в том, что люди подвержены иллюзиям и ошибоч­ным мнениям, а в том, что в мышлении толпы, масс отсутствует нор­мальная логика, поэтому она столь восприимчива к иллюзиям. Эти иллюзии сродни религиозной вере.

Особое действие на толпу оказывают сильные химерические сло­ва, и их воздействие не зависит от реального смысла этих слов. Слова наделяются некой магической силой, их подлинное значение давно потеряно, поэтому они так легко порождают иллюзии. Истина, по Лебону, никогда не была главным фактором эволюции народов, тако­вым всегда выступали заблуждения, иллюзии, которые властвовали над людьми. Таковыми могут быть религиозные, философские, соци­альные иллюзии Одни сменяются другими. Более того, согласно Ле­бону из всех факторов цивилизации самыми могущественными яв­ляются иллюзии.

«Именно иллюзии, - пишет Лебон, -вызвали на свет пирамиды Египта, построили гигантские соборы. Большую часть своих сил чело­вечество потратило в погоне за иллюзиями». Говоря о распространении идей социализма в начале XX в., он рассматривает их как единственно уцелевшие иллюзии. «...Социальная иллюзия царит в настоящее время над обломками прошлого, и ей принадлежит будущее. Толпа... отвора­чивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклонять­ся заблуждениям, если только заблуждение прельщает ее».

Даже очевидная нелепость некоторых иллюзий не может поме­шать им воздействовать на людей. Такой нелепостью, по Лебону яв­ляется идея уничтожения конкуренции и общее уравнивание людей. Иллюзорность подобных идей заключается в представлении, что сто­ит осуществить эти идеи, как мечты о справедливости тотчас же пре­творятся в жизнь. Лебон считал, что мыслители XIX в. с большим рве­нием старались уничтожить религиозные, политические, социальные иллюзии наших предков. Но, уничтожив эти иллюзии, они наткну­лись на слепые и скрытые силы природы, которые неизбежно порож­дали новые иллюзии. Очень важно, каким иллюзиям подчиняется масса. Это могут быть весьма благородные, возвышенные иллюзии. И соответственно этому масса может вести себя весьма самоотвержен­но, героически. В ней может пробудиться энтузиазм. Она может пой­ти на смерть ради торжества какой-либо идеи. Ради славы и чести масса готова идти без хлеба и оружия, как это было во времена крестовых походов — для освобождения от рук неверных Гроба Господня.

К. Г Юнг, введший в научный оборот понятие «коллективного бес­сознательного», также уделяет особое внимание роли мифа. Он исхо­дит из того, что коллективные неврозы тесно связаны с господством мифов. Мы все, напоминает он, и Запад, и Восток, находимся во вла­сти мифологии и веры во всеобщий мир, равенство людей, незыбле­мость человеческого права, в Божье царство на земле. Речь идет о вере в великий миф — «это свято почитаемое архетипическое видение Зо­лотого века (или Рая), где в изобилии имеется все для каждого и где всем человеческим детским садом правит справедливый, мудрый вождь»\ Миф необходим человеку, он выводит за пределы обыденно­сти, но в то же время создает множество иллюзий. Миф не создавался сознательно, он, говоря словами Юнга, «произошел» и оказывает ог­ромное влияние на человека и человеческие массы.

Политический лидер лишь персонифицирует коллективные уст­ремления. И когда в обществе, как по мановению волшебной палоч­ки, объявляется пророк, то это свидетельствует о том, что общество или значительная часть его потеряли свое психическое равновесие. Когда разум не работает, открывается широкое поле для распро­странения мифов и иллюзий. Коллективные неврозы тесно связаны с господством мифов. А различного рода бунтарские движения XX в. приближаются к мистике, мифотворчеству. И чем больше стремление к полному разрыву с миром, с существующими условиями, тем боль­ше тяготение к мистике.

Автор известной книги «Восстание масс» Х.Ортега-Гасет обращает прежде всего внимание на распространение в массах иллюзии возмож­ности мгновенного, подобного взмаху волшебной палочки, избавле­ния от прошлого, иллюзии, что с историей нет необходимости счи­таться. Однако прошлое нельзя изгнать, оно возвращается к нам. От­сутствие исторического сознания приводит к тому, что блага цивили­зации воспринимаются как сами собой данные, а не как результат ог­ромных усилий. В лоне цивилизации возник, по Ортеге, дикарь, ко­торый не замечает, что живет в цивилизованном мире. Для него ха­рактерна странная уверенность, что он не связан с прошлым. Но про­шлое всегда возвращается. Непонимание этих истин Ортега объясня­ет следующим образом: современная цивилизация ставит перед чело­веком столь сложные задачи, а решение их столь запутано, что чело­век нередко стремится устраниться от этих решений. Ему проще пре­даться иллюзиям, поверить в мифы, например, в миф об исключи­тельности своей нации, окруженной врагами. Он напоминает, что во времена голодных бунтов народ часто громил пекарни, и это может служить прообразом обращения нынешних масс с цивилизацией, ко­торая их питает.

Роль иллюзий и мифов в воздействии фашизма, тоталитаризма на массы

Мифы, в том числе и политические, в определенном смысле не­разрушимы, их невозможно победить разумными доводами. Но исто­ки, структуру, технику политических мифов необходимо, подчерки­вает Кассирер, знать, чтобы противостоять им.

Проблеме распространенности иллюзий в современном, казалось бы, просвещенном мир уделяет внимание и К. Ясперс. Он прямо го­ворит о том, что случилось невероятное — просвещенный человек уда­лился от истины. Иллюзии в современном мире проявляются в раз­личных ситуациях и формах. Подобной иллюзией оказалось представ­ление, что при помощи рассудка и доброй воли можно придать пра­вильное устройство миру. Иллюзией является и утверждение, что мир столь испорчен, что надо скрывать правду, ибо она разрушительна. В работе «Философия будущего» он говорит о стремлении создать но­вый миф. «Его грубо провозглашают в диктаторских движениях или более тонко обыгрывают в образованных кругах, провозглашая культ Гельдерлинга, Ван Гога... При этом забывают, что в этих случаях речь идет о поразительных исключениях... изначально связанных с раз­рушительным душевным заболеванием... Но все это не есть истинный миф, ибо он подлинен в этих отдельных людях, он стоит вне общнос­ти и поэтому внезапен, как ничто»?.

Исследование не только национал-социализма, но и тоталитариз­ма вообще оказалось неразрывно связано с выявлением роли соци­альных иллюзий и мифов. В своей работе «Истоки тоталитаризма» Х.Арендт пишет, что сила воздействия тоталитарных вождей состоит в использовании и в то же время преодолении элементов реальности и опыта при выборе вымысла. Вера в иллюзии оказалась столь основа­тельной не просто в силу природы человеческого познания, а в силу столь постоянно меняющейся ситуации, в которой очутились массы. В своем стремлении как-то устоять в этом столь быстро изменяющем­ся мире массы готовы были поверить всему и не верить ничему. Более того, испытывая невероятные бедствия, которые выпали на их долю во время и после Первой мировой войны, они не возражали быть об­манутыми. Современные массы, согласно Арендт, не верят в реаль­ность своего опыта, не верят во что-то видимое. «Они не верят своим глазам, ушам, но верят только своему воображению... не факты убеж­дают массы и даже не сфабрикованные факты... массами овладевает желание уйти от реальности, потому что благодаря своей сущностной неприкаянности они больше не в состоянии постичь ее случайные непонятные аспекты»". Тоска по выдуманному миру, стремление уйти от реальности — это обвинение тому миру, в котором массы вынужде­ны жить. Восстание масс против здравого смысла, твердая фанатич­ная вера в вымышленный, непротиворечивый мир, считает она, га­рантирует массам хотя бы минимум самоуважения. Иллюзии помога­ют массам избавиться от нескончаемых шоковых ситуаций.

Любая идеология, считает Арендт, удерживается не как теоре­тическая доктрина, а как политическое оружие, предлагающее во­площение иллюзий. В конкретной ситуации, последовавшей после Первой мировой войны, для масс в Германии привлекательной ока­залась идеология, толкующая историю как борьбу рас. Тогда как для Советского Союза такой идеологией оказалась идеология классовой борьбы. При всем различии этих идеологий, обе они внедряли ил­люзию равенства. Расовая теория как бы предлагала равенство всех немцев по крови, их абсолютное отличие от других народов по своей природе. Теория установления бесклассового общества предлагала массам имущественное равенство. И та, и другая теория стремились непосредственно претвориться в жизнь уже хорошо нам известными методами террора, насилия, страха. При этом наблюдается полное пренебрежение прямыми последствиями подобной политики, пре­зрение к утилитарным мотивам, неразрывно связанное с верой в вымышленный мир.

При таком подходе к политике, когда разрушена сфера жизнепроявления человека, он оказывается в тупике. Для человека исчезает разница между реальным опытом и фикцией. Поэтому по Арендт, идеальный подданный тоталитарного режима - не убежденный на­цист или коммунист, а человек, для которого нет разницы между ис­тиной и ложью, между действительностью и вымыслом.

Авторы, сравнивавшие действия Гитлера и Сталина (например, на проходившей в Великобритании в 1991 г конференции, посвящен­ной сравнительному анализу русского коммунизма и германского на­ционал- социализма), говорили о том, что для обоих характерна утра­та чувства реальности, оба они все больше погружались в мир фанта­зий и не желали знать неприятную правду И тот, и другой прекрасно умели манипулировать массами и поддерживать в них иллюзии. Гит­лер, хорошо знавший работы Лебона, в «Майн кампф» писал, что мас­совые митинги необходимы, ибо человек ощущает свою причастность к большому сообществу и поддается магического влиянию массового гипноза. Человек в таком состоянии готов принять любую идеологию, обещающую ему лучшую жизнь. Этими же причинами объясняется огромный энтузиазм масс в Советском Союзе. Жаждавшие лучшей жизни массы готовы были поверить, что лишь путем откровенного насилия можно прийти к столь скоро обещанному счастью. Более того, они готовы были ради этого идти на самопожертвование, на невидан­ные испытания, убежденные в их исторической оправданности. Че­ловек, объявленный винтиком огромной государственной машины, ощущал себя хозяином, творцом истории.

На деле же имело место мифологическое восприятие жизни, уто­пия воспринималась как реально осуществимая. Барт писал, что миф порождает чувство «блаженной ясности». При этом он различал «левый» и «пра­вый» миф. Когда революция начинает маскироваться, возникает «ле­вый миф». Долгие годы Сталин, как словесный объект, представлял собой все основные черты мифического слова - это и ритуальное про­славление, и фатальная природность тех эпитетов, которыми окружа­ли его имя, и приписываемая ему гениальность и пр. Барт считал миф о Сталине, как любой «левый» миф, убогим, тогда как «правый» миф, т. е. буржуазный миф, он определял как «упитанно-лоснящийся», не­истощимый на выдумки. Буржуазная идеология, считал он, пытается скрыть тот факт, что происходит непрерывное созидание мифов.

РАЗДЕЛ 6.