Что же происходило в Петербурге в те трагические дни?

28 июля приходит известие об объявлении Австрией войны Сербии Министр иностранных дел Сазонов дает указание генеральному штабу о производстве мобилизации. После совещания начальника генерального штаба генерала Янушкевича с начальниками отделов и по настоянию последних изготовляются к подписи два проекта Высочайшего указа — для общей и для частичной мобилизации, которые отправляются в Царское Село.

29 утром возвращается подписанный государем указ об общей мобилизации.

В этот день германский посол граф Пурталес вручил Сазонову ультимативное заявление о принятом его правительством решении: «Продолжение военных приготовлений России заставит нас мобилизоваться, и тогда едва ли удастся избежать европейской войны».

В 9 часов вечера, когда центральный телеграф готовился передавать во все концы России Высочайший указ, пришла отмена: Государь повелел, взамен общей мобилизации объявить частную... Она и началась в полночь на 30 июля. Что же произошло?

Император Николай II решил сделать еще одну попытку предотвращения войны и предложил императору Вильгельму перенести конфликт на рассмотрение Гаагской конференции. Относительно Гааги Вильгельм вовсе не ответил, а указал в телеграмме на «тяжкие последствия» русской мобилизации и закончил:

«Теперь вся тяжесть решения легла на твои плечи, и ты несешь ответственность за войну или мир»...

30 июля министр Сазонов делает еще отчаянную попытку предотвратить конфликт. Вручает послу Пурталесу следующее заявление:

«Если Австрия, признав, что австро-сербский вопрос принял характер вопроса европейского, заявит готовность удалить из своего ультиматума пункты, посягающие на суверенные права Сербии, Россия обяжется прекратить свои военные приготовления».

Такую формулу и Сазонов, и Пурталес, понимали так: за полный отказ от мобилизации Россия даже не потребует от Австрии немедленного прекращения ею военных действий в Сербии и демобилизации на русской границе.

Подобное предложение сделано было, по словам Сазонова, по его собственной инициативе, без полномочий от государя. Пурталесу он прямо заявил, что никакое русское правительство не могло бы пойти дальше, «не подвергая серьезной опасности династии».

Через несколько часов из Берлина пришел ответ — категорический отказ. Жребий был брошен...

В русском генеральном штабе ясно отдавали отчет, что через несколько дней все равно придется объявить общую мобилизацию, вызвав тем величайший хаос. По настоянию генерального штаба, после совещания Сухомлинова, Янушкевича, Сазонова, последний доложил об этом государю. В воспоминаниях Сазонова подробно описаны те исторические минуты. После доклада министра и кратких реплик императора наступило тяжелое молчание...

— Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей! Как ни остановиться перед таким решением!..

Потом, с трудом выговаривая слова, государь добавил:

— Вы правы. Нам ничего другого не остается, как ожидать нападения. Передайте начальнику генерального штаба мое приказание об общей мобилизации.

Все эти колебания, отмены, проволочки Петербурга, продиктованные иллюзорной надеждой — до последнего момента избежать войны — вызывали в стране чувство недоумения, беспокойства и большую сумятицу. Особенно в Киеве, который был центром организации противоавстрийского фронта.

Война уже не просто стучится в двери Отечества. Она встала на порог и, не спрашивая разрешения хозяев дома, вот-вот с часу на час его пересечет.

В эти дни Антон Иванович с трудом разгребает лавину дел, нахлынувших на него! Руководствуясь проектом «Положения о полевом управлении войск», он организовал составление новых списков личного состава. Однако, когда через 3 дня фельдъегерь из Петербурга привез несколько экземпляров свежеотпечатанного «Положения», то оказалось, что оно во многом с «Проектом»... не сходится.

Напряженная работа предыдущих дней пропала даром. Все снова принялись лихорадочно пересоставлять списки... Такой сумбур свидетельствует не только о чрезмерной беспечности главных петербургских управлений, но и доказывает, что война явилась неожиданностью, хотя со времени Сараевского выстрела Гаврилы Принципа в эрцгерцога прошло 33 дня.

И все-таки мобилизация прошла по всей огромной России вполне удовлетворительно, и сосредоточение войск закончено было в установленные сроки. Видимо, потому, что много добросовестных военных профессионалов, подобных Антону Ивановичу, делали в экстремальных условиях простое будничное дело…

Главнокомандующим Юго-Западным фронтом стал генерал Н.И. Иванов. Обязанный карьерой ряду случайных обстоятельств, в том числе, подавлению Кронштадтского восстания, он — человек мирный и скромный — не обладал большими стратегическими познаниями и интересовался больше хозяйственной жизнью округа. Но начальником штаба назначили генерала М.В. Алексеева — большого авторитета в стратегии и главного участника предварительной разработки плана войны на австрийском фронте.

Командующим 8 Армией был назначен генерал Брусилов, его начальником штаба генерал Ломновский. Антон Иванович назначается генерал-квартирмейстером 8 Армии. С чувством большего облегчения сдал он свою временную должность в Киевском штабе вернувшемуся из отпуска дежурному генералу и смог погрузиться в изучение задач, предстоящих 8 Армии.

1 августа 1914 года Германия объявила войну России, 3 августа — Франции, 4 августа немцы вторглись на бельгийскую территорию, и английское правительство сообщило в Берлин, что оно «примет все меры, которые имеются в его власти, для защиты гарантированного им нейтралитета Бельгии».

Первые уверенные шаги к апокалипсическому безумию сделаны. Хоть каждый в тайне и надеялся, что в конце света выживет именно он…

Австрия медлила. Русский царь, все еще надеясь потушить пожар, повелел не открывать военных действий до объявления ею войны, которое состоялось, наконец, 6 августа. Вследствие этого наша конница, имевшая всего четырехчасовую мобилизационную готовность, смогла бросить за границу передовые эскадроны только на шестой день.

Но ангелы Апокалипсиса уже слетели на грешную землю…

Падение в бездну

Волк сказал стаду: «Давайте, овцы, договоримся на экономической основе. Я не буду жрать вашу траву, а вы будете отдавать мне свое мясо»

К. Чапек

 

Есть в истории события, воздействие которых продолжает десятилетиями сказываться на судьбах стран и народов, на всем мировом общественном развитии. К числу таких событий, несомненно, относится война 1914 – 1918 годов. В мире она именуется Великой. У нас в стране в советское время о ней говорилось и писалось неоправданно мало, памятников в честь её героев, как правило, не устанавливалось.

В 1906 – 1914 годах на международной арене происходило дальнейшее обострение противоречий между различными государствами, что, в конечном счете, привело к развязыванию в 1914 году мировой войны. Основное соперничество шло между ведущими европейскими государствами — Англией и Германией, которые возглавляли два противостоящих друг другу военно-политических блока — Антанту и Тройственный союз.

Первая мировая война — одна из трагических страниц, которая открыла эпоху небывалых дотоле потрясений и большой крови в сообществе мировых цивилизаций бурного XX века. Спираль, сорванная с предохранителей усилиями Тройственного Союза и Антанты, раскрутилась и втянула в апокалипсическое безумие 38 государств с населением свыше 1,5 миллиардов человек. Пламенем войны было охвачено две трети населения земного шара с численностью армий действующих коалиций около 37 (!) миллионов человек. Молох войны пожал страшную жатву: 9,5 миллионов убитых и 20 миллионов раненых. Тяжелее всех пришлось России. В среднем, в течение войны Российская армия теряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести каждый месяц 175 тысяч человек.

Война, порожденная всей системой империализма, по характеру была грабительской, несправедливой, захватнической. Под это обобщение не попадает лишь одна маленькая Сербия, оказавшаяся жертвой агрессии в начале августа 1914 года.

Ни русское общество, ни наследственная монархия не извлекли уроков русско-японской войны, хотя со дня начала ее прошло всего десять лет. Вновь внутреннюю стабильность страны ставили на дыбы, однако, новая война по своему масштабу и грандиозности не шла ни в какое сравнение с войной 1904 – 1905 годов.

Национально-государственные интересы России вовсе не требовали втягивания ее в чужую войну за передел территорий. Но страна к этому времени уже испытывала внешнюю финансовую и экономическую зависимость от союзных держав, что и явилось удобным средством для того, чтобы впрячь ее в общую военную колесницу. Такой оборот дела грозил превратить войну коалиций 1914 – 1918 годов в войну за раздел Российской империи.

Россия вновь встала на опасную дорогу, ведущую вниз, в бездну. И падение туда состоялось. Как бы то ни было, но 1 августа 1914 года стало погребальным звоном для трехсотлетней романовской монархии.

Все это станет ясным много позже, а пока страну охватил романтический экстаз.

В противоположность русско-японскойвойне, первая мировая война была принята населением в ее начале как необходимая. Не случайно, в литературе того времени можно было прочитать «Отечественная война». Эйфория и вера в легкую и быструю победу захлестнула поначалу всю Россию. 2 августа 1914 года сотни тысяч демонстрантов пришли к Зимнему дворцу, чтобы получить благословение царской семьи. Волна ненависти к Германии охватила всю страну. Санкт-Петербург был немедленно переименован в Петроград.

Казалось, что слова императора из Высочайшего манифеста о начале войны о том, что в грозный час испытания «да будут забыты внутренние распри, да укрепится единение царя с народом», материализуются, И Россия подобно былинным богатырям, объединившись вокруг государя сокрушит в кратчайший срок супостата.

Увы, только казалось…

В целом же, обстановка благоприятствовала тому, чтобы «конвейер смерти» набирал обороты. Прав Стендаль, заметивший однажды, что кровавые глупости бывают непоправимы.

Соотношение вооруженных сил сторон —10:6 в пользу Антанты. Но положение России усугублялось ее громаднейшими расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все возрастающими потребностями военного времени.

Русский план войны был наступательным и предусматривал активные действия против Австрии и Германии одновременно. Но подобный замысел не соответствовал военно-экономическим возможностям России.

Нанеся поражение англо-французским войскам в приграничном сражении (21-25 августа), ударная группировка немецких войск вторглась в северную Францию и развернула наступление на Париж. России должна была спасать союзников. Но самопожертвование России в пользу Франции стало одной из важных причин последовавшей катастрофы, всю тяжесть которой испытала 2 Армия генерала Самсонова.

Двумя армиями Северо-Западного фронта командовали генералы Ренненкампф и Самсонов, вынесшие блестящую боевую репутацию из японской кампании. На них возлагали большие надежды.

Армии Северо-Западного фронта вторглись в Германию, имея целью отрезать немецкие корпуса от Вислы и овладеть Восточной Пруссией. Они наступали с большими интервалами, по обе стороны Мазурских озер.

Командующий 8 германской армией генерал Притвиц один корпус развернул заслоном против Самсонова, двумя корпусами ударил на Ренненкампфа. В бою у Гумбинена Ренненкампф нанес немцам тяжелое поражение. И они с большими потерями в беспорядке отступили на юг. Генерал Притвиц отдал армии приказ отойти к нижней Висле, бросив Восточную Пруссию, что вызвало большой гнев кайзера. Притвиц был сменен Гинденбургом. Новое командование немедленно отменило приказ об отходе, предприняв контрманевр, который имел большие шансы на успех уже потому, что... все карты русских оказались открыты. По непонятному и преступному недомыслию русских штабов, директивы фронта и армии передавались войскам радиотелеграммами в незашифрованном виде.

На усиление 8 Армии немцы спешно двинули с французского фронта 2 корпуса, 1 кавалерийскую дивизию и новые формирования, созданные внутри страны. Между тем, вместо согласованных действий русских армий, надлежаще не управляемых свыше, начался разброд.

Ренненкампф, имевший всего 6,5 дивизий, обнаружив отступление немцев, стал продвигаться вперед медленно — из-за усталости войск и расстройства тыла. Самсонов, вместо движения на север для совместных действий с 1 армией, уклонялся все более к западу, растянув свою армию в одну линию на 210 километров без резервов.

Гинденбург, оставив небольшой заслон против Ренненкампфа, ударил всеми силами на Самсонова, и разбил его. Два русских корпуса погибли полностью, остатки армии отступили к Нареву. В критический пик боев Самсонов со своим штабом отправился в боевую линию на наиболее опасный участок фронта, но, запутавшись в дремучем лесу, окруженный клещами, он потерял связь и со штабом фронта и с остальными своими корпусами. Не вынеся обрушившегося несчастья и считая для себя позором неминуемый плен, генерал Самсонов выстрелом из револьвера покончил с собой. Это было в ночь на 30 августа.

В своем докладе Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал Жилинский, обеляя свои промахи, неспособность координировать действия своих объединений, вину за происшедшую катастрофу возложил на Ренненкампфа, заявив, что последний «совсем потерял голову». Великий князь послал начальника штаба генерала Янушкевича «проверить состояние Ренненкампфа». Ответ гласил:

«Рененкампф остался тем, кем был».

Жилинского сместили с поста и заменили генералом Рузским.

Но судьбе генерала Реннекампфа, жить которому до выстрела красного палача оставалось всего лишь четыре года, не позавидуешь. Она, может в чем-то, и трагичнее судьбы генерала Самсонова.

После первой понесенной неудачи, благодаря отчасти своим ошибкам, а еще более чужим, Павел Карлович, несомненно, пал духом. Угнетало его и то обстоятельство, что широ­ко распространился слух, будто «Ренненкампф предал Самсонова». Никакие оправдания или доказательства не были для него возможны, ибо военные операции бы­ли облечены строгой тайной.

Во всяком случае, как во времена отступления к Не­ману, так и в дальнейших операциях Ренненкампфа не видно уже той инициативы и решимости, которые он проявлял во времена Китайской и Японской компа­ний. В начале 1915 года он был отрешен от командования армией и стал жить в Петрограде. Здесь начались для него поистине тяжелые дни... В связи с его немецкой фамилией и восточнопрусской трагедией прошел слух по всей России:

«Реннекамф предатель».

Не был Павел Карлович предателем. Ошибок, конечно, налепил. Должен был за них ответить и ответил. А смерть от рук красного палача принял в 1918 году мужественно. Сдается мне, что в те последние минуты перед свиданием с Богом он был не командующим-неудачником в Восточной Пруссии, а лихим командиром лихого Восточного отряда на сопках Маньчжурии...

Захватить Восточную Пруссию России не удалось. Цена военной неудачи — 250 000 человеческих жизней и 500 орудий.

Но российское командование выполнило обязательства перед союзниками, выполнило и отвлекло силы, средства и внимание противника от англо-французского фронта в решающие дни сражения на Марне. Маршал Ф. Фош имел благородство сказать впоследствии:

«Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим, прежде всего, мы обязаны России».

Цена самопожертвования была слишком велика!

Россия, однако, добилась успеха на другом участке войны, разгромив австро-германскую армию на полях Галиции.

И именно в это время генерал-майор Деникин начал делать первые шаги к полководческим вершинам. Проследим его путь.

«Бегство» в строй» и первые бои

Окопы, окопы, заблудишься тут

От старой Европы остался лоскут

А. Ахматова

 

Горькая пилюля Восточной Пруссии была немного подслащена. Фортуна военной удачи улыбнулась нашим войскам на Юго-Западной фронте. Армии генералов Брусилова и Рузского нанесли сокрушительное поражение австрийцам под Львовом, заняв этот старинный город, считавшийся сильно укрепленной крепостью. Заняли и другую крепость — город Галич.

В первых операциях 8 Армии на Юго-Западном фронте Деникин принял участие в качестве генерал-квартирмейстера. В круг его обязанностей входило производство оперативных расчетов, составление директив и приказов, сбор и обобщение данных, анализ обстановки. Он активно участвовал в планировании наступательной операции, в результате которой 3 и 8 Армии совместными усилиями взяли столицу Галиции — Львов.

Но чувствовал себя Антон Иванович в штабе армии неуютно, штабная работа его не удовлетворяла.

«Составлению директив, диспозиций и нудной, хотя и важной штабной технике, я предпочитал прямое участие в боевой работе, с ее глубокими переживаниями и захватывающими опасностями», — вспоминал генерал.

Он рвется в боевой строй. И когда через штаб 8 Армии прошла телеграмма фронта о назначении начальником дивизии генерала Боуфала, бывшего начальником 4 стрелковой бригады, Деникин попросил разрешения занять его должность. Согласие было дано, и 6 сентября Антон Иванович был назначен начальником 4 стрелковой бригады, без промедления вступив в тяжелые бои на завершающем этапе Галицийской битвы Юго-Западного фронта.

Небезынтересно, что уход «бегство в строй» брусиловского генерал-квартирмейстера неоднозначно истолковывался его современниками — участниками Первой мировой войны

Сам генерал Брусилов, непосредственный начальник Антона Ивановича, вспоминал:

«Деникин не любил штабной работы, он рвался в строй, тем более начальник штаба армии не давал ему свободы… Был назначен командиром бригады, и показал там отличные дарования боевого генерала».

Генерал М.Д.Бонч-Бруевич (кстати, один из первых генералов царской армии, перешедший на сторону советской власти) увидел в поступке Деникина страстное желание сделать карьеру, «получить чинишко, орденишко».

Я полагаю, что Антон Иванович «сбежал» из штаба в строй, ведомый исключительно патриотическими чувствами. Попытка же Бонч-Бруевича увидеть здесь исключительно карьеристские побуждения, недостаточно убедительна. Если гипотетически предположить, что суждения одного из будущих первых «красных военспецов» истинны, то логически вытекают некоторые вопросы, ответы на которые ставили бы под сомнение версию Бонч-Бруевича.

Если Деникин — карьерист и только, то неужели он не понимал, что в боевых порядках бригады значительно опаснее для собственной жизни, чем в штабе армии? Где можно быть ближе к решению вопросов награждения, в штабе армии, или в боевых порядках бригады? Если Деникин думал только о «чинишках, орденишках», то почему он, будучи единоличным военным диктатором белого Юга России, не награждал себя по поводу и без повода? Наоборот, не считал возможным награждать офицеров (о чем я чуть позже читателям расскажу) орденами за участие в братоубийственной гражданской войне.

Нельзя, думается, расценивать уход Деникина в строй как проявление неспособности к штабной работе в годы первой мировой войны.

Будучи военачальником белого движения, Антон Иванович в 1918 году, судя по воспоминаниям генерала П.С.Махрова, ставшего впоследствии начальником штаба Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР), лично со своим начальником штаба генералом И.П.Романовским планировал операции. Кроме того, по свидетельству дежурного генерала штаба ВСЮР генерал Трухачева, Главком подходил к вопросам обо всех операциях «с точки зрения не только чисто стратегической, но и государственной, политической». Махров подчеркивает и следующее обстоятельство:

«Деникин был «очень требовательным при изучении боевой обстановки на фронте». Оперативное отделение штаба должно было в любой момент «с представлением карты с расположением войск противника и наших войск со схемой организации тыла и его охраной» доложить обстановку. В то же время генерал был деликатными «никогда не беспокоил начальника штаба по текучке».

Я считаю, что подобный стиль руководства деятельностью штаба, не мог у Антона Ивановича взяться из ниоткуда. Для руководства в таком стиле ему, по крайней мере, необходимо было быть компетентным во всех тонкостях штабной работы. И нужные для этого знания, навыки, умения он приобрел задолго до того, как стал военачальником белого движения.

Тем не менее, генерал Деникин в годы Первой мировой войны проявил себя положительно, главным образом, как строевой командир. И начальная точка здесь — командование 4 стрелковой («Железной») бригадой.

4 стрелковая бригада прославилась в русско-турецкую войну 1877 – 1878 годов. Начало ее известности относится к знаменитому переходу через Балканы отряда генерала Гурко и славным боям на Шипке, куда бригада пришла форсированным маршем на выручку к истомленному и истекавшему кровью гарнизону, и отстояла перевал. С тех пор она носила название «Железной». Прощаясь с бригадой, генерал Гурко говорил, что история оценит ее подвиги... Дни, проведенные со стрелками Гурко считал и всегда будет считать «самыми лучшими днями своей жизни».

«Через 38 лет я мог повторить те же слова...», — резюмирует Антон Иванович.

В мирное время бригада базировалась в Одесском военном округе, считавшемся второстепенным. Никого из участников турецкой войны в бригаде, конечно, не оставалось. Только начальник ее генерал Боуфал был тот самый поручик Боуфал, который некогда со своей ротой на крупах казачьих коней первым ворвался на Шипку...

Теперь железным стрелкам надлежало доказать, что ими не растрачено духовное наследие славных отцов.

Судьба крепко связала Антона Ивановича с Железной бригадой, развернутой 9 июля 1915 года в 4 стрелковую дивизию в составе 13, 14, 15, 16 стрелковых полков. Из полков дивизии были образованы две бригады. В течение двух лет вел генерал Деникин свое соединение по полям кровавых сражений, вписав немало славных страниц в летопись Первой мировой войны. Увы, их нет в официальной истории. Ибо большевистская цензура, получившая доступ ко всем архивным и историческим материалам, препарировала их по-своему и тщательно вытравила все эпизоды боевой деятельности бригады, связанные с именем Антона Ивановича.

Положение бригады (а затем и дивизии) в 8 Армии было совершенно особым. Железным стрелкам почти не приходилось принимать участия в позиционном стоянии, временами длительном и скучном. Обычно, после кровопролитного боя, бригада выводилась Брусиловым в «резерв командующего армией» для того лишь, чтобы через два-три дня опять идти на выручку в самое пекло боя, в прорыв или в хаос отступающих частей. Соединение часто несло большие потери и переменило таким порядком четырнадцать корпусов. Железная дивизия заслужила почетное звание «пожарной команды» 8 Армии.

О своей «пожарной команде» очень тепло вспоминает генерал Брусилов (разумеется, по цензурным соображениям имя Деникина при этом не упоминается). Рассказывая о драматическом эпизоде периода февральского наступления противника 1915 года, когда подошедший германский корпус прорвал фронт 8 Армии, Брусилов отмечает: первое, что им было сделано, это приказание немедленно перейти в контрнаступление. И он направил туда 4 стрелковую дивизию для поддержки отступающих частей, ибо данное соединение всегда выручало командующего 8 армией в критические моменты, и он неизменно возлагал на нее самые трудные задачи, которые дивизия каждый раз честно выполняла. Тогда дивизия совместными усилиями с 8 корпусом не только приостановила наступление немцев, но и заставила их перейти к обороне.

Итак, каждый раз... Но какой огромной кровью!..

Приняв командование бригадой, Деникин попал сразу же в самое пекло — получил приказ идти форсированным маршем вдоль Днестра, чтобы выровнять левое крыло войсковых соединений, находящих­ся в соприкосновении с тремя армиями австрийского генера­ла Конрада. Едва прибыв, он узнает, что противник окружа­ет 8-ю армию. «На помощь, пожарные!» Железная бригада сразу вступает в бой. С девятого по двенадцатое сентября он сдерживает противника, ему удается его остановить.

Много эпизодов имеется в боевом прошлом деникинских железных стрелков, свидетельствующих о том, что это были прекрасные «пожарные».

Когда однажды в Карпатах, соединение Деникина атаковало покрытую редким кустарником гору и после упорного, тяжелого боя подошло на прямой выстрел к окопам противника, начальник дивизии получил неожиданное приказание о смене его соединения другой частью, причем, немедленно, среди белого дня для отвода в резерв. Эта операция дорого стоила железным стрелкам, но они уже знали, что их имя обязывает...

Генерал Брусилов продолжал наступление. Надо было обеспечить левый фланг армии, и командующий передал в подчинение начальнику 12 кавалерийской дивизии генералу А.М. Каледину 14 стрелковый полк из соединения Деникина. Он-то и взял 6 сентября форты города-крепости Николаева. 24 корпус, который стоял у Галича, получил приказ форсированными маршами вдоль Днестра выйти на фронт армии и составить ее левое крыло.

В состав этого корпуса входила Железная бригада.

Генерал Конрад, переоценивая успех, одержанный над русскими 4 и 5 армиями, оставил против них только заслон. Германское командование, полагая, что разбитая армия Самсонова выдохлась, занялось «для престижа» освобождением Северной Пруссии, района, не имевшего стратегического значения.

Тремя армиями, из которых одна была подвезена с сербского фронта, генерал Конрад повел наступление на русские 3 и 8 армии. В течение 6 – 12 сентября происходило жестокое сражение, известное под названием Гродекского, главная тяжесть которого легла на растянутую 8 армию и особенно на 24 корпус.

Железные стрелки Деникина стояли в центре корпуса; правее — 48 пехотная дивизия, которую только что принял генерал Л.Г. Корнилов. Состоялась встреча двух будущих крупных военно-политических фигур российской контрреволюции при обстоятельствах довольно необычных. Упираясь левым флангом в Николаев, правым — корпус сильно выдвинулся вперед и был охвачен австрийцами. Их бешеные атаки следовали одна за другой. Положение становилось критическим. И тогда Корнилов, отличавшийся чрезвычайной храбростью, лично повел в контратаку последний резервный батальон и на короткое время остановил врагов. Но вскоре вновь обойденная 48 дивизия отошла, оставив неприятелю пленных и орудия. Потом отдельные роты собирались и приводились Корниловым в порядок за фронтом Железной бригады Деникина. Тут и произошло знакомство Антона Ивановича с Лавром Георгиевичем.

Одновременно с атаками на корниловскую дивизию австрийцы прорвались с юга на Николаев, создавая угрозу всей 8 армии. Генерал Каледин лихими конными атаками и стойкостью стрелков сдерживал прорвавшихся, но после отхода с фронта 48 дивизии положение Железной бригады стало еще более тяжелым. Прикрываясь с открытого фланга последним резервом, Деникин отбивал атаки австрийцев при крайнем напряжении стрелков в течение трех суток.

Ценою большого усилия 8 армия устояла.

В это время на севере русские 4 и 5 армии, перейдя неожиданно в наступление, опрокинули заслон неприятеля, а ниже, у Равы-Русской части 5 и 3 армий разбили и погнали противника. В ночь на 13 сентября 1914 года австрийская армия начала отступление, принявшее вскоре характер панический. Австрийцы уходили за Сан, бросая оружие, обозы, пушки, повально сдаваясь в плен. Они потеряли 326 тысяч человек и 400 орудий. Русским войскам боевые операции стоили 230 тысяч человек и 94 орудия.

После Галицийской битвы австрийская армия уже никогда не смогла оправиться от русского удара и заметную самостоятельную роль без поддержки германских войск в войне не играла. Вот что писал о Галицийской битве Антон Иванович 12 сен­тября своей матери, оставшейся в Киеве:

«Дорогая мама. До сих пор не получил за все время войны ни одной строчки [...] С места же выдержали тяжелый поход и бригада (Железная) приняла участие, весьма важное, в четырехдневном тяжелом бою на реке Щереки, южнее Львова. Австрийцы, в полтора раза пре­восходящие силою мой отряд, разбиты и сейчас, когда я пи­шу эти строки, в беспорядке отступают.

Вот когда я поистине удовлетворен и своим положением, и, позвольте мне похвастаться, собой.

Николай (денщик) с обозом сидит в 8-ми верстах за местом нашего расположения; три дня его не вижу и сплю 3-4 часа на позиции

Теперь пойдет все еще лучше. Пользуюсь оказией, и посылаю это письмо до русской станции через возвращающегося в Россию вольноопределяющегося.

Целую. Обнимаю. Пишите по адресу:

Командующему 4-й стрелковой бригадой

генералу Деникину.

Всем нашим приятелям поклон.

Антон».

Несколько дней спустя он находит время несколько уточнить положение дел на фронте:

«Нам доверяют, на нас надеются, и не раз бригада искупала своей инициативой чужие промахи и ошибки. Был случай, когда я два раза получал приказание отойти на покой, в резерв, но приказания по долгу совести не исполнил и, атаковав противника вел бой, защищая тем самым единственную дорогу для подвоза двум соседним дивизиям хлеба и патронов, без которых им в горах было бы совсем скверно.

Противник потерял 226 000 человек, и нам досталось 400 пушек»

Чтобы не огорчать мать, сын умалчивает о потерях русской армии: 230000 убитых, раненых и взятых в плен и 94 пушки. Старушка не узнала об этих страшных цифрах, не огорчилась. Только другие российские старушки не дождались возвращения из Карпат своих сыновей…

За доблесть Железной бригады в тех тяжелых боях Антон Иванович был награжден «Георгиевским оружием». В Высочайшей грамоте подчеркивалось:

«За то, что вы в боях с 8 по 12 сентября 1914 года у Гродека с выдающимся искусством и мужеством отбивали отчаянные атаки превосходного в силах противника, особенно настойчивые 11 сентября, при стремлении австрийцев прорвать центр корпуса; а утром 12 сентября сами перешли с бригадой в решительное наступление».

Столь редкая награда, как «Георгиевское оружие», в царской России вручалась офицерам за проявление, главным образом, качеств военачальника, за умелое управление войсками в боевой обстановке.

Главком армиями Юго-Западного фронта генерал Иванов нашел возможность дать войскам трехнедельный отдых.

Ввиду неудачи «блицкрига» против Франции и разгрома австрийской армии, немцы, перейдя на Западном фронте к активной обороне, начали переброску корпусов на Восток.

Испытывая силу немецких ударов во Фландрии, союзник вновь запросили Россию о помощи, настойчиво побуждая ее продолжать наступление в глубь Германии. Царь уступил союзническому нажиму.

Выполняя директиву, русские армии Юго-Западного фронта, оторвавшись от своих баз, еще не успели наладить транспорт, как немцы стремительным контрманевром перебросили главные силы севернее Калуша и охватили две армии. Обе стороны дрались с великим ожесточением, и бывали моменты, когда судьба битвы висела на волоске.

На фоне этих трудных сражений произошел эпизод, оставивший славное воспоминание железным стрелкам.

24 октября Деникин заметил некоторое ослабление в боевой линии противника, отстоявшей от окопов железных стрелков всего на 500-600 шагов. Антон Иванович поднял бригаду и без всякой артиллерийской подготовки бросил полки на вражеские окопы. Налет был так неожидан, что вызвал у австрийцев панику. Наскоро набросав краткую телеграмму в штаб корпуса («Бьем и гоним австрийцев»), Деникин пошел со стрелками полным ходом в глубокий тыл противника, преодолевая его беспорядочное сопротивление. Взяли село Горный Лужок, где, как оказалось, находился штаб группы эрцгерцога Иосифа. Когда Антон Иванович ворвался с передовыми частями в село и сообщил об этом в штаб корпуса, там не поверили, потребовали повторить — «не произошло ли ошибки в названии».

Не поверил сразу и эрцгерцог. Он был так уверен в своей безопасности, что спешно бежал со штабом только тогда, когда услышал на улицах села русские пулеметы. Заняв бывшее помещение эрцгерцога, Деникин нашел нетронутым накрытый стол с кофейным прибором, и выпил еще горячий австрийский кофе...

Судьба иногда подбрасывает удивительные эпизоды. В 1924 году, семь лет спустя, Антон Иванович с семьей оказался в качестве эмигранта в Будапеште, к его захворавшей дочери Марине позвали доктора. Услышав фамилию, доктор осведомился, не тот ли это Деникин, который командовал железными стрелками. И когда все разъяснилось, доктор радостно жал руки Антона Ивановича:

— Мы с вами чуть не познакомились в Горном Лужке, я был врачом в штабе эрцгерцога Иосифа.

«И не раз в Венгрии мне пришлось встречаться с бывшими врагами, участниками войны, офицерами и солдатами, моими «крестниками» (военнопленными, взятыми в плен моими частями), и всегда эти встречи были искренне радостны. Особенно дружелюбное отношение проявили к нам офицеры прекрасной в боевом отношении 38 гонведной дивизии, с которой судьба несколько раз столкнула на полях сражений Железную дивизию.

В Первой мировой войне сохранялись еще традиции старого боевого рыцарства...», — вспоминал генерал много лет спустя.

Небезынтересно, что Марина Антоновна Деникина вспомнила в своей книге об отце эпизод, о котором я рассказал, дополнив его одной интересной подробностью. Он произошел после той удивительной встречи венгерского доктора с Деникиным, чуть не пленившим эрцгерцога.

…«Я не жаловалась на здоровье, следующий раз заболела ангиной только 12 лет спустя. Мы жили тогда (без телефона) на Севрском холме. Моя мать отправилась за доктором. Вспоминая Будапешт, я сказала отцу:

— Я надеюсь, что этот доктор не причинит мне боли и не бросится тебе на шею»…

Не бросился. Очевидно, все бывшие врачи чуть не плененного Деникиным эрцгерцога осели в Венгрии, а не во Франции…

1 октября 1914 года Деникин писал матери:

«Дела бригады получили известность. Из штаба получил телеграмму: «Командующий армией (Брусилов) благодарит генерала Де­никина за молодецкие действия». За обход моей бригадой у деревни Лужка Верховный главнокомандующий (Великий князь Николай Николаевич) в телеграмме своей выражался так: «Обрадован молодецким делом у Лужка». Я раньше не пи­сал Вам, но теперь уже можно немножко похвастаться: еще за августовское сражение представлен к ордену св. Георгия 4-й степени. Уверен, что скоро, очень скоро, подымем голову вы­ше и вычеркнем надолго из памяти неприятный осадок мань­чжурской кампании.

Пишите чаще и побольше, дорогая моя старушечка. И бе­регите себя. Крепко целую».

С занятием Горного Лужка открылся важный для русских войск путь сообщения: шоссе Самбор — Турка. За смелый маневр Железной бригады Антон Иванович получил Георгиевский крест 4 степени.

В конце 1914 года у Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта возник план большого наступления через Карпаты на Будапешт с целью разгромить австрийцев. Но Ставка его не поддержала, по-прежнему считая главным направлением Берлин. Тогда генерал Иванов самостоятельно приступил к подготовке намеченной им операции. Поэтому в течение ноября и декабря на фронте 8 Армии, стоявшей в предгорьях Карпат, шли непрерывные и тяжелые бои. Железная бригада почти не выходила из боя.

Во второй половине ноября 8 армия, отразив очередное наступление австрийцев, двинулась вперед к перевалам. Здесь ее постигла неудача. Но деникинские железные стрелки вновь были на высоте.

Наиболее упорное сопротивление австрийцы оказали на фронте Железной бригады. На левом фланге корпуса наступление совсем захлебнулось. Чтобы помочь ему и пробить себе путь, Деникин в течение трех дней вел тяжелый бой, главная тяжесть которого легла на правое крыло бригады — 14 и 15 полки доблестного генерала Станке