Л. Д. РОСТОВЦОВОЙ (СКАЛОН)

15 апреля 1902 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

 

Милая Леля! Пишу Вам из Ивановки, куда приехал заниматься. Через неделю поеду обратно в Москву и, так как в Тамбове поезд стоит что-то около трех часов (если не переменят при новом расписании), то я собираюсь в это свободное время заехать к Вам на Вас посмотреть, посидеть и кофею выпить, если дадите. Только поезд приходит около девяти часов утра. Не спите ли Вы в это время? Когда я проезжал через Тамбов на рождестве,— только из-за этого я побоялся к Вам заехать.

Итак, извольте мне ответить, когда Вы встаете и когда готовы бываете принять визитеров. Я буду проезжать Тамбов или 21-го или 22-го.

До скорого свидания. Привет Вашему мужу.

С. Рахманинов

H. С. МОРОЗОВУ

[13/26 июня 1902 г.]

[Люцерн]

 

Посылаю тебе мой адрес: Suisse. Hôtel Sonnenberg, près Lucerne № 130 ^l.

Справлялся тебе об комнате. Есть за 7 и 8 фр[анков], пансион. Здесь очень хорошо в отношении природы и недурно в смысле пансиона.

Твой С. Р.

Итальянские озера и Сен-Готардская жел[езная] дор[ога]—верх совершенства. Красивее этого никогда в жизни ничего не видел, в особенности С[ен]-Гот[ард].

 

 

Н. С. МОРОЗОВУ

17/[30] июня 1902 г.

[Люцерн]

 

Сегодня получил твое письмо от 15-го, и сегодня же решил тебе ответить, чтоб захватить тебя еще в Риме.

Прежде всего очень рад, что ты начинаешь немного торопиться с осмотрами разных разностей (ужасно это утомительно!) и потому попадешь к нам ранее, чем предполагал. Сейчас припоминаю только, что при свидании нашем в Венеции ты тоже рассчитывал, во сколько дней ты обернешься до Люцерна. Выходило тогда, что числа 5-го ты должен быть здесь. Теперь ты пишешь, что будешь 2-го или 3-го июля. Немного же ты урежешь дней, и немного ты значит устал. По-моему, если в продолжение целого месяца ежедневно что-нибудь осматривать, что бы то ни было, как бы интересно это ни было: город, собор, галерея, темницы в палаццо дожей (в которых, по правде сказать, ничего особенно интересного я не усмотрел), в конце концов все начинает путаться, приедаться, надоедать, и, конечно, появится усталость (как она у тебя еще до сих пор не появилась?), не та усталость, о которой ты упоминаешь и которая тебе позволяет еще добрых две недели шататься по разным городам, « настоящая усталость, которая бы тебя загнала в какую-нибудь комнату и держала бы тебя там по крайней мере неделю, и чтобы тебе приятно было на стены голые смотреть, и чтоб всякое напоминание о какой-нибудь Мадонне, или каких-нибудь руинах выводило бы тебя из себя. Ты, впрочем, надо надеяться, скоро теперь доездишься до этой степени. Итак жду тебя с нетерпением. Здесь живется недурно, здесь природа очень красива и чудный воздух. Жалко то, что для прогулок есть только одна дорога. Положим, эта дорога чудная: в сосновом лесу, с красивыми видами по сторонам. Я по этой дороге ежедневно хожу два раза, и мне пока не надоело, да и не скоро надоест, как я думаю. В пансионе в этом мы взяли себе две комнаты: они на самом верху (взяли нарочно) и крайние к наружной стене (Лифт есть!). Из крайней комнаты сделали нечто вроде салона. В Люцерне взял пианино, совсем новое, которое мне отдали за 50 фр[анков] два месяца и 18 фр[анков] перевозка. По-моему, совсем недорого, да и пианино

 

 

недурное. Начал я понемногу заниматься, и пока сижу сиднем на романсах¹: очень уж они спешно написаны, почему совсем не отделаны и совсем не красивы — что-то вроде Малашкина или Пригожего. Так их почти и придется оставить — некогда с ними возиться. Хорошо бы мне со всей этой грязной работой (романсами и кантатой²) отделаться к 1 июля, и тогда уже взяться за новое³. Постараюсь. Досадно, если письмо тебя не захватит.

До свиданья. Итак, устань ради бога скорей и приезжай сюда. Я отложил, между прочим, поездку по Фирв[альдштетскому] озеру до твоего приезда. Через неделю собираемся подняться на Rigi. Или тебя тоже дожидаться?

Твой С. Рахманинов

Н. С. МОРОЗОВУ

25 июня/[8 июля 1902 г.]

[Люцерн]

 

Сейчас получил твое письмо и ходил к хозяину говорить о пансионе. Оказывается, что с 15-го июля н/ст, когда у них начинается сезон, нельзя достать комнаты дешевле 8 фр[анков] (полный пансион). Такие комнаты есть и будут свободные к твоему приезду.

С вокзала ты можешь приехать прямо сюда, но ты должен вперед дать знать сюда в бюро (или лучше мне), с каким поездом ты приедешь, и к тебе навстречу вышлют человека, который возьмет твои вещи. Очень радуюсь, что ты наконец устал и что мы с тобой скоро увидимся. Не откладывай только отъезда своего из Лугано.

Твой С. Рахманинов

А. В. ЗАТАЕВИЧУ

27 июня/[10 июля] 1902 г.

[Люцерн]

 

Что с Вами случилось, милый друг Александр Викторович, и почему я не получаю от Вас никакого ответа?

 

 

В конце марта ко мне пришло Ваше письмо, где Вы обещаете прислать мне Ваши новые сочинения. Это письмо Ваше меня очень обрадовало и я немедленно ответил, что буду с нетерпением ждать эти новые вещи. Через некоторое время я уехал в деревню, откуда вернулся в Москву в двадцатых числах апреля — письма от Вас не было. Хотел Вам написать тогда же, но за разными хлопотами не успел этого сделать. В конце апреля была моя свадьба, после которой мы с женой уехали за границу. По приезде в Вену я заболел и пролежал целый месяц там. 1-го июня поехали путешествовать и с 15-го июня остановились на жительство в Швейцарии. Теперь я наконец могу опять спросить Вас, не случилось ли чего-нибудь с Вами, получили ли Вы мое письмо и почему Вы не прислали Ваших сочинений? Если у Вас все благополучно, то надеюсь получить ответ здесь. Я пробуду, вероятно, еще целый месяц на этом же месте. Мы съездим на неделю только в Байрейт и вернемся сюда же.

Мой адрес: S u i s s. Hôtel Sonnenberg près Lucerne. В настоящее время занят самой скучной работой: отделкой к печати написанных весной 12-ти романсов и кантаты «Весна». Провожусь с этим еще недели две, до самого отъезда в Байрейт. Что дальше будет, не знаю.

Итак я жду ответа Вашего.

Искренно Вам преданный. С. Рахманинов

А. И. ЗИЛОТИ

[11/24 июля 1902 г.]

[Байрейт]

 

Все нижеподписавшиеся шлют тебе поклон и привет.

К. Алексеев, арт. Л. Маркова, Р. Эрлих, С. Кусевицкий, Иос. Русс, Кусевицкая, Н. Рахманинова, Ив. Липаев, [С. Рахманинов]¹,

 

А. П. ЧЕХОВУ

[11/24 июля 1902 г.]

[Байрейт]

 

М. А. СЛОНОВУ

23 августа 1902 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

 

Русские паломники в Байрейте проникаются величием искусства и театра, — шлют искренние восторги большому таланту и гордятся своим соотечественником.

С. Рахманинов, К. Станиславский, И. Штадлер, арт. Маркова, Р. Эрлих, С. Кусевицкий, Иос. Русс, Ив. Липаев, [неразборчиво], Н. Рахманинова

 

Милый друг Михаил Акимович.

Получил твое письмо, теперь спешу тебе сообщить подробности о переводе. А. И. Зилоти предлагает тебе перевести 140 строф с немецкого из «Манфреда». Это количество строф заключает в себе несколько номеров. В наиболее длинных номерах тебе предоставляется делать некоторые сокращения, конечно, небольшие и, конечно, по твоему усмотрению. Те же номера, в которых не больше 2, 3, 5 строф, должны остаться не сокращенными. Право собственности на эти 140 строф принадлежит А. И. Зилоти, хотя я, по правде сказать, не понимаю, на что оно тебе нужно? Не напечатаешь же ты эти отрывки где-нибудь?¹ Вознаграждение А. Зилоти предлагает тебе 50 рублей. Кроме того, просит тебя очень поторопиться с этой работой, так чтобы к первому сентября было бы все уже готово. Подстрочный перевод тебе посылается вместе с моим письмом. В случае твоего несогласия будь добр немедленно известить меня. Зилоти приезжает в Москву 30-го августа. Его адрес: Большая Молчановка, д. кн. Оболенской, кв. Гриценко № 1.

Если ты хочешь, то в клавираусцуге, который будет издаваться у Юргенсона, сделают пометку, что перевод таких-то мест принадлежит тебе. Зилоти посылает тебе также перевод Мамонтова для того, чтобы ты мог сличить² свою работу с работой Мамонтова. Что касается

 

 

меня — то я нахожу это совершенно излишним. Тебе это только будет мешать и после прочтения тобой чужого перевода нежелательное сходство скорее еще окажется. Пока до свиданья. Ответь мне относительно твоего согласия.

Твой С. Рахманинов

Приеду в Москву к первому октября, вероятно.

 

Н. С. МОРОЗОВУ

И сентября 1902 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

 

Милый друг Никита Семенович, сделай мне это великое одолжение и перепиши немецкий текст в партитуру¹. Главное же состоит в том, чтобы ты эту работу сделал в один день (прости мое нахальство!) и отнес бы ее к Гутхейлю для печати. Я так с ней опоздал, что моя мечта, о которой передавал тебе при последнем свидании, вряд ли осуществится уже. Очень мне это жалко! Перевод кантаты сделан, по-моему, удивительно². Посмотри сам! Чуть ли не каждое слово совпадает со словом.

Заниматься стал только с отъезда Зилоти, т. е. с 30-го августа. Ничего очень утешительного не могу про себя сказать. Так, через пень в колоду. В Москву думаю приехать не позже 1-го октября.

Пока до свиданья! Исполни, пожалуйста, мою просьбу.

Твой С. Рахманинов

Ц. А. КЮИ

12 сентября 1902 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

 

Милостивый государь, прошу Вас передать Дирекции что и не могу принять участие в квартетном собрании за предложенный гонорар в 100 рублей. Желал бы получить 300 р[ублсй] и за эту сумму участвовал бы, кроме квартетного, и в симфоническом собрании.

С совершенным уважением С. Рахманинов

 

Ц. А. КЮИ

24 сентября 1902 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

 

Милостивый государь, я не могу согласиться и на вновь предложенный мне Дирекцией гонорар¹.Мои условия остаются все прежние, т. е. 300 рублей за квартетное] и симфоническое] собрания вместе.

С совершенным уважением к Вам С. Рахманинов

 

А. В. ЗАТАЕВИЧУ

4 октября 1902 г.

[Москва]

 

Милый друг Александр Викторович, спешу Вам ответить, что очень рад буду получить от Вас что-нибудь Ваше новое. Присылайте скорее по этому же адресу.

Только вчера вернулся из деревни, и только недавно там получил Ваше письмо, адресованное в Люцерн. Письмо это сделало огромное и необычайное путешествие. Из Люцерна, откуда я уже уехал, его отправили в Байрейт. Там оно меня не застало и поехало в Берлин; из Берлина в Москву, а из Москвы в деревню, где я его и получил недели две назад.

Будьте здоровы. Поздравляю Вас и Вашу жену.

Ваш С. Рахманинов

А. В. ЗАТАЕВИЧУ

18 ноября 1902 г.

[Москва]

 

Милый друг Александр Викторович, я долго Вам не отвечал на Ваше письмо ввиду того, что Юргенсон отсутствовал и мне удалось его увидеть только в пятницу 15-го ноября. Эти же дни был ужасно занят и только сегодня могу сесть за стол, чтоб написать Вам, зная заранее, что письмо мое к Вам будет длинное.

Прежде всего — Юргенсон согласен напечатать Ваши

 

 

три вещи и готов Вам еще заплатить 25 рублей¹. Не удивляйтесь гонорару. Как он ни мизерен, но по нынешним временам, видимо, нужно удовлетворяться и этим. Юргенсон является единственным крупным издателем в Москве и говорит всем являющимся к нему молодым композиторам, что для них достаточно одной его фирмы. Кстати, расскажу Вам слышанное мной на днях от самих композиторов, какой гонорар они получили от Юргенсона. Первый из них Гедике (по-моему, очень талантливый человек!), получивший первую премию на рубинштейновском конкурсе², часто в Москве выступающий и достаточно здесь известный, получил с Юргенсона за увертюру для оркестра, за 20 вещей для детей (самое выгодное для издательства издание) и за шесть четырехручных вещей гонорар в 50 рублей. Другой, Е. Катуар продал свое Трио (т. е. вернее сказать, как это ни странно, «купил») с условием заплатить за его напечатание Юргенсону 300 рублей. Поистине сочинять в наше время является большой роскошью! Хочу Юргенсону сказать, чтобы он хоть бога побоялся. Итак он согласен напечатать Ваши вещи. Но их необходимо, по-моему, переделать немного, милый друг Александр Викторович. Сам я заняться этим положительно не могу — у меня нет совсем свободного времени,— да и я не берусь за это. Вы должны это сами сделать, я же позволю себе (извините меня!) только указать на то, что, по-моему, нужно несколько изменить. Напрасно только Вы задаете мне вопрос, прибавилось ли у Вас техники? По-моему, нет, да иначе и быть не может! Ведь у Вас всего-навсего написано 7 маленьких вещиц, и больше ничего нет, о чем я сужу по Вашему же заявлению, что, если я Вас попрошу заменить какую-нибудь вещь, то Вы, за неимением ничего готового, откажете мне в моей просьбе! Причем последние три вещи (из семи) Вы писали чуть ли не два года! Я веду это к тому, чтобы сказать Вам, что Вы ужасно мало занимаетесь и что от таких занятий композиторская техника будет у Вас скорее пропадать, чем увеличиваться и, прибавлю Вам совершенно чистосердечно, что мне это очень жаль. Мое мнение все то же: Вы можете хорошо писать, но Вы не хотите работать! Простите меня сей раз, что я позволяю себе Вас журить, не имея на то никакого права. Теперь наконец о переделках.

 

 

№ 1 Chant sans paroles.

 

Ноты.

 

1) самые чистые квинты, притом некрасивые. Лучше взять в басу si .

2) Я не ожидал от Вас такой какофонии! Думал, что это простая описка, но, к сожалению, убедился, что Вы это именно так и хотите, потому что при повторении также какофония.

 

Ноты.

 

4) Весь этот ход до ⁴/₆ на до представляется мне темным. Говорю не для того, чтобы Вы переделали это место, а только из-за своей скверной привычки ко всему придираться!

5) Этот пассаж положительно не у места. Ни с того, ни с сего. Если бы он был еще покороче!

 

№ 2. Petite Ballade.

Как было бы хорошо, если бы Вы первую тему расширили! Попробуйте хоть пофантазировать, и через

 

 

10 тактов темы перейти хоть бы в G-dur (чтобы не далеко ходить) и через 10, 12 или 14 тактов сделать то заключение ко второй теме, какое у Вас есть. Несомненно, что при расширении этом и возвращение к первой теме после середины выиграло бы!

1. Это не fa duble dies, а просто sol. Нужно и в начале вычеркнуть везде эту ноту и заменить ее sol.

№ 3. Мазурка мне больше других вещей нравится. Там можно ничего не переделывать, только просмотрите внимательно все знаки, а то этих корректурных ошибок так много.

Как поправите, посылайте прямо Ваши вещи к Юргенсону. Сегодня пошлю ему Ваш адрес. Он, вероятно, спишется с Вами. Вот и все! Позвольте в заключение еще раз попросить Вас побольше заниматься, побольше сочинять и побольше присылать мне своих новых сочинений.

Уважающий Вас С. Рахманинов

Мой новый адрес: Москва, Воздвиженка, д[ом] Фас-та, кв[артира] 4.

Адрес Зилоти: Москва, Большая Молчановка, д[ом] кн[ягини] Оболенской, кв[артира] Гриценко.

 

А. Б. ХЕССИНУ

20 ноября 1902 г.

[Москва]

 

Милостивый государь Александр Борисович!

Я принужден окончательно отказаться от участия завтра в концерте¹. Моему пальцу делается все хуже, и я положительно не в состоянии прикасаться к клавишам. Мне, право, очень жаль, что все так неприятно и неожиданно сложилось!

Позвольте Вам от души пожелать успеха на завтра, в котором я, впрочем, не сомневаюсь, после того как мне удалось Вас услышать на вчерашней репетиции.

С совершенным уважением к Вам С. Рахманинов

 

С. И. ТАНЕЕВУ

27 ноября [1902 г.]

[Москва]

 

Дорогой Сергей Иванович, Вы, вероятно, слыхали уже, что я дал свое согласие играть в Вене и Праге свой Ф[орте]п[ианный] концерт, и что аккомпанировать мне и дирижировать этим концертом приглашен Сафонов. Вероятно, слыхали! Вот ввиду этого моего согласия на меня посыпались со всех сторон обвинения в том, что я совершаю неблаговидный поступок. Обвинение это действует на меня, понятно, самым удручающим образом. Хочу Вам теперь представить на суд это дело в той же самой форме, в какой оно мне было представлено. Одно благотворительное общество в Вене решило дать концерт из русской музыки и Л. Метцль, который состоит председателем этого общества, взялся этот концерт устроить и для этой цели пригласил солистом меня, а дирижером Сафонова. Нечего и говорить, что мне за это предлагают хороший гонорар, в котором я очень нуждаюсь. Вот все дело! Теперь сообщу Вам причины, по которым я на это согласился. Приведу только раньше пример. Возьму двух личностей, которые никогда не имели личных столкновений (как у меня с Сафоновым), но которые друг другу по их общественным делам или поступкам не симпатизируют. Такие две личности не должны, да и не будут посещать один другого и быть знакомы домами, но разве они не могут встретиться в каком-нибудь третьем доме, куда их обоих позовут? После чего им никто не мешает, в силу той же антипатии или несходства, разойтись по-прежнему. То же самое и здесь. У меня есть два письма Сафонова, который меня приглашает участвовать в двух сезонах своих симфонических] Московских] Собраний ¹.Мой ответ был отрицательный, что доказывает факт, что я до сих пор у него не участвовал, но если меня зовет какой-нибудь третий человек, совсем из другого города, участвовать в концерте, считая меня, может совершенно ошибочно, за лучшего исполнителя, и в то же время зовет Сафонова, считая его тоже совершенно ошибочно за лучшего дирижера, стоит ли мне, или должен ли я тогда отказывать? С этим вопросом я обращаюсь теперь к Вам. Ответьте мне на него. Вы, конечно, знаете, я Вам не раз это говорил, что Ваше мнение для

 

 

меня решающее. Мне бы очень не хотелось Вам говорить до Вашего ответа, что если и Вы меня осудите — это приведет меня в полное отчаяние. На Вас не подействует, конечно, это последнее мое заявление, и Вы мне напишете прямо и искренно (я этому верю), что Вы думаете². Отказаться от концерта я теперь не могу и ни за что не откажусь. Ведь это значит открыто сознаться в своей неправоте. И как бы меня ни судили и ко мне ни относились (Зилоти, например, приехал мне предлагать известную сумму денег в виде отступного), я все-таки дал обещание ехать, и обещание свое сдержу³. Буду ждать Вашего ответа.

С. Рахманинов

Мой адрес: Воздвиженка, д[ом] Фаста, кв[артира] № 4.

 

Н. И. ЗАБЕЛЕ-ВРУБЕЛЬ

22 декабря 1902 г.

[Москва]

 

Уважаемая Надежда Ивановна,

На днях должны выйти из печати мои романсы¹. Между ними один, «Сумерки», я посвятил Вам и хочу у Вас просить сейчас извинения, что сделал это, не предупредив предварительно Вас и не имея на то Вашего согласия.

Не сердитесь на меня и примите, пожалуйста, это посвящение в знак моего искреннего уважения к Вам.

С. Рахманинов

Из остальных романсов прошу Вас просмотреть «Сирень»².

 

А. Б. ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕРУ

[7 января 1903 г.]

[Москва]

 

Милый друг, сообщи мне ради бога, кончил ли ты Кантату? ¹ Неужели нет? Заехал бы к тебе, но у меня теперь самая горячка перед концертом² и я целый день занят.

Твой С. Р.

Н. И. ЗАБЕЛЕ-ВРУБЕЛЬ

6 февраля 1903 г.

[Москва]

 

Многоуважаемая Надежда Ивановна, я буду у Вас в пятницу часов около восьми вечера. Может быть, немного опоздаю, так как меня могут задержать в Екатерининском институте¹.

Я бы очень хотел, чтобы Вы спели, кроме намеченных Вами вещей, еще что-нибудь из того, что я сейчас приведу: напр[имер] ария из «Иоланты», ария из «Ночь под Рождество» Римского, «Песнь рыбки» Аренского, а) «Снова, как прежде, один», b) «То было раннею весной» Чайковского².

Затем я был бы очень счастлив, если бы Вы посмотрели мой романс «Здесь хорошо»³.

До свиданья!

С искренним уважением С. Рахманинов

М. С. КЕРЗИНОЙ

14 февраля 1903 г.

[Москва]

 

Многоуважаемая Мария Семеновна.

От души благодарю Вас за приглашение¹ и непременно воспользуюсь им. Только не знаю, как мне пройти в залу: хотя Вы и пишете, что посылаете мне билет, но я при всем старании найти его в Вашем письме или в афише, так и не нашел.

Я пришлю к Вам в артистическую свою карточку, и тогда Вы, пожалуйста, распорядитесь, чтоб меня пропустили.

Будьте добры передать мою благодарность также Вашему мужу.

С. Рахманинов

А. БАКУНИНОЙ

6 апреля 1903 г.

Москва

 

Ноты.

 

С. Рахманинов

 

А. 6. ЗАТАЕВИЧУ

7 апреля 1903 г.

[Москва]

 

Милый друг Александр Викторович, я получил сегодня Ваше письмо и спешу заверить Вас, что нисколько не сердился на Ваше долгое молчание. Если бы даже и хотел сердиться, то не мог — я так часто (чаще чем Вы) был виноват сам в подобной неаккуратности. Получил Ваше письмо с радостью и читал его с удовольствием и хочу Вас от души поблагодарить за Вашу память. Не нравится мне только то место Вашего письма, где Вы цитируете выдержки из моего письма к Вам, по поводу Ваших последних вещей для ф[орте]п[иано], так что собственно не Ваше письмо мне не нравится, а вернее мое собственное¹. Я не помню всего текста и не помню, чтоб я Вас так обругал, как Вы пишете. Видимо, я не так выразился, как хотел и думал, и из-за этого сел Вам сейчас немедленно отвечать. Больше всего мне не понравилось в Ваших вещах то, что они, на мой взгляд, как-то не отделаны, не вычищены и как-то не закончены в частностях. Можно было думать, что Вы их писали наспех. Это меня больше всего и расстраивало, так как я знал, что спеха никакого не было, раз эти три вещи мал[енькие] писались чуть не полтора года. Неужели я также не сказал Вам ни одного «поощрительного слова», как Вы пишете? Это неправильно с моей стороны, и я спешу сейчас же извиниться. В этих вещах так же, как и в Ваших прежних, я видел красивые и оригинальные места, за которые не только поощрить, но надо просто хвалить. Я же точно придрался к тому, что эти места или недостаточно чисто сцеплены с предыдущим, или имеют неправдоподобную каденцию, позабыл хвалить красивую середину и стал ругать неудачные концы. Да и вообще, видимо, я совсем не то написал, что хотел, или Вы совсем не то поняли, что я хотел Вам объяснить, что резче всего доказывает тот факт, будто Вы решили совсем бросить сочинять. Насчет этого я твердо и смело утверждаю, что этот Ваш вывод диаметрально противоположен тому выводу, который я хотел, чтоб у Вас получился: т. е. я хотел и доказывал Вам, что Вам нужно как можно больше и лучше обрабатывать и отделывать Ваши сочинения, другими словами, Вам, по-моему, нужно уделять

 

 

больше времени для Ваших сочинений. Вы же заключили совершенно неожиданно для меня, что Вам надо совсем бросить сочинять. Повторяю, что это Вы решили, но никак не я! Я по-прежнему очень рад получать Ваши новые вещи и всегда просил Вас присылать мне их побольше, Вы же решили совсем мне их теперь не посылать.

Я Вам говорил всегда, что я с удовольствием и с большой охотой их просматриваю — Вы мне пишете, что для меня каторга смотреть Ваши вещи. Я Вас считал всегда талантливым человеком — Вы же сегодня просите меня не считать Вас профаном и т. д. Что это Вы, милый друг Александр Викторович! Можно подумать, что Вы получили от меня письмо, адресованное мной, по ошибке, совсем не тому, кому оно предназначалось, совсем так же как Юргенсон послал Вам (как Вы мне рассказываете) вместо корректуры Ваших сочинений, сочинения Ренчицкого. Это одно недоразумение! Еще раз прошу Вас побольше писать и побольше работать и извинить мне мою, может быть, чрезмерную, придирчивость.

Ваш С. Рахманинов