Правда, Сланского всё-таки казнили. 17 страница

Сейчас у меня есть желание кое-то в ней перетолковать, хотя бы потому, что многие из тех конкретных событий, о которых тогда шла речь, предстают ныне в ином, чем прежде свете. Но я удерживаю себя от этого соблазна. От необходимых дополнений, конечно, не уй­ти. Но мне бы хотелось воспроизвести картину такой, какой она ви­делась в ту, декабрьскую пору. Я прошу извинить меня за цитирова­ние самого себя. Не принято это у журналистов. Но я делаю это не из честолюбия или тщеславия, а в интересах выяснения истины. Так было сказано, так виделось. Итак, цитирую небольшой кусочек, касаю­щийся лишь тех аспектов, которые напрямую выводят на события ав­густовского путча.

«Процесс разрушения его (М.С. Горбачева – В.Г.) политического имиджа, падения авторитета и влияния стал необратимым. Слишком много за минувшие шесть лет допущено ошибок, просчетов, сделано невыверенных политических ходов.

В этой ситуации М.С. Горбачеву помогает держаться у власти только страх «правых», что победят «левые», и страх «левых», что победят «правые». Политического центра, способного притягивать к себе хоть какие-то силы, практически нет. Ситуация уникальная, по сути дела, тупиковая. Попытки самого М.С. Горбачева найти из нее выход заведомо обречены. Те, кто не понимал этого прежде, начинают осознавать сейчас, после того, как начался процесс формирования новой президентской рати, вместе с которой М.С. Горбачев уже пообе­щал уйти в отставку, если не удастся стабилизировать обстановку, добиться перемен к лучшему. (Именно это заявил М.С. Горбачев на од­ном из заседаний IV Съезда народных депутатов СССР, во время об­суждения кандидатур в состав будущего кабинета. Но сейчас, после того, что случилось, я принадлежу к числу тех людей, которые не будут ловить его на слове и требовать исполнения данного обещания. – В.Г.).

Это заявление свидетельствует только о том, что президент по­литически дезориентирован и, похоже, деморализован. Иначе он дол­жен был бы знать, что в обозримой перспективе сделать нечто такое, что можно было бы рассматривать как стабилизацию обстановки, а тем более как радикальный поворот к лучшему, ни ему, ни кому-либо еще не удастся. Развитие событий вышло из-под контроля, (К этой оценке в дальнейшем еще придется вернуться для внесения существенных уточнений, связанных с новыми моментами, выявившимися в ходе не­давнего государственного переворота. – В.Г.) и в нынешней ситуации никто не сможет предсказать, какая очередная «бомба» взорвется на политическом полигоне страны. Но что бы ни случилось, вина за это будет возложена на М.С. Горбачева, на тот Кабинет Министров, кото­рый он формирует. Кто бы в него ни вошел, заведомо ясно, что там не будет ни одной действительно заметной личности, знающей себе политическую цену.

Еще одним подтверждением образовавшегося вокруг М.С. Горбачева политического вакуума стало выдвижение на пост вице-президента Г.И. Янаева. Дело даже не в том, что после возникших сомнений при голосовании за его кандидатуру на 1У Съезде народных депутатов СССР не нашлось другого решения, кроме как настаивать на повторном голосовании. Хотя он должен был бы понимать, что, опуская бюллете­ни во второй раз, депутаты будут выражать свое мнение уже не по кандидатуре Г.И. Янаева, а по вопросу о доверии самому президенту. И одержанная победа была неубедительной.

В выборе Г.И. Янаева как в капле воды отразился измельчавший политический масштаб личности М.С. Горбачева, то качество Президен­та СССР, которое довершает сейчас его политическую гибель, – не­продуманность предпринимаемых ходов с точки зрения их неизбежных последствий. Сделав своей правой политической рукой Г.И. Янаева, М.С. Горбачев не только нанес невосполнимый урон своему авторитету и репутации государственного деятеля, но вновь – в который уже раз! – способствовал обострению конфронтации, усилению дестабилизации обстановки, чреватой для него и для народа тяжелейшими бедами. Так что же делать в этой ситуации?

Объективный анализ положения приводит к выводу: все, что нам предстоит увидеть, будет не только жалкой и жестокой агонией поли­тической карьеры Горбачева, но и часом страданий народа.

Спасение возможно только в одном случае. Если сам М.С. Горба­чев, осознав критический характер ситуации, сойдет с политической арены добровольно. После отставки Б.Н. Ельцина в 1987 году и Э.А. Шеварнадзе в 1990-м целесообразность отставки М.С. Горбачева вычис­ляется также просто, как валентность любого химического элемента по таблице Менделеева...

Добровольный уход М.С. Горбачева в отставку мог бы стать спа­сительной встряской для общества, заставить закусивших удила доморощенных демократов и консерваторов осознать гибельность конф­ронтации, понять, наконец, что без консолидации и гражданского согласия спасение страны невозможно.

Но до тех пор, пока во главе государства остается Горбачев, цель консолидации недостижима. Разорвать же заколдованный круг мо­жет лишь сам президент. Для этого ему вновь потребуется проявить политическое мужество в сочетании с политической мудростью. Хватит ли Михаилу Сергеевичу того и другого? Очень хочется, чтобы хвати­ло. Ведь выбор ему предстоит делать действительно неимоверно труд­ный: либо ужасный конец, либо ужас без конца».

К счастью, во всяком случае я теперь так считаю, у М.С. Горба­чева оказалось гораздо больше политического мужества и мудрости, чем этого требовалось, чтобы уйти в отставку. Этих качеств у него хватило для того, чтобы остаться. Я продолжаю думать, что в случае его ухода мы бы действительно могли получить и консолидацию и сог­ласие. Возможности договориться у противоборствующих сторон могли бы появиться, и перспектива августовской трагедии, возможно, ис­чезла бы. Но в тот момент Горбачев, по всей видимости, уже утвер­дился во мнении, что консолидация консолидации рознь, что откры­вающаяся с его уходом перспектива – это движение вспять, к прошлому, из которого уже не будет возврата. Последний шанс бу­дет упущен.

В первом моем анализе была схвачена внешняя канва событий, но их суть раскрылась только сейчас, когда за плечами оказался опыт трех трагических дней минувшего августа.

На рубеже прошлого и нынешнего года, когда у всех на устах были события в Вильнюсе и Риге, когда всё более острыми и кровавы­ми становились схватки на межнациональной почве в различных концах страны, во многих союзных республиках, отставка М.С. Горбачева представлялась единственным спасением не только мне. Напомню лишь о выступлении Б.Н. Ельцина в прямом телевизионном эфире.

Как читатели, полагаю, знают, в феврале Б.Н. Ельцин по сути дела потребовал отставки М.С. Горбачева, возлагая на него вину за все, что происходит в стране. У многих тогда демарш Бориса Никола­евича вызвал тревогу, правда, скорее за судьбу Ельцина, а не М.С. Горбачева. Ведь в том виде, как это было сделано, призыв об отставке Президента СССР больше походил на призыв к его свержению. И, следовательно, вся тяжесть ответственности за возможные послед­ствия такого призыва ложилась на лидера России, с именем которого все демократические силы страны связывали судьбу давно назревших и желанных перемен.

Тем более в прозвучавшем из уст Бориса Николаевича призыве об отставке Пре­зидента СССР скорее всего по какому-то недоразумению, отсутствовало слово «добровольная». А оно – это слово – в тогдашней ситуации имело ключевое значение.

На следующее утро я прочитал в газетах, что совершая

поездку по городам «золотого кольца» России, Б.Н. Ельцин, выступая в Переславле-Залесском, сделал существенное уточнение – говоря накануне об отставке Президента СССР, подчеркнул Б.Н. Ельцин, он, конечно же, имел в виду, что этот вопрос может решить только сам М.С. Горбачев. И только добровольно. От души как-то отлегло.

Теперь настала пора тревожиться уже за поведение М.С. Горбаче­ва. То, что было произнесено им во время поездки в Белоруссию, и особенно выступление в Минске, производило удручающее впечатление. Здесь вновь, но с каким-то особенным напором, прозвучали слова о нерушимости «социалистического выбора», переходящего от дедов к внукам, о каких-то западных идеологах, которые спят и видят круше­ние наших революционных святынь и завоеваний, о том, что находятся в нашей стране безответственные политики, которые подхватывают, подбрасываемые из-за рубежа зловредные идейки.

Вразумительное объяснение тому, что было наговорено в Минске, можно дать, пожалуй, только сейчас. Все, кто судил о бурном тече­нии реки лишь по белым барашкам на ее поверхности, ошибались. Ис­тинная его сила была скрыта в глубине, на тот момент скорее всего только в сознании одного человека – Михаила Сергеевича Горбачева. Он, как мне представляется, понял то, что могло, нет, должно было стать, единственно реальным результатом его отставки – неизбежное столкновение «правых» и «левых».

«Правые» были готовы к такому повороту событий, «левые» еще нет. Так что исход схватки был предрешен. Следовательно, надо было удержать страну от катастрофы, даже если ради этого потребуется жертвовать своим политическим авторитетом и уважением народа. Что и сделал М.С. Горбачев. Он поехал в Белоруссию. Не случайно. Именно там находится один из крупнейших бастионов военно-промышленного комплекса, именно там были сосредоточены наиболее стойкие полити­ческие силы правоконсервативного блока. Разве не подтверждает это хотя бы тот факт, что в момент августовского путча только в Бело­руссии была предпринята попытка объявить ее суверенной коммунисти­ческой республикой!

Своими политическими реверансами перед «правыми» в Минске М.С. Горбачев сумел удержать их от готовности броситься во фрон­тальную атаку и тем самым спас Б.Н. Ельцина, спас надежду на конеч­ный успех перестройки. Хотя себя поставил на грань не только поли­тической, но и человеческой гибели. Впереди маячил август. «Пра­вые» поддались на уловку. Они решили, что теперь М.С. Горбачев по­вязан с ними накрепко, что он будет действовать под их диктовку. Что теперь, с его помощью, они расправятся с Б.Н. Ельциным, а заод­но и с «так называемыми демократами».

В постскриптуме, которые я успел дописать вдогонку к упомянутой статье, был такой абзац: «Уже прозвучали обвинения Б.Н. Ельцина в том, что он действовал под диктовку собственных ам­биций, что он, на манер нового политического Герострата, готов спалить народ в пламени гражданской войны. Тем, кто выдвигает эти обвинения сегодня, очень скоро будет стыдно вспоминать о своем «благородном» гневе. Да они и не будут этого делать. Им просто бу­дет не до этого. Очень скоро они сами станут требовать отставки М.С. Горбачева, а может быть, и суда над ним, будут призывать к пе­редаче всей полноты власти Верховному Совету спасения страны и его местным комитетам, жестокого наказания нарушителей политического правопорядка». Августовские события подтвердили, что так оно и слу­чилось. За исключением, быть может, несущественных деталей. Вроде той, что душители свободы и демократии предпочли назвать себя не «Верховным Советом спасения страны», а Государственным комитетом по чрезвычайному положению. Но кто знает, как бы он назывался, ес­ли бы путчистам удалось вынудить Верховный Совет СССР узаконить свои действия? Не исключено, что именно на это они и рассчитывали...

Крах КПСС – закономерный результат перестройки.

А теперь, быть может, самое главное. Я уже говорил о четырех АНТИ-ипостасях перестройки. Из них самая важная – Антикоммунисти­ческая. Без ниспровержения власти КПСС, без вытеснения ее с полити­ческой арены, никакие позитивные перемены в стране, ведущие из дискредитированного вконец социалистического прошлого, в нормаль­ное человеческое будущее, были невозможны. Не та у большевистской партии была идейно-политическая закваска, чтобы поступиться прин­ципами, чтобы уступить власть без боя, чтобы смириться с поражени­ем. Помните Ленина: «Не для того большевики взяли в руки власть, чтобы от нее отказываться». И не отказались бы, если бы их к этому не вынудили.

Но и вынудить было бы невозможно, если бы не нашлось сил, способных разложить КПСС изнутри. Для внешних атак ее бастионы были непреодолимы. Слишком эшелонированной, тщательно продуманной и ор­ганизованной была оборона. В коммунистическом духе начинали воспи­тывать детей чуть ли не с пеленок. С детского сада – сказки о «де­душке Ленине», с первых школьных шагов – «октябрятские звездочки», затем шеренги «пионеров-ленинцев», отряды «комсомольцев – подруч­ных партии», и наконец, ряды самой КПСС, не состоя в которой вряд ли можно было рассчитывать в полной мере реализовать свои способ­ности. Особенно, если это касалось сфер идейно-политических. Здесь надзор был жесткий.

Если мы теперь оглянемся назад, трезво оценим действия М.С. Горбачева, то легко убедимся, что реально Президент СССР и Ге­неральный секретарь ЦК КПСС, делал только то, что подрывало позиции КПСС и то, что превращало процесс перестройки в стихийную антиком­мунистическую революцию. И это понятно. Обеспечивать успешное развитие перестройки, пока компартия окончательно не устранена от власти, значило в любом случае укреплять ее позиции. А это с неиз­бежностью наступления ночи должно было привести только к одному результату: плодами перемен опять лакомилась бы партийная номенк­латура, взращенный ею «новый класс» парт-государственного аппарата.

Я выскажу сейчас, если судить по недавним временам, крамольную мысль. Во всяком случае, именно так могут ее расценить еще многие. Самым эффективным и самым простым избавлением страны и народа от выпавшего на нашу долю тяжелейшего социалистического рока могла бы стать организация хорошо продуманного и тщательно подготовленного антикоммунистического путча. Победу которого закрепило бы осущест­вление научно обоснованных, во всех деталях продуманных решений, которые бы на каждом из промежуточных этапов находили подтверждения на практике, в жизни людей. Это был бы самый эффективный, на­иболее безболезненный, но, к сожалению, гибельный поворот событий. Он не получил бы поддержки, народ не понял бы, не оценил его исти­нного смысла, не разобрался бы в его существе, целях и мотивах.

Семьдесят с лишним лет прошли не даром. Самостоятельно мыс­лить людей отучили, а действовать – тем более. Нужно было вести по­литику так, чтобы народ, как это ни горько, невыносимо горько соз­навать, сам очистился от покрывшей его душу и мозги коммунистичес­кой коросты, увидел истинное лицо своих партийно-государственных доброхотов и «благодетелей».

Иного пути к осознанию этого, не испытав боль и страдания, не существовало. Предстояло пройти все круги перестроечного ада, а затем и чистилища августовских дней, чтобы осознать: все, что соз­давалось в нашей стране под водительством коммунистических лиде­ров, все, даже самые «великие» свершения, отмечены тлетворным прикосновением КПСС. Все, что она создавала, заведомо было обрече­но на гибель, поругание. Ибо сама идеология, политическая практика так называемого пролетарского коммунизма, замешанная на дрожжах апологетики классовой борьбы, революционного насилия, пренебре­жения личными правами и свободами людей, не могла породить ничего иного, кроме общества, запрограммированного на самоликвидацию.

Все достижения «реального социализма» – это шагреневая кожа. Каждое новое исполнение задуманного не укрепляло, не продлевало, а наоборот, сокращало отмеренный ему срок. Последнюю попытку сохра­нить «реальный социализм» предприняли путчисты из ГКЧП. Все во­семь – члены центрального комитета КПСС, половина из них – бывшие члены политбюро. У кого сегодня хватит смелости и разума утверждать, что это случайно?! Не бывает таких случайностей!

Мы должны благодарить Бога, а вслед за ним и М.С. Горбачева,

что он от него сделал всё зависящее, чтобы подготовить народ, сохранить в строю решительных политиков, готовых встать на защиту сво­боды и нарождающейся в стране демократии, от посягательств ^«Гэкачепистов». Иначе могла разразиться трагедия, быть может самая страш­ная из тех, что мы уже пережили за послеоктябрьские семьдесят лет. Ведь КПСС – не просто политическая партия. Это партия ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.

Судите сами, могла ли быть у нас иная перестройка, кроме перестройки Антикоммунистической, коль уж мы вознамерились жить по-человечески. Вот почему я считаю, мне очень хочется в это верить, что эту очевидную истину, понял и М.С. Горбачев. Во всяком случае его действия убеждают меня, что он ее понял. Иначе зачем было ему оставаться до самых последних дней, вплоть до гибели пар­тии, ее Генеральным секретарем. Стоило ему уйти с этого поста и она могла бы сплотиться, консолидироваться. А такого поворота со­бытий М.С. Горбачев, по всей видимости, не хотел. Кто знает, как бы повернулись события. Когда же стало очевидным, что политический крах КПСС состоялся, он сам, своей президентской росписью, скрепил указы Б.Н. Ельцина, подводящие итог ее бесславной, антинародной деятельности.

Многие сейчас считают, что КПСС может и должна возродиться. Но, простите, на какой основе. На прежней? Что все прожитое и соз­данное до пришествия коммунистов, лишь предыстория человечества, а истинная его история, начинается с «Коммунистического манифеста»?! Или, быть может, на том, что «насилием повивальная бабка революций». Или на том охлократическом тезисе, что большинство всегда право, что настоящая политика начинается только там, где миллионы. Марксизм-ленинизм, – а что может быть иного в основе любой из на­рождающихся или возрождающихся коммунистических партий – сильная, изощренная, коварная, привлекательная на первый взгляд, но пороч­ная идеология. Порочная в самой своей сердцевине.

«В марксизме доведены до конца притязания и сомнения «просве­тительного» разума, – писал изгнанный Лениным из России Н. Бер­дяев, – Он думает, что обладает просветительным и просвещённым ра­зумом, который возвышается над всемирно-историческими судьбами че­ловечества, над всей его духовной жизнью, над всеми человеческими идеологиями, видит все их заблуждения и иллюзии, являющиеся таким же отражением экономического процесса, как и он сам. Это – стрем­ление сочетать притязания просветительского разума с мессианскими притязаниями, близкими к мессианским притязаниям древнего Израиля, потому что это – притязание на единственное, несущее свет созна­ние, – свет, претендующий быть не одной из идеологий, но единстве­нной, и окончательной, окончательным светом, изобличающим тайну исторического процесса, а отсутствие этой тайны, изобличает страш­ную зияющую пустоту исторических судеб человечества, жуткую пусто­ту человеческой истории, изобличает небытие человеческого духа, небытие всей духовной жизни человечества, религии, философии, вся­кого человеческого творчества, наук, искусств и т.д. Марксизм утверждает, что все это – небытие».[76] Что ж, остается только поприветствовать попытки коммунистического возрождения на нашей земле по-шекспировски: «Ко­роль Ричард III умер! Да здравствует король!»

Горбачев разрубил «гордиев узел», который сам же и завязал

Я очень часто вспоминаю слова, не раз поизносившиеся М.С. Горбачевым: если бы не интересы дела, которому он посвятил се­бя, не те цели, которые он перед собой и перед народом поставил, начиная перестройку, он с облегчением оставил бы оба своих высо­ких поста – и Президента СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС. Понятно, что не сама по себе власть привлекала М.С. Горбачева. Что касается власти, то у него, как руководителя всемогущей по недав­ним временам партии, ее было больше, чем у любого из известных истории императоров. Другой вопрос, кому и чему служила эта власть.

Прежде, до М.С. Горбачева, она олицетворяла господство партократии, высших государственных чинов, воротил военно-промышленного комплекса, которые прикрываясь псевдосоциалистической, лживо-коммунистической фразеологией, установили в стране режим, близкий по духу и содержанию, разве что древним восточным деспотиям.

Нужно было случиться сверхъестественному чуду, чтобы во главе такого государства, как Советский Союз и такой партии, как КПСС, оказался человек, готовый отказаться от безграничной власти во имя интересов народов, о котором его политические поводыри, ослеплен­ные коммунистическим гегемонизмом, давно и прочно забыли. Вот уж действительно, безумство храбрых.

Убежден, что первые три-четыре года перестройки люди даже из ближайшего окружения М.С. Горбачева не верили в искренность его на­мерений поставить страну на новые рельсы. Да, он, наверное, и не рассчитывал на постижение сподвижниками всей глубины задуманных реформ. Скорее всего, он и сам подходил к этому осознанию испод­воль. Руководствуясь не волюнтаристской, типичной для коммунисти­ческих лидеров, а объективной логикой событий.

К тому же мы стали свидетелями еще одного явления «очевидно­го-невероятного». В партийной иерархии нашлись-таки наивные, лег­коверные люди. Не много, поначалу всего два-три. Среди них оказал­ся и нынешний Президент России Б.Н. Ельцин, который воспринял про­возглашенную М.С. Горбачевым программу перестройки всерьез. Каза­лось, можно только радоваться появлению энергичных единомышленни­ков. Но М.С. Горбачев действует весьма странно: он отстраняет Б.Н. Ельцина от ключевых рычагов на том политическом пульте, с ко­торого шло управление процессом перестройки.

Временами вообще создавалось впечатление, что Горбачев уже и сам готов отречься от провозглашенных целей, поддаться давлению ретроградов и консерваторов, действовать под их диктовку. Помните, каким гоголем держался одно время возле М.С. Горбачева Егор Легачев, чуть ли не похлопывая его по плечу. А однажды не удержался и с вы­сокой трибуны партийного форума заявил, что именно он – Егор Ле­гачев – и воспитал, и возвел на вершину партийной власти, и вывел в лидеры перестройки М.С. Горбачева. Но вскоре Лигачеву пришлось признать: «Перестройка, которую мы задумывали в 1985 году, не по­лучилась». Не берусь судить, кого Е. Лигачев имел в виду под мес­тоимением «мы». Но ход событий наглядно и убедительно демонстри­рует, что у М.С. Горбачева имелся свой собственный взгляд на смысл и направления перестройки, отличный от точки зрения Егора Кузмича и многочисленного «мы» из верхушки партийно-бюрократической номен­клатуры.

Но ведь не совпадал этот взгляд и с позицией Б.Н. Ельцина, за­тем со взглядами ближайших сподвижников, таких как А.Н. Яковлев, Э.А. Шеварднадзе, С.В. Шаталин, В.В. Бакатин. В опале оказались луч­шие умы из числа советников Генерального секретаря и Президента.

Я рисую ситуацию по упрощенной схеме, максимально приближая ее к тому рубежу, который предшествовал августу. Хотя на самом деле все было гораздо сложнее и запутаннее. М.С. Горбачев по мере сил старался оградить общество от резкой политической поляризации, удерживая противоборствующие группировки в состоянии равновесия, когда ни одна из них не могла чувствовать себя уверенно.

Вспомните, как действовал М.С. Горбачев. То в одну сторону ки­нется, то в другую рванется, то «левых» пожурит, то «правых» попри­держит. То к рынку за «500 дней» устремится, то вдруг переориен­тируется на «основные направления» без четких координат во вре­мени и пространстве. Создавалось впечатление, что М.С. Горбачев мечется, не зная на что, наконец, решиться. А на страну обрушива­лся кризис за кризисом, жить становилось все тяжелее, экономика приходила в полной развал. Дело шло к прямому товарному обмену, инфляция набрала ошеломляющие темпы. В стране начались массовые забастовки, включая политические. Консерваторы и демократы тянули М.С. Горбачева каждый в свою сторону, предлагая один вариант прео­доления кризиса за другим. Однако решение все не приходило.

Возникает естественный вопрос: что это – результат нерешите­льности М.С. Горбачева, его неумения сделать правильный выбор, проявить твердость, не пятиться назад, когда нога уже занесена для шага вперед? Укоры, а порой и обвинения подобного рода, звучали по адресу Президента СССР и «справа» и «слева», крайности не раз схо­дились и расходились, все более усиливая дестабилизацию во всех сферах жизни. А М.С. Горбачев продолжал маневрировать.

Конечно, программы демократов, Г. Явлинского, С. Шаталина, А. Петракова выглядели привлекательнее, но, к сожаление, трудно осуществимыми по двум причинам.

Первая из них – экономическая. Вторая – политическая. Радика­льный перевод народного хозяйства на рыночные отношения, будем реалистами, стал бы делом рискованным, чреватым ничуть не меньшей неразберихой, чем попытки остановить набравший обороты развал эко­номики планово-социалистической.

Надежды на то, что можно стабилизировать положение за счет совершенствования прежних или развития новых принципов управления хозяйственным комплексом, тоже были призрачными. Ведь управлять можно только тем, что имеешь. Мы же, образно говоря, имели в своем распоряжении паровоз. У него какая система управления? Вперед-на­зад, да еще по тормозам. Вот и все возможности. А в условиях пере­вода на рыночные отношения нашей прямолинейной экономике, предсто­яло сразу же выполнять фигуры высшего пилотажа.

Не готова она была к этому. Не взлетел бы паровоз. Не говоря, уже о том, что рыночная экономика не одинокий лайнер, зафрахтован­ный на стороне. Это целый аэрофлот, для которого нужны и машины, и взлетно-посадочные полосы и аэродромы по всей стране, и опытные экипажи, и не боящиеся скоростных полетов пассажиры. Не было у нас этого. Да и сейчас пока еще нет. Значит, действительное вхождение в рынок еще впереди.

К тому же торопливость, неудачные попытки форсировать пере­устройство экономики на новых принципах, могли привести не к рын­ку, а к «базару», где все продается и покупается, но ничего не производится. И симптомы такого поворота событий были налицо. Не исключено, что именно по этой причине М.С. Горбачев и проявлял осторожность в подходе к программам рыночников-демократов. Дискредитировать хорошую идею несвоевременной попыткой реализации легко, а вот восстановить к ней доверие – неимоверно трудно. Гораздо ра­зумнее в таком деле поспешать медленно.

Тем более что путь к рыночной экономике преграждали еще и завалы политические. Ведь рыночная экономика без частной, акционернойбез всех других форм собственности, создающих основу для предпринимательс­кой деятельности в промышленности, в сельском хозяйстве, в сфере услуг, невозможна. А это значит, необходимо было нанести сокрушительный удар по экономическому оазису пресловутого «социалистичес­кого выбора». Здесь без политической борьбы, которая, как извест­но, служит концентрированным выражением борьбы экономической, не обойтись. Можно было не сомневаться, что она будет жестокой. При­верженцы «социалистического выбора» без боя позиций бы не сдали. И они готовились к этой решающий схватке.

Не буду вдаваться в детали, напомню лишь о трех красноречивых фактах: публикации прокоммунистического манифеста «Слово к народу», о якобы конфиденциальных выступлениях в Верховном Совете СССР Язова, Пуго, Крючкова, с которых так профессионально была организована утечка информации, да еще о неуклюжей попытке премьер-министра Павлова все на том же Верховном Совете СССР в от­сутствие М.С. Горбачева потребовать себе дополнительных полномочий.

Что это, если не подготовка к перевороту? Разве могла она остаться незамеченной Горбачевым? Скорее всего, нет. Более того, надо полагать, у него исчезли последние сомнения: вылазка правоконсервативных сил неотвратима. Слишком большие сделаны ставки, чтобы они вышли из игры. Что тут предпринять? Вариантов не так уж много. Точнее, только два.

Упреждающий удар вряд ли можно было нанести. Приемлемого ис­толкования для него не нашлось бы. Как-никак будущие путчисты при каждом удобном случае заявляли, что они пекутся об интересах стра­ны, о благодатной судьбе народа.

Значит, оставался вариант тяжелый, опасный, но единственный. Действовать, ничего не поделаешь, по марксистской схеме: «Стреляй­те первыми, товарищи коммунисты!»

А мы к этому будем готовы и даже поможем кое в чем. Ведь са­мое эффектное средство противодействия готовящемуся заговору, уж коли он неотвратим, это стать его ключевой фигурой. Находясь как бы в стороне от прямого участия, но все нити замкнуть на себя. Чтобы в критический момент выйти на сцену и произнести сакрамен­тальную фразу: «А где тут Тяпкин-Ляпкин? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Павлова, Язова, Пуго. А заодно и Крючкова с Янаевым! Да и Лукьянова, кстати!»

Однако на успех можно было рассчитывать только в том случае, если бы удалось заставить путчистов действовать не по собственно­му плану, а по заведомо ложному, запрограммированному на провал. Пришлось, по всей видимости, «подбросить» для них такой сценарий.

Очень показателен в этом смысле по своему политическому под­тексту отъезд М.С. Горбачева в Крым, за считанные до подписания Сою­зного договора дни. Горбачев знал, что в Договор заложены положения, приводящие в ярость приверженцев сохранения жесткого Центра. Своим отъездом, отсутствием в Москве, М.С. Горбачев предоставил им как бы свободу сговориться, даже стимулировал такой сговор, пору­чив подготовить материалы, характеризующие критическую ситуацию в стране. Возможно, он даже дал заговорщикам понять, что склоняется к введению чрезвычайного положения, но не видит средств, какими можно было бы это сделать. Для солдафонов командно-административной системы вроде Павлова и Янаева, такие сомнения все равно, что приказ. Шеф, мол, опять занервничал, вновь не хочет брать ответст­венность на себя. Значит, сделаем это за него, а Горбачева поста­вим перед свершившимся фактом.