Правда, Сланского всё-таки казнили. 14 страница

СОРОК ЛЕТ НАЗАД СОСТОЯЛСЯ ПЛЕНУМ ЦК КПСС, СВЕРГНУВШИЙ НИКИТУ ХРУЩЕВА

Аббревиатура ГКЧП вошла в повседневный речевой оборот в августе 1991 г. в связи с так называемым «путчем», инициированным группой номенклатурных функционеров КПСС и некоторых высших представителей Советского государства, включая министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ. Они-то и решили объединиться под политическим брендом ГКЧП, что значит Государственный комитет по чрезвычайному положению. ГКЧП – это классика жанра борьбы за власть, как «Лебединое озеро» – классика русского балета. Они и сошлись по этой причине в августе 1991 г. в одной точке. ГКЧП продержался три дня, и «Лебединое озеро» на экранах телевизоров – три дня. И то, и другое уходит корнями в российские традиции. ГКЧП – политические, «Лебединое озеро» – балетные. Сколько их было, российских ГКЧП? На моей памяти – три. Первый в 1964 г. – октябрьский пленум ЦК КПСС отстранил от власти Н. Хрущева. Второй, как уже говорилось, в 1991-м, после которого Советский Союз во главе с М. Горбачевым скукожился, как шагреневая кожа, и превратился в Россию. Во главе с Б. Ельциным. Третий – в 1993-м, закончившийся пшиком. Никто никого никуда не переместил, не сверг, никого ни во что не преобразил, но переполоха наделал в стране великого. Попытаемся «углубиться» в суть российского ГКЧП на только что обозначенном классическом примере – октябрьском пленуме ЦК КПСС, состоявшемся в Москве 14 октября 1964 г. Сам пленум был, естественно, финалом. А до этого прозвучала увертюра, отыграны первое и второе отделения, оттанцованы сольные дивертисменты и групповые политические адажио. Хрущев, сменив Сталина на посту главы государства, повел себя как вообще принято в России – как антипреемник. На состоявшемся в 1956 г. ХХ съезде КПСС в специальном докладе Н. Хрущев разоблачил культ личности Сталина. Провозгласил, как водится, курс на восстановление ленинских норм партийной жизни, на развитие социалистической демократии. В стране наступила политическая «оттепель». Скворцы прилетели – запели о свободе слова, правах человека, совести и справедливости, честности, порядочности, правде. Птичий базар, многочисленный и горластый, продолжался недолго. С экономикой и политикой экспериментировали и так и сяк. Без особого успеха в обоих случаях. Страна буксовала. Стали появляться признаки, что в стране складывается типичная ситуация для ГКЧП – нужно было как-то распорядиться властью, пока ее, эту самую власть, возмущенное население из рук не вышибло. У Хрущева на этот счет был свой план, у его «сподвижников», составлявших так называемое Политбюро – совет старейшин партии, – свой. Предлагаю рассмотреть версию событий октября 1964 г., которая до сих пор не обсуждалась. Я абсолютно убежден: если бы ближайшие соратники Хрущева не сняли его с поста, он бы их сам разогнал. Никита Сергеевич явно к этому готовился, но допустил оплошность. Уехал в Пицунду, как Горбачев в Форос, в самый неподходящий момент, самолично распорядившись до этого опубликовать в газете «Правда» под рубрикой «Документы международного коммунистического движения» так называемую «Памятную записку» Пальмиро Тольятти, председателя Итальянской коммунистической партии, скончавшегося скоропостижно в одном из крымских санаториев как раз в момент работы над этим документом. Факт сам по себе более чем подозрительный. Так вот, в этой «Записке» речь шла о том, что эксперимент с реализацией в СССР марксистско-ленинской социалистической идеи оказался неудачным. Что пример «реального социализма», вместо того чтобы стать вдохновляющим, стал отталкивающим. Что авторитет Советского Союза после разоблачения культа личности Сталина пошел на убыль. Что само коммунистическое движение поражено раздорами, конфликтами. С демократией, с правами человека в странах социализма дела обстоят из рук вон плохо. Все это усложняет, делает малоэффективной и неубедительной идейно-политическую и агитационную работу европейских коммунистов в своих странах. Короче, нужно что-то делать, что-то менять, чтобы идея коммунизма могла вернуть себе былую притягательность для стран, населенных не нищими, безработными и убогими, а нормальными, относительно благополучными людьми. Таково вкратце содержание «Памятной записки» П. Тольятти. Этот документ с одобрения Н. Хрущева увидел свет 10 сентября. Через три недели после публикации Н. Хрущев был снят с поста первого секретаря ЦК КПСС. Соратники Хрущева все поняли правильно. Публикация «Памятной записки» могла означать только одно: Н. Хрущев задумал повторить свой опыт, проведенный на ХХ съезде КПСС. Тогда он разгромил Сталина идейно-политически, разоблачил его культ личности. Теперь настала пора разогнать тех, кто испакостил своими бездарными действиями «светлую коммунистическую идею». О том, что публикация «Записки» и последовавшие следом события не просто цепь совпадений, а факты, накрепко связанные причинно-следственными узами, говорит многое. Первое Подготовка «Памятной записки» была инспирирована руководством ЦК КПСС. Скорее всего, лично Хрущевым. Хотя все было обставлено таким образом, что речь вроде бы идет о рутинной партийно-политической переписке. Предложение ЦК КПСС обсудить идею проведения в Москве очередного международного совещания коммунистических и рабочих партий, на которое можно было бы вынести ряд важных как для всего движения, так и для каждой партии вопросов, было, что называется, разослано «веером». Но вот почему-то откликнулся на письмо только Пальмиро Тольятти. Во всяком случае, лишь его ответ был опубликован. Причем по тексту сразу же видно, что «Записка», по сути дела, была предназначена для чтения только одним адресатом – ЦК КПСС, точнее, Н.С. Хрущевым. «Записка» начинается со слов: «Письмо ЦК КПСС с приглашением на предварительную встречу по подготовке международного совещания поступило в Рим до моего отъезда…» Завершается «Записка» словами: «Мне следовало бы добавить многое, чтобы точно информировать вас о положении в нашей стране. Но эти заметки и так слишком пространны, и я прошу за это извинения. Чисто итальянские дела лучше будет объяснить и изложить устно». «Памятная записка» П. Тольятти не оставляет камня на камне от опыта социалистического строительства в СССР. Автор ее недвусмысленно и даже резко упрекает руководство КПСС в отступлении от курса на разоблачение культа личности Сталина. В тот момент такая постановка вопроса была выгодна только Н. Хрущеву. Самое время процитировать документ, иначе мне могут не поверить, что такое вообще возможно. Шел ведь не 1989-й, перестроечный, а всего лишь 1964 г. «Неправильно говорить о социалистических странах (и даже о Советском Союзе) так, как будто бы там все всегда обстоит хорошо. В этом заключается ошибка, например, того раздела резолюции международного совещания компартий 1960 г., который посвящен этим странам. В действительности же во всех социалистических странах возникают трудности, противоречия, новые проблемы, к которым нужно подходить в соответствии с их реальным значением. Хуже всего создавать сначала впечатление, что все всегда идет хорошо, а затем внезапно сталкиваться с необходимостью говорить о трудных ситуациях и их разъяснять. Но речь идет не только об отдельных фактах. Речь идет о всей проблематике социалистического строительства – экономического и политического, которую на Западе знают слишком поверхностно и зачастую даже примитивно… Не приходится отрицать, что критика по адресу Сталина оставила довольно глубокие следы. Самое серьезное – это известный скептицизм, с которым даже близкие к нам круги воспринимают сообщения о новых экономических и политических успехах. Кроме этого, вообще говоря, считают, что до сих пор не разрешена проблема происхождения культа личности Сталина, не разъяснено, как он вообще стал возможен. Объяснение всего только значительными личными пороками Сталина находят недостаточным. Пытаются выяснить, каковы могли быть политические ошибки, которые содействовали зарождению этого культа. Такая дискуссия происходит в кругах историков и компетентных кадров нашей партии. Мы не мешаем такой дискуссии, ибо она ведет к более глубокому познанию истории революции и ее трудностей. Но мы рекомендуем соблюдать осторожность в выводах и учитывать советские публикации и исследования. Проблемой, привлекающей наибольшее внимание – это относится и к Советскому Союзу, и к другим социалистическим странам, – является, однако, проблема преодоления режима ограничения и подавления демократических и личных свобод, который был введен Сталиным. Не во всех социалистических странах наблюдается в этом смысле одинаковая картина. Создается общее впечатление медлительности и противодействия в деле возвращения к ленинским нормам, которые обеспечивали как внутри партии, так и вне ее большую свободу высказываний и дискуссий по вопросам культуры, искусства, а также и политики. Нам трудно объяснить себе эту медлительность и это противодействие, в особенности учитывая современные условия, когда больше не существует капиталистического окружения, а экономическое строительство достигло грандиозных успехов. Мы всегда исходим из мысли, что социализм – это такой строй, где существует самая широкая свобода для рабочих, которые участвуют на деле, организованным путем, в руководстве всей общественной жизнью. Поэтому мы приветствуем все принципиальные позиции и все факты, которые показывают, что именно такова действительность во всех социалистических странах, а не только в Советском Союзе. В самом деле, мы считаем вредными для всего движения те факты, которые подчас показывают нам обратное. Один факт, который нас беспокоит и который мы никак не можем в полной мере объяснить, – это проявление центробежной тенденции среди социалистических стран. В ней скрывается несомненная и серьезная опасность, которой, по нашему мнению, должны заняться советские товарищи. В этой тенденции, несомненно, есть элемент возрождающегося национализма. Мы знаем, однако, что национальное чувство остается постоянной величиной в рабочем и социалистическом движении в течение долгого времени даже после завоевания власти. Экономические достижения не ослабляют, а укрепляют его. И в социалистическом лагере, возможно (я подчеркиваю слово «возможно», потому что многие конкретные факты нам не известны), нужно остерегаться навязывания единообразия извне и считать, что единство должно стабилизироваться и поддерживаться в условиях разнообразия и полной самостоятельности отдельных стран. В заключение мы считаем, что и в том, что касается социалистических стран, нужно иметь мужество подходить в критическом духе ко многим ситуациям и ко многим проблемам, если мы хотим создать основу для лучшего взаимопонимания и для самого тесного единства всего нашего движения». Второе Я еще могу допустить, что «Памятная записка» написана автором хоть и по заказу, но по доброй воле и в соответствии с его убеждениями. Пальмиро Тольятти был человеком отчаянного мужества, редкой принципиальности, исключительной искренности, в том числе и в политике. Но кто поверит, что все в «Записке» изложенное можно было опубликовать в газете «Правда» без далеко идущего замысла, без высочайшей на то воли? Да и сама публикация овеяна тайной. У меня была возможность порыться в архивах ЦК КПСС, никаких документов и решений, связанных с публикацией, я там не обнаружил. А это странно. Дело в том, что документы, относящиеся к международному коммунистическому движению, по сложившейся нерушимой практике публиковались исключительно по решению секретариата ЦК КПСС. Причем существовал жесткий порядок, который до «Памятной записки» П. Тольятти ни разу не нарушался. Опубликованный в «Правде» документ обязательно воспроизводился в ближайшем к дате публикации номере партийного журнала «Коммунист». На сей раз этого сделано не было. Объяснение может быть только одно: октябрьский пленум опередил выход в свет партийного журнала. Для того чтобы переступить через строго установленный порядок при публикации «Памятной записки», а потом нарушить этот порядок вторично, но уже с противоположным знаком (в первом случае – опубликовать, во втором – не воспроизводить), на карту должно было быть поставлено очень много. Здесь явно столкнулись противоположные, быть может, даже антагонистические интересы. Я лично нахожу этому только одно объяснение, которое уже высказал: «Памятная записка» Пальмиро Тольятти и в стратегическом, и в тактическом смысле выглядела наилучшим концептуальным подспорьем для второго издания ХХ съезда КПСС, но только теперь заостренным на кадровой чистке. Четверть века о «Записке» не было никаких упоминаний, и только в 1989 г. мне удалось «пробить» проведение на страницах международного коммунистического журнала «Проблемы мира и социализма» «дискуссионной трибуны», посвященной 25-летию этой публикации. Но опять же для этого потребовалось заручиться соответствующим согласием международного отдела ЦК КПСС. Согласие пришло не сразу, да к тому же с рекомендацией: «Особенно тему не раздувать. Трибуну провести по-деловому, скромно. Сенсации никому не нужны». Третье Что конкретно имелось в виду под предостережением от возможных «сенсаций», со всей определенностью судить не могу. Но почти уверен, что не содержательные аспекты «Записки». К 1989 г. на КПСС было вылито столько грязи, что опасаться каких-то там идейно-политических сюжетов, связанных с критикой курса КПСС четвертьвековой давности, было бы смешно. Подразумевались обстоятельства смерти П. Тольятти. Такие события срока давности не имеют. Я докопался до этих обстоятельств, разложив последние дни и часы жизни П. Тольятти буквально по минутам. У меня хранятся копия медицинского заключения о смерти, официальное информационное сообщение Итальянской компартии об этом, официальный некролог, опубликованный в «Правде», записи бесед с людьми, имевшими непосредственное отношение к пребыванию П. Тольятти в Ялте. Из всех этих документов следует, что версия о тяжелой и продолжительной болезни, содержащаяся в некрологе, не соответствует действительности. За двадцать минут до смерти он был бодр и энергичен, а каким еще можно быть, выступая перед пионерами в «Артеке». За день до этой встречи у П. Тольятти состоялся телефонный разговор с Н. Хрущевым, после которого стало известно, что Хрущев срочно вылетает в Ялту. Логично предположить, что П. Тольятти сообщил Н. Хрущеву о завершении работы над «Запиской». Ее рукописный вариант он отдал машинистке для перепечатки как раз перед отъездом в «Артек». П. Тольятти – в «Артек», а Н. Хрущев – в Ялту для встречи с Тольятти двинулись почти одновременно. П. Тольятти – на автомашине из санатория, Н. Хрущев – на самолете из Москвы. В полете Н. Хрущева сопровождали А. Косыгин. Н. Подгорный, Б. Пономарев. Другого такого примера, когда бы отдыхающего, пусть даже близкого и высокопоставленного, навещали в столь срочном порядке и в таком составе, история советско-партийных отношений не знает. Скорее всего, планировались переговоры весьма серьезные. Когда самолет с советским партийно-правительственным руководством на борту приземлился в Симферополе, Н. Хрущеву сообщили, что П. Тольятти сорок минут как скоропостижно скончался. На следующий день в «Правде» появилась фотография: Н. Хрущев, А. Косыгин, Н. Подгорный, Б. Пономарев в белых теннисках у гроба с телом П. Тольятти. Очевидцы рассказывали: санаторная палата, в которой жил П. Тольятти, к моменту приезда высоких посетителей из Москвы уже была опечатана. Скорее всего, «Памятная записка» в руки Н. Хрущеву в те дни не попала. А приезжал он, надо полагать, именно за ней. Однако машина ГКЧП-64 уже была запущена. Как так случилось, что «Записка», предназначенная для руководства КПСС, была придана широкой огласке в Италии? Она была одновременно опубликована в газете «Унита» и журнале «Ринашита» с предисловием, подписанным сменившим П. Тольятти на посту генерального секретаря ИКП Луиджи Лонго. Предисловие заслуживает того, чтобы быть процитированным почти полностью: «Публикуемая нами памятная записка по проблемам международного рабочего и коммунистического движения и по вопросам его единства была закончена товарищем Тольятти за несколько часов до того, как его постигла роковая болезнь, которая унесла его навеки. Этот документ предполагалось переписать на машинке, пока товарищ Тольятти поедет в «Артек» – в международный пионерский лагерь. По возвращении он собирался еще раз просмотреть машинописный текст. Известно, что товарищ Тольятти писал свои труды исключительно четким языком, а также очень ясным почерком, почти без поправок и с самыми незначительными дополнениями на полях. Это же свойственно и его последнему труду, и это доказывает, что до последнего момента товарищ Тольятти работал с большой энергией и что ум его был ясен. Ничто не позволяло предполагать ужасного несчастья, которое помешало товарищу Тольятти еще раз просмотреть свою «Памятную записку». Мы полагаем, однако, что даже без такого окончательного просмотра можно рассматривать оставленный нам текст как точное выражение его мыслей по поводу затронутых в нем вопросов». С точностью и выверенностью подтекстов, содержащихся в предисловии формулировок, может посоперничать только оперативность, с которой на публикацию откликнулись в Москве. В Риме «Записка» была напечатана 9 сентября, в Москве – 10-го. «Памятная записка» была придана огласке в очень экстренном и весьма специфическом режиме, решением этого вопроса должен был заниматься лично первый человек в государстве и партии – Н.С. Хрущев. Только он один мог быть кровно заинтересован в ее публикации. Я это понял позже, соратники Н.С. Хрущева – сразу же. И соответствующим образом отреагировали. Что же касается причин и обстоятельств скоропостижной смерти П. Тольятти, то она до сих пор вызывает какое-то странное чувство. Как, впрочем, и еще одна смерть, последовавшая за месяц до этого, 11 июля. Морис Торез, лидер другой крупнейшей европейской компартии – французской, скоропостижно умер, находясь на борту советского теплохода «Литва», на котором он отправлялся на отдых в Ялту. Симптомы были очень похожими: пораженными оказались сразу обе сосудистые системы – сердечная и мозговая. Такое в случаях естественной смерти бывает весьма редко. П. Тольятти и М. Торез были соратниками, друзьями, единомышленниками. На их идейно-политическом наследии взошли ростки «еврокоммунизма», доставившего КПСС в 70-е и 80-е гг. немало хлопот. В заключение позволю себе историческую бестактность: предположим на минуту, что на октябрьском (1964 г.) пленуме ЦК КПСС победили не «сподвижники», а сам Никита Хрущев. Как развитие событий в нашей стране и вообще в мире пошло бы дальше? Ведь замах-то у Хрущева был явно международный, да что там международный – вселенский! Мнения на этот счет могут быть разные. Я выскажу только свое собственное. Если не принимать во внимание детали и нюансы, хотя, как говорят французы, в них-то как раз вся соль, ход событий, безусловно, мог бы ускориться, но наша страна неизбежно вышла бы на тот же самый рубеж, что и сегодня. Советский Союз все равно распался бы, КПСС размагнитилась, так называемое народное хозяйство вернулось бы в лоно частной инициативы. Но случиться все это могло на четверть века раньше. Горбачев 1985-го – это Хрущев 1964-го. Но тогда, видно, исторической санкции на его пришествие еще не было».