Закономерности развития научного знания по Т. Куну

С конца XVII в.развитие научного знания представлялось как поступательное движение от простого к сложному, от несовершенного к совершенному. Вполне уместным было определять прогресс науки как «умственное, нравственное движение вперед; сила образования, просвещения» (определение Даля). Господствовала эволюционная модель развития знаний, которая строится на идее, что каждый последующий шаг в науке можно сделать, лишь опираясь на предыдущие достижения, поэтому новое знание всегда лучше, совершеннее старого, точнее отображают действительность.

Однако, начиная с середины XX века, понятие прогресса усложняется и в науку проникают идеи прерывности развития. Так у британского философа К. Поппера в эволюционном подходе к пониманию роста научного знания уже существует некоторое противоречие, названное в методологии науки «одним из парадоксов Карла Поппера». Оно заключается в том, что развитие научного знания идет поступательно, как приращение, в то же время путь опытной проверки теорий предполагает их опровержение, фальсификацию.

«К. Поппер одним из первых извлек уроки их краха теории Ньютона и перенес центр тяжести с анализа логической структуры итогового научного знания на динамический процесс, в котором оно возникает» (Гарбер И. Е., 2012, с. 259). Он полагал, что научное знание развивается так: с помощью последовательного выдвижения гипотез постепенно отбрасываются заблуждения, и ученый снова и снова оказывается перед новой проблемой, сложнее, чем та, с которой он начал исследование. Теоретическая гипотеза, в понимании К. Поппера – это дедуктивно полагаемые положения в рамках той или иной теории. Таким образом, в научном познании человеческая мысль движется поступательно через постановку новых гипотез, используя принцип фальсификации, как принципиальной возможности для любой гипотезы, претендующей на статус научной, быть отвергнутой в ходе эмпирического исследования и принцип верификации, как получение опытным путем данных в пользу предполагаемой гипотезы.

М. Полани противопоставил эпистемологии без познающего субъекта К. Поппера концепцию личностного знания и показал обусловленность развития науки социально-психологическими и культурно-историческими детерминантами.

Однако идеи прерывного развития научных знаний наиболее полно и последовательно отражены в научной парадигме Т. Куна, а его монография «Структура научных революций» стала широко известна «научному сообществу» (термин, предложенный М. Полани).

И. Е. Гарбер отмечает по поводу научной позиции К. Куна и его понимания парадигмы: «Никакие другие конструкты остальных исследователей в данной области, будь то «личностное знание» и «спонтанный порядок М. Полани, «фальсифицируемость» К. Поппера, «исследовательская программа» и «рациональная реконструкция» Имре Лакатоса, «эпистемологический анархизм» Пола Фейерабенда не продавались столь успешно на рынке идей. «Парадигма» и «парадигмальный сдвиг» быстро нашли благожелательную аудиторию далеко за пределами истории и философии науки» (Гарбер И. Е., 2012, с. 259).

Т. Кун определил парадигму как совокупность фундаментальных достижений в данной области науки, задающих общепризнанные образцы, примеры научного знания, проблемы и методы их исследования и признающихся в течение определенного периода времени научным сообществом как основа его дальнейшей деятельности (Там же).

Используя понятие парадигмы, американский ученый Т. Кун вывел следующие стадии развития науки: «до-парадигмальный период» развития науки, нормальная или зрелая наука и экстраординальная наука. Он поясняет, что в допарадигмальный период науки деятельность ученого не систематична, подвержена многим случайностям и осуществляется по незамысловатому принципу и проб и ошибок. На этой стадии развития науки создаются зародыши, праобразы парадигм. Формирование парадигм, по Куну – признак зрелости научной дисциплины. В стадии зрелой науки осуществляется накопление и систематизация знаний в рамках сложившейся парадигмы, которая задает строгие рамки правил-предписаний. Работа ученого на этой стадии развития науки мало ориентирована на открытие новых фактов, поскольку рамки парадигмы обеспечиваются научным сообществом. Парадигмы, следовательно, несут в себе не только познавательный, но и нормативный смысл; в дополнение к тому, что они являются утверждениями о природе реальности, они также определяют разрешенное проблемное поле, устанавливают допустимые методы и набор стандартных решений.

«Ученый, занятый нормальной наукой, становится решателем задач. Парадигма для него – то, что само собой разумеется, и ему совсем не интересно проверять ее надежность. На самом деле он существенно укрепляет ее фундаментальные допущения и уверенность в том, что текущая парадигма верно представляет реальность, и в том, что она в конце концов справится со всеми своими проблемами. Ученый, занимающийся нормальной наукой, напоминает шахматиста, чья активность и способность к решению задач жестко зависят от набора правил. Суть игры состоит в отыскании оптимальных решений в контексте этих оприорных правил, и в подобных обстоятельствах было бы абсурдным в них сомневаться – а уж тем более их изменять. Однако, раньше или позже повседневная практика нормальной науки обязательно приведет к открытию аномалий. Во многих случаях некоторые приборы перестанут работать так, как предсказывает парадигма, в ряде наблюдений обнаружится то, что никак не вместить в существующую систему убеждений, или же проблема, которую нужно решить, не будет поддаваться настойчивым усилиям выдающихся специалистов. Пока научное сообщество остается под чарами парадигмы, одних аномалий будет недостаточно, чтобы засомневаться в обоснованности базовых допущений. Таким образом, до проверки парадигмы дело доходит только в том случае, когда при постоянных неудачах решить важную задачу возникает кризис, порождающий конкуренцию двух парадигм» (Кун Т., 1982, с. 16).

Томас Кун отметил, что всякая научная революция предваряется и предвещается периодом концептуального хаоса, когда нормальная практика науки постепенно переходит в то, что он называет «экстраординарной наукой». В этот период новой парадигме предстоит пройти испытание по определенным критерием. Она должна предложить решение каких-то ключевых проблем в тех областях, где старая парадигма оказалась несостоятельной, должна быть сохранена такая же способность к решению задач, какая была у уходящей парадигмы. Для нового подхода важно также готовность к решению дополнительных проблем в новых областях (Кун Т., 1982).

Куновскую модель «от парадигмы к парадигме» можно рассматривать двумя способами. Можно акцентировать внимание на разрушительном действии революций, и тогда возникает скептический взгляд не только на прошлое науки, но и на ее современное состояние. С этой точки зрения нам лишь остается ждать следующей революции, которая покажет, насколько ошибочными были наши современные научные представления. Такая позиция в итоге приводит к релятивизму (от лат. relativus – «относительный») – к взгляду о том, что вообще не существует ничего постоянного, а все наши теории лишь зависят от преходящих исторических реалий.

Другой способ рассмотрения научных революций акцентирует внимание на их созидающем моменте. В таком ракурсе научная революция – это всегда прыжок вперед, интеллектуальный прорыв, значительное обновление научных знаний. В этом смысле не столь важно, сохраняется ли вообще что-нибудь из старой теории, куда важнее то, что смена парадигм всегда имеет под собой серьезные основания и приносит серьезные достижения. Как минимум, с научной революцией обязательно открываются новые теоретические перспективы, интересные и далеко идущие возможности, которые старая парадигма была не в силах предложить.

Вслед за Куном, многие исследователи разрабатывают и уточняют понятие парадигмы. Очень точно определяет суть этого понятия Л. Я. Дорфман. Он предлагает вспомнить детскую сказку, где герою предлагается «идти туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что» и поясняет, что парадигмы ставят заслон такому произволу и беспорядку в науке, что в значительной степени сужает зону неопределенности исследовательского поиска. Парадигма дает явные и неявные подсказки исследователю, поскольку знает «куда идти». Это «компас, который скорее указывает «куда», чем раскрывает конкретное «что» и «как» (Дорфман Л. Я., 2005).

В. В. Константинов отмечает, что парадигмой можно назвать предельно широкую и абстрактную теорию. Она характеризуется тем, что задает не частное представление о психике, а общенаучный вектор, направление, общую модель (образец), ориентируясь на которую возникает и развиваются конкретные (частные) научные теории (Константинов В. В., 2010). Таким образом, в русле одной парадигмы может возникать множество научных теорий и если явление не вписывается ни в одну из таких теорий – оно просто игнорируется. Некоторые парадигмы, считает Константинов, имеют философскую природу, они общи и всеохватны, другие парадигмы руководят научным мышлением в довольно специфических, ограниченных областях исследования. Отдельная парадигма поэтому может стать обязательной для всех естественных наук, другая – лишь для астрономии, физики, биологии, еще одна – для таких высокоспециализированных областей как вирусология или генная инженерия. Парадигма столь же существенна для науки, как и наблюдение и эксперимент; приверженность к специфическим парадигмам есть необходимая предпосылка любого серьезного научного дела.

Парадигмы могут быть предельно общими, но могут иметь более частный характер, которые действуют в рамках отдельных отраслей научного знания. Для психологической науки примерами общих парадигм могут служить естественнонаучная и культурно-историческая или гуманитарная парадигмы. Примерами парадигм в психологии, которые носят более частный характер, чем естественнонаучная и культурно-историческая могут быть когнитивная и психофизиологическая парадигмы. Так когнитивная парадигма утверждает социальный и культурно исторический характер психики, что позволяет ей являться частной в сравнении с культурно-исторической парадигмой в целом. Психофизиологическая парадигма утверждает связь психики и мозга, а, следовательно, реализует себя в рамках естественнонаучной парадигмы.

Кроме того, внутри любой отрасли психологии разрабатывается еще более частные парадигмы. Например, в дифференциальной психологии парадигмальные признаки можно усмотреть в таких терминах как «школа Ананьева», школа «Мерлинна – Вяткина» (Константинов В. В., 2010).

Т. Кун в своей теории опирается на понятие «научное сообщество» и утверждает, что вне его понятие парадигмы теряет свой смысл. Научное сообщество, по Т. Куну, это сообщество людей, занимающихся познанием мира, которые разделяют некую общую парадигму – совокупность фундаментальных теорий, законов, образцов решений проблем. По его мнению, «Одно из наиболее строгих, хотя неписаных, правил научной жизни состоит в запрете на обращение к главам государств или к широким массам по вопросам науки» (цит. по Гербер И. Е., 2012, с. 262–263). «Современные же научные сообщества, напротив добиваются представительства в ООН и ЮНЕСКО, сотрудничества с ними, лоббируют назначение на должности в правительстве своих членов, которые гордятся статусом советника Президента по G8 больше, чем научными и административным статусом среди коллеги озабочены «видимостью» в средствах информации не меньше, чем профессиональными своими достижениями» ( там же )

Научное сообщество в современном и широком смысле этого слова начало формироваться в Европе в XVI – XVII вв. вместе с возникновением первых научных академий. Большую роль в этом сыграли научные журналы, международные конгрессы и конференции ученых, конкурсы на решение тех или иных важных научных проблем, научные премии и т. п. В XVIII в. в Европе уже сложилось международное научное сообщество с единым пониманием целей науки и ее методов.

Быть членом научного сообщества – это значит принимать в качестве неоспоримой истины господствующую ныне парадигму. Например, астрономы Средневековья принимали парадигму Птолемея; биологи XX в. безоговорочно принимают теорию эволюции Дарвина и если исследователь не разделяет веры в господствующую парадигму, то он оказывается вне научного сообщества. Несмотря на то, что профессионалы рассредоточены в пространстве и работают в различном общественном, культурном и организационном окружении, научное сообщество ответственно за целостность науки как профессии, и ее эффективное функционирование.

Общей целью научного сообщества и каждого входящего в него профессионала считается увеличение массива удостоверенного научным сообществом научного знания. Действие механизмов научного сообщества жестко направлено на максимальную интенсификацию этого процесса. В рамках научного сообщества постоянно ведется работа по организации научного знания и по представлению знания в формах, позволяющих каждому профессионалу в любой момент судить об актуальном состоянии системы, а соответственно искать и выбирать шаги по ее развитию.

Существуют средства обеспечения мотивации и социального управления в научном сообществе. Эти механизмы действуют параллельно по двум линиям. Первая из них выражается в том, что заслуги члена научного сообщества оцениваются и признаются путем повышения его профессионального статуса, присуждения различного рода почетных наград и званий, предоставления должностей в академической иерархии. Вторая линия признания отражает активность ученого в процессах, определяющих деятельность научного сообщества в данный момент, актуальную «заметность» профессионала. Выражением признания является расширение возможности получить исследовательскую субсидию или грант, приток аспирантов, приглашение к участию в престижных проектах и т. п. Тем самым поощряется работа на научное сообщество. Разделение этих двух форм научного признания – одна из наиболее результативных организационных инноваций в науке XX в., эффективно демонстрирующих жизненную важность автономии научного сообщества в любой общественной системе. Необходимость такой автономии осознана в большинстве развитых стран.