Глава двадцать седьмая. Лидия

Так вот что такое любовь.

Это огонь в груди. Свободное падение в свистящем вокруг тебя воздухе. Это зуд на коже, успокоить который можно только прикосновением. Это то, как ты хранишь каждое слово, каждую фразу, как припрятываешь их на потом, когда сможешь снова и снова прокручивать все в голове и искать закодированные послания. Любовь делает тебя жадным, ревнивым, обиженным и грустным. Она заставляет ненавидеть того человека, которым ты родился, – головоломку с отсутствующим кусочком в том месте, где должно быть сердце.

Нет. Я хочу думать о хорошем, а не о плохом.

Любовь придает всему иное значение, новый смысл. Это значит, что даже взмах руки или улыбка оказываются значимыми. От нее еда становится вкуснее, она делает воздух восхитительным. От нее кажется, что кровь, текущая по телу, – это какое-то чудо. И когда ты думаешь об этом, то понимаешь, насколько невероятно то, что из всех атомов Вселенной некоторые каким-то образом сложились так, чтобы создать тебя и человека, которого ты любишь, и что благодаря соединившему вас шансу вы оказались на одном клочке Земли в одно время. Существует миллион причин, почему тебя не должно было быть, почему вы никогда не должны были встретиться. И все же это случилось однажды утром у школьных ворот, когда ни у одной из вас не было никого, кроме друг друга.

Иногда я думаю о судьбе. Если бы папа не умер, если бы мама не вышла замуж за Ричарда, я бы никогда не встретила Аврил. Может, я была бы счастливее. Мы бы не переезжали или, может, вернулись бы в Кембридж, возможно, я бы встретила девочку, которая ответила бы мне взаимностью. Может, я бы осталась ни с чем, или, возможно, я рассказала бы обо всем папе, а он рассказал бы маме, и сейчас все было бы спокойно, без сцен и волнений. Может, я бы чувствовала себя нормальной. Или настолько нормальной, насколько в принципе могла бы.

Но тогда я бы никогда не встретила Аврил. Никогда не увидела бы, как она улыбается мне в толпе, никогда бы не делилась с ней секретами и чипсами, никогда бы не держала ее за руку, не обнимала бы, не дышала бы рядом с ней ночью. И мысль об этом кажется мне хуже мысли о том, что я, возможно, упустила шанс стать счастливой в другое время и в другом месте.

С тех пор как мы познакомились, апрель был ее месяцем. Я никому этого не говорила. Как и многие другие вещи, связанные с Аврил, эта – тоже мой секрет. Я наблюдаю, как деревья и цветы начинают новую жизнь, и чувствую себя счастливой от этого. Такое чувство, словно мир зарождается заново, и во мне тоже что-то обновляется.

Если я ее люблю, если я действительно люблю ее, я хочу любить, несмотря ни на что. Хочу принимать это чудо таким, какое оно есть. Хочу любить ее без жадности, без ревности. Чистой любовью. Так сильно, насколько могу, не думая о собственном счастье.

Можно ли по-настоящему так любить? Когда у тебя все зудит, горит и болит? Когда все, что тебе хочется, – это кричать, швырять вещи и выступать против факта, что Аврил родилась без того, что заставляет меня любить ее?

Вот что такое любовь. Ты чувствуешь себя безнадежным и беспомощным, будто стоишь на скользком камне в бушующем море. Но я бы ни за что от этого не отказалась.

И не откажусь.

* * *

– Что ты пишешь? – спросила Бейли, и Лидия захлопнула дневник.

– Ничего. Просто пару формул.

Звонок уже прозвенел, и все вышли из класса, но Бейли задержалась.

– Больше похоже на слова, чем на цифры.

– Я лучше понимаю слова. Иногда записываю примеры словами, чтобы их понять.

Лидия встала и начала складывать книги в сумку.

– Я подумала, если хочешь, приходи сегодня ко мне в гости, может, после школы, – предложила Бейли.

Сегодня? Серьезно? В последний день перед перерывом для подготовки, последний нормальный день в школе, перед экзаменами и последним классом?

– Не знаю. Наверное, я буду с Аврил.

Она и правда собиралась пойти с Аврил на вечеринку у Софи дома, когда ее родители будут допоздна на работе. Это было запланировано несколько недель назад. Гарри там тоже будет.

– Аврил тоже может прийти. Она мне нравится.

– Она всем нравится, – огрызнулась Лидия и вышла из класса.

Бейли поплелась за ней.

– Хорошо, дай знать, если передумаешь, – сказала Бейли. – Можешь остаться на чай и все такое, если хочешь. Мама готовит действительно вкусную пиццу. Она без глютена, но по вкусу никогда не скажешь.

Из коридора позади них раздался смех. Было похоже на смех Эрин.

– Может быть, – сказала Лидия и, как только они добрались до выхода из отделения математики, быстро направилась по школьному двору на урок географии, хотя еще была перемена. Ей хотелось побыть несколько минут одной. А если ситуация ухудшится, она может пойти в кабинет мистера Грэхема. Он никогда не закрывал его на ключ, и она сможет сделать вид, что дополнительно что-то повторяет.

Из класса вышла группка болтающих семиклассников, а за ними и мистер Грэхем. Он читал что-то в телефоне, но, увидев Лидию, остановился и пару секунд смотрел на нее так, будто не узнавал. Затем он, как всегда, улыбнулся. Младшие дети прозвали его мистером Улыбка, потому что все знали правило, по которому новые учителя не должны улыбаться весь первый семестр преподавания в школе, чтобы ученики думали, что они придирчивые. Мистер Грэхем сразу начал улыбаться, в первый урок с группой Лидии. Он хотел понравиться. Это слабость в учителе, и за это некоторые мальчики с ее параллели его критиковали, но невозможно прямо объяснить учителю, почему он должен быть менее милым. Они должны сами это для себя выяснить.

– Как дела, Лидия? – спросил он, и девочка улыбнулась ему в ответ. Улыбка была ненастоящей, но он никогда бы об этом не догадался, потому что это была такая же искусственная улыбка, которой она улыбалась всем.

– Хорошо, – ответила она.

– Ты пришла ко мне по какому-то вопросу?

Он с виноватым видом сунул телефон в карман, и Лидия подумала, может, он смотрел порно или что-то в таком духе. Ледниковое порно. Девушки позируют на айсбергах. Они с Аврил придумали эту шутку, как шутили о неуместной фиксации мисс Дрейтон на всех сексуальных метафорах в любом произведении, которое они читали.

– Нет, – ответила Лидия. – Я просто хотела положить вещи перед уроком.

– А-а, хорошо. Вперед, располагайся. Я скоро вернусь.

Он снова улыбнулся, даже шире, чем в предыдущий раз, и поспешно отправился за ведром кофеина – или чем там учителя еще занимались в учительской во время перерыва. Она наблюдала, как он уходит, а потом обогнула здание и проскользнула мимо кустарника к месту возле забора, куда школьники иногда ходили курить.

Она не сразу их узнала: видно было только копну темных волос и два голубых джемпера, прислонившихся к кирпичному зданию на стороне без окон. Затем она увидела его черные спортивные штаны, ее длинные ноги, его руку у нее под кофтой, которая сморщилась, и Лидии было видно небольшой участок оголенного живота. Забытые сумки, одна из них с брелоком, который Лидия подарила Аврил, лежали на земле. Потом она увидела их лица, четко увидела: глаза закрыты, рты прижаты друг к другу.

У нее внутри все упало. Она закусила губу, чтобы не издать ни звука, и попятилась. Их лица стояли у нее перед глазами, она все еще слышала тихие влажные звуки, исходившие от их губ, пока они целовались. Она ударилась обо что-то спиной – сначала ей показалось, что об дерево или столб, но потом это что-то засмеялось, Лидия почувствовала запах окурков, и Уинстон Энтони сказал:

– Смотри, куда идешь.

Лидия заскочила в женскую уборную. Там была очередь – во время перерыва там всегда была очередь, и еще больше девочек стояли у зеркала, поправляя волосы, – но она протолкнулась и зашла в последнюю кабинку, игнорируя протесты остальных. Пока они громко возмущались, она села на унитаз и обхватила голову руками. Ей казалось, что ее сейчас стошнит.

Она знала, что они целовались, знала, что это происходило. Почему же было так больно это видеть? Его рука у нее под кофтой, то, как он расставил ноги, – так, будто эта земля ему принадлежала.

Она сидела в кабинке до конца перерыва и только потом пошла на географию, где мистер Грэхем сказал ей что-то, что она не услышала, и куда с опозданием пришла Аврил, запыхавшаяся и розовощекая. Проходя мимо Лидии, она тронула ее за плечо, но Лидия просто смотрела на листочек с тестовым экзаменом, который ей вернул мистер Грэхем, будто была заинтересована в его комментариях, написанных карандашом, больше, чем во всем остальном.

Это был последний учебный день, последний день, когда они еще были детьми.

– Так у тебя получится?

Бейли ждала ее за школьными воротами. Аврил пошла к Софи, все девочки пошли, но Лидия сделала вид, что ей нужно о чем-то поговорить с мистером Сингхом, поэтому она сказала ей идти с Эрин и Софи, а она потом их догонит.

– Что получится? – переспросила Лидия.

– У тебя получится прийти ко мне?

Бейли была одна. Она все еще носила эти проклятые высокие носки. Судя по выражению лица, она целый день думала только о вопросе, который задала утром. Она вообще знала про вечеринку у Софи? Нет, она не могла. У нее было круглое веснушчатое лицо, светло-голубые глаза и кривоватая челка. И Лидия могла разглядеть каждую каплю одиночества в модуляции ее голоса и морщинах на лбу. Представить только, так нуждаться в друге, чтобы ждать у школьных ворот, лишь бы было с кем поговорить! Представить только, быть собачкой лучше, чем быть одной.

Лидия никогда не была одна – с тех пор как встретила Аврил у этих же ворот, когда заходила в школу. С тех пор ей никогда не приходилось бояться одиночества.

До этого момента.

– Ладно, – ответила она Бейли. – Я зайду ненадолго. Только напишу маме.

Бейли чуть не осела от облегчения, хотя ей хватило ума не показывать это дольше мгновения.

– Окей, круто. Идем.

Лидия на ходу отправила сообщение маме. Бейли тоже достала телефон и сделала вид, будто проверяет, не написал ли ей кто, но там, видно, ничего не было, так что она убрала его обратно. Лидия гадала, стоит ли сообщить Аврил, но не могла придумать, что бы такого естественного и нормального написать. Хотя Аврил вряд ли станет скучать, если там будет Гарри.

– Мама еще на работе, – сказала Бейли. – Она работает в IT-сфере, а папа инженер. А чем занимаются твои родители?

– Мама не работает, а папа умер.

– Ох… – вздохнула Бейли.

– Он погиб десять лет назад.

– Ну ладно, – сказала Бейли с явным облегчением. – А чем он занимался?

– Он работал лектором по физике в университете.

– Мы раньше жили в Саутгемптоне, – продолжила рассказывать Бейли. – До того как переехали сюда. Мама никогда не возражает, если я привожу друзей. Когда я жила в Саутгемптоне, ко мне каждый день приходило много друзей.

– Угу.

– И мы устраивали вечеринки с пиццей, ночевки и все в таком роде. Очень жаль, что все мои друзья остались в Саутгемптоне. Но мы до сих пор поддерживаем связь.

Лидия кивнула. Бейли, ободрившись, продолжила:

– У меня была подруга, Сюзанна, тебе бы она понравилась. Она была очень спортивной, умной и веселой. Мы вместе ходили на шоппинг, гуляли и встречались с друзьями, целый день. По субботам. И мы ходили на концерты и прочее.

Лидия краешком глаза взглянула на нее. Сюзанна на самом деле существует? А если и да, она действительно подруга Бейли или просто кто-то, с кем Бейли хотела бы дружить?

– Какие концерты? – спросила Лидия.

– Ой, ну знаешь, самые разные. Папа Сюзанны играл в группе, поэтому знаком со многими музыкантами, и мы бесплатно ходили на местные концерты. Мы собирались, скорее всего, поехать на фестиваль Рединг этим летом, но потом моя семья переехала. Хотя мы все еще можем поехать.

– Угу.

– Возможно, ты могла бы поехать с нами, если хочешь.

– Возможно.

– Сюзанна тебе понравится, я думаю, вы подружитесь. У меня много друзей. Была еще одна девочка, Эрин ее чем-то напоминает. Как думаешь, Эрин покажется забавным, что я знаю девочку из Саутгемптона, которая очень на нее похожа?

– А чем она похожа?

– Ну, понимаешь, она такая же красивая. И популярная. Всегда смеется. В общем, сама понимаешь. Вот и мой дом, вот этот. Он очень близко к школе, что довольно удобно. Именно поэтому мама с папой его и выбрали, хотя мы пересмотрели целую кучу.

Бейли жила в кирпичном доме на две семьи. Он был старее и меньше, чем дом Лидии. На окнах решетки в форме ромбов. Перед домом аккуратно подстриженный газон и несколько кустов безобидной живой изгороди возле белой двери из ПВХ. На подъездной дорожке не было машин, и ничто не отличало этот дом от остальных домов на Теннисон-роуд.

Бейли достала из ранца ключ и открыла дверь.

– Будешь кока-колу?

Лидия последовала за ней в кухню. В раковине стояла посуда, оставшаяся после завтрака, на холодильнике – большая коллекция сувенирных магнитов в форме свинок.

– Вау, кому-то очень нравятся свинки, – прокомментировала Лидия.

– Да, это мама, она на них помешана. У нее везде свинки. На самом деле это довольно печально. Поднимемся ко мне в комнату?

– Окей.

На стене вдоль лестницы висели в рамках картинки со свиньями. Ближе к верху была большая картина с изображением трех свинок – двух побольше и одной маленькой. Под картиной подпись «Три поросенка: Алан, Шарлотта и Бейли». Лидия не заметила какого-то особого сходства между Бейли и самой маленькой свинкой, но представила, как Бейли с родителями позирует для этого рисунка, прекрасно понимая, что ее нарисуют не как девочку, а как свинью, и ее накрыла волна жалости к Бейли – намного сильнее, чем она чувствовала до сих пор.

– Можем включить музыку, если хочешь, – предложила Бейли, локтем открывая дверь в свою комнату, поскольку руки были заняты кока-колой. – Какую ты слушаешь?

– А что у тебя есть?

– Ох, я просто могу найти что-нибудь на «Spotify».

Она поставила банки с кока-колой на прикроватный столик и открыла лежавший на кровати ноутбук. Пододеяльник был в розовый горошек, как у маленькой девочки. На прикроватной лампе был соответствующий по цвету абажур, на полу лежал розовый пушистый ковер, а возле зеркала – коллекция дешевой косметики. Стены были цвета магнолии, и на одной из них висел одинокий плакат «Five Seconds of Summer». Комната была девственно чистой.

– Тебе нравится «Five Seconds of Summer»? – спросила Лидия.

Бейли внимательно посмотрела на нее, прежде чем ответить:

– Ох, нравились, это старый плакат. Знаешь, я уже переросла бойз-бэнды.

– Справедливо.

– Они нравились Сюзанне. Она купила мне этот постер.

– Почему бы нам не послушать одну из тех групп, на чьи концерты ты ходила в Саутгемптоне? Ты покупала диски?

– Да, но у меня проигрыватель дисков сломан. Я просто включу что-то на «Spotify». Какая музыка тебе нравится?

– В основном из шестидесятых и семидесятых. «The Rolling Stones», «The Kinks», Арета Франклин.

– Правда? – В голосе Бейли промелькнула нотка презрения. – Ничего нового?

– Моему папе безумно нравилась эта музыка, и у меня до сих пор остались все его диски. Я часто их слушала, так что они стали моими любимыми.

Бейли пожала плечами:

– Окей, это круто. Я сейчас сделаю плейлист. – Она открыла кока-колу, села на кровать и начала возиться с ноутбуком. – Афина кто?

– Арета. Арета Франклин.

Сесть больше было негде, так что Лидия тоже открыла кока-колу, села возле Бейли и оглядела комнату.

Здесь совсем не было дисков. Или книг, или валяющейся на полу одежды. Не было ничего, что могло бы каким-то образом рассказать о личности Бейли, за исключением розовых вещей, как у маленькой девочки, и плаката, который можно купить на любом веб-сайте. Ничего, что хоть как-то отличало бы эту комнату от любой другой комнаты подростка. Она задумалась, где же лежат вещи Бейли. Может, она запихнула их в гардероб или спрятала под кроватью на случай, если кто-то и правда зайдет в гости? Лидии было интересно: Бейли с самого утра планировала пригласить ее и поэтому специально подготовила комнату?

Тут не было ничего. Пустое место. Свиньи, развешенные по всему дому, были странными, но это, по крайней мере, хоть что-то. Эта же комната совершенно не отражала какой-либо индивидуальности.

Она попивала кока-колу и смотрела на Бейли, пока та выбирала песни онлайн из предоставленного Лидией списка. Она представила часы, которые Бейли провела в этой комнате одна, возможно, экспериментируя с макияжем или сидя в сети, чтобы не терять контакта со знакомыми из Саутгемптона, если они на самом деле существовали.

Она была одинокой и очень старалась скрыть… что?

– Мальчишки, которые тебя дразнили… – вдруг произнесла Лидия, хотя не планировала об этом говорить. – Нельзя показывать, что тебя это беспокоит. Если им не удастся вывести тебя из себя, они прекратят дразниться.

– О, я знаю, – ответила Бейли, не отрывая взгляда от ноутбука, но было видно, что она покраснела.

– В принципе, тебе просто не нужно давать им пищу для обсуждений, – продолжила Лидия. – Или так, или просто не обращать внимания.

– Мне вообще все равно.

«Конечно, – подумала Лидия, – тебе как раз очень сильно не все равно. И именно это делает тебя их целью».

От этой мысли стало грустно.

– Готово, – сказала Бейли, когда на ноутбуке заиграла песня «I Can’t Get No Satisfaction».

Она положила его на прикроватный столик, под лампу, и уселась на кровать рядом с Лидией. Они сидели, прислонившись спинами к стене. Их плечи слегка соприкасались. Лидия посмотрела на ноги: свои – стройные и загорелые, и Бейли – бледные и бесформенные, в сползших белых носках.

– Знаешь, – начала она, – ноги будут выглядеть длиннее, если ты подвернешь носки или вообще не будешь их носить.

– Ты так думаешь?

– Определенно. А еще лучше будет смотреться, если ты найдешь черные. Видишь, как я ношу свои? Я подворачиваю их на пятке, чтобы их не было видно. – Лидия стянула туфлю и показала ей.

– Да, может, я тоже так попробую.

– А еще Аврил показала мне, как краситься подводкой, чтобы глаза не выглядели накрашенными, но смотрелись значительно больше. Могу тебе показать, если хочешь.

– Да, давай.

По голосу Бейли было слышно, что она очень довольна. Она сняла туфли и попыталась подвернуть носки на пятке, как делала Лидия.

Лидия была не настолько глупа, чтобы думать, что носки сильно изменят жизнь Бейли. Но, может, если она будет чувствовать себя увереннее, если будет меньше похожа на жертву, то сможет противостоять наговорам. Вдруг у нее получится завести друзей, вместо того чтобы бегать хвостиком за Лидией. Или она просто расслабится и будет собой.

– Не уверена, что мои ноги когда-нибудь смогут выглядеть такими же длинными, как твои, – сказала Бейли.

– Ну, это потому, что я бегаю.

– Фу, я никогда не могла бегать.

– Это не настолько тяжело, правда. И после первых раз становится весело. Ты просто включаешь музыку и отключаешься. Девочки из команды бега по пересеченной местности довольно приятные. Вероятно, тебе бы там кто-то понравился. Это простой способ завести друзей.

– Хм… Не уверена, что смогу.

– Можешь иногда бегать со мной. Я тебе помогу.

Это будет совсем не весело, но кто знает… Возможно, Бейли втянется, сможет присоединиться к команде в следующем году и завести там друзей.

«Может, Бейли будет нужна тебе так же, как ты сейчас нужна ей, – сказал тихий голос у Лидии в голове. – Если Аврил продолжит встречаться с Гарри».

– А Эрин тоже в команде? – спросила Бейли.

– Эрин? Господи, нет! Она не может допустить, чтобы ее увидели потной.

– Интересно, стоит сказать Эрин, что я знаю очень похожую на нее девочку? В Саутгемптоне.

– Может быть, – задумчиво ответила Лидия. – Она тоже иногда бывает заносчивой, как Эрин?

Бейли посмотрела на нее в замешательстве.

– Я думала, Эрин твоя подруга.

– Да. Не обращай внимания. Так хочешь попробовать прием с подводкой?

Бейли кивнула и встала, чтобы принести косметику. Когда она села снова на кровать лицом к Лидии и скрестила ноги, заиграла песня «I Say A Little Prayer».

– Эта неплохая. Такое себе ретро.

– Ага, это… одна из моих любимых песен. – Лидия включала ее, когда думала об Аврил. Иногда играла ее на iPod по кругу, снова и снова, будто постоянное прослушивание действительно делало песню молитвой.

Аврил и Гарри зажимались в кустах за отделением географии… Лидия тяжело сглотнула.

– В общем, закрывай глаза, – сказала она, взяв подводку.

Бейли слегка отклонила голову назад, чтобы было удобнее красить. Лидия была немного выше.

Бейли не была такой уж некрасивой. У нее было круглое лицо, но хорошая кожа, гладкая и практически без изъянов. Бледность, которая на ногах смотрелась болезненной, на лице была более нежной. Под глазами проглядывали бледно-синие линии вен. У нее были веснушки на носу и очень длинные густые ресницы. Ее пухлые губы слегка приоткрылись. Лидия красила подводкой ее веки, придерживала голову левой рукой, чтобы Бейли не двигалась.

Она делала то же самое с Аврил. Тогда ее сердце колотилось так сильно, что она едва могла провести линию. Она разрешала себе слегка погладить большим пальцем ее скулу. Аврил, похоже, ничего не замечала, но Лидия думала, понравилось ли ей это.

Она проделала то же самое с Бейли, ощутив, насколько у нее мягкая кожа. И почувствовала себя глупо.

– Ладно, открывай глаза и смотри вверх, я подведу снизу.

Бейли открыла бледно-голубые глаза, и на секунду они встретились взглядом перед тем, как она посмотрела вверх. Ее дыхание легко щекотало запястье, пока Лидия проводила тонкую линию. Она внезапно обратила внимание на то, как бьется пульс на шее Бейли над школьной блузкой, как они соприкасаются коленями, сидя на кровати близко друг к другу.

– Я знаю, каково это – чувствовать себя не в своей тарелке, – сказала Лидия, стараясь сохранить непринужденную интонацию. – Я тоже иногда это чувствую.

Бейли продолжала смотреть на потолок.

– Но ты найдешь кого-то, кто будет тебя понимать, – продолжила Лидия. – Ты должна. Должен быть кто-то. Несправедливо, если это не так.

Она закончила подводить глаза – вышло, честно говоря, не супер, – но Бейли все еще смотрела на потолок.

– Я не знаю, кто это может быть, – прошептала Бейли. Ее нижняя губа дрогнула.

Лидия наклонилась и поцеловала Бейли в губы.

Она думала об Аврил: о том, как она сидела рядом, когда Аврил плакала, как спала с ней в одной кровати. О выходных на море, когда они сидели ночью на пляже и загадывали желания на одну и ту же падающую звезду.

Думала об Аврил. Целовала Бейли. Ее сердце колотилось, в закрытых глазах собирались горячие слезы.

У Бейли были немного липкие губы. Они были пухлее и мягче, чем губы мальчиков, которых Лидия целовала, потому что ей нужно было притворяться. У нее была совершенно гладкая кожа, дыхание со вкусом кока-колы. Она была первой девочкой, с которой Лидия поцеловалась. Ее первый настоящий поцелуй – с тем, кого она не любила, и при этом думала о любимом человеке.

О боже, это ошибка!

Она открыла глаза и отстранилась, отодвинувшись к изножью кровати.

Бейли уставилась на нее, округлив глаза от удивления и открыв рот.

– Извини, – сказала Лидия. – Это было глупо.

– Я не… – сказала Бейли. – Я не…

– Извини. Не знаю, о чем я думала.

По щеке покатилась слеза. Лидия быстро вытерла ее, надеясь, что Бейли этого не заметила.

– Это потому… – пыталась что-то сказать Бейли. – Ты подумала, что то, что они говорили, это…

– Нет! Конечно нет. Это было шуткой! Причем достаточно глупой. Мне пора.

Лидия спрыгнула с кровати и схватила телефон, чуть не перевернув банку с кока-колой на ноутбук Бейли, но успела вовремя ее поймать.

– Вау! Еще бы чуть-чуть… – жизнерадостно сказала она, и собственный голос показался ей таким же, как у матери.

Она обувалась, чувствуя на себе взгляд Бейли. Все еще чувствуя ее тепло на губах.

– Ладно, хорошо, увидимся.

Лидия сбежала по лестнице мимо мультяшных свинок и выскочила из дома. Она бежала по улице, бежала настолько быстро, насколько могла. Волосы хлестали ее по лицу, сумка билась о спину. Бежала, пока, запыхавшись, не обогнула угол Шекспир-драйв и Китс-Вей.

И только тогда осознала, что не попросила Бейли никому не рассказывать о том, что она сделала.