Деятельность землеустроительных комиссий вологодской губернии (на материалах сольвычегодского уезда)

Богданов Е.С.

студент Высшей школы социально-гуманитарных наук и международной коммуникации, [email protected]

Научный руководитель: Тетеревлева Т.П., канд. ист. наук, доцент, доцент кафедры отечественной истории ВШСГНиМК

 

В начале XX столетия в России была предпринята попытка реформирования деревни. Реформа, получившая впоследствии название в честь ее инициатора – П.А. Столыпина, председателя совета министров империи, была направлена на проведение преобразований в сельской местности. Первостепенной задачей реформы стала ликвидация дальноземелья^[1] чересполосицы в деревне. Одним из подготовительных этапов преобразований было создание землеустроительных комиссий.

В 1905 году А.В. Кривошеин, товарищ (заместитель) Главноуправляющего землеустройством и земледелием, высказался о необходимости финансирования данных учреждений из средств государственной казны. Это предложение стало основанием для указа от 4 марта 1906 года, по которому во всех уездах, где требовалось провести земельные преобразования, должны были быть созданы указанные комиссии [1].

Первые землеустроительные комиссии начали открываться осенью 1906 года. Первоначально, осенью 1906 – весной 1907 г., руководство и проведение работ было возложено на земских начальников. В их обязанности входило столь обширное число дел, что часто с ними не могли справиться даже опытные должностные лица. Выяснилось, что многим не хватило времени на знакомство с указом от 9 ноября 1906 года или же они проявили недостаточное внимание из-за свалившихся на них обязанностей. Но со временем, после укомплектования землеустроительных комиссий постоянным штатом, работа начала быть более эффективной и выходить на новый качественный этап. Стоит упомянуть, кто входил в штат: а) председатель комиссии; б) товарищ (заместитель) председателя; в) предводитель местного дворянства; г) непременный член; д) управляющий казенной палатой; е) представитель от окружного суда; ж) секретарь [2].

Вновь созданные учреждения приступили к работе совместно с Крестьянским поземельным банком. Землеустроительные комиссии активно участвовали в покупке банком имений, определяли стоимость земельных угодий, исполняли функции посредника между крестьянином и владельцем имения. После начала работы комиссий, в них стали поступать ходатайства крестьян, заинтересованных в улучшении земельных условий. Катализирующей силой в этом выступило издание именного высочайшего указа от 9 ноября 1906 г., впоследствии ставшего законом 29 мая 1911 года. Этот акт определил точные полномочия землеустроительных комиссий: 1) выделение земель отдельным сельским обществам; 2) выделение земель выселкам и частям селений; 3) выделение отрубных участков; 4) проведение разверстания угодий между участниками общества на отрубные участки; 5) проведение разверстания к одним местам отрубных участков земель разного владения; 6) уничтожение чересполосности владений; 7) разделение угодий, находящихся в общем пользовании крестьян и частных владельцев [3]. Исходя из этого, работа учреждения сводилась к составлению проектов землеустройства и их реализации.

Торжественное открытие Сольвычегодской землеустроительной комиссии состоялось 4 января 1908 г., в ее состав вошли: непременный член А.П. Спасский; заведующий котласским лесничеством С.Б-М. Меницкий; священник Т. Чулков; и представители от крестьян Верхнетоемской волости – М.И. Лобанов; от Березонаволоцкой волости – Ф.В. Балакшин [4]. На содержание комиссии в период с 1908 года по 1910 год было выделено из средств государственной казны 8070,67 рублей [5]. Большая часть денег пошла на оплату труда и траты на проезд, на решение вопросов, связанных с выделом земель внутри определенного общества, а также составлению проектов землеустройства на 1909-1910 гг.

Так, землемер В.К. Журавлев проехал от Вельска до Сольвычегодска 507,25 версты (541,13 км) по 9 копеек за версту, потратив 45,65 рублей. И.Н. Краевский – от Вельска до Верхней Тоймы – 385,5 верст (411,25 км) по 9 копеек за версту, оплатив этот путь 34,70 рублями, а затем в Сольвычегодск и заплатил за расстояние в 382 версты (407,5 км) – 34,40 рублей, суммарно проехав при этом 767,50 верст (818,75 км). Чиновник по крестьянским делам А.А. Артомонов за проезд от Вельска до Нижней Тоймы и обратно, равный 648 верстам (691,29 км), отдал 58,32 рубля [6]. Непременный член комиссии – А.П. Спасский проехал от Сольвычегодска в Вельск в одну и другую сторону – 1014,5 верст (1082,27 км), потратив при этом 140,10 рублей [7]. Суммарно все государственные служащие проехали – 2936,75 верст (3132,92 км), израсходовав на проезд 313,17 рублей, что составляет 3,8% от выделенных на содержание средств. Несмотря на активность, проявленную представителями землеустроительного ведомства, которая выражается в преодоленном ими расстоянии, эффективность работы комиссии по вопросам выделения участков в указанный период 1908 года была незначительной. Низкие показатели стоит связывать с нехваткой квалифицированных кадров, в большинстве своем – землемерных чинов [8].

Другой стороной деятельности комиссий в годы преобразований стало содействие правительству в политике переселения. Организация данных мер была поручена Переселенческому управлению МВД, которое было передано в ведение Главного управления Землеустройства и Земледелия (далее – ГУЗиЗ). Территория Азиатской России была разделена на 12 переселенческих районов, которые закреплялись за губерниями и уездами Европейской России. Процесс выделения земель крестьянам был технически устроен следующим образом: на первом этапе в каждой губернии Европейской России производилась строгая разверстка по долям, проводился определенный мониторинг со стороны Переселенческого управления ГУЗиЗ. На втором этапе домохозяева, пожелавшие стать обладателями заветной десятины земли, объединялись в ходоческую группу. Здесь стоит указать, какие разряды ходоков выделялись: 1) ходок-одиночка; 2) ходок от группы лиц; 3) ходок от партии. Первому разрешалось закрепить не более трех участков (один для своей семьи и два для доверителей), второму и третьему – по 10 участков. Каждому ходоку выдавалось специальное свидетельство, по которому он мог бесплатно проехать до пустующих земель и укрепить их за собой и за доверенными лицами [9]. Заключительным этапом являлся переезд на новые земли, строго регламентированный особым расписанием. Семья изначально могла переселиться полностью за счет средств казны, но с началом Первой мировой войны крестьяне должны были переезжать за свой счет; впоследствии им выделялась компенсация. Средний срок обустройства крестьянина на новом месте составлял 5-6 лет, причем если он, укрепив за собой земли, не являлся на участок в течение двух лет, то они возвращались в фонд.

Домохозяева Сольвычегодского уезда отправлялись на пустующие земли в основном в Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую губернии, где были выделены участки, которые предоставлялись в пользование крестьянам. Интересен такой факт данной политики в уезде: многие из желающих поехать на новые земли, в большинстве своем ехали к родне, которая 15 годами ранее самовольно уехала на необжитые территории. Как говорится в донесении: «… крестьянцы поселенцы пишут, что живется им привольно, хлеба и скота в изобилии и труда они кладут намного меньше…» [10]. За этими строками скрывается один любопытный факт: уехавшие ранее самовольно захватили до 60-ти десятин пустующих земель; когда же им стали урезать наделы до положенных по программе 15-ти десятин [11], то они решили пригласить на смежные с ними земли родственников. С этой целью они высылали приглашения для переезда, что по сути своей означало приезд новых хозяев земли, но при этом не влекло за собой потерю земельных наделов.

Сольвычегодская комиссия принимала ходатайства и поддерживала политику переселения. в Сибирь. На заседании от 18 декабря 1908 г. это содействие было решено прекратить, так как по решению Вологодской губернской землеустроительной комиссии для нужд переселения и землеустройства летом 1909 года Сольвычегодской комиссии предполагалось выделить до 200 десятин земли в Вельском удельном округе [12].

Таким образом, комиссии на территории Вологодской губернии выполняли возложенные на них функции, будучи обеспеченными административно-правовой базой. В 1908 г. наблюдается высокая активность членов землеустроительного ведомства по проведению подготовительных мероприятий, разработке проектов по землеустроительным работам на 1910 и последующие годы. Первоначально активно велась переселенческая работа, но впоследствии в данном вопросе произошли изменения: вектор политики был изменен с внешних земельных азиатской России ресурсов на внутренние необжитые земли уезда и сопредельные с ним территории.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Кривошеин К.А. Александр Васильевич Кривошеин. Судьба российского реформатора. – М., 1993. – С. 222.

2. Государственный архив Архангельской области (далее – ГААО). Ф.1425. Оп. 1. Д. 20. Л. 20.

3. Аграрная реформа П.А. Столыпина в документах и публикациях конца XIX – начала XX в. Аналитический обзор / Л.Н. Зайцева и др. – М., 1993. – С. 21.

4. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 20. Л. 2,6,7,9,10,13,18.

5. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 313. Л. 38

6. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 324. Л. 20-21.

7. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 313. Л. 76об.

8. Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. – М., 2001. – С. 210.

9. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 343. Л. 3об.

10. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 25. Л. 9-12.

11. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 343. Л. 4,5.

12. ГААО. Ф. 1425. Оп. 1. Д. 25. Л. 19.

 

РОССИЙСКО-ГЕРМАНСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В АРКТИКЕ
В КОНЦЕ XIX В. – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX В.

Бурлак О.А.

аспирант Высшей школы социально-гуманитарных наук и международной коммуникации, [email protected]

Научный руководитель: Тюрикова И.А., кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социологии ВШСГНиМК

 

В свете неуклонно возрастающего интереса ФРГ к Арктике, что, несомненно, напрямую затрагивает национальные интересы Российской Федерации, представляется необходимым рассмотреть истоки, предпосылки и преемственность российско-германского взаимодействия и сотрудничества в Арктике, прежде всего в сфере науки и образования.

Именно наука и образование изначально выступали основой для сотрудничества ФРГ и РФ в арктическом регионе и продолжают играть ведущую роль на сегодняшний день, поскольку ФРГ обладает значительным экономическим и научно-техническим потенциалом, однако в силу географического положения лишена прямого доступа к Арктике, что значительно сужает возможности страны. В этой связи Россия представляется одним из самых важных стратегических партнеров для ФРГ, имея обширный выход к Северному Ледовитому океану и нуждаясь в передовых технологиях германской стороны.

Начало российско-германскому научно-образовательному сотрудничеству в Арктике было положено еще в XVIII в., когда немецкие ученые начали принимать участие в полярных экспедициях, организованных другими странами, в том числе Российской империей [16]. Хорошей традицией стало приглашение немецких профессоров в Российскую академию наук и Академический университет, что способствовало «становлению и ускоренному развитию отечественной системы высшего образования и науки» [4]. В этой связи многие авторы также упоминают замечательного российского ученого М.В. Ломоносова, который сыграл значительную роль на раннем этапе академического обмена между Германией и Россией [16]. Тем не менее, в данный период еще рано говорить о сотрудничестве между Россией и Германией как таковом, а скорее о привлечении германских ученых для проведения исследовательских работ на территории Российской империи.

Однако к концу XIX в., когда в Германии «возрос национальный, научный и коммерческий интерес к полярным регионам» [12], а для развития торговли и промышленности Германии «потребовались новые рынки сбыта и пути сообщения к ним» [2], то и роль исследователей, имеющих связи с Россией и Германией, также возросла.

Одним из первых своё внимание на полярные моря, прилегающие к территории Российской империи, обратил географ и журналист Август Петерман [1]. В 1870 г. А. Петерман опубликовал работу, в которой выражал убеждение в том, что воды Гольфстрима заходят в Белое море, доходят до Новой Земли и следуют к Новосибирским островам [1], полагаясь на данные российских полярных исследований. Президент Петербургской академии наук Ф.П. Литке был осведомлён о проекте А. Петермана по достижению Северного полюса. Согласно Э. Таммиксаару и Н.Г. Суховой, переписка А. Петермана с Ф.П. Литке широко затрагивала вопрос изображения на карте Новой Земли в 1850-х, 1860-х и 1870-х гг., который затрагивал проблематику размеров архипелага и уточнения географических названий [10].

Помимо этого связь А. Петермана с российскими учеными подтверждена их многочисленными публикациями на страницах его географического журнала «Известия географического заведения Юстуса Пертеса о важных новых исследованиях в области географии», публикациями самого А. Петермана в России в переводе с немецкого в журналах Русского географического общества и «Морском сборнике», а также его перепиской с российскими коллегами как, например, с путешественником и географом А.Ф. Миддендорфом, который был руководителем экспедиции в Восточную Сибирь [10]. Внимание к активной деятельности и идеям А. Петермана российской научной общественности подтверждается тем, что Санкт-Петербургское отделение Общества по содействию русскому торговому мореходству выразило свою признательность немецкому картографу за его заслуги [10].

Коммерческий интерес в Германии был направлен на те регионы, которые «рано или поздно смогут иметь значение для немецкой торговли» [2], что послужило причиной создания Немецкого союза полярных исследователей в 1870 г., который позднее был переименован в Географическое общество. Финансирование исследований в Арктике производилось за счёт торговцев, предпринимателей и судовладельцев, заинтересованных в получении коммерческой выгоды от результатов деятельности экспедиций.

Одним из первых людей со стороны Российской империи, поддержавших идею германских полярных экспедиций, стал золотопромышленник и исследователь Сибири А.М. Сибиряков, осознававший стратегическую важность освоения северных регионов и Северного морского пути и являвшийся почетным членом бременского Немецкого союза полярных исследований. Именно он предоставил сумму, недостающую для реализации проекта экспедиции естествоиспытателей Отто Финша и Альфреда Брэма в район р. Оби в 1876 г. – Бременский союз выделил финансирование, которое было недостаточным для организации экспедиции. В качестве главной цели экспедиции называлось «знакомство с природными богатствами этого края и преимущественно Обской речной области» [11], что должно было послужить науке, промышленности и коммерции.

Стоит отметить, что в то время, весьма далекое от современных форматов международного научного сотрудничества, подобные иностранные экспедиции вызывали неоднозначную реакцию в России: несмотря на традиционно гостеприимный прием, оказываемый германским исследователям, озвучивалась мысль о том, что в своей работе они преследуют собственные цели и российские учёные должны в большей мере заниматься изучением собственной страны [11]. Так, в своих размышлениях об освоении Северного морского пути М.К. Сидоров отмечал, что «[в]округ нас […] орудуют англичане, немцы, французы, […]; они же обирают наше сырье, отправляют его в чужие края и, обработав, привозят обратно» [11].

Вклад выдающегося немецкого метеоролога Георга фон Ноймайера в зарождающееся российско-германское научное взаимодействие в Арктике был напрямую связан с учреждением и организацией Международного полярного года в 1882-83 гг. совместно с Карлом Вейпрехтом. В то время, когда Ноймайер и Вейпрехт были идейными вдохновителями проведения I Международного полярного года, важность роли их российских коллег из Российского географического общества и Санкт-Петербургской академии наук, в частности, российского физика и метеоролога Г.И. Вильда, которые не давали процессу остановиться, подчёркиваются германским полярным историком Рейнхардом Краузе [14].

Другим примером тесной связи России и Германии в полярных исследованиях является тот факт, что фон Ноймайер назначил российского ученого В.П. Кеппена на руководящий пост в «ДойчеЗееварте» – центральном институте по развитию морской метеорологии в Германии с 1875 по 1919 гг. До своего возвращения в Германию В.П. Кеппен работал в Императорском Русском географическом обществе, а впоследствии стоял у истоков создания Германской метеорологической службы и создал классификацию климата Кеппена. Кеппен также был ментором и учителем Альфреда Вегенера, который является, пожалуй, самым известным немецким полярным исследователем в истории и отцом теории континентального дрейфа (1915). Другой интересной связью России и Германии в этом контексте является тот факт, что Вегенер также был женат на дочери Кеппена Эльзе [16].

Научно-техническое взаимодействие российской и германской сторон на рубеже XIX – XX вв. было также отмечено строительством парохода «Андрей Первозванный» – первого российского научного судна, которое было изготовлено на германской верфи «Бремер Вулкан» по заказу Комитета для помощи поморам Русского Севера. Корабль, спущенный на воду в мае 1899 г., мог выполнять исследовательские работы и вести пробный лов [1]. Оснащения, подобного тому, что было размещено на пароходе, на тот момент не имела еще ни одна страна мира. Именно это событие положило начало освоению биоресурсов и комплексного изучения Баренцева моря [7].

Другой важной персоной в российско-германском научном взаимодействии стал Л.Л. Брейтфус, российско-германский зоолог и гидрограф, занимавшийся исследованиями Арктики. Его жизнь была тесно связана с обеими странами: родившись в Санкт-Петербурге, Л.Л. Брейтфус, уже в 1890-е гг. он проходил обучение в Берлинском университете, занимаясь океанографией и метеорологией. К концу века Л.Л. Брейтфус вернулся в Россию для участия в исследованиях в Северном Ледовитом океане, а впоследствии стал начальником Мурманской научно-промысловой экспедиции [15]. Однако в 1919 г. учёный навсегда уехал в Германию [1]. С 1945 г. до конца жизни Л.Л. Брейтфус работал в Гидрографическом институте в г. Гамбурге.

Одним из интереснейших, но несостоявшихся научных проектов этого периода стала «Германская арктическая экспедиция» Герберта Шредера-Штранца, который смог заручиться поддержкой правительства Германии и президента Российской академии наук. Экспедиция была запланирована на 1913 и 1914 гг. и предполагала океанографические, метеорологические, зоологические исследования вдоль арктического побережья России и сухопутную экспедицию по изучению арктического побережья России в геологическом, палеонтологическом и этнографическом отношениях [2]. Однако эта экспедиция не состоялась в связи с трагической гибелью Шредера-Шранца.

Кооперация и какие-либо научные контакты, фактически сошедшие на нет в течение Первой мировой войны, быстро восстановились в межвоенный период. Так, например, уже после окончания очередного совещания в рамках международного научного общества «Аэроарктика» в 1926 г., когда большинство делегатов уже уехали, 16 ноября состоялось дополнительное заседание специальной комиссии, направленной на развитие двустороннего российско-германского сотрудничества [13].

В 1931 г. Л.Л. Брейтфус руководил подготовкой, а затем обработкой материалов, собранных международной экспедицией в советскую Арктику на дирижабле «Граф Цеппелин», которая была разрешена советским руководством «при условии, что в экспедиции примут участие советские ученые, а копии научных материалов будут переданы СССР» [9].

Сбор сведений по региону и аэрогеодезическая съемка местности для интересов Германии, безусловно, являлись важными целями полета экспедиции, хотя экспедиция была заявлена как исключительно научная по своему характеру. Советский Союз на борту дирижабля представляли руководитель научной части экспедиции Р.Л. Самойлович, аэролог профессор П.А. Молчанов, инженер-воздухоплаватель Ф.Ф. Ассберг и радист Э.Т. Кренкель [8]. В состав научной группы вошли представители Германии, СССР, Швеции и США [14].

В короткий межвоенный период российские и немецкие океанографы также плотно сотрудничали в контексте изучения гидрологии северной части Баренцева моря в период 1925-27 гг., однако собранные материалы в значительной части остались неопубликованными в связи с обострением политической обстановки между странами. Скудная информация об упомянутых экспедициях отрывочно доступна по большей части в мемуарах их участников, например, советского океанографа В.А. Васнецова: «С советской стороны в этих исследованиях должны были принять участие Морской научный институт, Мурманская биологическая станция, Институт по изучению Севера и Институт рыбного хозяйства. С германской стороны эти работы возглавлял DeutscheSeewarte (ДойчеЗееварте). […] Каждый из институтов, как советских, так и германских, взял на себя выполнение определенных океанографических разрезов в различные сезоны и в разных районах Баренцева моря» [3].

Идея проведения II Международного полярного года была тематизирована еще в 1926 г. российскими и германскими учёными В. Брунсом, Л. Брейтфусом и Й. Георги. В свете российско-германского сотрудничества важно отметить, что в рамках II МПГ германские исследователи принимали участие в двух российских экспедициях: на Землю Франца Иосифа и на Новую Землю. План работ осуществлялся советскими учёными «совместно с Геттингенским университетом и Потсдамской обсерваторией» [5]. Отдельные русскоязычные публикации высказывают подозрения об истинных мотивах участия германского учёного в экспедиции М.М. Ермолаева, говоря о возможном шпионаже в интересах Германии [38], однако материалы полярного исследователя З.М. Каневского, опубликованные в 1973 г., говорят об обратном [6].

В ходе Великой отечественной войны знания о развитии метеорологических процессов в Арктике были, играли, несомненно, важную роль для германских войск, поэтому германские исследования продолжались и в этот напряжённый период, но направлены они были уже строго на военные цели. О сотрудничестве России и Германии в сфере науки и образования в Арктике не могло идти речи ещё долгие годы, однако заложенный фундамент для возобновления научно-исследовательского сотрудничества в 1990-х гг. был обширен.

Таким образом, российско-германское сотрудничество по изучению и освоению Арктики имеет богатую историю. Анализ источников и научной литературы показывает, что несмотря на то, что первые упоминания о совместных исследованиях относятся к XIX в., есть все основания полагать, что научные связи между странами в данной области знаний зародились гораздо раньше. Традиции совместных исследований были тесно переплетены с российско-германской историей и судьбами отдельных людей. Научный интерес Германии к российской Арктике изначально был продиктован перспективой получения экономической выгоды от возможного использования альтернативных торговых путей.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Адров Н.М. Исследования Баренцева моря за 1000 лет. Часть I. От начала тысячелетия до первой половины ХХ века. – 2006. – 536 с.

2. Боякова С. И. Германские научные исследования в российской Арктике во второй половине XIX – начале XX в. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://library.ikz.ru/georg-steller/aus-sibirien-2013-2009/Boyakova-S.-I.-GERMANSKIE-NAUCHNYE-ISSLEDOVANIYA-V (Дата обращения: 10.03.2018).

3. Васнецов В.А. Под звездным флагом «Персея». [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://antarctic.su/books/item/f00/s00/z0000029/ (Дата обращения: 10.03.2018).

4. Дмитриев В.В., Каледин Н.В., Кассенс Х., Кахро Н.М., Троян В.Н., Федорова И.В. Российско-германское научное и образовательное сотрудничество в Арктике. – Балтийский регион. – 2011. – № 1.

5. Ермолаев М., Львова Т. Три главы, в книгу об Арктике не предназначенные. Из воспоминаний М.М. Ермолаева. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://club.berkovich-zametki.com/?p=21051 (Дата обращения: 10.03.2018).

6. Каневский З. Льды и судьбы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.polarpost.ru/Library/Kanevskiy-Ldi_i_sudbi/ldi-01.html (Дата обращения: 10.03.2018).

7. Котенёв Б.Н. К 150-летию со дня рождения Николая Михайловича Книповича. – ТРУДЫ ВНИРО. – 2013. – № 150. – С. 134-151.

8. Орлов И.Б. В «стране ледяного ужаса»: научно-туристская экспедиция «интуриста» в Арктику в 1931 году. – Современные проблемы сервиса и туризма. – 2016. – С. 31-40.

9. Папанин И.Д. Лед и пламень [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/papanin_id/index.html (Дата обращения: 10.03.2018)

10. Сухова Н.Г., Таммиксаар Э. Август Петерман и Россия. – Вопросы истории естествознания и техники. – 2015. – № 1. – С. 46–75.

11. Ус Л.Б. Международные научные связи Сибири (конец XIX - начало XX в.). – Новосибирск: ИД «Сова», 2005. – 238 с.

12. Хемпель Г. Шесть этапов немецких полярных исследований. Очерк, ориентированный на морскую биологию. – Труды Кольского научного центра РАН. – 2013. – № 1 (14). – С. 5-24.

13. Krause R. Daten statt Sensationen. Der Weg zur internationalen Polarforschung aus einer deutschen Perspektive. – Berichte zur Polar- und Meeresforschung. – 2010. – № 609. – 159 p.

14. Krause R. Die Gründungsphase deutscher Polarforschung, 1865-1875. – Berichte zur Polarforschung. – 1992. – № 114. – P. 35-62

15. Lüdecke C. Leonid Ludwig Breitfuß (1864-1950) in Deutschland Chronist der Polarforschung und die Umstände des Verkaufs seiner Bibliothek nach England. – Polarforschung. 2003. – № 71 (3). – P. 109-1l9.

16. Thiede J., Blümel W.D. Russian-German Synergies in the Scientific Exploration of Northern Eurasia and the Adjacent Arctic Ocean. – Deutsche Akademie der Naturforscher Leopoldina.Nationale Akademie der Wissenschaften, Halle (Saale). – 2014. – P. 198.

 

Особенности музыкальных направлений
в колониях Англии в Северной Америке в XVII-XVIII вв.

Дармограй А.В.

студент Высшей школы социально-гуманитарных наук и международной коммуникации, [email protected],

Научный руководитель: Супрун Михаил Николаевич, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории ВШСГНиМК

 

Зарождающаяся музыка Соединенных Штатов Америки занимает особое место в национальной культуре данной страны. В отличие от иных форм духовной жизни США, главное отличие которых от музыки заключается в связи с традициями европейской культуры, американская музыка до середины XIX в. практически не имела общих черт как с европейскими композиторскими школами, так с другими областями искусства самой Америки.

Необычность и своеобразие американской музыки заключаются в том, что именно в области народной музыки с момента колонизации до конца XIX в. возникли подлинно национальные и самобытные разновидности американской музыки. Формирование американской национальной музыки шло вдали от центров городской культуры и в среде непрофессиональных музыкантов – это главное отличие американской музыки от европейской.

Лишь в конце XIX в. Дворжак и Дебюсси – европейские композиторы – обратили внимание на существование в мире американской музыкальной культуры. После этого американские профессиональные композиторы XX в. претворили в своем творчестве характерные черты национальных жанров американской музыки.

Развитие американской музыки в колониальный период тесно связано со значительным влиянием на формирование культуры Северной Америки пуританской идеологии; протестантская этика и пуританская мораль которой стали важными факторами в духовном развитии Соединенных Штатов. Своеобразие художественной культуры США заключается в исторических, социально-политических и этнических особенностях [1]. Исторические особенности заключаются в своеобразии исторического пути Соединенных Штатов – развитие данной страны вплоть до начала XVII в. проходило удаленно от европейской цивилизации. Социально-политические особенности заключаются в том, что Соединенные Штаты миновали стадию феодализма во время перехода от рабовладельческого строя к капитализму. Этнические особенности Соединенных Штатов заключаются в многообразии этносов, проживавших на данной территории, что проявляется в пестроте и необычности его фольклора. Также характерной чертой культуры США является отсутствие аристократической придворной среды и иных центров, в которых зарождалось светское искусство и профессиональное композиторское творчество Европы, начиная с эпохи Возрождения [2] по причине, заключающейся в том, что переселенцами из Европы были преимущественно представители третьего сословия, которые унаследовали традиции церковной службы и домашнего музицирования. Автохтонное же население континента, несмотря на сохранение обрядов и ритуалов своих предков, длительный период времени находилось в изоляции. В течение долгого времени американские индейцы не принимали непосредственного участия в развитии музыкальной культуры, и лишь на рубеже XVIII – ХIХ вв. их искусство постепенно начало привлекать внимание белых переселенцев. В целом индейская культура соединила в себе элементы обрядов и ритуалов различных племен, имевших преимущественно устную форму бытования и постепенно уходивших в историю вместе с вымирающими родами. В результате были частично утрачены песенно-танцевальные традиции архаичных пластов культуры коренных жителей Америки.

Важной составляющей в музыкальном искусстве США являются многообразные виды и формы афроамериканской культуры, которые развивалась преимущественно в сельских районах страны. Трагически сложилась судьба художественного наследия афроамериканцев. Будучи рабами, выходцы из Африки лишались родных языков, что способствовало их быстрой культурной ассимиляции, но в то же время привело к утрате богатых традиций устного народного творчества. При этом в своей музыке (мелодике, ритмике, инструментарии и т.д.) они все же сохранили глубинную связь с культурой предков. Несмотря на сложные взаимоотношения различных этнических групп США, именно выходцы из африканских стран оказали значительное влияние на искусство страны, что способствовало формированию самобытности ее художественной культуры. В Америке и по сей день существуют почти все виды европейского фольклора — от славянского до иберийского, традиции которых сохраняются европейскими переселенцами из Старого Света с XVII в. В юго-западных штатах Америки (Новая Мексика, Калифорния, Техас) распространилась народная испанская музыка. В штатах Пенсильвания, Иллинойс, Висконсин и Небраска сохранились немецкие народные песни. На Тихоокеанском побережье Америки звучит китайская и японская музыка. В некоторых районах Пенсильвании можно услышать венгерские, словацкие и русские песни. Среди различных видов европейского фольклора преобладающее значение имеет англокельтский фольклор.

В развитии фольклора Нового Света проявилась тенденция скрещивания и взаимодействия некоторых его видов. Так, наличие общих музыкально-стилистических черт в англокельтском и африканском видах фольклора (пентатоничность, импровизационность), а также бытование этих видов в одной местности привели к их взаимопроникновению и образованию одной из интереснейших разновидностей американского фольклора.

Особенности социального уклада жизни также повлияли на формирование американской музыкальной культуры. Многие колонисты приехали в Новый Свет в начале XVII в. из Англии, музыкальная культура которой характеризовалась расцветом светских и церковных жанров музыкального искусства — мадригал, баллада, ария, канцонетта, мотет, вариации, месса, антем в творчестве таких выдающихся художников, как У. Бёрд, Т. Морлей, Дж. Доуланд, О. Гиббонc, Д. Булл и др. [3] Так как в Новый Свет уезжали в основном представители третьего сословия, связанные преимущественно с музыкальными традициями английской провинции, то, обосновавшись в колониях, они ограничивались в основном культовой музыкой. Суровые условия жизни, непрерывные войны колонистов с индейцами, освоение диких земель Запада выдвигали перед переселенцами на первый план проблему борьбы за существование, нежели вопросы художественной культуры, что, безусловно, сдерживало ее развитие.

В рассматриваемый период двумя основными жанрами стали пуританский хорал и «елизаветинские баллады» [4].

Характерными чертами музыкального стиля пуританских хоралов являлось использование унисонов, параллельных октав и квинт. На протяжении многих десятилетий пуританский хорал имел устную форму бытования. В отличие от европейского хорала, исполнявшегося преимущественно в церкви, принятые в Америке пуританские песнопения олицетворяли собой ранний вид устного народного музыкального творчества. Таким образом, хоровой пуританский хорал Новой Англии, истоки которого берут начало от английского протестантского хорала XVI в., т.е. нефольклорной формы музыки, возвысился до искусства народного значения.

Среди авторов гимнов следует выделить Уильяма Биллингса (1746-1800), чья хоровая музыка часто обнаруживает интонационное родство с английскими народными жанрами XVI – XVII вв. – кэтч, марш, баллада. Произведения Биллингса часто подвергали критике за резкость и жесткость звучания, хаотичность в следовании интервалов и нагромождении параллельных квинт и октав, что фактически явилось его характерными стилистическими чертами. Хоралы Биллингса отличала жизнеутверждающая сила и радость, его музыку считали символом бодрости и честности, а самого автора называли национальной гордостью американской музыки. Тем не менее он не получил признания в музыкальных кругах и закончил свой путь в бедности [5].

Следует отметить, что авторами пуританских гимнов были не профессиональные композиторы, а самоучки, которые сочетали композиторскую деятельность с профессией торговца, юриста, ювелира, адвоката, кузнеца, священника, учителя и др.

Американская музыка XVIII в. не ограничивалась только хоровым пуританским гимном, в ту же эпоху бытовали светские песни и танцы. Из светских музыкальных жанров в Америке популярны английские, шотландские и ирландские песни, особенно баллады елизаветинской эпохи, которые оказали влияние и на пуританский гимн. Американские баллады в связи с изменением содержания и характера музыки приобретали иной облик в отличие от английских баллад. Одной из ранних популярных американских баллад была «Springfield Mountain», созданная в 1761 г.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Американский характер. Очерки культуры США/ Отв. редактор О.Туганова. М., 1991. – 381 с.

2. Конен В.Д. Пути американской музыки/ М.: Музыка,1965. – 525 с.

3. Сигида С.Ю. Музыкальная культура США конца XVIII-первой половины XX века. Становление национальной идентичности/ М.,2012. – 519 с.

4. Севостьянов Г.Н. История США/ М.: Наука, 1983. – 574 с.

5. Дубинец Е.А. Madeinthe USA: Музыка - это все, что звучит вокруг / Е.А. Дубинец. – М.: Композитор, 2006. – 416 с.