Стихийные бедствия в сознании и поведении людей

Ситуация стихийного бедствия. Понятие «стихийное бедствие» чрезвычайно трудно определить. Как установили Бартон и Кэйтс (Burton, Kates, 1972), это понятие охватывает такие различные явления, как снежные бури, наводнения, смерчи, землетрясения, извержения вулканов, инфекционные и вирусные заболевания и даже укусы ядовитых животных. Впрочем, если заглянуть в географическую литературу, то станут ясными два момента. Прежде всего, станет очевидно, что географов интересуют в первую очередь стихийные бедствия геофизического (связанные с климатом и рельефом) ряда, поскольку они резко отличаются от стихийных бедствий, имеющих биологическую природу. Поэтому полезным представляется определение, предложенное Оливером (Oliver, 1975, 99), который считает, что стихийное бедствие-это «экстремальное геофизическое явление, по своим размерам или частоте значительно превосходящее обыкновенные ожидания людей и приносящее им большие страдания с нанесением серьезного материального ущерба как самому человеку, так и делу его рук, а также возможными потерями человеческих жизней». Во-вторых, как подразумевается процитированным определением, стихийное бедствие не является таковым, если оно не приносит ущерба отдельным людям или группам людей. Как пишет Уайт (White, 19740, 3), «ни одно стихийное бедствие не существует отдельно от усилий, предпринимаемых человеком, чтобы приспособиться к нему. Его органичной частью всегда являются инициатива человека и выбор, который он вынужден делать. Наводнения не были бы стихийными бедствиями, если бы не постоянное стремление людей обосноваться в поймах и долинах рек; поселяясь там, они и создают потенциальную опасность для себя, нередко изменяя сам режим паводков, что может приводить к наводнениям».

Сбором информации о стихийных бедствиях и об их последствиях занимаются самые разные учреждения; среди них специальные правительственные органы, научные институты, а также различные учреждения ООН. Ценные данные по этой теме собрали, в частности, Шейен и Хевит (Sheehan, Hewitt, 1966). В табл. 12-1 приводится число жертв всех стихийных бедствий, происшедших на Земле за двадцатилетний период (1947-1967 гг.). Согласно этим данным, наибольшее число жизней унесли наводнения (39,2%), почти столько же-тайфуны, тропические циклоны, ураганы и штормы (все вместе 35,8%), а также землетрясения (12,7%). Эти цифры важны для оценки потерь человеческих жизней при различных стихийных

==226

бедствиях в целом, на всей Земле, однако они в значительной мере затушевывают региональные различия в этих показателях. Некоторое представление об этих различиях дает табл. 12-2, в которой показано распределение по континентам нанесенного природными катастрофами ущерба. Из нее видно наличие заметного контраста между развитыми и развивающимися странами. Так, например, при численности зарегистрированных стихийных бедствий в Северной Америке, равной 210, а в Африке -17, в последней число погибших было гораздо выше. Конечно, необходимо с большой осторожностью относиться к анализу этих цифр, поскольку они являются весьма приблизительными и не всегда проверенными, однако для объяснения столь сильных различий можно предложить две гипотезы. Во-первых, представители информационных агентств гораздо больше интересуются подобными случаями в США, а не в далекой Африке, и поэтому, вероятно, лишь самые крупные катастрофы, разражающиеся на Африканском континенте, попадают в поле их зрения. Во-вторых, в развитых странах лучше научились управлять природными процессами окружающей среды, таящими потенциальную опасность, вследствие чего снизилось и число человеческих жертв в каждом отдельном случае. И наоборот, страны третьего мира не обладают достаточными возможностями осуществления таких мероприятий; кроме того, значительные демографические и экономические нагрузки в зонах повышенного риска этих стран нередко существенно повышают уязвимость людей, проживающих в районах, подверженных губительному влиянию стихий.

Данные табл. 12-2 определенно показывают существование связи между уровнем развития территории и числом человеческих жертв (Baird et al., 1975).

Реакция людей на стихийные бедствия. В сравнении с информацией о физических характеристиках и масштабах стихийных бедствий сведения об особенностях мыслительной деятельности людей и их реакции в таких случаях получить гораздо труднее. Поведенческие реакции на стихийные бедствия включают в себя настолько сложный набор различных поступков, определяемых параметрами личностного, социального и культурного характера, что эти реакции могут быть объяснены диаметрально противоположными способами. Например, Раунтри (Rowntree, 1974) показывает, что одни воспринимают береговую абразию (разрушение берегов) как угрозу близрасположенным домам и проживающим в них людям, в то время как другие считают такие процессы позитивными, поскольку они символизируют в их глазах победу природы над частной собственностью. Существует и мнение, согласно которому пожары, происходящие на неосвоенных человеком территориях по причинам природного характера, должны протекать без вмешательства людей, поскольку это естественный процесс.

Тем не менее во всех исследованиях, посвященных изучению реакций людей на стихийные бедствия, указываются некоторые общие черты поведения в подобных обстоятельствах. Редко бывает так, что стихийное бедствие совсем игнорируется, однако восприятие таких событий, как правило, характеризуется «когнитивным диссонансом» (Festinger, 1947), что в данном случае означает ситуацию, когда человек склонен думать и действовать иначе, чем можно было бы ожидать в результате спокойного анализа доступной информации об объективно существующей среде. Иттельсон и др. (Ittelson et al., 1974, 310) пришли к выводу, что исследователи поведения людей в условиях стихийных бедствий видят четыре основные причины подобных отклонений поведения: 1. В большинстве районов катастрофы случаются сравнительно редко, они являются событием, не вписывающимся в обыденную повседневную жизнь. Нерегулярность восприятия стихийных бедствий ведет к образованию искаженных представлений об окружающей среде. Опасность (раздражитель) видится как потенциальная и отдаленная, а не как реально существующая и готовая обрушиться в любой момент.

==228

2. Люди имеют дело с проявлением сил, которые, как считается, человек практически не способен контролировать.

3. В таких ситуациях нередко необходимо кардинально менять образ жизни, к чему люди обычно не склонны.

4. Очень часто в момент стихийного бедствия информация об окружающей среде бывает весьма противоречивой, что приводит к недостатку надежных ориентиров. В результате принимаемые решения в подобных условиях гораздо менее логичны, чем в спокойной обстановке.

Однако формирование каждой из этих причин обусловлено действием факторов широкого спектра, из которых четыре заслуживают более подробного рассмотрения. Таковы накопленный опыт, личностные особенности, характер отношения к природе, а также привязанность к данному месту.

Накопленный опыт переживания стихийных бедствий различной частоты и размаха сильно влияет на оценку людьми степени вероятности повторения подобных событий, глубину осознания их последствий для обыденной жизни обитателей этих районов, а также характер мероприятий, которые, по их мнению, необходимо предпринять для борьбы с этим стихийным бедствием в будущем. Черезвычайные происшествия обычно выступают в роли жестко фиксированных событий прошлого опыта, изглаживающих из памяти более ранние события и являющихся как бы стандартом, с которым сравниваются все последующие происшествия, хотя, если экстремальные события случаются слишком редко, острота воспоминаний о них постепенно снижается. Так, Джексон и Мукерджи (Jackson, Mukerjee, 1974) установили, что совсем немногие жители Сан-Франциско воспринимают всерьез угрозу землетрясения, и это несмотря на то, что в период между 1872 и 1972 гг. в Калифорнии произошло шесть крупных землетрясений и что сам этот город был разрушен землетрясением во времена, памятные даже ныне живущим (1906 г.). Далее, установлено, что люди обычно устойчиво оптимистичны в оценке стихийных бедствий. Так, например, по данным Сааринена (Saarinen, 1966), фермеры засушливой зоны Великих равнин США постоянно и повсеместно давали неправильную оценку частоты засушливых лет, но с оптимизмом говорили о множестве урожайных лет, преувеличивая размер действительных урожаев. Чаще запоминаются успехи, а не трудности.

Все эти соображения подводят нас к рассмотрению личностных особенностей реакции людей на стихийные бедствия, о которых, однако, крайне мало известно. Большинство разработок на эту тему остаются интуитивными, как, например, гипотетическое представление, согласно которому склад личности людей, живущих в зонах, весьма подверженных опасности стихийных бедствий, напоминает склад личности игрока, который терпеливо сносит все затруднения, причиняемые стихией, ориентируясь на перспективы спокойной обеспеченной жизни, которые, .как он предполагает, должны реализоваться. Спекулятивный характер подобных представлений отчасти объясняется тем, что они, как правило, появляются в виде побочных продуктов исследований, посвященных в первую очередь вопросам методики и методологии (напр., Barker, Burton, 1969; Golant, Burton, 1970; Saarinen, 1973b); однако это связано и с реальной сложностью проведения исследовательских работ, затрагивающих личностные особенности [I], а также и с недостаточным пониманием сущности сложных взаимодействий между отдельной личностью и социально-культурными факторами.

Характер отношения людей к природе в значительной степени отражает влияние культуры, к которой они принадлежат. Клакхоун (Kluckhohn, 1959) предлагает несложную типологию различных отношений человека к приро-

==229

де, в которой фигурируют: человек как субъект природы; человек, живущий в полной гармонии с природой; и, наконец, человек как господин природы. Отсюда вытекает и соответствующее отношение к ней. Первая точка зрения характерна для доиндустриальных обществ, а также для людей, занимающихся пионерным освоением девственных земель. Капризы природы кажутся неподконтрольными обществу и часто воспринимаются как проявления божественной воли. Многие теологи описывают пожары, землетрясения, извержения вулканов, ливни и наводнения как силы, направленные на очищение от грехов или являющие собой знаки божественного гнева. Такие взгляды вместе с низким технологическим уровнем общества обычно порождают безропотную покорность и фатализм. Сама Клакхоун приводит иллюстрации такого отношения к природе, описывая культуру испаноамериканцев, занимающихся овцеводством на юго-востоке США, которые «в случае урагана, уничтожающего их пастбища или убивающего их овец, мало что могут предпринять для успешной борьбы с ним. Они просто принимают неизбежное как неизбежное» (приводится по: Ittelson et al., 1974, 316). Идея о гармоничном сосуществовании человека и природы типична для экологического подхода. Антропогенные системы видятся в этом случае органичным элементом в рамках природных систем. Отдельные люди могут предпринимать какие-то шаги для обеспечения самосохранения, однако им следует понимать, что природная среда непредсказуема и что последствия необдуманных действий по ее изменению нельзя будет предотвратить. Наконец, люди могут считать себя хозяевами природы. Именно такое представление было фундаментальной доктриной в маоистском Китае, когда утверждалось, что человек должен покорить природу. Уорд (Ward, 1974, 138), описавший ситуацию в совершенно ином идеологическом контексте, считает, что «специалисты, занимающиеся садоводством во Флориде, нередко убеждены, что природу надо совершенствовать при помощи передовых достижений технологии. Многие из них полагают, что чем сильнее они изменят естественную природную среду, тем выше будут их доходы». Они рассматривают природу некоей субстанцией, которая должна быть обработана с применением всех навыков, накопленных человеком. Можно заботиться о ней, например бороться с заморозками при помощи различных средств защиты от холода или каких-либо иных средств, однако при этом решение о том, применять эти средства или нет, остается, по их мнению, исключительной прерогативой земледельца.

Типология Клакхоун ценна тем, что она показывает жизненно важную роль технологии в развитии общества, а также подчеркивает ее значение для формирования того или иного отношения к природе. Существуют эмпирические свидетельства, позволяющие предположить, что на поведение жителей районов повышенного риска во время стихийного бедствия серьезное влияние оказывает уровень их собственной оснащенности техническими средствами защиты или уровень аналогичной оснащенности тех, кто, по их мнению, в случае бедствия сможет оказать им такую помощь. Например, в знаменитом исследовании, о котором мы еще поговорим подробнее, Уайт и др. (White et al., 1958) утверждают, что возрастание затрат на мероприятия по борьбе с наводнениями в США в действительности сопровождалось увеличением потерь, вызываемых наводнениями; они предполагают, что это вызвано слишком большой уверенностью в могуществе защитных сооружений и возросшей в связи с этим недооценкой опасности возможных наводнений. Тем не менее было бы опасным заблуждением полагать, что существующие позиции по отношению к природе всегда строго укладываются в ту или иную из приведенных категорий. В работе Уорда (Ward, 1974), упоминавшейся выше, приводится факт совместного проживания фермеров с фаталистическими установками и тех, кто считал себя хозяином природы.

==230

В действительности даже один и тот же человек может одновременно занимать несколько позиций по отношению к природе, считая, например, что на каком-либо низком уровне контроль над ней возможен, но что общий характер природных процессов предопределен.

Проблемы, связанные с характером привязанности людей к данному месту, несколько недооцениваются исследователями поведения рри стихийных бедствиях. Вполне понятное стремление к концентрации основного внимания на рассмотрении тех сторон природной среды во время стихийной катастрофы, которые вызывают стрессовые реакции, привело к тому, что некоторые авторы выражают искреннее удивление тем, что находятся такие безумцы, которые вообще соглашаются жить в таких районах. Однако такие подверженные губительным стихиям территории, как, например, речные долины или морские побережья, являют собой первостатейные образцы того, что Туан называет «землями постоянной высокой притягательности» (Tuan, 1974, 114). Безо всяких разговоров ясно, что дельта Нила, долины рек Евфрата, Тигра, Инда и Хуанхэ да и другие подобные районы являются главными центрами цивилизации, следы обитания людей в которых уходят в доисторические времена. Все эти территории подвержены угрозе губительных наводнений, однако она меркла при осознании громадных экономических выгод жизни в этих местах и понимании колоссальной культурной ценности этих мест. Реки выступали в роли деспотов, которых надо укротить; однажды укрощенные, они становились символами достигнутой победы, как и той «нитью», которая связывала членов данного общества воедино. Однако привязанность к территории не есть отличительная черта лишь только тех людей, которые обитают в названных районах, имеющих мировое значение, нет, это чувство проявляет себя в качестве мощной силы всегда, когда мы сталкиваемся со стремлением людей вернуться в свои родные места после природной катастрофы с твердым намерением снова жить там.

Все эти факторы, каждый в отдельности и все вместе, играют большую роль в определении характера поведенческих реакций людей на стихийные бедствия. Хевит и Бартон (Hewitt, Burton, 1971), проводившие сравнительный анализ действий людей во время трех различных стихийных бедствий (землетрясений, наводнений и сильных снегопадов), выделяют шесть типов возможных поведенческих реакций в подобных условиях. Как видно из табл. 12-3, эти реакции образуют широкий спектр, от пассивного перенесения отдельными людьми всех тягот и невзгод, вызываемых стихийным бедствием, до ситуаций, когда общество в целом стремится устранить причины стихийного бедствия при помощи новейших технических средств.

Таблица 12-3.