Пространство, метафора, математика: лакановское решение парадоксов пространственных метафор

Топология является одним из основных инструментов работы с бессознательным, которым в своей психоаналитической теории пользовался Лакан. Она позволяла ему формулировать фундаментальные положения о том, что касается психического аппарата и устройства субъекта, основываясь, опять же, на специфических достижениях математического дискурса. Одним из наиболее распространённых примеров является роль, которую в мысли Лакана о субъекте играет лента Мёбиуса. Этот топологический объект, являющийся простейшей неориентируемой поверхностью с краем, односторонней при вложении в обычное трёхмерное евклидово пространство, выглядит при данном вложении следующим образом:

    Специфическое качество, которым обладает этот топологический объект, заключается в том, что противопоставление двух поверхностей, возможное в каждой отдельной точке этой ленты и воспроизводящее тем самым противопоставление наружной и обратной стороны, подразумевающее наличие некой изнанки, подоплёки, недоступной поверхности, выпадающей из области непосредственной доступности, вписано в более широкий контекст того, что эти «стороны» являются, в конечном счете, одной поверхностью. Ещё более явно этот эффект прослеживается на ещё одном топологическом объекте – бутылке Кляйна – погружение которой в трёхмерное пространство можно условно изобразить так:

    С лентой Мёбиуса этот объект связан посредством того факта, что при разрезе бутылки Кляйна вдоль оси симметрии мы получим не что иное, как ленту Мёбиуса. Бутылка эта характеризуется, в числе прочего, тем, что если для ленты Мёбиуса не представляется возможным говорить о существовании наружной и оборотной стороны, то для бутылки Кляйна невозможно говорить о существовании «внутри» и «снаружи».

    Лакан использует эти возможности топологии, в рамках которой могут быть проблематизированы эти противопоставления и различения, которые долгое время управляли пониманием пространства, а через него и безальтернативными различиями внешнего и внутреннего, содержащего и содержимого, для того, чтобы охарактеризовать диаграмму ленты Мёбиуса как «основу своеобразной записи происхождения в ядре, которое конституирует субъекта».[15, с. 192] Более того, для Лакана «эта фигура показывает переходность в психоанализе фундаментальных оппозиций структурализма – внешнее/внутреннее, означающее/означаемое, любовь/ненависть, сознательное/бессознательное. Один элемент оппозиции незаметно перетекает в другой. Так, бессознательное не спрятано в глубине, где-то под сознанием. Оно вне такого рода топологии. Оно лишь оставляет следы, осмысляемые сознанием. Оно – в сознании. Оно всегда уже на поверхности и его никогда на поверхности нет.» [12, с. 187] Таким образом, новое понимание пространства, основанное на достижениях топологии и формулируемое с учетом проблематичности тех различений, которые являлись конститутивными для осмысления пространства на протяжении большого периода времени, используется Лаканом для выдвижения формул и тезисов первостепенной важности, затрагивающих ядро субъекта и основные положения психоанализа.

     Вопрос о метафоре также переосмысляется в контексте лакановского психоанализа. Переосмысление это ведёт к тому, что границы метафорического оказываются очерчены более отчетливо, чем прежде, а сама метафора оказывается тем, что в рамках такого очерчивания не может быть рассмотрена в отрыве от своего дополнения – метонимии. В лакановской мысли метафора, таким образом, связывается, во-первых, с эффектами означающего, которое, в своем различении с означаемым, описывается с учетом топологической конфигурации, которой характеризуется лента Мёбиуса, являющаяся среди прочего и топологией различия означающего и означаемого. Топология задаёт все процессы, от которых зависят означающее и его эффекты, на что Лакан указывает, замечая, что из свойства означающих – «сочетаться в соответствии со строго определенными законами – следует необходимость топологического субстрата, приблизительное понятие о котором дает обычно используемый мною термин “означающая цепочка”: кольца, образующие ожерелье, сцепленные с одним из колец другого, состоящего из колец, ожерелья» [11, с. 61]. Во-вторых, она дополняется метонимией, благодаря чему те механики, которые издавна приписывались метафоре, оказываются доступны анализу в новом свете, а те эффекты, которые с метафорой несовместимы и относятся к другим механизмам функционирования, находят своё место в связи с метонимией. Отношение между лакановским пониманием пространства, топологии и метафоры оказывается поэтому достаточно сложным и тонким, что позволяет улавливать разнообразные эффекты как метафоры, так и иных процессов, затрагивающих означающее, означаемое, язык, бессознательное и субъекта.

    Что касается более конкретного понимания метафоры и метонимии, то здесь представляется возможным выделить несколько основных аспектов. Различение метафоры и метонимии задаёт описание и метафоры, и метонимии в пространственных терминах. Указанный уже нами процесс сочетания означающих в соответствии со строго определёнными законами соотнесён с эффектом, заключающимся в «непрерывном скольжении означаемого относительно означающего» [11, с. 62], характеризующие сложные и неоднозначные положения смысла и значения в том, что касается явлений, изучаемых Соссюром в контексте лингвистики. В отношении метафоры и метонимии важно отметить, что «Entstellung, т. е. искажение, транспозиция, являющаяся для Фрейда общим условием функционирования сновидений, и есть то самое, что мы, следуя Соссюру, определили выше как происходящее (бессознательно происходящее!) в любом дискурсе скольжение означаемого под означающим» [11, с. 69]. И это самое влияние означающего на означаемое осуществляется по двум руслам – метафоры и метонимии. «Verdichtung, т. е. уплотнение, конденсация, представляет собой структуру взаимоналожения означающих, являющуюся полем действия метафоры.» [11, с. 69] В отношении метонимии же Лакан делает следующее замечание: «Verschiebung – это немецкое слово лучше, нежели наше “смещение”, передает то демонстрируемое метонимией отклонение значения, которое со времени своего появления на страницах Фрейда известно как наиболее эффективный из приемов, применяемых бессознательным для обхода цензуры.» [11, с. 69] Взаимоналожение и смещение, являющиеся полями действия метафоры и метонимии соответственно, являются в таком случае теми топологическими механизмами, которыми исчерпывается та реконфигурация и комбинаторика, которая непрестанно имеет место в порядке означающих/означаемых.

    Этот способ осмысления метафоры и дополняющей её метонимии оказывается, таким образом, соответствующим образом связан с пространственными и топологическими концептами и идеями, которые разрабатывает Лакан. Идеи эти и концепты, равно как и осмысление метафоры с метонимией, являются достаточно специфичными и новыми по отношению к предыдущим теориям, эксплицируя такие механизмы и механики метафоры, которые позволяют более адекватно и менее парадоксально выписать её отношение к пространству и пространственной терминологии. Всё это позволяет Лакану соответствующим образом определить роль метафоры и метонимии, не коллапсируя в то же время в возможные парадоксы и логические круги, ведь, с одной стороны, те структуры, которые Лакан описывает с помощью топологии, не представляют собой метафоры, не функционируют в режиме наложения различных означающих. Происходит это потому, что Лакану удаётся выписать «строгую эквивалентность между топологией и структурой» [10, с. 14]. В то же время использование концепта метафоры оказывается максимально строгим, на чем Лакан настаивает, указывая, например, что «слова “симптом есть метафора” сами метафорой отнюдь не являются, как не является ей и утверждение, что желание человека есть метонимия.» [11, с. 84] Мы можем видеть, таким образом, что Лакан отслеживает, в числе прочего, и эффекты развёртывания и выполнения самого его проекта и мысли, разрабатывая возможности избежать логических кругов и перформативных противоречий.

    Что касается трансценденталистской логики представления и чувственности, завязанной на непосредственности восприятия, в контексте которой метафора всегда представляла собой нечто проблематичное и неоднозначное, то Лакан, как представитель психоаналитической традиции, в этом отношении оказывается тем, кто с достаточной степенью критичности и отстранённости подходит к таким концептам, различениям и позициям. Причиной служит то, что ещё со времён основания психоанализа, «понимая недоступность психики непосредственному изучению, Фрейд обращается к моделированию, к построению топик психического аппарата» [12, с. 188], выводя таким образом свой инструментарий из зависимости от какой бы то ни было риторики непосредственности, наглядности и воспринятости, заставляя психоанализ встать в позицию критического переосмысления всех этих концепты.

    Таким образом, мысль Лакана представляется проектом на данный момент наиболее строгим в контексте определения того, каким образом взаимоотношения пространства, метафоры, пространственной терминологии оказываются эксплицированы.

Заключение

Проведённое исследование в первую очередь демонстрирует взаимосвязь и зависимость тех способов осмысления, которые используются при понимании метафоры, и тех, которые используются при осмыслении пространства. История понимания метафоры, на определённых этапах неразрывно связанная с использованием для понимания пространственной метафорики, приходит в лице проекта Лакана к строгому различению между пространством, топологией, структурой, их ролью в том, что касается работы мысли, и метафорой, определяемой на основе эксплицированных и рефлексируемых топологических отношений.

Разработка этого проекта, в то же время, дополнительным образом подвешивает те трансценденталистские предпосылки, которые оказывались контекстом и логикой, в которых неоднозначность метафоры, пространства и пространственной метафорики приводили к неразрешимым парадоксам, основываясь на риторике чувственности, восприятия и непосредственности, проблематичный характер которой становился объектом критики и в философии, и в психоанализе.

Тем не менее, своего продолжения и развития ждут те направления исследования в этой области, которые связаны, во-первых, с разработкой соответствующей теории метонимии, которой уделяется намного меньше внимания, чем метафоре. Во-вторых, в контексте роли, которую метафора играет в образовании понятий, и связанного с этим образованием «движения идеализации», о котором говорит Деррида, может быть поставлен вопрос об отрицании, негации, которая также может быть рассмотрена в своей потенции образовывать новые понятия и концепты, напоминая в этом качестве метафору. В-третьих, представляется важным включение подобного рода проектов в контекст более общих вопросов гносеологии, продвижение в решении которых может быть благодаря усилиям, приложенным к изучению метафоры.

Литература

1. Анкерсмит Ф. История и тропология: взлет и падение метафоры./ пер. с англ. М. Кукарцева, Е. Коломоец, В. Катаева. М.: Прогресс-Традиция, 2003.

2. Аристотель. Риторика // Аристотель. Риторика. Поэтика. М., 2000.

3. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства / Пер. с франц. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.

4. Бергсон А. Длительность и одновременность (По поводу теории Эйнштейна) / Перевод с французского А. А. Франковского. СПб: Academia, 1923.

5. Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.

6. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.

7. Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения / Пер. с фр. и послесл. Я. И. Свирского, науч. ред. В. Ю. Кузнецов. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель. 2010.

8. Деррида Ж. Белая мифология. Метафора в философском тексте // Деррида Ж. Поля философии. М., 2012.

9. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н.О. Лосского с вариантами пер. на рус. и европ. языки. М.: Наука, 1999.

10. Лакан Ж. Ещё (Семинар, Книга XX (1972/73)). Пер. с фр. / А. Черноглазова. М.: Издательство “Гнозис”, Издательство “Логос”. 2011.

11. Лакан Ж. Инстанция буквы, или судьба разума после Фрейда. Пер. с фр./ Перевод А.К. Черноглазова, М. А. Титовой {Значение фаллоса). М.: «Русское феноменологическое общество», издательство «Логос», 1997.

12. Мазин В. Введение в Лакана. М.: Фонд научных исследований "Прагматика культуры". 2004 г.

13. Маккормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. М., 1990

14. Рикёр П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение // Теория метафоры. М., 1990.

15. Lacan J. Of structure as an Inmixing of an Otherness Prerequisite to Any Subject Whatever // The Structuralist Controversy The Languages of Criticism and the Sciences of Man / edited by Richard Macksey and Eugenio Donato. Baltimore and London: The Johns Hopkins University Press. 1970.

[1] По этому вопросу см. подробнее «Белая мифология» Ж. Деррида [8] и «Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение» [14].

[2] В связи с вопросом о непосредственности см. у Канта [9, с. 80]: указание на пространственные представления как на «непосредственные», а также у Башляра [3, с. 8] формулирование концепта непосредственной онтологии