Безумие как диагноз постмодернизма в кинофильме «Лунатизм» Яна Шванкмайера

Исполнитель: C. В. Улин аспирант кафедры искусствоведения СПбГиК. Руководитель: док. культурологии Демшина Анна Юрьевна

В 2005 году Ян Шванкмайер, чешский режиссер-экспериментатор, снимает сюрреалистический фильм «Лунатизм», отнесенный самим автором к «философскому ужасу», В этом фильме Шванкмайер эксплуатирует, как отмечает сам режиссер, дегенеративность онтологически присущую жанру horror. Перед вступительными титрами на экране появляется фигура самого режиссера, который объявляет зрителю о том, что данный фильм не является произведением искусства, ведь оно уже практически умерло и «на смену ему пришел гигантский рекламный ролик с Нарциссом, глядящимся в зеркало воды». Режиссер посвящает картину размышлению о способах управления сумасшедшим домом, выделяя два противоположных способа: абсолютная свобода, либо полный и жестокий контроль над пациентом. Однако, по словам режиссера, существует и третий метод, совмещающий в себе худшее из двух предыдущих - это и есть тот мир, в котором мы сейчас живем, говорит Шванкмайер, ссылаясь, по-видимому на современные реалии эпохи культуры постмодернизма с присущей ей синкретичностью, интертесктуальностью и гипертрофированной глобальностью затрагиваемой ей проблематики. За основу повествования Я.Шванкмайер взял мотивы произведений Маркиза де Сада, а также рассказ Э. А. По «Преждевременное погребение».

Сформулированная таким образом авторская установка о современном мире, побуждает режиссера к визуальному погружению зрителя в театрализированное пространство некой эклектической иррациональной образности, создавая «неопределенные» ландшафты, интерьеры и экстерьеры, которые все вместе сложно отнести к какой-либо определенной исторической эпохе. В них суетятся одетые по моде XIX века люди – пациенты местного сумасшедшего дома, управляемого врачом-либертарианцем, спеша сесть на автобус. В течение всего фильма, в качестве «интермедий», которые подчеркиваю те или иные сюжетные повороты, по стенам и полу проползают куски мяса, подражая своими движениями тем или иным аспектам человеческой деятельности.

Сюжет «Лунатизма» разворачивается вокруг молодого человека по имени Берло, возвращающегося с похорон своей матери и начинающего погружаться в безумие из-за преследующих его ночных кошмаров, в которых к нему в спальню ломятся огромные санитары в белых халатах, в то время как расположенные в его апартаментах предметы быта «в страхе» лезут к двери, открывая санитарам путь, и те надевают на него смирительную рубашку. Крики Берло слышат постояльцы таверны, в которой он остановился и среди них оказывается некий Маркиз, который приводит молодого человека в чувства и предлагает отправиться вместе с ним. На протяжении поездки до замка Маркиза, тот играет с Берло шутки, суть которых заключается в намеренном выворачивании наизнанку любой логики. В своем замке Маркиз, позиционирующий себя как гедонист и человек изысканных вкусов, устраивает богохульные оргии ритуалистического характера, с де Садовскими проклятиями в адрес божественного мироустройства, вбивая в распятие гвозди, а затем совершая издевательский акт причастия, поедая с безумцами, в числе которых и сам владелец сумасшедшего дома, шоколадный торт со стола из обнаженных женских тел. На следующий день Берло, шокированный увиденным, решает покинуть Маркиза, но тот разыгрывает перед ним «терапевтический похороны»: он впадает в каталептический припадок и просит похоронить его. Позже выясняется, что только так он способен на некоторое время вернуться к нормальной жизни. После с Берло случается еще один приступ и Маркиз предлагает ему пройти курс лечения в больнице, чьи пациенты лечатся по принципу вседозволенности и полной свободы, в то время как свергнутый ими год назад медицинский персонал сидит за решеткой.

Выстраивая хронометраж фильма наподобие театрализованного представления со вступительным словом маэстро, и повествования, разделенного на акты чередующимися интермедиями, Шванкмайер предоставляет зрителю образный ряд, наполненный различными изображениями сумасшедших, подобный «Кораблю дураков» И. Босха. В фильме разыгрывается представление шутов, но здесь это служит не цели повеселить публику, а сделать попытку некоего среза состояния, в котором пребывает современная массовая, да и не только массовая, культура, обусловленная реалиями постмодернистского дискурса: «безумец в театре - это персонаж, который самим своим телом выражает правду, неведомую ни зрителям, ни другим действующим лицам, это персонаж, через которого является сама истина» . Однако шванкмайеровская телесность, граничащая с одной стороны с эротизмом в сцене поедания торта с женских тел, с предельной обнаженностью движущихся при помощи кукольного мастерства кусков мяса и уподобляющихся в своих движениях человеку. Создается впечатление, что Шванкмайер как бы препарирует таким образом человеческую натуру, подводит все ее аспекты к общему знаменателю – смешному и судорожному, но все же строго механизированному выполнению своих органических функций, и все это на фоне драмы, разворачивающейся в сознании главного героя, столкнувшегося с помешательством. Берло сталкивается с развенчанием собственных представлений о добре и морали, в то время как взявший над ним шефство Маркиз, пытается привить ему свои либертарианские взгляды. В середине фильма Маркиз воссоздает картину Э. Делакруа «Свобода на баррикадах», переодевая безумцев в персонажей картины и придавая им характерные позы, а после под крики «Да здравствует свобода!», все впадают в дионисийское веселье. Следует отметить, что кинокартина «Лунатизм» полна подобных сцен с участием различных безумцев, один из которых пытается закопать другого в могилу, а другой руководит живописным кружком, где женщину забрасывают пакетами с красками. Глядя на это начальники больницы добродушно смеются, но трактовать подобные сцены Шванкмайер предоставляет самому зрителю, предпочитая образные методы выражения каким бы то ни было пояснениям. Все это подталкивает к выводу о том, что в своем произведении Шванкмайер рефлексирует над миром современной масс-медиа, проводя параллель между кризисной современной культурой и сумасшедшим домом, в котором основным методом лечения стало «безумие ради безумия». Деятели культуры – «главные» безумцы – Маркиз и заведующий больницей персонаж, постоянно приклеивающий себе новые усы и бороды, меняющий маски. Больница, в которой каждый пациент волен делать все, что ему заблагорассудится, явно представляется неким полигоном, лабораторией художников по выведению новых экспериментов над сознанием безумцев-зрителей и способам работы с ними посредствам новых методов, выражаемых в хаосе всеотрицания и вседозволенности, с целью перешагнуть наметившийся еще в XIXв. кризис культуры и вывести, с их точки зрения, ее на новый уровень. Подобные аллегории относительно роли искусства в культуре были заложены еще модернистами и, в особенности, течением дадаизма и сюрреализма с его «психологическим автоматизмом», однако Шванкмайер придает подобной терапии гротескный и комический характер. Этот кризис, начавшийся с утверждения Ницше о смерти бога и выведенными из него рассуждениями Достоевского о вседозволенности – судя по всему, и сеть состояние современной культуры. Таким образом, культура, лишившись бога, отдала себя на волю случаю, из которого проистекают хаос и иррациональность. В XXв. Ортега-и-Гассет провозглашает «человека массы», живущего в иллюзии массовой культуры, роботизированного и действующего согласно заданным примитивным физиологическим законам, что так ярко изображает Шванкмайер своими мясными куклами, практически изображая голую натуру человечества, лишенного не только морали, но и самой воли к бытию, живущую исключительно по инерции. Главный герой фильма, человек классических для европейского обывателя взглядов и моральных устоев теряет мать и его привычный мир рушится, оставляя его в одиночестве, без смысла жизни и веры в будущее, что сталкивает его (согласно К. Г. Юнгу) со страхом помутнения рассудка и сопутствующими ему галлюцинациями. Встретившийся ему Маркиз – похоже, представляет собой истинного безумца – яркого представителя кризиса современной культуры и в тоже время настоящего художника-декадента. Не желая погружения главного героя в абсолютное отчуждение и потери его связи с бытием, он шокирует его своими абсурдными деяниями, богохульствами и де Садовским либертинажем, претворяя их в форму новых религиозных таинств, нового способа обретения самости в этом потерявшем смысл мире. Тем не менее, Берло боится его и по-христиански сочувствует его безумию, желая поскорее убраться из этой больницы для умалишенных. В этом ему обещает помочь медсестра и участница маркизовских оргий, говорящая, что настоящие санитары были заключены в подземелье во время бунта умалишенных, возглавляемого Маркизом – самым безумным из всех. Когда они вырываются на свободу, обросшие куриными перьями и потерявшими человеческий облик, санитары подвергают каре всех безумцев и Маркиза подвергают пыткам, которые изображаются при помощи анимации на кусках мяса. Страшный сон главного героя о санитарах становится явью, и пока его одевают в смирительную рубашку, новый директор сумасшедшего дома объясняет ему свою методику лечения безумия: упразднить тело, дабы тело не упразднило душу.

Кинокартина «Лунатизм» ставит зрителя перед фактом состояния, в котором находится и как будто бы замерла современная культура и философия постмодернизма с ее плюрализмом и бесконечностью порядков, по своей природе не предрасположенных к установлению какой-либо иерархии. Нельзя сказать, что сам режиссер смотрит оптимистически на своих свободных безумцев, поскольку их деятельность ассоциируется здесь скорее не с «искусством, которое практически умерло», но с той свободой, которую ему прочил модернизм. На деле же культура превращается в хаотическое нагромождение произведений масс-медиа, которая стала ведущим визуальным языком постмодернизма на различных транслирующих экранах по всему миру, объединив в свой интертекстуальности, иронию, гротеск, абсурд и свободу использования любых текстов и форм и их интерпретацию. На языке постмодернизма говорит и сам Шванкмайер, выстраивая повествование как притчу, основанную на эклектичном сочетании кошмаров Э. А. По, святотатственной философии Маркиза де Сада и штампах популярного в кинематографе жанра horror с его тревожностью, тусклыми тонами и постоянно преследующего зрителя чувства тревоги и иррациональности происходящего. Тем не менее, в одной из финальных сцен, когда озверевшие и озлобившиеся заключенные санитары вырываются из своих цепей, карая и упраздняя свободных безумцев и наводя свой по-фашистски жестокий порядок, создается впечатление, что и такой исход крайне неприятен режиссеру, как будто это экранизация уже его собственного страшного сна о лишении свободы деятельности.

Создается впечатление, что в «Лунатизме» Шванкмайер со свойственным его почерку мрачным сюрреалистическим пессимизмом провел наглядный анализ состояния постмодернизма на сегодняшний день, когда «на смену искусству пришел гигантский рекламный ролик с Нарциссом, глядящимся в зеркало воды», а предметом и объектом искусства стали механизированные мясные куклы. К схожим выводам отсылают и финальные кадры «Лунатизма», показывающие «дышащее» шевелящееся мясо в полиэтиленовой вакуумной оболочке на прилавках супермаркета.

[1] Падни Дж. Льюис Кэрролл и его мир. М.: Радуга, 1982. С. 10

[2] Солсбер М. Тим Бёртон. Интервью. СПб.: Азбука-классика, серия Арт-хаус, 2008. С. 24

[3] Chambers R. Tim Burton’s Advancement of Dark Gothic Art. 2007. С. 8