О ЧЕЛОВЕКЕ, СЛУШАЮЩЕМ КАМНИ

Я снова у моего парализованного друга. Он улыбается своей особенной улыбкой:

– А про Италию Вы мне ещё ни разу не рассказывали.

– Стало быть, я должен как можно быстрее исправить это упущение?

Эвальд кивает и уже закрывает глаза, готовясь слушать. И я начинаю:

– То, что мы чувствуем весной, Бог видит как быструю лёгкую улыбку, пролетающую над землёй. Земля словно о чём-то вспоминает, потом летом всем об этом рассказывает, пока не станет мудрее в величавом молчании осени, в котором она доверяется одиноким. Только все вёсны, которые пережили я и Вы, вместе взятые, не заполнят для Бога и одной секунды. Весна, чтобы её заметил Бог, не должна оставаться в деревьях и на лугах, она должна как-то расцвести в людях, потому что тогда она живёт уже, так сказать, не во времени, но в вечности, перед лицом Бога.

Это случилось однажды, когда Его взгляд парил на своих тёмных крыльях над Италией. Земля внизу была светла, время блестело как золото, но через всю страну, словно тёмный путь, протянулась наискось чёрная и тяжелая тень коренастого человека, и далеко перед ним простёрлись тени его творящих рук, беспокойные, вздрагивающие, то над Пизой, то над Неаполем, то, размываемые неугомонными волнами над поверхностью моря. Бог не мог отвести глаз от этих рук, которые сначала показались Ему сложенными как в молитве, но молитва, истекавшая от них, разводила их далеко в стороны. Тихо стало в небесах. Все святые, заметив взгляд Бога, рассматривали, как и Он, тень, накрывшую пол-Италии; и на устах ангелов замерли гимны и звёзды дрожали, потому что думали, что они в чём-то провинились, и смиренно ждали теперь гневного Божьего слова. Но произошло совсем другое. Небеса над Италией разверзлись от края до края, так что Рафаэль в Риме пал на колени, а блаженный фра Анжелико из Фьезоле, стоя на облаке, радовался на него. Много молитв возносилось в этот час от земли. Но Бог узнал лишь одну из них: это сила Микеланджело воспаряла к нему, словно благоухание от виноградников. И Ему захотелось, чтобы она наполнила все Его мысли. Он склонился ниже, отыскал работающего человека, заглянул через его плечо, увидел руки, прислушивающиеся к камню, и испугался: неужели и в камне есть душа? Зачем этот человек слушает камень? Тут руки встрепенулись и взрыли камень, словно могилу, в которой ещё тлеет слабый, умирающий голос.

– Микеланджело, – крикнул Бог в испуге, – кто в камне?

Микеланджело прислушался; его руки дрожали. Потом тихо ответил:

– Ты, мой Бог, кто же ещё. Но я не могу к Тебе. Тут Бог почувствовал, что Он и в камне, и Ему стало страшно и тесно. Все небо было лишь камень, и Он был заточён в нём и надеялся на руки Микеланджело, которые должны были Его освободить, и Он слышал, что они приближались, но были всё ещё далеко. Мастер же снова взялся за работу. Он думал: «Вот лишь небольшая глыба, и другой не нашёл бы в ней и одного человека. Я же вижу здесь плечо: это плечо Иосифа из Аримафеи; а здесь склоняется Мария, я чувствую трепет её рук, держащих Иисуса, нашего Господа, Который только что погиб на кресте. Если эти трое поместились в таком маленьком куске мрамора, то как же мне не вызволить из какой-нибудь скалы целый уснувший род?» И широкими ударами он обнажил три фигуры Pieta [Пиета (лат.)], только не снял до конца каменное покрывало с их лиц, словно страшась, что глубокая их печаль ляжет оковами на его руки. И он бежал к другому камню, но каждый раз не решался показать чело во всей его ясности, плечо в его совершенной закругленности, а если ваял женщину, всегда оставлял недосказанной улыбку её губ, чтобы она не выдала всю её красоту.

В это время он задумал надгробный памятник Юлию делла Ровере. Он хотел воздвигнуть над чугунной фигурой папы целую гору и населить её изваяниями людей. Исполненный смутных планов, он отправился за город, в каменоломню, где для него добывали мрамор. Там над одним бедным селением высился крутой склон. И свежие ещё разломы, обрамленные оливами и мелкой осыпью, выглядели как огромное бледное лицо под седеющими волосами. Долго стоял Микеданджело перед его закутанным лбом. Вдруг он заметил под ним два огромных каменных глаза, которые смотрели прямо на него. И Микеланджело почувствовал, как под действием этого взгляда растёт его тело. Теперь и он возвышался над землёй, и ему казалось, что он и эта гора стояли так друг против друга, как близнецы, от века. Долина под ним удалялась, как под возносящимся, хижины жались одна к другой, словно в стаде, и лицо в скале, закрытое белым каменным покрывалом, становилось всё ближе, роднее. Оно выражало ожидание – неподвижно, но на грани движения. «Тебя нельзя разрушить, – подумал Микеланджело, – таких, как ты, больше нет». И крикнул ему: «Я завершу тебя, ты – моё творение! – И оглянулся на Флоренцию. Он увидел звезду и башню собора. И у его ног расстилался вечер.

У Porta Romana [Римские ворота (итал.)] он помедлил. Но два ряда домов протянулись к нему, словно руки, и вот уже обняли его и повлекли дальше в город. И переулки становились всё уже и сумеречнее, и когда он вошёл в свой дом, он почувствовал, что уже не сможет уйти от державших его тёмных рук. Он пробежал в залу, оттуда в низкий закуток, не превышающий в длину двух шагов, в котором он обычно писал.

Стены прильнули к нему, они словно боролись с его непомерным величием, словно хотели вернуть ему вновь его старый узкий облик. И он не противился этому. Он опустился на колени и позволил им ваять себя. Он ощущал смирение, какого не знал никогда прежде, и сам хотел сделаться меньше. И раздался голос:

– Микеланджело, кто в тебе?

И человек в тесном закутке опустил лицо в ладони и тихо сказал:

– Ты, мой Бог, кто же ещё.

И тогда Богу стало просторно, Он поднял лицо, склонённое над Италией, и посмотрел вокруг: всюду стояли святые в мантиях и митрах, и под гаснувшими звёздами гуляли ангелы с их песнями, словно с кувшинами, наполненными от сияющего источника, и небесам не было предела.

Мой больной друг открыл глаза, и вечерние облака подхватили его взгляд

и понесли куда-то по небу.

– Разве Бог там? – спросил он. Я молчал. Потом наклонился к нему:

– Эвальд, разве мы – здесь? И мы радостно пожали друг другу руки.

КАК ОДНАЖДЫ НАПЁРСТКУ