Принцип мировоззренческих антиномий

Этовторойважный принцип проектируемой симфоники. Познание предельных мировых целостностей вовсе не то же самое, что исследование обычных чувственно данных объектов, а прозрения религиозных пророков и научных гениев существенно отличаются от видения целогорядовыми людьми. Целое конкретно, его многопорядковая сущность образована невообразимым множеством внутренних противоположностей. Тем более неисчерпаема бездна таких бесконечно великих целостностей, как Бог, человечество, вечность, время, энергия, тяготение и т. д. Как интуитивно воссоздавать конкретность целого из его предельных частей и внутренних противоположностей? Можно ли логически непротиворечиво отождествлять полюса целого, опосредованные актуально-бесконечным переходом друг в друга?

Тут на помощь приходят, например, «негативная» теология (апофатика Псевдо-Дионисия Ареопагита, «ученое незнание» Николая Кузанского и др.) и философская диалектика (Гераклита, Лаоцзы и др.), которые осознанно опираются на принцип антиномизма. Антиномисты не прячутся за уверениями, будто ими понята и постигнута суть бесконечного взаимоперехода полюсов единого целого. Они лишь констатируют, что в силу равной обоснованности опытом и логикой все стороны антиномии (в форме апории, дилеммы, диалектического противоречия) должны быть оценены как относительно истинные и проблемно — в оговариваемых пределах — отождествлены друг с другом. Подлинно честная диалектика может быть, скорее всего, диалектикой антиномий, антиномизмом.

Первоначально термин антиномизм применялся в протестантской теологии, а позже в измененном смысле был принят в гносеологии для обозначения особого, амбивалентного, способа познания предельных целостностей. В исходном смысле под антиномизмом (греч. anti — против, nomos — закон; против закона; противоречие в законе) понималась доктрина, согласно которой христиане освобождены милостью Божьей от надобности повиноваться Моисееву закону. Антиномисты отклонили самое понятие повиновения как законопослушания; подлинная жизнь исходит от внутренней работы Святого Духа. Это утверждение противоречило не только учению Лютера, но также взглядам апостола Павла и Августина Аврелия.

Идея антиномизма зародилась в ранней церкви, когда некоторые еретики-гностики потребовали свободы от закона. В целом же доктрина антиномизма развилась в рамках протестантизма — из дискуссий о законе и Евангелии. Эта дискуссия была инициирована Агриколой, соратником Лютера и Меланхтона. Агрикола заявлял, что покаяние должно основываться не на силе закона и страхе перед наказанием, а на вере во Христа и любви к справедливости. Закон — это нечто лишнее, взятое из Ветхого Завета. Декалог Моисея нужен в суде, а не на кафедре проповедника.

Критикуя Агриколу, Лютер назвал его взгляд антиномизмом и написал трактат «Против антиномистов». Позже в антиномизме было обвинено левое крыло анабаптистов, которое выступило против сотрудничества церкви с государством, необходимое якобы для поддержания закона и порядка в обществе. По сходным причинам антиномистами в Англии в XVII веке именовали сепаратистов и индепендентов, а в XVIII веке — евангелистов, развивших доктрину внутреннего опыта и «новой жизни» как истинного источника добродетели. 

В современном философском смыслеантиномизм — это принцип и метод познания и (или) изложения полученных выводов, основанный на широком использовании парадоксов, противоречий между одинаково доказуемыми суждениями. И. Кант констатировал антиномии рассудка, благодаря которым рассудок неизбежно запутывается в собственные сети. Метод антиномий применяли В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский и многие другие известные русские философы. И вообще одной из характерных особенностей русской религиозной философии является ее антиномический метод. После перестройки в России, в связи с критикой марксистской диалектики и рационалистического системного анализа, возродился интерес к антиномизму. Внешне антиномизм схож с классической диалектикой, поскольку предполагает теоретическое сталкивание и взаимоотражение противоположностей, однако в некоторых отношениях он отличается, например, от рационалистической диалектики Гегеля.

Предмет антиномического исследования — бесконечное целое, в котором таинственно опосредованы полярные противоположности. Чтобы совместить полюса такого целого друг с другом и определить меру их тождества и их взаимопереход, нужно постигнуть это бесконечное. Рациональное мышление обычно способно оперировать только понятием потенциальной бесконечности, а актуальная бесконечность, по-видимому, плохо поддается рационально-логической реконструкции, но постигается интуицией. Антиномизм ограничивает притязания и сферу применимости чисто формально-логического мышления, диалектической логики и рационально-системного анализа. Антиномию-противоречие типа «Бог есть монада и триада одновременно» не надо снимать, а надо преодолевать подвигом веры (П. А. Флоренский).

Мир — это не только бездна систем, но также антисистем, если под системой понимать совокупность элементов, рационально сконструированных человеческим умом. Мир целостен, конкретен и поэтому металогичен, сверхсистемен. Металогичное — предмет интуиции, а не рационального дискурса. Антиномизм противостоит, с одной стороны, эклектике, а с другой — рационалистическому систематизму. Тривиальный эклектицизм сополагает альтернативные принципы (например, парные категории) чисто механически и без рассуждений об опосредованности полюсов целого промежуточными звеньями. Напротив, антиномизм, отсекая надуманные альтернативы и отбирая равнореальные контрадикторные утверждения о целом, признает, что конъюнкция последних правомерна при условии их опосредования неким бесконечным содержанием, пока или вечно не доступным нашему разуму.

С другой стороны, антиномизм противоположен рационалистической софистике, карикатурно изображающей синкретичный и металогический клубок бытия в виде непротиворечивых типологизаций и систем понятий. В этом смысле антиномизм софийно соборен, но не софистичен. Антиномизм отправляется от осторожного предположения, что универсальные парные категории выражают разные опыты, разные факты и разные мироотношения, однако в силу равновеликости этих опытов ни одному из них нельзя отдавать явного предпочтения и невозможно игнорировать ни один из этих опытов.

Антиномизм толерантен, является противоядием от категоричного отрицания того, что рождено опытом инакомыслящих и чужими культурами. Он признает одинаковую правомерность как рационализма, так и сенсуализма, догматизма и антидогматизма, конкретизма и системного анализа, пантеизма и теизма и т. д. Однако антиномизм признает их лишь как частичные истины, требуя непременно оговаривать их границы и условия их опровержимости. Так, если невозможно убедительно опровергнуть ни идею Троицы в христианстве, ни мусульманское кредо Единого Бога, то лучше признавать относительными и равновеликими обе эти истины, нежели обе отвергать или только одну из них объявлять подлинным знанием.

Вот другой пример. Один знакомый индуист уверял, что умеет, раздваивая и отключая свое сознание, выходить в астрал, растворяться в Едином, постигать подлинное Бытие. Сторонник антиномизма не станет заявлять, что подобное в принципе невозможно, поскольку такая возможность допускается индуистским пантеизмом, а последний уже косвенно оправдан многотысячелетним опытом великой культуры Индии. Но в то же время антиномист обязан воспользоваться рациональными критериями теизма или атеизма и попытаться с их помощью проверить, действительно ли именно данный индуист умеет прямо связываться с абсолютом, Единым, бесконечным ничто?

Поэтому антиномист задаст рассказчику серию проверочных вопросов:

1) разве для того нам дан разум, чтобы по своей воле отключать сознание, раздваиваться и впадать в род беспамятства?

2) если это не беспамятство, то, пожалуйста, поделитесь с нами теми великими истинами, которые вами только что получены и которые, возможно, кроме вас никто на свете не знает;

3) если же, наконец, это ваше знание совершенно невыразимо словами или жестами, то изменило ли оно к лучшему ваше реальное поведение в жизни, не ухудшило ли ваше здоровье?

В большинстве случаев мы не получим внятных и определенных ответов, что заставит нас усомниться в подлинности сказанного данным индуистом, убережет от увлечения пантеизмом.

Равным образом можно уберечься от абсолютизации монотеистом-мусульманином утверждения, что все пророчества уже закончились и после Мохаммада пророков быть не может. В лучшем случае антиномист согласится, что Мохаммад в самом деле был последним великим пророком, но не вовеки веков вообще, а в отношении эры Авраама, авраамических религий. Опыт цивилизаций учит, что в истории одна длинная эпоха непременно сменится другой, и каждая крупная эпоха связана с именем какого-либо великого пророка, истины которого дополняли жившие в эту же эпоху пророки второго, третьего и т. д. рангов.

Учет всех равновеликих и дополняющих друг друга опытов помогает антиномисту сосредоточиваться на неведомом бесконечном посреднике между этими опытами и одновременно относиться к этому посреднику и катафатическим способом, и апофатически.

В свете антиномизма можно считать равновеликими оценки феномена конкуренции религий неоортодоксами, либералами и инструменталистами. Неоортодоксы убеждены, что только они способны судить о действительности, как она есть; они заявляют, что истинной может быть только одна вера, а все соперничающие с ней доктрины ложны. Либеральное богословие, напротив, усматривает опыт сакрального во всех религиях и допускает, что адептам различных конфессий есть чему поучиться друг у друга. Инструменталисты отказываются от идеи абсолютной истины и универсального опыта; для них каждая религия — это особый образ жизни, несоизмеримый с иными способами жизни, а культура — это особая и самодостаточная совокупность норм деятельности, инструментов и правил дискурса. Ни одна из этих точек зрения не может быть отвергнута антиномистом в полной мере.

Принцип мировоззренческого антиномизма, равно как и диалектическая логика, поддается частичной формализации. Предложим следующий вариант его формализации[62]. Алгоритм мировоззренческого антиномизма — это набор правил, позволяющих строить предельно общие модели объектов посредством особого синтеза парных категорий предельной или довольно высокой степени общности. Математика исследует операции умножения и деления, сложения и вычитания и т. п.; формальная логика изучает операции конъюнкции и дизъюнкции, отождествления и различения и пр.; антиномизм и диалектическая логика сосредоточиваются на интеллектуальных процедурах, позволяющих, например, проникнуть «внутрь» и выйти «наружу» (внутреннее — внешнее, сущность — явление) или определить силу воздействия одного на другое (причина — следствие, необходимое — случайное).

Таким образом, парные мировоззренческие категории допустимо брать не только в их предметно-содержательном аспекте, но также в операциональном ракурсе — как стратегемы действия и выстраивать из них такие технологические цепочки, которые позволяют достигать познавательного консенсуса. Общий алгоритм мировоззренческого антиномизма состоит из трех (и более) шагов.

Первый шаг. Берем объект N как целое. Вычленяем в нем интересующие нас противоположности А и не-А с характерными для них противоречиями. Негативно определяем их друг через друга: А ≠ не-А. Как стороны N они имеют общие черты. Следовательно, допустимо их конкретное, с учетом различий, отождествление — позитивное определение А через не-А и наоборот (А ≡ не-А). Получается антиномическое утверждение, что А равно и не равно не-А. (Например, а) материальное не есть идеальное, б) идеальное, по Марксу, есть материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованного в ней. Выходит, идеальное одновременно является и не является материальным.)

Второй шаг. Ищем другое основание для деления N, привлекая для этого близлежащую к первой паре вторую пару категорий В и не-В. Проводим с В и не-В те же операции, что с А и не-А. Затем находим для обеих пар общую меру их единства и объединяем их вокруг меры М как центральной для них категории: [(А ≠ не-А) + (А ≡не-А)] ← М → [(В ≠ не- B) + (B ≡не-В)]. В каждом конкретном случае эта мера, как правило, выразится какой-нибудь непарной (по отношению к данной четверке) категорией. Всякая мерная категория служит задачам синтеза сближаемых пар, выражает их целое и располагается в геометрическом центре квадрата.

Например, в квадрате, составленном парными категориями тождества и различия, сущности и явления, центральное понятие идеала определим так: идеал есть существенное явление, представляющее собой тождество различных внутри единого целого. Если в центр поставить иную М, допустим, мерную категорию противоречия, то будут другие результаты: по Гегелю, противоречие есть существенное различие явлений в рамках их (субстратного) тождества.

Третий шаг. Продолжаем добавлять к N новые предикаты, восходя от первоначально абстрактной дефиниции к более обстоятельному дискурсу, к тому же привлекая реальный материал. Вокруг уже изученного категориального квадрата с центром М (в его углах которого стоят категории А и не-А, В и не-В), описываем ромб, причем, так, чтобы каждая его вершина была вершиной треугольника, построенного на одной из сторон квадрата. На противоположных вершинах ромба, соединяемых диагоналями, записываем имена категорий попарно из новой четверки: С и не-С, D и не- D. У обеих фигур остается один и тот же общий центр — мерная категория М, дефиниция которой после третьего шага становится еще более развитой и переходящей в миниатюрную теорию.

Например, требуется сформулировать и антиномично объединить категориальные дефиниции человека как целого (сомы-тела). В углы квадрата поставим дух, материю, душу и плоть; соответственно, в углах ромба, описанного вокруг квадрата, логично поместить близие по смыслу парные категории: духовного (пребывание духа в душе) и материального (оплотнение материи-субстанции), а также одухотворения (наполнение материи духом)и одушевления (оживление плоти).

Тогда понятие человека как целого определится как сумма антиномий-противоречий материи и духа, души и плоти. Вершины ромба укажут нам виды целостности: тело материальное и тело духовное, тело душевное и тело плотское. Построенная эннеада (девятка) категорий есть самая общая модель человека, мысленные эксперименты с которой позволяют реконструировать три конкурирующих учения о человека: 1) человек состоит либо из материи, либо из духа; 2) человек устроен из души и плоти, а дух — только разумная грань души; 3) в человеке есть три первоначала — дух, душа и плоть, вместе образующие тело (целое).

Формальная комбинаторика антиномий, разумеется, должна быть адаптирована к конкретному материалу и не имеет сколь-либо серьезного методологического смысла, когда сводится к чистой игре с межкатегориальными противоречиями. Всякий раз важен осмысленный отбор категориальных антиномий и отбрасывание «пустышек». Таковы общие характеристики принципа мировоззренческого антиномизма и одного из его алгоритмов.

Мировоззренческие и общенаучные антиномии не всегда «вечны». Иногда их решают. Среди способов снятия антиномий особо важен метод выявления либо изобретения операциональных инвариантов, являющийся следствием из философии операционализма. Родоначальник операционализма, американский естествоиспытатель и философ П. Бриджмен (1882—1961) выдвинул гипотезу, что научное понятие есть не что иное, как свернутая операция (практическая либо умственная) с эталонным объектом[63]. Многие научные вопросы лишены смысла, если нельзя найти схемы действия, посредством которых можно было бы получить на них ответ. Например, Бриджмен доказывает, что понятия массы и длины, имеющие макрофизическое определение, перестают что-либо внятно означать в отношении ко всей Вселенной или микромиру.

Бриджмен обнаружил инструментальную причину революции в физике в начале ХХ века. Ньютонианская физика формулировала свои главные понятия на основе представления об абсолютном пространстве, само же это представление, в конечном счете, опиралось на элементарную процедуру измерения тел стандартной линейкой. Линейка могла мысленно бесконечно раздвигаться по осям Декартовой системы координат, но получаемые с ее помощью измерения физических процессов совершенно не зависели от времен и скоростей физических взаимодействий.

Теория относительности возникла как сокращенное выражение нового умственного способа действия с эталоном длины: к движущемуся и измеряемому объекту присоединена линейка, на ней стоят свои часы, движения разных объектов со своими линейками и часами синхронизируются с помощью светового сигнала. Операциональный смысл принципа относительности заключается в операции умственного сопряжения линейки, часов и светового сигнала. Освоив новую схему действия с эталонами длины, времени и максимальной скорости перемещения, новая физика принципиально пересмотрела содержание своих основных понятий, а тем самым стала во многом несоизмеримой с прежней физикой.

В то же время знание операциональных особенностей классической и релятивистской физики позволило обнаружить условия, при которых оппонирующие стороны могут прийти к согласию («принцип соответствия» советского физика-академика В. А. Фока и др.). Если разные научные школы используют различную методику при изучении одного и того же объекта, то и представления об этом объекте у них складываются разные, поскольку различны операциональные значения употребляемых ими понятий. Термин используется один и тот же, а его операциональные смыслы могут сильно различаться. Отсюда и жаркие дискуссии. Для установления симфонического согласия требуется найти «операциональный инвариант». Если оппоненты начнут действовать по одинаковой схеме, то их операции начнут интериоризироваться приблизительно в одни и те же когнитивные образы. Это будет означать сближение и согласие их точек зрения. Операционализм Бриджмена получил хорошее экспериментальное подтверждение в «психологии деятельности» (школы Ж. Пиаже, Л. С. Выготского и Дж. Брунера).

Нередко антиномии религиозного, философского или общенаучного плана возникают из-за существенной несогласованности между двумя родами операций — операциями, интериоризующимися в чувственные представления, и операции, свертывающиеся в концептуальные структуры. В такой ситуации обычно говорят о нарушении принципа единства чувственной и рациональной сторон познания. Для разрешения противоречия между чувством и разумом нужно изобрести общий для них операциональный инвариант.

Одни авторы считают, что антиномии-проблемы являются истинным отражением объективных диалектических противоречий (С. Петров); другие рассматривают их как результат некоторой разновидности порочного круга (Б. Рассел); третьи истолковывают их как мнимые, кажущиеся феномены (Г. Д. Левин)[64]. Нам ближе утверждение И. С. Нарского: «антиномия есть сигнал о том, что в теории не все в порядке». Среди противоречий теории, как показал И. С. Нарский, особо выделяются «антиномии-противоречия», играющие важную роль в процессе развития научного познания. «Встречающиеся в познании формально-логические противоречия бывают двух существенно различных типов, между которыми, однако, также нет абсолютно жесткой границы, но граница неабсолютная проходит достаточно определенно. Во-первых, это случайные ошибки, и во-вторых, необходимо возникающие антиномии-проблемы, в которых механизм появления формально-логического противоречия есть способ сознательной или же стихийной формулировки диалектической познавательной трудности, а механизм последующего устранения этого формально-логического противоречия есть сторона (и притом совершенно необходимая) разрешения указанного диалектического противоречия познания»[65]. 

Антиномия-проблема есть сложившаяся (в научной теории, философской системе или религиозной доктрине) ситуация, когда диалектические противоречия познавательного процесса обнаруживают себя как столкновение двух взаимоотрицающих суждений. Антиномичная ситуация внешне выглядит как столкновение двух равноправных суждений, вытекающих вроде бы из одной и той же системы понятий. По существу же эти суждения довольно часто могут иметь совершенно различную природу, происходить из операционально различных источников, выражать двойственную сущность человека как чувственно-рационального существа.

Одна из сторон антиномии может выражать в вербализованной форме данные, вытекающие непосредственно из чувственного канала связи сознания с деятельностью, второе — понятийное содержание знания. С точки зрения философов-марксистов, это формально-логическое по своему «внешнему виду» противоречие, в конечном счете, порождено объективным диалектическим противоречием, заключенным в практике как исходной основе познания. Чтобы устранить такую антиномию, необходимо либо подыскать подчиненную рациональному содержанию теории и адекватную ему наглядно-чувственную модель, либо, напротив, изменить рациональное содержание в соответствии с наличными чувственными данными, например, с логически перерабатываемыми фактами.

Простейшими примерами антиномий-противоречий описанного типа могут служить геометрические противоречия движения, зафиксированные в апориях Зенона. В апориях «Дихотомия» и «Ахиллес и черепаха» Зенон приходит к выводу о невозможности движения. Схема его умственного действия такова: разбить метрический отрезок на сумму дискретных математических точек. В этой дискретности уже неявно заложены предпосылки для вывода о дискретности движения, а в конечном счете — и о его невозможности. Чувственное же восприятие движения иное, чувства воспринимают движение как сплошной поток, как непрерывность.

Пока не удается, применительно к апориям Зенона, отыскать подходящий операциональный инвариант и примирить между собой чувства и разум. В связи с этим обстоятельством В. И. Ленин пишет, что недостаточно признать чувственный факт движения, но важно также выразить его в логике понятий. Пока же разум «(1) <…> описывает результат движения, а не само движение; (2) оно не показывает, не содержит в себе возможности движения; (3) оно изображает движение как сумму, связь состояний покоя»[66]. Чувственное же восприятие движения строится по иным принципам. Преодоление апории предполагает выработку какого-то нового теоретического и чувственно-наглядного способа оперирования с абстрактным объектом «движущаяся точка».

Возьмем теперь случай частично решаемой антиномии. Представим себе, скажем, график параболы в прямоугольной системе координат и спросим, прерывна или непрерывна эта функция? Зрение навязывает нам такой ответ: мы видим эту кривую линию непрерывной, нигде не замечаем в ней разрывов; следовательно, парабола непрерывна. Разум же действует по альтернативной схеме: кривая линия мыслится как совокупность дискретных математических точек; значение каждой такой точки находят опусканием перпендикуляров на оси абсцисс и ординат; значит, парабола прерывна. Возникает антиномия «кривая непрерывна и вместе с тем прерывна». Когда была изобретена умственная операция задания при каждой математической точке бесконечно-малой окрестности и было развито исчисление бесконечно малых величин, антиномия была в некотором смысле снята, причем, в пользу вербализованного чувственного восприятия кривой. Сложилась умопостигаемая картина слипания окрестностей соседних точек, и, таким образом, «дискретность» функции исчезла. 

Вот третий пример. Геометрическая антиномия «кривое и прямое» в свое время казалась тоже неразрешимой. Ф. Энгельс пишет: «Геометрия начинает с открытия, что прямое и кривое есть абсолютные противоположности, что <...> они несоизмеримы между собой»[67]. Чувственный образ двух параллельных прямых наталкивает на мысль, что эти прямые никогда не пересекутся. «И тем не менее, — продолжает Ф. Энгельс, — уже вычисление круга возможно лишь в том случае, если выразить его периферию в виде прямых линий»[68], то есть в виде замыкающихся друг на друга параллельных прямых.

Возникает антиномия-проблема: линия одновременно прямая и непрямая, вызванная противоречием чувственного и рационального. Ее разрешение было достигнуто, когда удалось изобрести новую познавательную математическую операцию — операцию асимптотического приближения. При таком подходе «ветвь кривой становится все прямее, не делаясь никогда вполне прямой, подобно тому как в аналитической геометрии прямая линия рассматривается как кривая первого порядка с бесконечно малой кривизной»[69]. Чувственно-наглядная модель асимптоты стала строиться в виде графика функции, как угодно близко подходящей к координатной оси, но никогда не пересекающейся с нею.

Как видим, антиномия-противоречие «кривое — прямое» исчезла в результате согласования между собой операциональных значений чувственного и рационального отображений кривого и прямого; прямая линия стала рассматриваться как частный и предельный случай кривой. Позже общая теория относительности доказала, что эта антиномия не является истинной — ведь всякое движение осуществляется по геодезическому пути, кривизна которого зависит от соотношения движущихся физических масс, от характера гравитационного взаимодействия.

Итак, часто антиномии-противоречия могут вызываться не столько противоречиями объективного мира, сколько ошибками в осуществлении операций со знаковыми комплексами — то есть быть продуктами рассогласования чувственной и рациональной «картинок» идеализированного объекта. Обнаруживая операциональные инварианты либо новые схемы действия с познаваемыми объектами, спорящие между собою люди способны приходить к симфоническому согласию.