Л. Разумовская «Счастье»

Проанализировав языковойматериал, студенты правильно назвали те тактики, которые использовали герои, и точно определили, что первый любовный конфликт завершился разрывом отношений, а второй – примирением.

Затем последовало сообщающее слово, в ходе которого мы представили материал о жанровом наполнении любовных конфликтов. Для большей наглядности жанровое наполнение любовных конфликтов фиксируется в виде схемы (см. Схема 1). Схема в доступной форме позволяет студентам сориентироваться в классификации жанров любовного конфликта и используется ими при выполнении заданий различного характера.

Вариант сообщающего слова.

- Любовный конфликт имеет свое жанровое воплощение. Сегодня мы с вами рассмотрим некоторые жанры, которые являются наиболее распространенными в любовном конфликте. Данный материал представлен в виде схемы на слайде.

Схема 1.

Классификация жанров, используемых в любовных конфликтах

Мы будем рассматривать только конструктивные речевые жанры, поскольку именно они приводят конфликт к примирению. Рассмотрим основные конструктивные жанры, запишем их определения и познакомимся с примерами.

Определения жанров представлены в первой теоретической главе.

После каждого определения был дан пример данного жанра (см. Приложение 4.1.) и проведена репродуктивная беседа. Предлагаемые для обсуждения вопросы (вопросы для каждого жанра были одинаковые):

1. С какой целью данный жанр использован в данном примере? С какой еще целью этот жанр может быть использован в любовном конфликте?

2. Какие типичные речевые формулы используются в данном жанре?

3. Почему данный жанр можно отнести к конструктивным?

4. Можно ли использовать этот жанр с деструктивной целью? В каких случаях?

На заключительном этапе закрепления полученной информации студенты выполняли комплексный анализ конкретных ситуаций любовных конфликтов, опираясь на раздаточный материал и на план анализа, который был представлен на слайде.

План анализа любовного конфликта

1. Причина конфликта

2. Конструктивный жанр:

h Интенция (цель использования данного конструктивного жанра)

h Адресант (говорящий)

h Адресат (слушающий)

h Содержание (вербальное и невербальное наполнение)

Задание 3. Прочитайте и проанализируйте данный фрагмент, опираясь на план анализа. Причину конфликта вы указываете один раз, а далее рассматриваете только конкретный жанр.

Языковой материал

Фрагмент 1.

ОН. Женская логика: любит одного, спит с другим, замуж выходит за третьего.

ОНА. Ты виноват. Захотел – был бы и первым, и вторым, и третьим, и последним. Лёня, Лёнечка, две половинки, они ведь притягиваться должны, как плюс и минус. А если не так? Если одна притягивает, а вторая отталкивает? Значит, это не её половинка. Чужая. Ты ж электрик, ты должен понимать. Моя половинка твою притягивает, твоя – другую, другая – третью, третья – четвёртую… И мою половинку тоже притягивает кто-то, я даже знаю кто. И ему воздуху мало становится, когда он меня на улице встречает. И у тебя коленки подкашиваются, когда ты свою видишь где-нибудь. Только это неправильно всё. Где любовь-то? У кого? Почему говорят «неразделённая любовь»? Как раз разделённая, на две половины разрезанная, разорванная. У тебя своя половинка, у меня своя половинка, а целой нет.

ОН. Бедная моя девочка. Совсем запуталась. Половинки – серединки. Всё хорошо, Машенька. Всё будет хорошо, девочка моя. Ты разведёшься...

ОНА. И ты?

ОН. И я разведусь. И ты мне ребёнка родишь, мы с тобой родим, чтобы уж похож – так похож, без всяких там фотографий.

ОНА. Рожу, легко.

ОН. Машенька, Машенька, половинка моя, мы успеем ещё пожить. Мы будем жить долго и счастливо (целует её).<…>

А. Богачева «За стеклянными дверями…»

Фрагмент 2

Он стоял перед ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей глазами и прижимал к груди сильные руки, как будто напрягая все силы свои, чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко, если б оно вместе с тем не выражало страдания, которое трогало её. Скулы его тряслись, и голос обрывался.

 – Ты пойми, что я не ревную: это мерзкое слово. Я не могу ревновать и верить, чтоб… Я не могу сказать, что я чувствую, но это ужасно… Я не ревную, но я оскорблён, унижен тем, что кто-нибудь смеет думать, смеет смотреть на тебя такими глазами.

– Да какими глазами? – говорила Кити, стараясь как можно добросовестнее вспомнить все речи и жесты нынешнего вечера и все их оттенки.

Во глубине души она находила, что было что-то именно в ту минуту, как он перешел к ней на другой конец стола, но не смела признаться в этом даже самой себе, тем более не решалась сказать это ему и усилить этим его страдание.

– И что же может быть привлекательного во мне, какая я?..

– Ах! – вскрикнул он, хватаясь за голову. – Ты бы не говорила!.. Значит, если бы ты была привлекательна…

– Да нет, Костя, да постой, да послушай! – говорила она, с страдальчески соболезнующим выражением глядя на него. – Ну, что же ты можешь думать? Когда для меня нет людей, нету, нету!.. Ну хочешь ты, чтобы я никого не видала?

В первую минуту ей была оскорбительна его ревность; ей было досадно, что малейшее развлечение, и самое невинное, было ей запрещено; но теперь она охотно пожертвовала бы и не такими пустяками, а всем для его спокойствия, чтоб избавить его от страдания, которое он испытывал.

– Ты пойми ужас и комизм моего положения, – продолжал он отчаянным шепотом, – что он у меня в доме, что он ничего неприличного собственно ведь не сделал, кроме этой развязности и поджимания ног. Он считает это самым хорошим тоном, и потому я должен быть любезен с ним.

– Но, Костя, ты преувеличиваешь, – говорила Кити, в глубине души радуясь той силе любви к ней, которая выражалась теперь в его ревности.

– Ужаснее всего то, что ты – какая ты всегда, и теперь, когда ты такая святыня для меня, мы так счастливы, так особенно счастливы, и вдруг такая дрянь… Не дрянь, зачем я его браню? Мне до него дела нет. Но за что моё, твоё счастие?..

– Знаешь, я понимаю, отчего это сделалось, – начала Кити.

– Отчего? отчего?

– Я видела, как ты смотрел, когда мы говорили за ужином.

– Ну да, ну да! – испуганно сказал Левин.

Она рассказала ему, о чем они говорили. И, рассказывая это, она задыхалась от волнения. Левин помолчал, потом пригляделся к её бледному, испуганному лицу и вдруг схватился за голову.

– Катя, я измучал тебя! Голубчик, прости меня! Это сумасшествие! Катя, я кругом виноват. И можно ли было из такой глупости так мучаться?

– Нет, мне тебя жалко.

– Меня? Меня? Что я? Сушасшедший!.. А меня за что? Это ужасно думать, что всякий человек может расстроить наше счастье.

– Разумеется, это-то и оскорбительно…

– Нет, так я, напротив, оставлю его нарочно у нас всё лето и буду рассыпаться с ним в любезностях, – говорил Левин, целуя её руки. – Вот увидишь. <…>