Место романа «Отец Горио» в «Человеческой комедии» Бальзака. Образ отца Горио.

Замысел и план «Человеческой комедии». В начале 30-х годов Бальзак пришел к мысли о том, чтобы все написанное им до сих пор объединить в одно большое произведение. Так зародилась идея, вначале еще смутная, «Человеческой комедии». Замысел этот реализуется на протяжении 30-х и 40-х годов. Но название своего цикла романов Бальзак нашел не сразу. В 1841 году один из друзей писателя поделился с ним восторгом от чтения «Божественной комедии» Данте, и у Бальзака под влиянием этого разговора и мыслей о Данте возникло решение назвать свое произведение «Человеческая комедия». Когда же Бальзак называет свое произведение «Человеческая комедия», он уже в самом заглавии подчеркивает ироническое отношение к буржуазному обществу, которое он изобразил в своих романах.

В том же, 1841 году он уточняет и развивает план «Человеческой комедии» и пишет предисловие к ней.

Замысел Бальзака грандиозен. Он хотел написать «историю нравов» современной ему Франции, причем упорно подчеркивал исторический характер своей работы, заявлял, что. «французское общество должно быть историком, он же - только его секретарем». «Составляя опись пороков и добродетелей, собирая главнейшие проявления страстей, рисуя характеры, выбирая главные общественные события, составляя типы путем соединения черт многих однородных характеров, - может быть, смогу я написать историю, забытую столькими историками,- историю нравов».

В другом месте того же предисловия он пишет так: «Человеческая комедия» должна дать всю социальную действительность, не обойдя ни одного положения человеческой жизни, ни одного типа, ни одного мужского или женского характера, ни одной профессии, ни одной житейской формы, ни одной социальной группы, ии одной французской области, ни детства, ни старости, ни зрелого возраста, ни политики, ни права, ни военной жизни. Основное - история человеческого сердца, история социальных отношений,- не выдуманные факты, а то, что везде происходит».

Бальзак делит свое произведение на три части: 1) «Этюды нравов», 2) «Философские этюды», 3) «Аналитические этюды».

Первая часть делится в свою очередь на шесть разделов: «Сцены частной жизни» («Гобсек», «Отец Горио», «Женщина тридцати лет», «Брачный контракт», «Полковник Шабер» и многие другие).

Сначала отнес к «Сценам парижской жизни», но затем переместил в «Сцены частной жизни», так как описывается большее кол-во фактов и явлений, они характеризуют общество в целом. Частная жизнь – это жизнь семей.

Жертвы буржуазного общества. Героев, побежденных обстоятельствами, в произведениях Бальзака очень много. К ним должны быть отнесены и отец Горио, и полковник Шабер, и Эстер, и еще многие другие. Эти люди гибнут, но причина их гибели не в корыстолюбии, карьеризме или честолюбии. Ни отец Горио, ни полковник Шабер, ни Эстер не жаждут ни славы, ни богатства. И все же они являются побежденными, несмотря на то, что предъявляют к жизни гораздо более скромные требования. Они хотят отстоять свои самые элементарные человеческие права: право любить своих детей и быть любимыми ими; право носить свое собственное имя; иметь свою семью и т. д. Но даже эти права им не обеспечены в буржуазных условиях.

Образ Горио. Об этом свидетельствует прежде всего история папаши Горио. В прошлом это типичный буржуазный делец, вышедший из низов, сумевший нажить свое состояние во времена французской революции, не брезговавший даже сомнительными средствами обогащения; он пользуется народным бедствием, голодом, чтобы заложить основание своему предприятию - торговле хлебом.

«Он не имел себе равных, когда дело шло о зерне, муке, крупе, их качестве, происхождении, хранении, когда требовалось предвидеть цену, предсказать недород иль урожай, дешево купить зерно, запастись им в Сицилии, на Украине».

Этот бывший вермишельщик и торговец хлебом, который вне сферы своих торговых интересов был, по словам Бальзака, силен «только своей тупостью», пронес через всю свою жизнь одно всепожирающее чувство - любовь к своим дочерям. Все свое богатство он тратит на них; он попадает в пансион г-жи Воке - приют нищеты.

Старик Горио отнюдь не является врагом той системы, которая строится на всесильной власти золота. Наоборот, он считает вполне законным стремление дочерей к светским наслаждениям и делает все, чтобы удовлетворить их ненасытную жажду блеска и богатства. Он отдает им свои последние гроши, радуется их успехам. Его драма начинается с того момента, когда этот порядок вещей, который он по-своему утверждает и оправдывает, обращается против него самого. Отец Горио безумно любит своих двух дочерей; отдавая им все, что он имел, старик просит от них очень немного: чтобы и они любили его. Но оказывается, что любить отца, разоренного, живущего в жалком пансионе Воке, для его дочерей постыдно,- они могут запятнать свою репутацию, а для них успех в свете выше всяческих человеческих привязанностей.

Дочери Горио хотят жить так, как живут все кругом них, а отец требует, чтобы они поставили любовь к нему выше света, богатства и успехов. В предсмертном бреду старик формулирует в кратком изречении сущность своей драмы: «Деньги дают все, даже дочерей».

Похороны старика Горио - это потрясающая символическая картина. Два бедных студента, живущих в том же пансионе, Растиньяк и Бьяншон, на последние гроши покупают деревянный гроб, нанимают простые дроги и отвозят старика на кладбище Пер-Лашез. За жалкими дрогами следуют две великолепные кареты с гербами. Это кареты дочерей Горио. Кареты пусты: дочери не могли приехать хоронить отца, боясь испортить слезами цвет лица.

«Сюжет „Отца Горио" - славный человек - семейный пансион - 600 франков ренты,- лишивший себя всего ради дочерей, из которых каждая имеет по 50 000 франков ренты, умирающий как собака»,- гласит запись в бальзаковском альбоме, сделанная еще до возникновения замысла «Человеческой комедии» (вероятно, в 1832 г.). 

Как видим, в первоначальном наброске предполагалось повествование об одном герое. Однако приступив к созданию романа в конце 1834 г., Бальзак «обрамляет» историю Горио множеством Дополнительных сюжетных линий, естественно возникающих в процессе реализации задуманного. Среди них первой появляется сюжетная линия Эжена Растиньяка, парижского студента, сведенного с Горио пребыванием в пансионе мадам Воке. Именно в восприятии Эжена и представлена трагедия отца Горио, который сам не в состоянии до конца осмыслить все происходящее с ним. «Без пытливых наблюдений Растиньяка,- пишет автор,- и без его способности проникать в парижские салоны повесть утратила бы те верные тона, которыми она обязана, конечно, Растиньяку,- его прозорливому уму и его стремлению разгадать тайны одной ужасающей судьбы, как ни старались их скрыть и сами виновники [492] ее и ее жертва». Однако ролью свидетеля-аналитика функции Растиньяка не ограничиваются. Тема судеб молодого поколения дворянства, вошедшая вместе с ним в роман, оказывается настолько важной, что герой этот становится не менее значительной фигурой, чем сам Горио.

Если с Горио изначально связаны истории жизни его дочерей - Анастази, ставшей женою дворянина де Ресто, и Дельфины, вышедшей замуж за банкира Нюсинжена, то с Растиньяком входят в роман новые сюжетные линии: виконтессы де Босеан (открывающей перед юным провинциалом двери аристократического предместья Парижа и жестокость законов, по которым оно живет), «Наполеона каторги» Вотрена (по-своему продолжающего «обучение» Растиньяка, искушая его перспективой быстрого обогащения путем преступления, совершенного чужой рукою), студента-медика Бьяншона (отвергающего философию имморализма), наконец, Викторины Тайфер (которая принесла бы Растиньяку миллионное приданое, если бы после насильственной смерти ее брата стала единственной наследницей банкира Тайфера). Так образуется целая система персонажей, прямо или опосредованно связанных с Горио как неким центром этой системы, включающей в себя и хозяйку пансиона Воке вместе со всеми ее пансионерами, и представителей высшего света, посещающих салон виконтессы де Босеан.

Трагедия отца Горио представлена в романе как частное проявление'" общих законов, определяющих жизнь послереволюционной Франции, как одно из ярчайших проявлений драматизма буржуазной повседневности. История Горио при всем своем душераздирающем трагизме лишена черт исключительности, характерной для «неистовой литературы» 1830-х годов.