Террариум возле Фигераса 4 страница

– Бывал. Только всегда по срочным делам. Приехал – уехал… Ну, конечно, не без того, чтобы побаловаться с девушкой. Советую и вам не зевать, кто знает, когда еще удастся вырваться из школы. А может, вы тоже подцепили какую‑нибудь сеньориту? Вы ведь куда‑то ходили?

– Зря потерял время на эти проклятые гобелены. Но адресам, указанным портье, зашел к нескольким антикварам. С видом знатока рассматривал поблекшие рисунки, присматривался к фактуре материала, шупал… А купить так и не купил. За то, что кажется хорошим, просят очень дорого, а дешевые – явная подделка… Придется звонить Нунке, пусть вышлет деньги. Хочется поскорее избавиться от этой мороки.

– Добавьте свои, потом рассчитаетесь с шефом.

– В том‑то и дело, что своих у меня не густо. Нунке сунул сущую мелочь. Может, вы одолжите до завтрашнего вечера несколько десятков долларов? Тогда бы я на свой риск с утра купил гобелен.

– Если выиграю сегодня в бильярде.

– Вы собираетесь выходить?

– Не торчать же весь вечер в номере!

– Тогда спустимся вместе. Я еще не ужинал.

– Пойду надену галстук.

– А я тем временем вымою руки.

В уборной Фред вынул из бумажника пятидесятилолларовую купюру, записал номер на манжете сорочки. Он сам не знал, зачем так поступает – какой‑то еще не очень ясный план рождался у него в голове.

Бар при гостинице, в отличие от того, где Фред побывал сегодня, поражал своей добропорядочностью и тишиной. Между столиками, за которыми сидело немного посетителей, бесшумно скользили безукоризненно опрятные официанты, оркестр под сурдинку наигрывал приятную лирическую мелодию, свет, приглушенный матовыми плафонами, не резал глаза.

– Здесь неплохо, – похвалил Фред, когда они вместе с Гарри вошли в бар.

Словно осматривая зал, он на миг остановился, придержав за локоть своего спутника. Ему надо было увидеть, как встретятся бармен и Гарри. Но как перный, так и второй словно не заметили друг друга. Владелец бара скользнул по ним холодным, равнодушным взглядом и тотчас отвернулся, отдавая какие‑то распоряжения одному из официантов. Гарри даже головы не повернул в сторону стойки.

«Они скрывают знакомство!» – заметил Фред.

Во время ужина он в этом окончательно убедился. Ни единого взгляда, ни единого намека, что эти двое знают друг друга. Впрочем, Гарри поужинал быстро.

– Простите, что оставляю вас одного, – извинился он минут через двадцать, – пойду попытаю счастья. Бильярд здесь отличный, а игрок я неплохой…

Посидев еще немного, Фред подозвал официанта.

– К сожалению, у меня только большая купюра. Пожалуйста, разменяйте и приготовьте счет.

 

Фред со своего места видел, как лысый бармен считал деньги, как, свернув банкнот, положил его не в кассу, а в карман пиджака. Это было естественно: пятидесятидолларовые купюры выпускаются в ограниченном количестве. А впрочем? Если подозрения Фреда обоснованы?..

Мысль эта не давала покоя весь вечер. Фред лег в постель, попробовал читать, взялся за словарь, но строчки расплывались перед глазами. Пришлось отложить и журнал и словарик. Закинув руки за голову, Фред снова вернулся к вопросу, мучавшему его весь день, хотя он и не разрешал себе думать об этом.

А что, если он совершил непоправимую ошибку, ничего не ответив Гарри, когда тот завел разговор об их жалкой судьбе? Возможно, надо было проявить большую заинтересованность, заставить Брауна поставить все точки над «и», окончательно открыть карты? В свою очередь воспользоваться случаем, послать школу, Нунке, Шлитсена ко всем чертям, спрятаться где-нибудь – у Гарри, наверно, есть связи, – а потом постараться перейти границу Франции? Хуан Лопес, кажется, порядочный парень, он мог бы помочь…

Выходит, отряхнуть прах с ног, умыть руки, словно Понтий Пилат, мол, меня черные намерения «рыцарей» не касаются.. Попасть, можно сказать, в центр событии и спокойненько ретироваться, ничего не сделав? Нет, сейчас бежать рано!

Как же тогда вести себя с Брауном? Действительно ли он отважится на такой рискованный шаг? Уравнение со многими неизвестными… Пока ясно одно: Гарри пришло в голову извлечь из документов пользу. Он почему‑то скрывает знакомство с хозяином бара, хотя у них только что был очень важный разговор; сам бармен – человек сомнительной репутации, а если так, он может быть лишь посредником; настоящий вдохновитель, конечно, будет держаться в тени. Для того, чтобы овладеть документами, надо либо договориться с тем, у кого они окажутся в руках, либо уничтожить его. Браун падок до развлечений, а на это нужны деньги. Не похоже, чтобы он привез из школы крупную сумму… Выигрыши на бильярде? Возможно. Впрочем, не исключено, что его искушают мелкими авансами.

Любопытно, выполнит ли он просьбу Фреда. Обязан выполнить – ему ведь надо усыпить бдительность спутника, даже рискуя некоторой суммой. Если это так, он сегодня же попробует достать кое‑что…

Снова и снова перебирая различные варианты, сопоставляя факты, обдумывая линию дальнейшего поведения, Фред не замечал, как течет время.

К действительности его вернул стук в дверь.

Гарри не вошел, а ввалился в номер, попыхивая сигарой.

– Алло, Фред! Вы еще не спите?

– Как видите. Ого, какие сигары мы сегодня курим! С какой радости? Выигрыш?

– Еще какой! Потому и зашел. Вот, получите пятьдесят долларов вас устроят?

– Вполне. Очень благодарен. Напрасно вы волновались. Можно было отложить до утра.

– Э, обещание есть обещание! Я человек компанейский. Вот даже бутылочку прихватил, чтобы выпить с вами за здоровье моего остолопа‑партнера. Условились завтра о реванше. С уверенностью скажу – денежки его уже вот где! – Гарри похлопал себя по карману. – Бренди -– первый сорт, налить?

– Чуть‑чуть. Я вообще, как вы заметили, не пью. Только по случаю вашего выигрыша.

Браун, однако, наполнил два стакана почти до краев.

Протянув один Фреду, он уселся верхом на стул и залпом выпил.

– Черт побери, как меняется настроение. Чуть повезло – и жизнь словно заискрилась новыми красками. Даже стыдно вспомнить, что я вам наплел сегодня. Надеюсь, вы не придали значения пьяным бредням?

– На это у меня хватило здравого смысла. Вы были пьяны, но, надеюсь, помните, что я не ответил вам ни словечка. Прими я все за чистую монету…

– Понятно… Не зря я почувствовал к вам такую симпатию. Итак, разговора не было, вы о нем забыли?

– Абсолютно.

– Тогда выпьем еще за ваше здоровье!

– А не много ли?

– Крепче будет спаться. Да отпейте вы хоть немного!

Фред пригубил стакан.

– С условием, чтобы вы так громко не храпели, как в первую ночь, – пошутил он.

– Не будьте злопамятны! Я ведь сразу пошел на уступку и поселился отдельно… Вот пойду к себе, упаду на кровать и засну! Спокойной ночи!

Как только Гарри вышел, Фред быстро поднялся, запер дверь и только после этого взглянул на полученный банкнот.

Номер был тот же, что и на манжете!

Фред почти не спал всю ночь. Заснул лишь под утро, а уже в девять зазвонил телефон.

– Фред Шульц? – спросил хриплый голос.

– К вашим услугам.

– Мне телеграфировал герр Нунке по поводу гобеленов.

– То есть?

– Просил помочь вам.

– Прекрасно! Где и когда мы встретимся?

– Ровно в одиннадцать я буду ждать вас на площади Кортесов у памятника Сервантесу. Не опаздывайте! – Голос звучал властно, не похоже, чтобы так разговаривал услужливый торговец.

Ровно в половине одиннадцатого приехал Хуан Лопес.

– С чего начнем наше путешествие, сеньор?

– Мои планы несколько изменились. К одиннадцати я должен встретиться с одним знакомым на площади Кортесов. Подвезите меня и подождите. Надеюсь, долго не задержусь.

– Сколько угодно, сеньор!

– Поезжайте так, чтобы добраться минут за пять до одиннадцати.

– Хорошо, выберу именно такой маршрут.

К памятнику Сервантесу Фред подошел минута в минуту. Его уже ждали. Солидный средних лет человек прохаживался возле памятника. Увидав Фреда, он стремительно повернулся и пошел навстречу.

– Я не ошибаюсь, герр Шульц? – спросил он так, словно встретил знакомого, которого давно не видал.

– Собственной персоной.

– Пойдемте присядем!

Отойдя от памятника, незнакомец тяжело опустился на скамейку и принялся старательно вытирать носовым платком толстую красную шую, бесцеремонно рассматривая Фреда.

– Припекает, – буркнул он, наконец, пряча платок.

– По‑моему, не очень.

– Ну, в ваши годы и с вашей комплекцией. – Незнакомец почему‑то сердито поглядел на Фреда и без всякого перехода отрубил: – Дела плохи. Весь план меняется. Гобелен получите завтра утром на аэродроме и немедленно вылетите домой. Все! Больше пусть вас ничто не заботит.

– Простите, вы разговариваете со мной в таком тоне…

– Хотите осмотреть «Эскуриал»?

– С этого и надо начинать! Признаться, меня взволновал ваш телефонный звонок в такое странное время.

– Обстоятельства изменились.

– Не спрашиваю, что именно произошло, но…

– Ваша осторожность мне нравится. Назову и номер банкнота, который дал вам Нунке на покупку гобелена: пятьдесят три, семьдесят два, четырнадцать. Взгляните и проверьте!

Фред медленно вынул из кармана бумажник, еще медленнее развернул пятидесятидолларовую купюру.

– Напрасно меня не предупредили, что она будет иметь какое‑либо иное назначение. Я ее чуть не разменял…

– Тогда, возможно, у вас другая?

– Нет, мне надо было проверить одну догадку, и я хорошо запомнил номер, даже записал! Вот! – Фред отвернул рукав пиджака и показал едва различимую надпись на манжете.

– Любопытно! Выходит, у вас возникли подозрения? Расскажите, где именно вы разменяли купюру и как она снова попала к вам. Не упускайте никаких подробностей, это очень важно!

– Подробностей не так уж много: просто я разменял купюру в баре гостиницы, а потом получил ее обратно, одолжив деньги у Брауна.

– Что вас заставило записать номер купюры и с какой целью вы одолжили деньги у Брауна?

– В каком‑то второразрядном баре я неожиданно стал свидетелем его встречи с барменом нашей гостиницы. Это вызвало подозрение.

– У вас отлично развита интуиция. А каким образом вы сами оказались в этом подозрительном заведении и почему угощали шофера? Офицеру это не к лицу.

– Он немного знает немецкий и служил мне гидом и переводчиком одновременно. А на мне не написано, что я офицер!

Фреда начинал раздражать допрос, и собеседник заметил это.

– Хорошо, хорошо! – сказал он примирительно. Вообще вы действовали верно и никаких претензий у меня к вам нет. Более того, хвалю за осторожность. Но в дальнейшем поступайте строго по моим инструкциям.

– Это только облегчит мое положение. Слушаю вас, сеньор!

– Так вот, сейчас же возвращайтесь в гостиницу и снова разменяйте эту купюру в баре «Гвадаррама».

– Будет немедленно сделано.

– От шести до семи у телефона пусть дежурит Браун. Один, совершенно один.

– На что я должен сослаться?

– Оставьте для него у портье записку, что немного опаздываете и просите вас заменить. Без каких‑либо объяснений. Он с радостью ухватится за возможность подежурить одному. Не стану вдаваться в подробности, но это его вполне устроит.

– Что я должен делать после размены купюры?

– Что хотите. Завтра утром вы улетаете и до этого времени можете быть совершенно свободны. Осмотрите Мадрид, музеи. В гостиницу я попрошу вас вернуться после восьми.

– Как вести себя с Гарри?

– Его вы не увидите.

– Чем я объясню это Нунке?

– Ничем. Сошлетесь на мой приказ и все. А теперь… – Незнакомец поднялся, небрежно приложил к виску два пальца и, не торопясь, пошел через площадь, как человек, вышедший прогуляться.

Фред, вконец растерянный, посидел еще с минуту.

«Значит, меня видели вчера в баре с Лопесом, за мной следили, а я этого не заметил!»

Мысль, что он остался в дураках, была нестерпима. Особенно угнетало предположение, что наблюдение было поручено Хуану Лопесу, который так пришелся ему по душе. Конечно, ничего особенного шофер рассказать не мог, но было обидно так ошибиться в человеке.

– Я должен вернуться в гостиницу! – сухо сказал Фред, садясь в такси. Лопес утвердительно кивнул. Он видел, что его пассажир вернулся в плохом настроении, и не решался начать разговор.

– Подождать? – только и спросил Хуан, когда машина остановилась.

– Да,с полчаса.

Не поднимаясь в номер, Фред наскоро позавтракал и вторично разменял злополучную купюру. На этот раз бармен взглянул на него с любопытством. Фреду пришлось издали поклониться и развести руками: простите‑де, мол, но других денег у меня нет. Владелец бара успокаивающе закивал, давая понять, что с разменом все в порядке.

Эта немая сцена при сложившихся обстоятельствах только рассмешила Фреда. Он радовался, что с него снята ответственность. Теперь можно ни о чем не думать, просто отдохнуть. Отдохнуть, невзирая ни на что!

В машину Фред садился уже не такой хмурый, как полчаса назад.

– Для начала повезите меня куда‑нибудь подальше, скажем, на окраину. О центре Мадрида я уже имею кое‑какое представление, хотелось бы увидеть город с черного хода.

Хуан улыбнулся:

– Знаете, как у нас называют окраины? Терновый венец Мадрида!

– Звучит образно. Не берусь судить, насколько это метко.

– Вот увидите! – Хуан нажал на педаль, повернул руль, и машина помчалась по улицам, проскочила мост.

Пассажир и водитель молчали. Хуан из вежливости, Фреда все еще злило то, что он мог так ошибиться в человеке, поддавшись первому впечатлению. Наконец любопытство побороло неприязнь.

– Вы еще долго работали вчера, Хуан? – спросил он, как бы невзначай.

– Нет, благодаря вам я вчера хорошо заработал. От гостиницы поехал в полицию, потом прямо домой.

– В полицию?

– Да, сеньор, черный список! После заключения меня обязали каждый день являться и подробно рассказывать, где был и кого возил.

– И вам это нравится? – спросил Фред, не скрывая того, как поразило его такое объяснение.

Хуан Лопес густо покраснел. Руки его, до сих пор свободно лежавшие на руле, побелели в суставах – так сильно он его сжал.

– Вы неправильно меня поняли, сеньор! Я не стукач. Я просто выполняю формальность. Иначе меня лишат работы и перспективы когда‑либо получить ее. Поверьте мне, сеньор! Я мог бы скрыть от вас это, но вы так по‑человечески отнеслись ко мне…

 

Хуан поднял на Фреда глаза, полные такой тоски, что у того сжалось сердце.

«А что, если это признание тоже своеобразный ход? – спросил он себя и, покраснев от стыда, сразу же отбросил такую мысль. – Худо, ох, как худо, когда в сердце закрадывается безосновательное недоверие».

– Простите, Хуан! Слово «полиция» вывело меня из равновесия. Не потому, что у меня с ней особые счеты. Просто не люблю насилия, лицемерия и прочего… О нашей поездке вас тоже расспрашивали?

– Да. Особенно интересовались, почему вы пригласили меня в ресторан. Я объяснил это тем, что вы не знаете языка… Поверьте, сеньор, они не услышали от меня ни одного лишнего слова. Сказал только, куда ездил, и все…

Хуан Лопес был так искренне огорчен подозрением, которое невольно возбудил, что у Фреда отлегло от сердца.

– Э, черт с ним! Хватит об этом. Скажите лучше, почему окраины называют терновым венцом?

– Видите ли, из‑за климата, зимой холодного и ветреного, летом жаркого и тоже ветреного, да еще из‑за недостачи воды. Мадрид раньше рос очень медленно. С середины прошлого столетия здесь едва насчитывалось двести тысяч жителей. Река Мансанарес мелководна и в жару пересыхает. После постройки канала, который вобрал в себя воды с вершин Гвадаррамы, картина сразу изменилась. Город начал бурно расти. Появилось много парков, роскошные виллы стали появляться как грибы. Поднимались все новые и новые предприятия. Они требовали рабочих рук, много рабочих рук. Люди двинулись сюда лавиной. Строиться было некогда и не на что. Ютились, кто где мог. Вот и образовался венок из лачуг. Верно, ни один большой город не знает таких! Учтите, большая часть предприятий Мадрида – мелкие! Сотни их каждый год терпят крах, прогорают, как говорим мы между собой, и тот, кто вчера еще был рабочим, сегодня становится безработным. Тут и лачуга уже – недоступная мечта… Город вырос, верно, раз в десять, а о благоустройстве окраин никто не позаботился…

Вскоре Фред убедился, что Хуан не преувеличивает. Из рая, каким теперь казался ему центр, человек попадал прямо в ад. Обитатели окраин действительно ютились – ютились, а не жили – среди мусора, свалок и грязи.

– Я видел окраины Берлина, Парижа, многих других городов, читал о трущобах Чикаго и Нью‑Йорка, но такого себе не представлял! – вырвалось у Фреда.

– Здесь еще не так, а вот на северной окраине еще хуже, – вздохнул Хуан.

Да, «терновый венец» вполне оправдывал свое название. И носил его распятый, преданный и проданный испанский народ…

Часть дня Фред собирался посвятить музею Прадо, но после только что увиденного отважиться на это не смог. Он знал: все произведения искусства покажутся ему обманом и фальшью. Он просто не сможет их воспринять.

После скромного обеда в небольшом ресторанчике Фред попросил Хуана проехаться вдоль парка Касадель‑Кампо и дальше мимо Университетского городка.

– Кажется, здесь велись ожесточенные бои за Мадрид? – спросил он, когда они въехали в зеленую зону.

– Да, велись… – после длинной паузы ответил Хуан Лопес. – Только мне лучше не вспоминать об этом сегодня. Может быть, еще увидимся, тогда расскажу…

Распрощался Фред с Хуаном поздно вечером, уставший от долгой поездки и массы новых впечатлений. Шофер такси долго и крепко пожимал руку своего не совсем обычного пассажира.

– Сеньор, еще раз прошу, не думайте обо мне плохо! Я труженик и не предал ни одного человека.

 

– Ни капельки не сомневаюсь… камарад! – Фред подчеркнул последнее слово.

Глаза Хуана благодарно засветились.

Прежде чем войти к себе в номер, Фред на всякий случай постучал в соседнюю дверь. Никто не ответил.

Усталось дала себя знать – сон обрушился на него сразу, словно огромная глыба. Когда утром зазвонил телефон, Фреду показалось, что прошло не более часа с тех пор, как он заснул.

Но комнату заливало яркое солнце, телефон, не умолкая, звонил.

– Куда вы, черт подери, пропали! – послышался знакомый хриплый голос.

– Просто крепко спал. Извините, не ожидал, что вы позвоните так рано.

– Быстрей спускайтесь вниз! Я жду вас в машине.

Спросонья не сообразив, зачем его так спешно вызывают, Фред быстро оделся и минуты через три уже вышел из гостиницы.

Вчерашний незнакомец ждал его в роскошном «форде».

– Почему без вещей? – не здороваясь, спросил он.

– Слово «побыстрей» я понял буквально. Разрешите вернуться, забрать чемодан и расплатиться?

– Расплатятся без вас! Садитесь! Поехали на аэродром.

Тон приказа был настолько категоричен, что возразить Фред не решился.

Минут десять ехали молча. Незнакомец сперва сердито сопел, потом неожиданно рассмеялся.

– Вот вам за потерянные вещи, – сказал он, вынимая из старомодного бумажника фатальную пятидесятиполларовую купюру.

– С вашего разрешения я передам ее Нунке.

– Как хотите…

До аэродрома незнакомец не произнес больше ни слова. Фред тоже мрачно молчал. С ним обошлись не слишком‑то учтиво, и он не скрывал, насколько сильно это его задело.

На этот раз дорога на аэродром показалась Фреду значительно короче. Он удивился, что машина остановилась так быстро. Но впереди виднелись крылья самолетов, угадывалось летное поле.

Здоровенный шофер взял под мышку свернутый, но не очень тщательно зашитый гобелен и оглянулся, ожидая приказа владельца машины.

– Не выпускать из рук до самого самолета! – коротко приказал тот.

– Это меня или гобелен? – насмешливо спросил Фред, хотя понимал: с документами надо быть осторожным.

Незнакомец прищурился.

– А знаете, вы мне нравитесь!

– Тогда, может, скажете, куда делся Браун?

– Если вы думали сказать последнее слово у его гроба, то опоздали, – ответил незнакомец.

 

 

Ворон без гнезда

 

На следующий день он проснулся поздно. Было воскресенье, и сигнал побудки, который всегда громко разносился по всей территории школы, сегодня не прозвучал. Да и устал вчера Фред так, что все равно его не услышал бы.

Завтрак уже ждал его на столе. Очевидно, в честь праздника рядом с тарелками и закрытыми судками стоял маленький графин с коньяком. Взглянув на этот «натюрморт», Фред почувствовал, что здорово проголодался. Ведь на протяжении прошедшего дня он почти ничего не ел, а вернувшись в школу, даже не подумал об ужине.

Наскоро проделав несколько гимнастических упражнений и приняв душ, Фред в одной пижаме сел за стол и с удовольствием оглядел кушанья. Ого, как сегодня угощают! Многовато даже при его аппетите: селедка, вареные яйца, ветчина, куриная ножка с рисовым гарниром… и, конечно, термос с неизменным черным кофе.

Но только Фред взялся за вилку, в дверь постучали, и на пороге появилась плотная фигура человека, которого Фред встретил на веранде и который смешно представился Вороновым, Вороном или генералом.

– Вы, молодой человек, конечно, удивлены, что я пришел к вам в воскресенье и вдобавок без приглашения? Но вы еще больше удивитесь, увидев вот это!

Воронов вынул из брючного кармана бутылку, завернутую в бумагу, не спеша развернул ее и торжественно, точно вручая хозяину необычайно приятный подарок, поставил на стол. Поставил так, чтобы Фред сразу смог увидеть этикетку.

– «Русская смирновская водка», – вслух прочитал Фред и с удивлением взглянул на Воронова. – Что‑то не слышал о такой!

– Нет, нет, вы прочитайте написанное мелким шрифтом, – настаивал Воронов, довольный признанием Фреда, что тот даже не слыхал о существовании такой водки.

– «Поставщик двора его императорского величества», – читал Шульц дальше.

– Вот в этом‑то, батенька мой, и вся заковыка! Поставщик двора! Это вам не на Хитром рынке и не в Охотном ряду торговать!

– Вы что, храните бутылку с дореволюционных времен? – с деланной наивностью спросил Фред.

Воронов расхохотался. Он упал на стул у стола, и его огромный живот затрясся так, словно генерала трепала жестокая лихорадка

– Ха‑ха! Вот это сказал – храню с дореволюционных времен! Ха‑ха‑ха! Да вы, батенька, поглядите на мой нос! Это же вывеска! Самая лаконичная характеристика! Танталовы муки мелочь в сравнении с тем, что мне довелось пережить, откладывая вчера вечером для вас эту бутылку. Даже ночью просыпался! А вы «с дореволюционных времен … Это ведь из Англии! Поставщик Смирнов эмигрировал туда и открыл в Англии водочный завод. Славится! Лучшей водки, чем «смирновская», во всем мире не сыщете.

– А «московская»?

– Пробовал! Хороша, ничего не скажешь! Но кто привык к «смирновской», другой пить не станет.

– Тогда давайте позавтракаем вместе! Прошу!

Воронов поднялся, приблизился к домофону и позвонил:

– Это Воронов! Мой завтрак принесите в тринадцатый бокс, – приказал он кому‑то и, положив трубку, поинтересовался: – В спальне тоже есть аппарат?

Фред утвердительно кивнул головой.

Воронов молча вытащил вилку домофона из штепселя, прошел в спальню и сделал то же самое.

– Когда аппарат выключен, чувствуешь себя свободнее, – пояснил он, вернувшись в столовую.

– Меня предупредили, что выключать домофон запрещено.

– Э! Я преподаватель и имею право… – Генерал отер ладонью пот, обильно выступивший на его широком с залысинами лбу, и тяжело опустился на стул.

В дверь второй раз за это утро постучали. Пришел денщик с завтраком для Воронова. Блюда те же, что и у хозяина комнаты, только хлеба в несколько раз больше да на маленькой тарелочке соленый огурец.

– Приготовь постель и все, что требуется! – приказал генерал денщику.

Тот щелкнул каблуками и вышел.

– Ведь сейчас утро, зачем вам постель? – удивился Фред.

– Каждый сам себя лучше знает! – весело подмигнул Воронов, кивнув на бутылку «смирновской» и стоящий рядом с ней внушительных размеров графин с вином – видно, утренняя порция генерала.

Воронов налил себе большую рюмку, протянул руку, чтобы налить Фреду, но вдруг остановился:

– У вас нет ничего более пристойного, чем этот наперсток?

– Господин генерал, вообще я не охотник до водки. Но на этот раз одну маленькую рюмку выпью. Чтобы попробовать «смирновскую» и поблагодарить за такой приятный визит.

– Мне больше достанется, – откровенно обрадовался Воронов. – Будем здоровы! Хоть старая русская поговорка и гласит, что незваный гость хуже татарина, но, надеюсь, вы примете старика с открытой душой так же, как я пришел к вам.

 

Провозгласив тост, Воронов залпом выпил стограммовую рюмку, поморщился, словно хлебнул отравы, понюхал хлебную корочку и надкусил огурец.

Фред тоже отпил из своего «наперстка».

– Ну как, нравится? – поинтересовался Воронов.

– В дегустаторы водочных изделий я бы не пошел. Коньяк лучше.

Некоторое время ели молча. Паузу нарушил Фред.

– Господин Воронов, вот вы говорите об открытой душе, то есть искренности, а меня одолели сомнения. Разве может человек, всю жизнь отдавший разведке, быть до конца искренним?

– Э‑э, это вы напрасно, молодой человек! Нет на свете такой живой души, которой бы время от времени не хотелось кому‑либо довериться.

– Доверяются друзьям, иногда – просто приятелям, тем, кому безоговорочно верят, тем…

Воронов горько усмехнулся:

– Вы намекаете, что мы не друзья, что вы не верите мне и поэтому надеяться на вашу искренность и дружбу мне нельзя?

– Упаси боже! Ведь я из собственного опыта знаю: друзей не ищут, они сами находятся. Но к дружбе у меня большие требования. Помните у Сервантеса: «Не так трудно умереть за друга, как найти друга, за которого стоит умереть».

– Не понимаете вы меня, Фред, или не хотите понять! Вот сейчас вы живете в Испании. Но фактически вы среди друзей, единомышленников. Нунке, Шлитсен, не буду перечислять – все они ваши соотечественники. А я как уехал, вернее – бежал с родины в девятнадцатом году, так и скитаюсь по белу свету. Двадцать шесть лет! Вы понимаете: двадцать шесть! Больше, нежели вы вообще живете на свете! Вам, кажется, двадцать четыре?

– Двадцать пять.

– Вот видите! Завидую. Просто завидую…

Воронов выпил вторую рюмку, снова понюхал корку и надкусил огурец.

– А не кажется ли вам, господин генерал, что мне нечего завидовать? Вы же отлично знаете – в любую минуту меня могут послать в чужую страну, и кто знает, какая ждет меня судьба. В лучшем случае жизнь на чужбине, напряженная, полная тревог, в худшем – девять грамм свинца и «со святыми упокой».

– Сказать, почему я завидую вам? Сейчас скажу, пока не напился как свинья.

– Охотно выслушаю.

– Вы молоды, это первое. Но вы уже, как говорят русские, «стреляный воробей» и обладаете большим опытом в нашем деле. Это два. Вы отлично владеете русским языком, знаете жизнь России. Если вас даже и пошлют туда, возможность вашего провала маловероятна, это три. И не только это. Попав в Россию, вы, как немец, хотя и будете среди чужих, но месть за разгромленную русскими Германию принесет вам немалое утешение… Не то что я…. Верите ли: во время войны слушаю советские известия, и где‑то в глубине души теплится гордость – ага, мол, напоролись на русских! Это вам не Франция! Горечи такого чувства вам не испытать никогда. Это четыре. А пятое – вас вообще никуда не пошлют, а оставят преподавать в школе!..

– Боюсь, вы ошибаетесь!

Фред внимательно следил за выражением лица собеседника. Нет, кажется, еще не пьян.

– Но, прошу, пусть это останется между нами! Сделайте вид, что вы ничего не слышали. Это я вам выдаю первый аванс на дружбу… Только вот что, не доверяйте судьбе, предательница она, как и каждая баба: сегодня кокетничает с тобой, целуется, а завтра, глядишь, вильнула хвостом и переметнулась к другому… Нет, нет, вы не смотрите на меня так. Две рюмки для Ворона все равно, что слону ватрушка. Пол‑литра в самый раз. Что сверх того – то от лукавого… И со мной в молодости судьба кокетничала. И я, казалось, когда‑то держал счастье за хвост. Вырвалось! Вернее, вырвали и наподдали коленкой под зад. Так шуганули, что с Дальнего Востока до самой Франции летел. А я ведь был одним из лучших агентов разведки, а потом контрразведки, и не какой‑нибудь, а русской! Вы знаете, что такое царская разведка? Одна из лучших в мире! Не верите? Хотите, я расскажу вам один случай? Даже рюмку отставлю, пока буду рассказывать. Хотите?

– Еще бы!

– В феврале 1916 года немецкая разведка послала в Россию одного из лучших своих агентов – Альфреда фон Бенсберга. А надо сказать, что этот фон Бенсберг за два года войны четыре раза уже побывал в России и счастливо возвратился домой. Это была, как говорят теперь, восходящая звезда на небосводе кайзеровской разведки. Тогда ему было, кажется, за тридцать. Так вот, на сей раз он прибыл в Прибалтику с документами богатого купца из Сибири, получив задание любой ценой достать план прохода через минные поля в Ирбенском проливе. Немцы знали, наши крейсеры проходят через весь пролив, а все старания немцев проскользнуть по проливу в Рижский залив были тщетны.