Gesamt-Kunstkino – универсальное произведение кино

Давайте представим, что мы перенеслись на сто лет назад, в декабрь 1899 года, и стали свидетелями премьеры новой оперы Вагнера «Тангейзер» в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Мы могли бы остановить джентльмена в котелке, выходящего из театра, и расспросить его. Возможно, мы прошлись бы с ним по Бродвею и вместе рассуждали бы об искусстве и надвигающемся двадцатом столетии. Что насчет великолепной постановки, которую он только что увидел? По-настоящему невероятно! И, возможно, это будущее оперы как искусства. Здесь всецело проявилась концепция Рихарда Вагнера Gesamtkunstwerk – универсальное произведение искусства – предельное слияние музыки, драматического искусства и изображения. А какие чудеса публика увидит еще через 100 лет?

Пока он останавливается, раздумывая над этим вопросом, мы можем рассмотреть толпу людей в магазине за ним, в основном мужчин, в основном молодых иммигрантов, с головой погруженных в какой-то механизм. Их руки вращают рукоятку этой машины, находясь в состоянии, подобном трансу. По счастливой случайности мы остановились перед развлекательным пассажем, люди внутри управляют кинетоскопом и смотрят там изображения раздевающихся молодых дам снова и снова.

Наш друг взволнованно предвкушает век высокой культуры и оперного триумфа, который потеснит бледную культуру и оперу девятнадцатого века, а мы – путешественники во времени – знаем правду и с трудом скрываем улыбку. Представьте нашего нового знакомого, который испытает изумление и отвращение одновременно, если сказать ему, что вот это шумное и оскорбительное устройство позади него вскоре трансформируется в доминантную форму искусства двадцатого века и тоже будет по-своему воплощать концепцию Gesamtkunstwerk. И хотя его любимая опера еще будет исполняться в 1999 году, но это будут реконструкции постановок по канонам XIX века. Опера сохранится как застывший янтарь или западная версия японского театра кабуки. Конечно, мы не станем его разочаровывать своими откровениями.

Следом можно перенестись в декабрь 1999 года тоже в Нью-Йорке. Фильм «История игрушек 2» недавно стартовал в кинотеатрах, и очереди за билетами не стали короче, а на Таймс-сквер даже стали длиннее. Проходя мимо афиши, мы узнаем почему: «История игрушек 2» демонстрируется в цифровом формате. Он сделан без пленки.

Перфорированная пленка, которая служила нашим друзьям в развлекательном пассаже в 1899 году и захватывающим кинематографическим мечтам двадцатого века, сквозь приход звука, цвета, широкого экрана, формата 3D и объемного звука Dolby Stereo, – материальный медиум, который нес в себе все эти изобретения и не жаловался, к концу столетия вот-вот снимет свой груз и ускользнет. Через несколько лет пленка станет исторической диковиной, как пергамент или папирус.

Это то, о чем стоит беспокоиться?

Для сравнения, первая Библия Гутенберга была напечатана на пергаменте – красивой и тактильной субстанции из кожи, но по-настоящему печать стала развиваться с распространением бумаги, которая была дешевле и проще в производстве. Способ книгопечатания Гутенберга с подвижными литерами превзошел сам медиум, использовавшийся для печати книг. Цифровое изображение по отношению к пленке почти наверняка проявит себя как бумага по отношению к пергаменту. Но можно уверенно заявить, что, несмотря на то что пленка может потускнеть и выцвести, всегда останутся картины, которые движутся. Прорыв, с которого начался путь к кинематографу, сделал Джозеф Плато, изобретший стробоскоп в 1830-х годах. Это стало таким же значимым открытием, как и изобретение Гутенбергом книгопечатания в 1450-х годах.

Как бы ни было непривычно видеть цифровую проекцию изображения, более четкую, чем 35-миллиметровая пленка, без единой царапины, пылинки или искажения, которые поражают даже самую безупречную пленку, правда в том, что за пятнадцать лет киноиндустрия неуклонно выворачивала цифру наизнанку. Возможности цифровых визуальных эффектов, конечно, были уже хорошо знакомы до их триумфа в фильмах «Парк Юрского периода», «Титаник» или «Аватар». Но приход цифровой проекции станет триггером окончательной капитуляции пленочно-механически-аналогового кино – наследия девятнадцатого века.

Как только цифровая проекция отвоевала позиции, кинолабораториям, таким как Technicolor, стало сложно держаться на плаву, так как большинство их доходов поступало от массовых заказов кинокопий для кинотеатров, иногда доходивших до 15 миллионов метров пленки на один фильм. Да и для самих съемок пленка стала использоваться все реже и реже. Летом 2000 года Джордж Лукас распрощался с пленкой насовсем и снял очередной фильм «Звездные войны», используя цифровую камеру высокого разрешения Sony. Весь технический процесс кинопроизводства стал цифровым от начала и до конца, и вся техническая инфраструктура стала развиваться с небывалой скоростью. Некоторые из последствий этих трансформаций мы можем предвидеть, некоторые же непредсказуемы.

Конечно, появятся чудеса, которые компенсируют нам потерю пленки. Границы между видео, компьютерами и кино окончательно исчезнут, и появятся цифровые существа (возможно, даже цифровые актеры), и «Парк Юрского периода» 1993 года будет смотреться как «Кинг-Конг» 1933 года. И конечно, канал 638 будет живой трансляцией с Луны вида планеты Земля в изумительных деталях, занимая всю жидкокристаллическую стену вашей медиакомнаты.

 Что насчет КИНО – ритуала смотреть движущиеся картинки в театральной обстановке? Каким КИНО будет в 2099 году?

Эта цифровая революция, так токсично пьянящая нас сейчас, трансформирует ли КИНО во что-то неузнаваемое для нас сегодняшних, к лучшему или худшему?

Станет ли кино к 2099 году таким же законсервированным, как опера двадцатого века? Возможно, наряженные в смокинги люди придут на показ в честь 160-летнего юбилея «Касабланки», улучшенной каким-то технологическим правнуком сегодняшнего цифрового волшебника.

Или, возможно, кино исчезнет совершенно. Произойдет какой-нибудь техническо-социальный переворот, невообразимый для нас, как кинетоскоп в пассаже развлечений в 1899 году. Параллели между иммигрантами, крутящими рукоятки, и вашими подростками, запертыми в комнате с компьютерной игрой, поражают.

Конечно, мы знаем, что глупо даже пытаться ответить на эти вопросы.

Давайте доведем вопрос до абсолюта и представим еще одно изобретение. Как будто появится черный ящик, который может напрямую трансформировать мысли одного человека в смотрибельную кинематографическую реальность. Вы прикрепляете электроды к нескольким определенным точкам на черепе и просто думаете «фильм», и он появляется.

И поскольку мы уже путешествуем во времени, давайте представим это гипотетическое изобретение как Фаустовскую сделку с режиссерами будущего (2099 год). Если такой черный ящик будет предложен вам каким-то мистическим персонажем в плаще в обмен на вашу бессмертную душу, вы согласитесь?

Есть режиссеры, мои близкие друзья, которые согласятся и даже ухватятся за такое предложение. Ими движет желание увидеть их собственную версию на экране в максимально чистой форме. Они принимают существующие сегодня коллаборации в кинопроизводстве как необходимое зло, ради того чтобы достичь собственного видения. Альфред Хичкок, я предполагаю, был бы одним из таких режиссеров, по крайней мере, так можно судить по его описанию творческого процесса: «Фильм уже создан в моей голове еще до того, как начнутся съемки». Стоит ли это того, чтобы отдавать нашу бессмертную душу? Поживем – увидим. Сегодня искусственный интеллект развивается с каждым днем и очень скоро разрушит все мыслимые барьеры. Кино и человек станут трансформируемы? Студия Pixar – явно ступенька на пути к этому. Каждый пиксель в анимационных фильмах Pixar был кем-то придуман и воплощен.

Режиссеры, которые откажутся от такого предложения, наиболее заинтересованы в творческом процессе создания кино и хотят как можно скорее увидеть волшебство, рождающееся из этого процесса. Фрэнсис Форд Коппола красочно описывал свою роль так: «Режиссер – это шпрехшталмейстер в таком цирке, который изобретает себя сам прямо на ходу».

 Такой подход можно сравнить со снежинкой, с ее величественной красотой и спонтанностью.

Когда снежинка формируется, сильно охлажденные молекулы Н2О кристаллизуются быстрее, чем структура воды может справиться, и совершенно случайно получаются резные кружева снежинки. Эта случайность как раз то, почему не может быть двух одинаковых снежинок.

Цифровые технологии – это удобный механизм для спонтанности: ты можешь просто схватить iPhone или что окажется под рукой и начать снимать. Теперь можно сделать полноценный короткометражный фильм за один день. Написать, снять, смонтировать и сделать звук – все. В этом процессе ваши замыслы кристаллизуются быстрее, чем могут быть организованы все элементы. Но чтобы добиться спонтанности, нужно пожертвовать контролем – например, вы не сможете контролировать погоду во время революции. Это уже происходит. Это примета большого искусства – чувство (не обязательно верное), что это свежо, что это происходит прямо сейчас и никто это не контролирует.

Тем не менее шестиугольная природа молекул Н2О проявляется сквозь любые вариации – вот почему все снежинки, несмотря на филигранную случайность, имеют шесть лучей. Если бы молекулы в снежинках располагали неограниченным временем, чтобы организоваться, то они бы плотно сгруппировались и выглядели как одинаковые шестиугольные плитки в ванной.

Вопрос, который стоит перед каждым, кто делает кино в этот цифровой переходный век, – куда ты себя поместишь на этом спектре между контролем и спонтанностью. Каждый примет свое решение, и оно будет различаться от фильма к фильму.

Предположу, что кино будет с нами и через сто лет. Другое, конечно же, но все еще кино. Его выживание будет питаться волшебной потребностью человечества в историях, и его развитие определится технической революцией, которая уже грядет. Возможно, мы сейчас в самом начале чего-то великого. И у нас впереди еще несколько прекрасных столетий, если мы будем осторожны.

Но кто знает? Давайте вернемся к этому снова в 2099 году и еще раз обсудим.