ИНФОРМАЦИЮ, СПОСОБСТВУЮЩУЮ АРЕСТУ 4 страница

— Он говорит, что у него есть лекарство от чумы, которое кое-кто так хочет получить. Он знает, что ты ранен. Конечно, он не называл имен, но кого еще он может иметь в виду, кроме вас.

Я сажусь и свешиваю ноги с края кровати. Выбора нет.

— Да, этот человек говорит обо мне, — соглашаюсь я.

Тесса подбирает с пола несколько чистых бинтов и запихивает себе под рубашку.

— Это ловушка. Мы сейчас же уйдем.

Мужчина кивает.

— Вы можете выйти через заднюю дверь. Прямо по коридору, первая дверь налево.

Я на секунду встречаюсь с ним взглядом. В этот момент я понимаю, он точно знает кто я. Хотя и не говорит об этом вслух. Как и многие другие люди из нашего сектора, которые помогали мне в прошлом, он явно не в восторге от того, что я создаю проблемы для Республики.

— Мы благодарны за вашу помощь, — говорю я.

Он ничего не отвечает. Я хватаю Тессу за руку, мы выбегаем из комнаты, вниз по коридору, к заднему выходу. Воздух на улице очень влажный. Глаза начинают слезиться от боли из-за ран по всему телу.

Мы бежим мимо шести кварталов через безлюдные аллеи, пока, наконец-то, не чувствуем себя в относительной безопасности. Теперь можно перейти на шаг. Все мое тело теперь просто вопит от боли. Рука сама тянется к кулону на шее, но я вспоминаю, что его там больше нет. Внутри зарождается паника. А что, если солдаты Республики поймут, что это такое на самом деле? Уничтожат они его? А что, если они вернут его моей семье?

Тесса резко останавливается, прислоняясь головой к стене здания.

— Нам нужно уйти из города, — говорит она. — Здесь слишком опасно, Дэй. Ты знаешь, что я права. Давай уедем в Аризону или Колорадо, ну, или хотя бы в Барстоу. Я не против пожить в пригороде.

Да, да. Я знаю. Я опускаю глаза вниз.

— Я тоже хочу уехать.

— Но не уедешь. Это написано у тебя на лице.

Какое-то время мы стоим молча. Если бы все зависело только от меня, я бы уже давно пересек всю страну и при первом удачном случае присоединился к Колониям. Я готов рискнуть своей жизнью. Но есть куча обстоятельств, из-за которых я не могу уйти, и Тесса об этом знает. Мама и Джон не смогут просто так взять и бросить свою работу, а Иден — уйти из школы, в которую его определили. Ведь тогда они станут такими же беглецами, как и я.

— Я подумаю об этом, — отвечаю я, наконец.

Тесса печально улыбается, глядя на меня.

— Как думаешь, кто может искать тебя? — спрашивает она. — Как они узнали, что мы в Озерном секторе?

— Не знаю. Может какой-нибудь дилер услышал о том, что кто-то проник в больницу и решил, что у нас куча денег или что-то в этом духе. Может, солдаты Республики. Или шпион. Я потерял свой кулон в больнице, навряд ли он как-то поможет им выйти на меня, но все может быть.

— И что ты собираешься делать?

Я пожимаю плечами. Рана от пули начинает пульсировать, и я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть.

— В одном я уверен точно, черта с два я с ним встречусь. Хотя, должен признать, мне интересно, что он может мне предложить. А вдруг у него и правда есть лекарство от чумы?

Тесса пристально смотрит на меня. Когда-то я уже видел это ее выражение лица, в ночь, когда мы первый раз встретились — надежда, любопытство и страх.

— Ну..... разве может быть что-то более опасное и безумное, чем проникновение в хорошо охраняемую больницу, а?

 

Глава 6

НЕ ЗНАЮ ТОЧНО ПОЧЕМУ, МОЖЕТ КОММАНДЕРУ ДЖЕМЕСОН СТАЛО МЕНЯ ЖАЛКО, А МОЖЕТ, ОНА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СКОРБИТ О ПОТЕРЕ ОДНОГО ИЗ СВОИХ ЛУЧШИХ СОТРУДНИКОВ — МЕТИАСА, НО ОНА РЕШИЛА ПОМОЧЬ МНЕ ОРГАНИЗОВАТЬ ПОХОРОНЫ, ХОТЯ РАНЬШЕ НЕ ДЕЛАЛА ЭТОГО НИ ДЛЯ ОДНОГО ИЗ СВОИХ СОЛДАТ. Она отказывается как-то комментировать это свое решение.

Богатые семьи, такие, как наша, всегда со всей тщательностью относятся к организации похорон. Похороны Метиаса проходят в здании с высокими арками в стиле барокко и витражами. На полу они расстелили белые ковры, а на круглые банкетные столы поставили букеты белой сирени, запах которой заполнил весь зал. Единственными цветными предметами во всем зале были флаг и круглая печать Республики, висящая прямо над алтарем. Ну и, конечно, портрет славного Электора Примо, возвышающийся над ними.

Все присутствующие на похоронах одеты в белое. На мне изысканное белое платье, со шнуровкой и корсетом, с шелковой юбкой и вышивкой на спине. На груди маленькая брошка из белого золота в виде печати Республики. Волосы собраны в высокую прическу, с распущенными локонами, каскадом спускающимися на плечо, и белой розой, приколотой за ухом. На шее ожерелье из жемчуга. Веки покрыты блестящими белыми тенями и кажется, будто ресницы покрыты снегом, а мешки под глазами спрятаны за блестящей белой пудрой. Такое чувство, что из моей жизни забрали все краски, точно так же, как забрали Метиаса.

Метиас однажды рассказывал мне, что похороны не всегда проходили именно так. После первого наводнения и извержения вулкана, когда Республика решила выстроить барьеры на границе, чтобы отгородиться от проникновения Колонистов на нашу территорию, люди решили сделать белый цвет — цветом траура.

— После первого извержения, — говорил он, — пепел сыпался с неба в течение нескольких месяцев. Мертвые тела были покрыты им. Поэтому сейчас люди надевают белое, чтобы почтить память погибших.

Он рассказал мне об этом, потому что я спросила, какими были похороны наших родителей.

А теперь я брожу среди гостей, одинокая и потерянная, отвечая на сочувствующие слова соответствующими и отрепетированными словами.

— Соболезнуем вашей потере, — говорят они.

Я узнаю некоторых учителей Метиаса, товарищей по оружию, начальников. Здесь даже несколько моих одноклассников из Дрейка. Я не ожидала увидеть их здесь, ведь я не очень-то преуспела в поиске друзей за три года обучения в колледже, возможно, из-за моего возраста или из-за моей усиленной учебной нагрузки. Но они здесь — кто-то из моего тренировочного класса, кто-то из класса 421 история Республики. Они берут меня за руку и качают головой.

— Сначала ваши родители, теперь брат. Не представляем, каково вам сейчас.

Нет, не представляете. Но я лишь улыбаюсь и киваю головой, ведь они говорят это от чистого сердца.

— Спасибо за то, что пришли, — говорю я, — я уверена, Метиас был горд, отдавая жизнь за свою страну.

Иногда я ловлю на себе восхищенные взгляды всех этих доброжелателей, но игнорирую их. Это не имеет для меня никакого значения. Я ношу это вычурное платье, только ради Метиаса, чтобы без слов показать всем, как сильно я его люблю.

Через какое-то время я сажусь за столы передней части зала, прямо перед алтарем, покрытым цветами. Скоро к нему начнут подходить люди, чтобы сказать последнее слово моему брату. Я почтительно склоняю голову перед флагами Республики. Затем взгляд перемещается на белые гробы рядом с ними. Отсюда мне плохо видно лицо человека, лежащего внутри.

— Вы прелестно выглядите, Джун.

Я поднимаю глаза вверх, чтобы увидеть, как кланяется Томас и присаживается рядом со мной. Он сменил свой военный мундир на элегантный белый костюм-тройку, а его волосы недавно подстрижены. Могу с уверенностью сказать, что костюм совершенно новый. Должно быть, он стоил ему целого состояния.

— Спасибо. Вы тоже.

— Это... я имел в виду, Вы хорошо выглядите при данных обстоятельствах, учитывая все, что случилось.

— Я знаю, что вы имели в виду. — Я протягиваю руку и глажу его по руке, чтобы успокоить. Он в ответ дарит мне улыбку. Кажется, он хочет сказать еще что-то, но потом решает ничего не говорить и отводит глаза.

Уходит где-то полчаса на то, чтобы все расселись по своим местам и еще полчаса, чтобы официанты расставили тарелки с едой. Я ничего не ем. Коммандер Джемесон сидит напротив меня на дальней стороне нашего банкетного стола, и между ней и Томасом сидят три моих дрейковских одноклассника. Я обмениваюсь с ними вымученными улыбками. По левую руку от меня сидит мужчина по имени Хиан, который организует и курирует все Испытания, проводимые в Лос-Анджелесе. Он же проводил и мое. Вот чего я не могу понять, так это того, почему он здесь — какое ему дело до того, что Метиаса убили. Он когда-то знал наших родителей, так что его присутствие не удивительно, но почему он сидит рядом со мной?

Потом я вспоминаю, что Хиан был наставником Метиаса до того, как он присоединился к отряду коммандера Джемесона. Метиас его ненавидел.

Вот мужчина хмурит косматые брови и хлопает меня по обнаженному плечу. Его ладонь задерживается на моей коже на какое-то время.

— Как вы себя чувствуете, моя дорогая? — спрашивает он. Его слова искажают шрамы на его лице, разрезающие его переносицу, а другая бугристая отметина рассекает его щеку от уха до подбородка.

Мне удается улыбнуться.

— Лучше, чем ожидалось.

— По мне, так это хорошо. — Он издает смешок, что заставляет меня поежиться. Его глаза осматривают меня сверху донизу. — Это платье делает вас похожей на распустившийся снежный бутон.

У меня уходят все силы, чтобы сохранить на лице улыбку. Спокойно, говорю я себе. Хиан не тот человек, которого стоит делать своим врагом.

— Знаете, я очень любил вашего брата, — продолжает он с преувеличенным сочувствием. — Я помню его еще совсем мальчишкой — вы бы его видели. Он бегал вокруг родителей в гостиной, держа руки, словно маленький пистолет. Ему было суждено войти в наш отряд.

— Спасибо, сэр, — говорю я.

Хиан отпиливает огромный кусок мяса и запихивает его себе в рот.

— Метиас был очень сообразительным, когда я был у него наставником. Настоящий лидер. Он вам когда-нибудь об этом рассказывал?

У меня перед глазами мелькают воспоминания. Дождливый вечер, когда Метиас начал работать на Хиана. Он взял с собой меня и Томаса, который все еще учился в школе, за пределы сектора Танагаши, где я съела свою первую миску свинины эдем, со спагетти и вкусными луковыми колечками. Я помню, что оба они были при полном обмундировании — мундир Метиаса был расстегнут, а верхняя пуговица у рубашки была застегнута, Томас же был застегнут на все пуговицы, а волосы аккуратно зачесаны назад. Томас дразнил меня из-за моих растрепанных косичек, а Метиас молчал. Потом, неделю спустя, его стажировка у Хиана неожиданно закончилась. Метиас подал рапорт о переводе, и его перевели в патруль коммандера Джемесона.

— Он говорил, что все засекречено, — лгу я.

Хиан смеется.

— Хороший парень, вот каким был Метиас. Отличный ученик. Каково же было мое разочарование, когда его перевели в городские патрульные. Он сказал мне, что просто недостаточно умен для того, чтобы судить Испытания или организовывать людей, которые закончили их. Такой скромняга. Он был умнее, чем думал — прямо как вы.

Он ухмыляется мне.

Я киваю. Хиан заставил меня пройти Испытание дважды, потому что я набрала высший бал в рекордное время (за час и десять минут). Он думал — я жульничаю. Не то, чтобы у меня у одной был самый высокий балл за все время существования нации — но, скорее всего, я единственный ребенок, которого заставили проходить Испытание дважды.

— Вы очень добры, — отвечаю я. — Мой брат был лучшим лидером, мне таким никогда не стать.

Хиан отмахивается от моих слов.

— Ерунда, моя дорогая, — говорит он. Потом он склоняется ниже. Есть что-то такое скользкое и неприятное в нем. — Его гибель опустошила меня, — говорит он. — Его смерть на совести того паршивца. Какой позор! — Хиан сощуривает глаза, отчего его брови кажутся еще гуще. — Я так обрадовался, когда коммандер Джемесон сказала мне, что вы выследили его. Нужно было, чтобы на его дело взглянули свежими глазами, и вы просто умничка, что сделали это. Сказка, а не тестовое задание, да?

Я ненавижу его всем своим существом. Томас, должно быть, замечает мое напряжение, потому что я чувствую, как его рука под столом накрывает мою. Просто смирись с судьбой, как бы говорит он мне. Когда Хиан наконец-то отворачивается, чтобы ответить на вопрос мужчины, сидящего по другую руку от него, Томас наклоняется ко мне.

— У Хиана личные счеты с Дэем, — шепчет он.

— Что так? — спрашиваю шепотом я в ответ.

Он кивает.

— А кто, думаете, оставил ему этот шрам?

Дэй изувечил его? Я не могу скрыть удивления. Хиан довольно крупный мужчина, и он работает в администрации Испытаний столько, сколько я себя помню. Такой опытный чиновник. Неужели подросток смог нанести такое серьезное увечье? И выйти сухим из воды? Я осматриваю Хиана и изучаю его шрам. Разрез четкий, нанесен гладким лезвием. Должно быть, все произошло слишком быстро, иначе линия бы не получилась такой прямой — не могу себе представить, чтобы Хиан оставался спокоен, пока кто-то режет его вот так. На мгновение, всего на долю секунды, я становлюсь на сторону Дэя. Я смотрю на коммандора Джемесон, которая пристально смотрит на меня, будто читает мои мысли. Я чувствую себя немного неловко.

Томас снова касается моей руки.

— Эй, — говорит он, — Дэй не может прятаться от нас вечно, рано или поздно мы найдем это уличное отребье и осудим его, чтобы остальным было неповадно. Когда вы беретесь за дело всерьез, даже ему не удастся обойти вас.

Мне вдруг становится не по себе от того, как Томаса с нежностью смотрит на меня, мне кажется, будто это Метиас сидит рядом со мной и говорит, что все будет хорошо, уверяя меня в том, что Республика не подведет меня. Однажды Метиас уже обещал всегда быть рядом со мной. Я отворачиваюсь от Томаса и смотрю в сторону алтаря, не хочу, чтобы он видел мои слезы. Я не могу улыбнуться ему в ответ. Вряд ли я когда-нибудь смогу улыбаться.

— Давайте уже покончим с этим, — шепчу я в ответ.

 

Глава 7

ДАЖЕ ПОСЛЕ ЗАХОДА СОЛНЦА ЖАРА НА УЛИЦЕ ПРОСТО НЕВЫНОСИМАЯ. Я медленно ковыляю мимо улиц, вдоль окраин секторов Зимнего и Альта, мимо озера, в суетливые толпы, проходящих мимо людей. Мои раны пока еще не до конца затянулись. На мне армейские штаны, те, которые мне дал наш спаситель, и тонкая рубашка с воротником, которую Тесса нашла в мусорном баке. Кепка низко надвинута, еще к своей маскировке я добавил повязку на левый глаз. На самом деле ничего необычного. Только не среди рабочих с завода, целиком покрытых различными увечьями. Сегодня я сам по себе, Тесса осталась в безопасном месте, в нескольких кварталах отсюда. Нет необходимости вместе рисковать своими жизнями.

Меня окружают знакомые звуки: уличные торговцы зазывают прохожих, продавая гусиные вареные яйца, жареное тесто и хот-доги. Обслуживающий персонал задерживается у дверей продуктовых магазинов и кафе, пытаясь урвать клиентов или покупателей. Мимо с грохотом проносятся десятки старых автомобилей. Работники второй смены медленно прокладывают себе дорогу домой. Меня замечают несколько девчонок и краснеют, когда я смотрю на них. По озеру осторожно, чтобы избежать гигантских турбин, вспенивающих воду, пыхтя, плавают лодки, а берег утопает в звуках сирены — тихих, без света.

Некоторые районы перекрыты. От этих я держусь подальше — солдаты пометили их, как карантинные зоны.

Громкоговорители вдоль крыш зданий начинают потрескивать, а на Информщитах прерывается реклама (или, в других случаях, чтобы предупредить о еще одном нападении повстанцев «Патриот»), чтобы показать изображение нашего флага. Все на улицах останавливаются и встают по стойке смирно, когда начинают произносить клятву.

Как и все на улице, я клянусь в верности великой Республике Америки, нашему Электору Примо, славному государству, единству в борьбе против Колоний, нашей скорой победе в войне!

Когда громкоговоритель произносит имя Электора Примо, мы поднимаем руку в приветственном жесте в сторону столицы. Я бормочу клятву себе под нос, но замолкаю на последних двух отрывках клятвы, когда уличные полицейские не смотрят в мою сторону. Интересно, как звучала клятва до начала войны с Колониями.

Когда клятва заканчивается, люди возвращаются к своим делам. Я направляюсь в бар, оформленный в китайском стиле. Работник бара у входной двери широко мне улыбается, я замечаю, что у него не хватает нескольких зубов. Он быстро проводит меня в зал.

— У нас есть настоящее пиво «Циндао», — говорит он шепотом, — товар с прямой поставки, в качестве подарка для нашего славного Электора Примо. Продажа до шести вечера.

Он с опаской оглядывается вокруг. Я пристально смотрю на него. Пиво «Циндао»? Ага, как же. Отец бы посмеялся над этим. Республика не заключала торгового соглашения с Китаем (у нас действует другая политика — «завоевать Китай и присвоить себе их бизнес») для того, чтобы отправлять импортные товары в трущобные районы. Скорее всего, этому парню не хватает денег, для того, чтобы платить ежемесячный налог государству. Иначе он не пошел бы на такой риск, наклеивая фальшивые этикетки от пива «Циндао» на дешевые пивные бутылки.

Я благодарю его и прохожу дальше. В таких местах легко откопать нужную информацию.

Здесь довольно темно. Пахнет дымом от сигарет, жареным мясом и газовыми лампами. Я пробираюсь к барной стойке мимо столов и стульев, на ходу хватая еду с «неохраняемых» тарелок и запихиваю себе под рубашку. За спиной у меня в «кольце» сидят несколько пьяных посетителей, подбадривающих бойцов по Скизу. Похоже, в этом баре людям позволяют играть в запрещенные азартные игры. Если они не глупы, то готовы в любую минуту дать уличному полицейскому на лапу со своих выигрышей — если только они не готовы признать, что у них процветает бизнес, необлагаемый налогами.

Барменша не утруждает себя тем, чтобы проверить мой возраст. Она даже не глядит на меня.

— Что желаете? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Просто немного воды, пожалуйста, — говорю я.

Я слышу, как позади нас раздается какой-то рев и крики, когда один из бойцов падает.

Она бросает на меня скептический взгляд. И тут же обращает внимание на повязку на моем лице.

— Что случилось с твоим глазом, мальчик?

— Несчастный случай. Я ухаживаю за коровами.

Она изображает на лице отвращение, но теперь, похоже, я ей интересен.

— Какая жалость. Уверен, что не хочешь пива, чтобы хоть как-то утешиться? Это должно быть больно.

Я качаю головой.

— Спасибо, сестренка, но я не пью. Привык всегда оставаться настороже.

Она улыбается мне. Она кажется довольно симпатичной в свете мерцающих ламп, с блестящими зелеными тенями на веках и с короткой стрижкой темных волос. Вокруг ее шеи извивается татуировка в виде змей, которая исчезает под рубашкой. На шее у нее висят грязные очки, видимо, защита от барных бойцов. Мне вроде как даже досадно. Если бы я не был занят поиском информации, я бы с удовольствием провел время с этой девчонкой, поболтал бы с ней и, может быть, получил бы пару-тройку поцелуев.

— Озерный мальчик, да? — спрашивает она. — Просто решил повальсировать тут и разбить пару девичьих сердец? Или ты боец? — Она кивает в сторону боя Скиз.

Я ухмыляюсь.

— Оставлю это за тобой.

— С чего ты взял, что я дерусь?

Я киваю на шрамы на ее предплечьях и синяки на руках. На ее лице медленно растягивается улыбка.

Спустя мгновение, я пожимаю плечами.

— Не хотелось бы мне оказаться мертвым в одном из этих колец. Просто хочу расслабиться после трудового дня. А ты, ну, понимаешь, вроде как приятная компания. Я имею в виду, до тех пор, пока не заболеешь чумой.

Универсальная шутка, но она все еще смеется. Она наклоняется к барной стойке.

— Я живу в конце сектора. Там до сих пор довольно безопасно.

Я наклоняюсь к ней.

— Да ты счастливица. — Я становлюсь серьезным. — Одна моя знакомая семья недавно была помечена крестом.

— Печально слышать.

— Я хочу тебя кое о чем спросить, просто из любопытства. Ты слышала что-нибудь о человеке, который тут ошивался последние несколько дней, утверждая, что у него есть лекарство от чумы?

Она приподнимает бровь.

— Ага. Слыхала о таком. Уже множество людей пытаются его найти.

— Не знаешь, что он говорит людям?

Какой-то момент она колеблется. Я замечаю несколько крошечных веснушек у нее на носу.

— Я слышала, как он говорит людям, что хочет дать лекарство от чумы кое-кому — одному конкретному человеку. И этот человек знает, о ком речь.

Я изображаю удивление.

— Счастливчик, да?

Она улыбается.

— А то. Он говорил, что хочет, чтобы тот человек встретился с ним в полночь, в месте десять-секунд.

— Десять-секунд?

Барменша пожимает плечами.

— Черт меня подери, если я знаю, что это значит. Если на то пошло, то никто не знает. — Она наклоняется еще ниже над барной стойкой ко мне и говорит полушепотом. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, этот парень чокнутый.

Я смеюсь вместе с ней, но разум начинает быстро соображать. Теперь у меня нет никаких сомнений, что ищут именно меня. Почти год назад я ворвался в банк Аркадия. Один из банковских охранников пытался меня убить. Когда он плюнул в меня и сказал, что меня разрежут на лоскуты лазеры в хранилище, я стал издеваться над ним. Я сказал ему, что мне потребуется всего десять секунд, чтобы проникнуть в хранилище. Он мне не поверил... но дело в том, что никто не верит в то, что я говорю, пока я на самом деле, в конечном итоге не делаю этого. С тех денег я купил себе пару добротных ботинок, и даже приобрел электро-бомбы на черном рынке, оружие, которое вырубает все пистолеты в радиусе ее действия. Пригодились мне, когда я напал на авиабазу. А Тэсса получила целую кучу, совершенно новых рубашек и обуви, и брюк, и бинтов, и спирта, и даже флакон аспирина. Нам обоим досталось вдоволь хороших консервов. Остальное я раздал своей семье и другим Озерным жителям.

Спустя несколько минут непринужденного флирта, я прощаюсь с барменшей и ухожу. Солнце все еще высоко в небе, я чувствую, как на моем лице выступают бисеринки пота. Теперь мне известно достаточно. Правительство, должно быть, что-то нашло в больнице и теперь хочет заманить меня в ловушку. Они отправят какого-нибудь парня в полночь в место десять-секунд, а затем расставят солдат вдоль заднего переулка. Могу поспорить, они думают, что я чертовски отчаянный.

Возможно, они даже принесут лекарство от чумы с собой, чтобы искушать меня уже в открытую. Думая, я сжимаю плотно губы. Затем я меняю направление и иду прочь из финансового района.

У меня все еще назначена встреча.

 

Глава 8

НА ЧАСАХ 23:29

СЕКТОР БАТАЛЛА

72°F В ПОМЕЩЕНИИ

 

СВЕТ ОТ ФЛЮОРЕСЦЕНТНЫХ ЛАМП В ГЛАВНОМ ЗДАНИИ СЕКТОРА БАТАЛЛА КАЖЕТСЯ КАКИМ-ТО ХОЛОДНЫМ. Я одеваюсь в ванной комнате на этаже, где проводят осмотры и берут анализы на проверку. На мне черная рубашка с длинными рукавами, поверх которой черная жилетка в полоску, строгие черные брюки, заправленные в ботинки и длинный черный плащ, застегнутый на плечах. Лицо скрывает черная маска, а на глазах инфракрасные защитные очки. Помимо всего этого — крошечный микрофон и наушник. И пистолет. На всякий случай.

Никто не должен опознать меня или догадаться, что я девушка. Мне нужно быть похожей на дилера, торгующего на черном рынке, на достаточно обеспеченного человека, который может позволить себе раздавать лекарство от чумы.

Метиас бы наверняка разозлился на меня. «Ты не можешь пойти одна на такую опасную миссию, Джун, — сказал бы он. — Ты можешь пострадать». Какая ирония.

Я закрепляю зажим, на котором держится плащ (металлический, покрыт бронзой, скорее всего, привезен из Западного Техаса), затем направляюсь к лестнице, ведущей к выходу из зала, а потом вниз по аллее, в сторону банка Аркадии, где я должна встретиться с Дэем.

Мой брат умер сто двадцать часов назад. А, кажется, как будто прошла целая вечность. Семьдесят часов назад я просмотрела в интернете всю известную нам информацию о Дэе. Сорок часов назад я изложила свой план по поимке Дэя коммандеру Джемесон. Тридцать два часа назад она одобрила его. Хотя я сомневаюсь, что она запомнила, в чем именно он заключается. Тридцать часов назад я послала разведчиков во все сектора в Лос-Анджелесе, зараженные чумой, — Зимний, Синий хребет, Озерный, Альберта. Они распространили слух о том, что кто-то, у кого есть лекарство от чумы, будет ждать его в месте десять-секунд. Двадцать девять часов назад я похоронила своего брата.

Я не планирую поймать Дэя сегодня же вечером. Я даже не надеюсь увидеть его сегодня. Он точно знает, где находится это место — десять-секунд, также он знает, что человек, который его ищет, либо агент на службе государства, либо дилер с черного рынка, который платит налог государству. Он не покажет своего лица. Даже коммандер Джемесон уверена, что мы даже мельком не сможем его увидеть.

Но я знаю, что он придет туда. Он слишком отчаянно нуждается в лекарстве от чумы. Его присутствие там, это все, что мне нужно сегодня вечером — какая-та подсказка, исходная точка, что-то личное из жизни этого мальчика.

Я иду осторожно, стараясь не попадать под свет фонарей. Удобней было бы передвигаться по крышам, но в финансовом секторе на крышах стоит охрана. Вокруг меня стоят Информщиты, на которых высвечиваются красочные рекламы, из городских громкоговорителей слышатся чуть искаженные в звучании объявления. На одном из Информщитов появляется изображение Дэя, на этот раз это мальчик с длинными черными волосами. В свете фонарных столбов хорошо видно толпы людей — рабочие, идущие домой после ночной смены, полиция, уличные торговцы. Мимо проезжают танки, сопровождаемые небольшими отрядами солдат. (На рукавах мундиров у них голубые полосы — одни солдаты возвращается с фронта, другие сменяют их на передовых. У всех в руках оружие.) Все они напоминают мне о Метиасе, я делаю глубокий вдох и продолжаю идти к назначенной цели.

Я довольно долго иду вдоль улиц Баталла, через заброшенные здания, избегая главных дорог, пока, наконец-то, не оказываюсь за пределами военной территории.

Уличная полиция не знает о моей миссии. Если они заметят меня в этой одежде, с инфракрасными защитными очками, то обязательно заподозрят что-то неладное.

Банк Аркадии расположен на тихой улице. Я обхожу здание банка, пока не оказываюсь лицом перед автостоянкой в конце аллеи. Я стою в тени и жду. Благодаря защитным очкам, я хорошо вижу, что происходит вокруг. Я просматриваю местность, на крышах, вижу несколько городских громкоговорителей, уличную кошку, копающуюся в мусорном баке, заброшенный киоск с антиколонистскими брошюрами, наклеенными на нем.

На часах 23:53. Чтобы скоротать время, я еще раз прокручиваю в голове истории о Дэе. Перед тем как ограбить этот банк, Дэй уже появлялся в наших отчетах три раза. И это только те случаи, когда мы смогли найти отпечатки пальцев, я могу только догадываться о ряде других преступлений, которые он совершил. Я пристальней рассматриваю улицу перед банком. Как ему удалось проникнуть внутрь всего за десять секунд, обойдя при этом четырех вооруженных охранников? (Улица довольно узкая. Он легко мог найти опору и забраться на второй или третий этаж по стене, используя при этом оружие охранников себе в помощь. Замешкавшись, они могли подстрелить друг друга. Скорее всего, кто-то из них разбил окно, через него Дэй и залез внутрь. Это заняло бы у него всего несколько секунд. У меня нет ни малейшего представления о том, что он сделал, когда оказался внутри.)

Теперь я знаю, насколько Дэй проворный. Лучшее доказательство тому, это то, что он выжил после падения с третьего этажа. Хотя сегодня у него нет шанса снова провернуть этот трюк. Неважно, как быстро он сможет восстановиться, это просто невозможно — выпрыгнуть из окна третьего этажа и ничего себе не повредить. Дэй не сможет лазить по стенам и бегать, по крайней мере, еще неделю.

Я чувствую какое-то напряжение. Уже две минуты первого. Щелкающий звук отдается эхом откуда-то издалека, а кошка, сидящая на мусорном баке, услышав его, быстро убегает. Звук может исходить от чего угодно: от зажигалки, от нажатия на спусковой крючок, громкоговорителя или от мерцающего уличного фонаря. Я осматриваю крыши. Пока ничего нет.

Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я знаю, что он здесь. Я знаю, что он наблюдает за мной.

— Выходи, — говорю я. Крошечный микрофон в маске делает мой голос похожим на мужской.

Тишина. Даже газеты, лежащие на киоске, не двигаются. Сегодня совсем нет ветра.

Я достаю ампулу, спрятанную за поясом. Другой рукой я держу оружие.

— У меня есть то, что тебе нужно, — говорю я, и поднимаю руку с ампулой над головой.

Снова ничего. Однако в этот раз я слышу какой-то звук, больше похожий на легкий вздох. Я стремительно поднимаю глаза в сторону громкоговорителей на крыше. (Так вот откуда исходил тот щелкающий звук. Он перемонтировал один из громкоговорителей так, чтобы говорить через него, не раскрывая своего местоположения.) Я улыбаюсь. На его месте, я бы поступила так же.

— Я знаю, что тебе нужно это лекарство, — говорю я, снова поднимая вверх ампулу. Я поворачиваю ее в руках. — На нем настоящая этикетка и печать Республики. Уверяю тебя, оно настоящее.

Еще один вздох.

— Думаю, тот, для кого ты пытаешься достать это лекарство, хотел бы, чтобы ты все же заговорил со мной. На защитных очках высвечивается время. — Уже пять минут первого. Я даю тебе еще две минуты. Потом я ухожу.

Снова тишина. Хотя время от времени я слышу слабые звуки из громкоговорителя. Я перевожу взгляд с часов, высвечивающихся на защитных очках, обратно к теням на крыше. Он умен. Я не могу сказать точно, где он находится. Он может быть на этой улице, или несколькими кварталами ниже, на верхнем этаже какого-нибудь здания. Но я знаю, что он достаточно близко, чтобы видеть меня.