Эпитафия рыбаку Фериду

 

Перевод Л. Блуменау

 

Древний годами Ферид, живший тем, что ему добывали

Верши его, рыболов, рыб достававший из нор

И невода́ми ловивший, а плававший лучше, чем утка,

Не был однако, пловцом многовесе́льных судов,

И не Аркту́р[397]погубил его вовсе, не буря морская

Жизни лишила в конце многих десятков годов,

Но в шалаше тростниковом своем он угас, как светильник

Что, догорев до конца, гаснет со временем сам.

Камень же этот надгробный поставлен ему не женою

И не детьми, а кружком братьев его по труду.

 

 

Могила пастуха

 

Перевод Л. Блуменау

 

Вы, пастухи, одиноко на этой пустынной вершине

Вместе пасущие коз и тонкорунных овец,

В честь Персефоны подземной уважьте меня, Клитагора,

Скромный, но дружеский дар мне от земли принеся.

Пусть надо мной раздается блея́нье овец, среди стада

Пусть на свирели своей тихо играет пастух;

Первых весенних цветов пусть нарвет на лугу поселянин,

Чтобы могилу мою свежим украсить венком.

Пусть, наконец, кто-нибудь из пасущих поднимет рукою

Полное вымя овцы и оросит молоком

Насыпь могильную мне. Не чужда благодарность и мертвым;

Также добром за добро вам воздают и они.

 

 

Зарытым при дороге

 

Перевод Л. Блуменау

 

Кто тут зарыт на пути? Чьи злосчастные голые кости

Возле дороги лежат в полуоткрытом гробу?

Оси проезжих телег и колеса, стуча то и дело,

В лоск истирают, долбят камень могильный и гроб.

Бедный! Тебе и бока уж протерли колеса повозок,

А над тобою никто, сжалясь, слезы не прольет.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Кости мои обнажились, о путник! И порваны связи

Всех сочленений моих, и завалилась плита.

Черви уже показались на свет из могилы. Чего же

Дольше скрываться теперь мне под могильной землей?

Видишь — тропинку уже проложили здесь новую люди

И, не стесняясь, ногой голову топчут мою.

Но именами подземных Аида, Гермеса и Ночи

Я заклинаю тебя: этой тропой не ходи.

 

 

«Молча проследуйте мимо этой могилы…»

 

Перевод Ю. Шульца

 

Молча проследуйте мимо этой могилы; страшитесь

Злую осу разбудить, что успокоилась в ней.

Ибо недавно еще Гиппонакт[398], и родных не щадивший,

В этой могиле смирил свой необузданный дух.

Но берегитесь его: огненосные ямбы поэта

Даже из царства теней могут вам зло причинить.

 

 

«Гроба сего не приветствуй…»

 

Перевод Д. Дашкова

 

Гроба сего не приветствуй, прохожий! Его не касаясь,

Мимо спеши и не знай, кто и откуда я был.

Если ты спросишь о том, да будет гибелью путь твой;

Если ж и молча пройдешь, гибель тебе на пути.

 

 

Эпитафия ткачихе

 

Перевод Л. Блуменау

 

Часто и вечером поздним, и утром ткачиха Платфида

Сон отгоняла от глаз, бодро с нуждою борясь.

С веретеном, своим другом, в руке иль за прялкою сидя,

Песни певала она, хоть и седа уж была,

Или за ткацким станком вплоть до самой зари суетилась,

Делу Афины служа, с помощью нежных харит;

Иль на колене худом исхудалой рукою, бедняга,

Нитку сучила в уток. Восемь десятков годов

Прóжила ткавшая так хорошо и искусно Платфида,

Прежде чем в путь отошла по ахеронским волнам.

 

 

Эпитафия пьянице Марониде

 

Перевод Л. Блуменау

 

Прах Марониды здесь, любившей выпивать

Старухи прах зарыт. И на гробу ее

Лежит знакомый всем бокал аттический;

Тоскует и в земле старуха; ей не жаль

Ни мужа, ни детей, в нужде оставленных,

А грустно оттого, что винный кубок пуст.

 

 

Эпитафия бедняку

 

Перевод Л. Блуменау

 

Малого праха земли мне довольно. Высокая стела

Весом огромным своим пусть богача тяготит.

Если по смерти моей будут знать обо мне, получу ли

Пользу от этого я, сын Каллитела, Алкандр?

 

 

Скорбь матери

 

Перевод Л. Блуменау

 

Бедный Антикл! И несчастная я, что единственный сын мой

В самых цветущих летах мною был предан огню.

Ты восемнадцатилетним погиб, о дитя мое! Мне же

В горькой тоске суждено сирую старость влачить.

В темные недра Аида уйти бы мне лучше — не рада

Я ни заре, ни лучам яркого солнца. Увы,

Бедный мой, бедный Антикл! Исцелил бы ты мне мое горе,

Если бы вместе с собой взял от живых и меня.

 

 

Смерть старого Горга

 

Перевод Л. Блуменау

 

«Как виноград на тычину, на этот свой посох дорожный

Я опираюсь. В Аид смерть призывает меня.

Зова послушайся, Горг! Что за счастие лишних три года

Или четыре еще солнечным греться теплом?»

Так говорил, не тщеславясь, старик, и сложил с себя бремя

Долгих годов, и ушел в пройденный многими путь.

 

 

Козел и виноград

 

Перевод Л. Блуменау

 

Козий супруг, бородатый козел, забредя в виноградник,

Все до одной ощипал нежные ветки лозы.

Вдруг из земли ему голос послышался: «Режь, окаянный,

Режь челюстями и рви мой плодоносный побег!

Корень, сидящий в земле, даст по-прежнему сладостный нектар,

Чтоб возлиянье, козел, сделать — над трупом твоим».

 

 

СИММИЙ[399]

 

 

Софоклу[400]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Сын Софилла, Софокл, трагической музы в Афинах

Яркой блиставший звездой, Вакховых хоров певец,

Чьи волоса на фимелах и сценах нередко, бывало,

Плющ ахарнийский[401]венчал веткой цветущей своей,

В малом участке земли ты теперь обитаешь. Но вечно

Будешь ты жить среди нас в книгах бессмертных твоих.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Тихо, о плющ, у Софокла расти на могиле и вейся,

Тихо над ним рассыпай кудри зеленых ветвей,

Пусть расцветают здесь розы повсюду, лоза винограда

Плодолюбивая пусть сочные отпрыски шлет

Ради той мудрой науки, которой служил неустанно

Он, сладкозвучный поэт, с помощью муз и харит.

 

 

Платону[402]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Здесь Аристокл почивает, божественный муж, воздержаньем

И справедливостью всех превосходивший людей.

Больше, чем кто-либо в мире, стяжал себе громкую славу

Мудрого он, и над ним зависть бессильна сама.

 

 

ДИОСКОРИД[403]

 

 

«Сводят с ума меня губы речистые…»[404]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Сводят с ума меня губы речистые, алые губы;

Сладостный сердцу порог дышащих нектаром уст;

Взоры бросающих искры огней под густыми бровями,

Жгучие взоры — силки, сети для наших сердец;

Мягкие, полные формы красиво изваянной груди,

Что услаждают наш глаз больше, чем почки цветов…

Но для чего мне собакам показывать кости? Наукой

Служит Мидасов камыш тем, чей несдержан язык.

 

 

«В белую грудь ударяя себя на ночном твоем бденье…»[405]

 

Перевод Л. Блуменау

 

В белую грудь ударяя себя на ночном твоем бденье,

Славный Адонис, Клео́ сердце пленила мое.

Если такую ж и мне, как умру, она сделает милость,

Без отговорок меня вместе с собой уведи.

 

 

«Мертвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану…»

 

Перевод Л. Блуменау

 

Мертвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану.

Семь от аргивских мечей ран получил он в бою.

Все на груди были раны. И труп окровавленный сына

Тинних-старик на костер сам положил и сказал:

«Пусть малодушные плачут, тебя же без слез хороню я,

Сын мой. Не только ведь мой — Лакедемона ты сын».

 

 

«Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета…»

 

Перевод Л. Блуменау

 

Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета.

Юноши бились — и всех камень единый покрыл.

Слез не лила огорченная мать, но вещала над гробом:

«Спарта, я в жертву тебе оных родила сынов!»

 

 

Эпитафия Феспиду[406]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Я — тот Феспид, что впервые дал форму трагической песне,

Новых харит приведя на празднествó поселян

В дни, когда хоры водил еще Вакх, а наградой за игры

Были козел да плодов фиговых короб. Теперь

Преобразуется все молодежью. Времен бесконечность

Много другого внесет. Но что мое, то мое.

 

 

Эсхилу[407]

 

Перевод Л. Блуменау

 

То, что Феспид изобрел — и сельские игры, и хоры, —

Все это сделал полней и совершенней Эсхил.

Не были тонкой ручною работой стихи его песен,

Но, как лесные ручьи, бурно стремились они.

Вид изменил он и сцены самой. О, поистине был ты

Кем-то из полубогов, все превозмогший певец!

 

 

Софоклу[408]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Это могила Софокла. Ее, посвященный в искусство,

Сам я от муз получил и, как святыню, храню.

Он, когда я подвизался еще на флиунтском помосте[409],

Мне, деревянному, дал золотом блещущий вид;

Тонкой меня багряницей одел. И с тех пор как он умер,

Здесь отдыхает моя, легкая в пляске, нога.

«Счастлив ты местом своим. Но скажи мне, какую ты маску

Стриженой девы в руке держишь. Откуда она?»

«Хочешь, зови Антигоной ее иль, пожалуй, Электрой, —

Не ошибешься: равно обе прекрасны они».

 

 

Эпитафия Анакреонту[410]

 

Перевод Ю. Шульца

 

Ты, кто до мозга костей извёлся от страсти к Смердису,

Каждой пирушки глава и кутежей до зари,

Музам приятен ты был и недавно еще о Бафилле,

Сидя над чашей своей, частые слезы ронял.

Даже ручьи для тебя изливаются винною влагой,

И от бессмертных богов нектар струится тебе.

Сад предлагает тебе влюбленные в вечер фиалки,

Дарит и сладостный мирт, вскормленный чистой росой,

Чтоб, опьяненный, и в царство Деметры ты вел хороводы,

Томно рукою обняв стан Эврипиды златой.

 

 

Сосифею[411]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Как охраняет один из собратьев останки Софокла

В городе сáмом, так я, краснобородый плясун[412],

Прах Сосифея храню. Ибо с честью, клянусь я флиунтским

Хором сатиров[413], носил плющ этот муж на себе[414].

Он побудил и меня, уж привыкшего к новшествам разным,

Родину вспомнить мою, к старому вновь возвратясь.

Снова и мужеский ритм он нашел для дорической музы,

И под повышенный тон песен охотно теперь,

Тирс[415]потрясая рукою, пляшу я в театре, который

Смелою мыслью своей так обновил Сосифей.

 

 

Махону[416]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Пыль, разносимая ветром, неси на могилу Махона —

Комедографа живой, любящий подвиги плющ.

Не бесполезного трутня скрывает земля, но искусства

Старого доблестный сын в этой могиле лежит.

И говорит он: «О, город Кекропа! Порой и на Ниле

Также, приятный для муз, пряный растет тимиан».

 

 

Жалоба актера

 

Перевод Л. Блуменау

Аристагор исполнял роль галла[417], а я Теменидов[418]

Войнолюбивых играл, много труда приложив.

Он с похвалами ушел, Гирнефо́[419]же несчастную дружным

Треском кроталов, увы, зрители выгнали вон.

Сгиньте в огне вы, деянья героев! Невеждам в искусстве

Жавронка голос милей, чем лебединая песнь.

 

Эпитафия рабу

 

Перевод Л. Блуменау

 

Раб я, лидиец. Но ты, господин, мой, в могиле свободным

Дядьку Тиманфа велел похоронить своего.

Долгие годы живи беспечально, когда же, состарясь,

В землю ко мне ты сойдешь, — знай: и в Аиде я твой.

 

 

АНИТА[420]

 

 

«Плачу о девушке я Алкибии…»

 

Перевод Ю. Шульца

 

Плачу о девушке я Алкибии. Плененные ею,

Многие свататься к ней в дом приходили к отцу.

Скромность ее и красу разгласила молва, но надежды

Всех их отвергнуты прочь гибельной были Судьбой.

 

 

«Кто бы ты ни был…»

 

Перевод Н. Кострова

 

Кто бы ты ни был, садись под зелеными ветвями лавра,

Жажду свою утоли этой прозрачной струей.

Пусть легкокрылый зефир, навевая повсюду прохладу,

Члены твои освежит в трудные знойные дни.

 

 

«Видишь, как важно и гордо на свой подбородок лохматый…»[421]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Видишь, как важно и гордо на свой подбородок лохматый

Смотрит, уставя глаза, Вакхов рогатый козел?

Чванится тем он, что часто в горах ему нимфа Наида

Космы волос на щеке розовой гладит рукой.

 

 

«Мальчики, красной уздечкой козла зануздав и намордник…»

 

Перевод Л. Блуменау

 

Мальчики, красной уздечкой козла зануздав и намордник

На волосатый ему рот наложивши, ведут

Около храма игру в состязание конное, чтобы

Видел сам бог, как они тешатся этой игрой.