Россия и борьба за монополию 7 страница

Левиафан, зверь из бездны, это непросто Гитлер или просто нацизм, и не тоталитарный режим и современная тирания. Это — окончательный результат борьбы человека за свободу и создание им своей собственной системы, которая противостоит божественной разоблаченной системе. Это освобождение, оборачивающееся тотальным рабством. Это прогресс в союзе с варварством. Это земное бессмертие человека в форме коллективного человека, человека масс, человека-термита.

Все ли тщетно?

Я гулял по улицам Сити. Вязовый дворик Тсмпла — уголок, где мы провели столько незабываемых часов — был разрушен. Уничтожена драгоценная библиотека, где еще совсем недавно мы любовались великолепным убранством зала уникальных собраний конституционных актов. Разрушены прекрасные залы Среднею Тсмпла, наполненные когда-то шекспировской атмосферой. Постепенно уничтожается древняя непрерываемая традиция — повсюду ужасающие картины разрушений. Вновь пробуждается память о прошлой войне. И все же! Мы устремляемся вперед — дух наш непоколебим.

G. снова пережил бомбардировку в своем собственном доме. Нигде не безопасно, судьба подстерегает за каждым углом. Уютный уголок Кенсингтона — маленькая Франция — напоминающий о французских эмигрантах времен Великой революции, тоже подвергся бомбардировке. Ch. чудом спасся, фасад его дома буквально снесло.

Воздушные тревоги следуют одна за одной. Весь день льет проливной дождь. Сегодня зенитный огонь начался очень рано и был куда сильнее, чем в предыдущие ночи. Когда я бродил по улицам, неожиданно две бомбы упали в неприятной близости от меня. Все поспешили в укрытие. Некоторое время мы пробыли в бомбоубежище с пассажирами такси и прервавшими свои покупки женщинами. Ни малейшего признака поникшего духа — только шутки и смех.

• Темил (The Temple) — назнапис двух из четырех лондонских "Судебных иннон" (Inns of Courl) — "Внутренне"«) Тсмпла" (Inner Temple) и "Среднего Темпла" (Middle Temple). Построены на месте, где в XII-XIV ни. жили рыцари-тамплиеры и где был их храм.

Гсрмап l'ayniiuinr

Каждый, кого я встречал, размышляет о том, сможет ли еще Гитлер решиться на вторжение. В июне я был твердо уверен, что он не отважится на десантирование. Бесконечные бомбардировки казались всего лишь демонстрацией силы, не более, или же они были связаны с блокадой. Главные действия, казалось, будут разворачиваться в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Тамошней целью, похоже, была нефть, а также разрушение Британской империи, занятие ключевых позиций; и конечная цель, но не крайняя — ото Россия, стремление к которой никогда не покидало нацистов. Они хотели бы положить конец Совст-«or-^,v Союзу и включить его территорию в нацистскую империю.

Сегодня я не совсем в этом уверен. Может быть, эти действия, действительно, демонстрация силы в огромном масштабе, но возможно, что их целью является присутствие части военно-морского флота в Средиземном море, а части — в своих родных портах для тот, чтобы послать нее подводные лодки для нанесения удара по Великобритании в наиболее уязвимое место дабы уничтожить се военно-морской флот. В любом случае, то, что сейчас происходит, более не изолированные действия и не "блицкриг" против отдельного врага, л гигантское смешанное предприятие, истинное намерение которого — политическое крушение Великобритании. Это крушение так организовано, что сохраняется возможность для новых политических лидеров, а не для нынешних, заключить так называемый компромиссный мир. Компромиссный мир означал бы победу для Гитлера, победу революции.

В этом изложении несколько строк посвящено нашему глубокому кризису. Должен сказать, что я пытаюсь показать характер соблазнов настоящего времени и характер усилий по их преодолению, руководствуясь своим личным опытом. В такой ситуации, как наша, все является дедом личного опыта и просто с ним я имею дело. В настоящее время нет возможности достигнуть психологического равновесия, необходимого для объективного суждения. Объективность также не в моих силах. Личный характер этих размышлений не просто прием, позволяющий прикрыть неадекватную реакцию. В такое время, когда непрерывность исторического процесса кажется нарушенной, восстановление порванных нитей может быть делом отдельных личностей. Долг в обмен на веру в высшее предназначение человека не одобряется в речах публичных ораторов, но это почти что одобрено благодаря личной борьбе каждого, кто всерьез заинтересован преодолеть в себе соблазны нашею времени.

Может быть, эта война станет бессмысленной войной — уничтожением с помощью оружия. Ее оправданием послужит только то, что она является борьбой идей и ценностей, борьбой между двумя мировыми порядками, как гигантская мировая гражданская воина. Война, которая

Зверь нзбсядны

в один день закончится великим миром.

Эти две задачи: прояснение внутреннего мира идей и прояснение внешних элементов государства и общественного строя являются предметом нашего обсуждения. Решить обе эти задачи возможно только восстановив демократию. Давайте признаем падение старой демократии! Выявление причин этого крушения и его последствий, а также причин роста тоталитарных сил — первое условие выздоровления. Те, кто предлагал выкинуть за борт весь демократический порядок как ненужный груз, были не правы. Но также были не правы те, кто смешивал этот порядок со слабыми общественными институтами.

Один мой друг спросил меня: пишу ли я продолжение "Революции нигилизма" (или, если привести английский заголовок, "Революции разрушения"). Мне бы хотелось выступить против революции Разрушения с помощью революции Восстановления. Это, конечно, проблема, но если в этом суть революции, не будет ли тут повторения той ошибки, которую мы, молодые консерваторы, допустили в Германии, когда связывали возрождение с революционными методами? Не избежал этой ошибки даже такой выдающийся человек, как австрийский писатель Гуго фон Гофмансталь , когда создал идею реакционной революции. Не может быть никакой революции восстановления. Может быть только упорное, утомительное обсуждение каждой отдельной проблемы.

Единственное, чего, в конце концов, нам всем надо желать, так это не победы одной или другой доктрины, той или иной системы мышления, но поддержки каждого полезного человека, каких бы взглядов он не придерживался — социалистических, корпоративных или либеральных в пределах индивидуалистической и либеральной социальной и экономической системы. Это многое запутывает. Также должны быть установлены законодательные ограничения для этой, по существу, либеральной экономической и социальной системы. Причем, их нужно определить не с помощью теоретических концепций, а просто используя два соображения. Первое — по поддержанию должного функционирования социальной и экономической системы. И второе — по улучшению обычных условий существования. Другим и словами, многое из желаемого возможно придется решать практическим опытом.

Таким образом, конец этих трудностей и восстановление нашей здоровой политики требует довольно сложного рецепта. Время знахарства и простых средств лечения больше не существует. Нам придется учиться заново и псрснимать"кос-что у других. Обыкновенная клевета, кото-

* Гуго фок ГЪфмакста.чь (1X74-1929) — агилрийскии писатель, :кссист.

Герман l'iiyunuiur

рая в прошлом была направлена на все чужеродное, сейчас недопустимая роскошь. Снова ненова возникает один вопрос: не имеют ли особые меры того же характера, который мы уже приписали различным процессам, таким как развитие ужасающей автоматизации? Важные централ истские внедрения дозволены, как правило, в здоровой работе по принятию реформ, и, таким образом, открывается путь, за которым необходимо будет очень тщательно наблюдать, не приведет ли он нас к тирании.

Среди существующих и необходимых элементов демократии определенное место занимает сфера личной, частной жизни, которую ни в коем случае не должны беспокоить общественные власти, должно быть разграничение внутреннего и внешнего миров. Может быть, нам придется между этими двумя мирами установить более четкую границу, чем она была в прошлом. Это разграничение никогда не должно быть нарушено. Оно совершенно необходимо, если люди не хотят потерять своего характерного облика моральных существ. Также необходимо признать, что внутренняя жизнь стоит и должна стоять на порядок выше внешней жизни.

Старые демократии все сше в состоянии функционировать, потому что они существуют за счет окончательной сублимации внутренних ценностей, за счет превосходства внутреннего мира над внешним. Может быть, это можно вы разить иными терминам и, нодемократии сейчас живут только за счет рутины. В любом случае, невозможно существовать, полагаясь на внешние соглашения, если за их спиной нет уверенности в их правоте и необходимости, и если нет этической базы, способствующей соблюдению этих соглашений с чувством морального долга. Человеческое общество можно поддерживать без принуждения так долго, покуда в его пределах существует общепринятый облик человека. Но возможен ли такой облик человека без божественного указания?

Вес, кто принимал активное участие в политической жизни, или те, кто состоял на государственной службе, осознают, что покуда человек занят решением своих практических вопросов, у него нет времени подвергать их серьезным испытаниям, исходя из обычных принципов. Трагикомедия нашей политической жизни заключается в том, что бездна между теорией и практикой непреодолима. С одной стороны, политическая наука теряется в теориях. С другой стороны, практика остается незрелой и неясной, и редко оевешастся научным суждением или долгим и осторожным размышлением. Знатоки политической игры говорят, что чем больше хорошего для политики,*тсм больше плохого для общества, потому что мы никогда не поднимемся выше уровня грубого прио шжения к истине.

3iii'pi. n.i >">\'.ины

J43

Еще более трагично то, что пока политические лидеры заняты задачами руководства, у них нет времени заняться прояснением политической и интеллектуальной ситуации, которая постоянно изменяется. Таким образом, они всегда осуществляют свою работу с интеллектуальным балансом того мира, который уже отстает от времени. Существует вечное разногласие между текущими проблемами, такими, как они есть, и тем, как их понимают политические лидеры. Ведущие государственные деятели и в будущем будут отставать от своего времени, покуда будут находиться у власти, и чем быстрее будет идти развитие критического периода. В конечном счете, они утратят способность к пониманию, тщетно поспешая за уходящим горизонтом проблем. Они мыслят старыми категориями и понятиями. В наше время необходимо переосмыслить наши политические категории. Без этого мы рискуем оказаться в безвыходном положении.

Новые категории

Вес мы изгнанники. Мы изгнаны из мира своих представлений и теорий, которые казались нам незыблемыми лишь потому, что мы привыкли к ним. Мы изгнаны из прочною мировоззрения, которому слепо следовали просто потому, что в прошлом оно удовлетворяло требованиям нашей жизни. Но теперь все это уже нам не подходит.

Нам необходима новая политическая терминология — язык политических нюансов. Мы вынуждены избегать старых ассоциаций и разногласий, былых различий между либералами и консерваторами, средним классом и рабочими, между традицией и революцией. Что еще привело политических лидеров правых к беде, как не тот факт, что они не видели необходимости возрождения, а хотели продолжать оставаться самими собой и пережить самих себя? Нужно признать, что консервативный икобинизм, о котором говорил Бернан, не видит в монархии и в церкви ничего, к роме двух дополнительных органов полиции. Мы нессылаемся на такой союз противоположностей, как реакционный якобинизм, который объединяет общественную реакцию с методами революционного терроризма. Не имеем мы ввиду и революционную демократию. Потому что после этой последней и наиболее крайней из революций, любая революция уже ничего не значит!

Противодействуя централизму в государстве и абсолютизму в целом мы не хотим обменивать его на частичные абсолютизмы, на ошибочное большинство, которое только требует прав в государстве и в обществе и не несет ни за что ответственности. Не думаем мы и о доктринах или о чем-то вроде эклектизма в теориях.

Герман PayiuuHiH'

Нюансы, а но широкие доктрины приобретают важное значение в выздоровлении страны. Мы должны избавиться от запаса фраз XIX столетия или в связи с борьбой между трудом и капиталом или в связи с борьбой между свободой и равенством. Нет окончательного решения наших проблем. То, что более скромно, в конце концов, станет более прочным. Если новое развитие событий принудит нас расторгнуть связь между демократическим порядком и национализмом и оставить идею о национальном демократии, тогда то, что придется поставить на ее место уже не будет союзом социализма с демократией, то есть идеей социал-демократии. Вместо этого мы должны создать идею корпоративной демократии, если только это не породит таких ассоциаций, которые вместо содействия новому синтезу сделают его невозможным. Идея, которая должна быть выражена в такой формулировке является не антитезисом национальных и социальных концепций, а отказом от ассоциации их с конституционным государством. И национал-демократия, и социал-демократия стремятся оформиться в сильные центристские, однородные формы государства. Обе основаны на принципе "одна неделимая республика". Тогда как необходима новая система, которая бы до поры до времени упорядочила общественные сферы и включила бы их в общий коллективный порядок, как корпоративные элементы.

Но язык, который исчерпан и избит в борьбе, ведущейся без нашего ведома, вводит в заблуждение. Нельзя использовать прямые выражения. Сначала мы должны попытаться сделать наши идеи понятными для того, чтобы найти новый способ их выражения, который был бы доступен всем. И одно следует уяснить — будущее развитие будет проходить вне тенденций, ведущих к образованию как государственного социализма, так и государственного национализма. Очевидно, нельзя позволить увести себя вместо этого в государственный корпоративизм. Дело осложняет тот факт, что монистское государство, которое мы по привычке принимаем за явную базу общественного порядка, в то время как на самом деле оно является просто продуктом исторического развития, судя по всему, приближается к своему концу.

Если это так, тогда, прежде всего, главный элемент восстановления демократии не следует искать там, где его искала сама демократия — в централистском однородном монистском государстве, благодаря которому она и стала в некотором роде государственной демократией. Эта же идея демократии полностью противоположна идее государства. Демократия никогда не сможет предугадать своих отношений с любой формой государства, предугадать, какую она в нем примет форму, — что угодно, только не компромисс. Корни западной демократии лежат в средневековых союзах, в органах самоуправления, в корпорациях,

3»epii из бездны

существующих согласно своему уставу. Современная демократия, начиная с XVIII века была компромиссом между демократическими элементами и силами абсолютизма, появившимися столетием раньше. Этот абсолютизм создал неделимое, всемогущее, однородное государство, наделенное исключительными привилегиями и централизованным управлением.

Абсурдно предлагать вернуться к условиям или формам прошлого. Это не предмет обсуждения. Мы заинтересованы выяснить одно: многое ли в нынешней демократии соответствует се истинной природе, и многое ли в ходе истории сформировалось в союзе с другим и факторами; не только, например, с абсолютистским государством, но и с хаотическим распадающимся обществом.

Демократия, как форма сообщества, существовала задолго до освобождения среднего класса. Mo в сноси исключительно ранней ассоциации с этим классом и со своим поздним отождествлением с обществом, находившимся в постоянном движении, она приобрела однобокий характер, который совершенно не соответствует ее природе. Демократия выросла из сложившегося общества, а по своей природе — из гармонии с абсолютистским централистским государством, а также из гармонии сбесформенным, бесструктурным обществом эпохи масс Поэтому фактически невозможно интегрировать массы прямо в демократическую форму. Массы и демократия — полная противоположность. Они взаимно исключают друг друга. Коррелятин масс — это тирания и абсолютистское государство. Если желательно сохранить демократию, массы должны быть по-новому объединены.

Легко пасть жертвой оптического обмана, из-за которого исторические условия того временного периода, в котором демократия стала ведущим принципом общественной нации, воспринимаются как истинная природа демократии. Фактически эти условия содержали столько же чужеродных идей, противоположных демократии, как и сама демократия.

Таким образом, демократию нельзя отождествлять с формами и принципами государства, склоняющегося к абсолютизму как через воплощение нации, так и через воплощение общественного класса. Демократия должна быть восстановлена не как централистскос государство, но посредством образования новых областей с автономной жизнью, которые в будущем смогут стать членами нового содружества наций.

Но подобное дело нельзя осуществить приказами. Движение к демократии возможно только в ходе решения практических проблем, которые можно ускорить лишь путем развития идей. Но разве мы уже не имеем элементов нового порядка, сфер автономной жизни? Мы должны по-

24h

Герман l'iiyiiinniii

мочь им осознать свое предназначение и не допустить возрождения де-кжратии там, где она никогда не сможет процветать — в нейтралистском, бюрократическом государстве.

Новые дополнительные формы демократической жизни должны быть найдены среди крупных корпораций нового времени, тред-юнионов, торговых и промышленных корпораций, социальных служб, институтов интеллектуальной жизни и, конечно, вес еще в парламенте, в институте политических партий.

В нынешнем кризисе необходимо использовать элементы, придающие жизни консервативный характер, а та к же элементы нового консерватизма. Либерализм и социализм сегодня консервативны не только формально, в том смысле, что оба способны защитить себя от мирового нигилизма, но и в положительном смысле; эти политические принципы неразрывно связаны с сохранением западной цивилизации и выступают как идеи, регулирующие ее. Здесь находится центр нового синтеза наших политических сил. Такой синтез станет возможным, если ни одна из этих сил неоформится в "частный абсолютизм" или не будет требовать своей исключительности. То есть, как только каждый из этих элементов будет действовать в общественном порядке как вспомогательный механизм, а не как механизм управления, доктринерский по своему характеру.

Ни идея революции, будь то революция созидания или революция социальной справедливости, ни идея мирового порядка не являются каким-либо новым политическим или интеллектуальным вымыслом.Эти идеи являются частью западной традиции. Эта традиция охватывает всю жизнь, а не только экономику или социальную сферу. Такая все-объемлемость невозможна без признания ценности жизни, которая ведет к трансцендентному. Такова задача конструктивных сил Запада. Она охватывает также иррациональные силы, силы исторической целостности, силы традиций, в узком смысле — тенденцию к стабилизации.

Также в нее входят элементы частной жизни и действительно частной собственности.

Мы оставляем привычное содержание наших политических определений и суждений. Не многие способны понять, как много нам придется оставить. Большинство вещей, доводы за и против, которые обсуждаются в наше время, находятся по эту сторону границы, которую нам придется пересечь. Они принадлежат тому, что уже отжило свой век. У меч нет иллюзий относительно того, что излагаемое здесь еще не то, что хочет я услышать и что ожидает нас на новых берегах.

Зверь и,1 бездны