Россия и борьба за монополию 6 страница

Подобные размышления приведут нас в точности к тому же самому, что было в Германии восемь или девять лет назад, когда мы вступили на тропу разрушения. Не только правые реакционные элементы поддались этому искушению, но и те, кто не смог должным образом противостоять аморальности Прусского государства из-за своих беспринципных домогании единоличной абсолютной власти. Однако эти же лица выдвигали требования, когда поднимался вопрос об осуществлении их собственных целей, направленных на то, чтобы осчастливить человечество и установить окончательный и прочный общественный порядок.

Здесь еще раз сказывается взаимосвязь между Гегелем и Марксом. Ленин сам повторяет афоризм Гегеля, что в моральном отношении зло — это катализатор, способствующий новому созидательному развитию, которое и равносильно "созидающему отрицанию". Наша эпоха должна пройти черезэто "созидающее отрицание" перед тем, какбудет

3ik'i»> ид 'Vi min

отстроена вновь. Подобными размышлениями люди успокаивают свою совесть. Но Фома Аквинекий говорит: "для благородных целен мы должны следовать правильным путем, я не ложным".

Политические соблазны современности

Политические соблазны нашего времени заключаются не только в злоупотреблении средствами власти, в использовании масс и в их психологической слабости, и не только в коварстве политиков; существует соблазн следовать кратчайшей дорогой.

Типичной кратчайшей дорогой становится предотвращение революции путем принятия се результатов. Это не совсем тот процесс, каким является направление ее в истинно эволюционное русло. Предотвращение путем допущения возможно только через меры принуждения. Перемены вызываются применением силы, которую можно вывести только если эти перемены являются результатом добровольных действий. Этим вынужденным решениям не достает именно того, что может выработать подлинно эволюционное решение, такое как компромисс, а именно, отказа от полного выполнения своих собственных желаний. Благородное намерение приостановить кризис и избежать дорогих и длительных методов сводится на нет разрушением, причиной которого является использование принуждения.

Невозможно только раз использовать такое принуждение, а затем обойтись без нет. исходя из того, что народ нужно только посадить в седло, после чего он сможет ехать без посторонней помощи. Использование силы для достижения любой цели неизбежно влечет за собой ее дальнейшее применение дл« того, чтобы упрочить достигнутое. Одно из наиболее пагубных заблуждений в том, что к этим кратчайшим путям нужно прибегнуть только один раз и ненадолго.

Отсюда, обычно, следует второй соблазн. Это — легкость, с какой некоторые круги в самом начале добиваются успеха, соблазняет людей использовать силы, которые уже приведены в движение для дальнейшей инициативы действий, но которые никогда бы небыли предприняты обычным политическим способом. Если люди освободились от оков конвенций, контроля и традиций, то слишком велик соблазн для них довести до конца первое применение силы, осуществляемое конструктивными усилиями и рациональным планированием.

Здесь вступает в действие деспотизм разума. Робеспьер изрек фразу, что свобода — это деспотизм разума. Но разум — это деспотизм в более доступном понимании. Это — деспотизм политического и экономического планирования и штата, который этим занимается и который на-

Герман l'aушнинг

мерсвается достигнуть совершенно невозможного. Это — деспотизм министерств, чье отлаженное функционирование вызывает самообман считать все это возможным и необходимым и, таким образом, соблазняет к злоупотреблению средствами власти, потому что эти министерства якобы выполняют продуктивную работу даже там, где в действительности они оказывают разрушительное действие.

Непреодолимый соблазн находится в подлинном обладании властью. [ Роковой ошибкой будет обвинить толькотсх, кто ею обладает, когда она

скомпрометирована и полагать, что находись она в руках других, результат мог бы быть лучшим. Власть, находящаяся в исключительном обладании любой индивидуальной или несменяемой группы, подвергалась коррупции во все времена. Она производит такой же результат, как и в режимах, в которых с явным цинизмом заявляют, что власть— единственный регулирующий механизм в жизни общества.

Политический соблазн нашего времени, вобравший в себя вес другие — это соблазн Левиафана.

В старых изданиях "Левиафана" Гоббса встречается хорошо известный образ человека-бога, смертного божества, множественного человека. Левиафан — это человек, состоящий из бесчисленного количества людей. Не означало ли это просто государство, абсолютистское государство, бывшее тогда новшеством? Почему Гоббс заклинал старое магическое имя "Левиафан", имя зверя избездны, который вернется вдень Апокалипсиса?

Левиафан сделан из человеческой плоти, он антибог, деспотичный, полностью принадлежащий этому миру, рационалистический порядок. Это порядок Люцифера, конечная цель истории, будущее общество и будущее государство, претендующее быть окончательным мировым порядком. Соблазн Левиафана — это соблазн нового абсолютизма. Людей, говорил Прудон, неотвратимо приводят путем обычного осуществления идеи мирового порядка к заключению, что идеальное общество

* Левиафан — (еир. liwyalan. or Iowa, "свертываться", "пин,«"), вбиблеиской мифологии морское животное, описываемое кик крокодил, гигантский змей или чудовищным дракон. II |>мблмн упоминается либо как пример (наряду с бегемотом) непостижимости божественного т норе и mi (Ион 40, 21 -41. 26; I Ici 03/104, 26), либо в качестве враждебного Ьогу могущественного существа, над которым он одерживает победу в начале времен (Не. 73/74, 14; Ис. 27. !>.

Образ Левиафана использован н философски-политической литературе нового времени: Т.Гоббс уподобляет ему государгиш. ко трое рассматривает как гнгашскнй живой организм.

ß агадс и и апокрифах бегемот и Лсппафан упоминаются обычно и связи с мессианскими и апокалипсическими мотивами.

Мифы о Левиафане восходяг к преде явленным об олицетворенном первобытном хаосе, враждебном Погу-творпу и некогда им покоренном, шанс же пребывающем в состоянии сна, однако могущем быть разбуженным (Иов 3,8).

Зверь из бездны

— есть абсолютизм."После этого уже нет смысла оговариваться, что этот абсолютизм — только переходная фаза.

Левиафан — это управление механизмом, ставшим абсолютным, механизмом, который, как сказал Эрнст Юнгср, не только самая значительная антихристианская сила, когда-либо появлявшаяся, но и механизмом, который выводит людей из их прошлых органических отношений со своим окружением и приводит к совершенно новому, искусственному образованию. Левиафан — это рациональное планирование, это Бог, удовлетворяющий наши желания действительной безопасности. Он предоставляет развлечения, суррогатное удовлетворение и возбуждение,

без которых беспокойство масс по поводу существования угрожает стать настолько сильным, что его уже невозможно будет вынести. Этот быт вызывает энтузиазм и уничтожает индивидуальность человека. Жертвы, приемлемые для него — это коллективное мышление, государственный контроль над всей жизнью, наслаждение, вызываемое подчинением. Таким образом, за развлечением в таких факторах ассимиляции, как радио, кипой машинное обслуживание появляется новая дисциплина, разрушающая человеческую личность. Левиафан — это всеобщий мировой механизм, которому прислуживают люди. Эти люди сами по себе не более, чем пригодный или же дефектный материал, такой же взаимозаменяемый как свечи зажигания.

Левиафан

Левиафан — это государство, которое, концентрируя власть, становится deus morlalis, смертным божеством, способным в одиночку обеспечить реальную безопасность для своих подданных. Но для Гоббса было совершенно ясно, что такое государство будет насаждать мир с помощью террора. Левиафан обеспечивает меры земной безопасности ценой подчинения; в зависимость попадает не только плоть или жизнь субъекта, но и его разум и душа.

Восстановление единства мирских и духовных сил в широком смысле слова — это непрекращающийся процесс исторического развития, в котором все страны континентальной Европы принимали участие еще со средних веков. Это был длительный процесс преодоления средневековой раздробленности, единение местных сил, автономных корпораций, сфер самоуправления и индивидуальных прав в центральный единообразный механизм управления. Этобыл процесс "Glcihschallung" ,при-

Одновременное включение (нем.).

f

IУрман l'ayiiimim

Зисрь ид бездны________________________________*_______________________________331

ведший к единообразию. То, что вкладывал нацизм в это понятие — было крайней, наиболее логичной и последовательной формой стихийного стремления, пребывающего в развитии уже с XVII века. Государство вновь оказалось тем. чем было во времена язычества — обожествленным объединение всех человеческих отношений.

Такова была повсеместная тенденция развития — государство приобретало наиболее эффективную и логическую форму. Эта тенденция к последовательному завершению всеохватного и исчерпывающего механизма управления с тщательно разработанной техникой и методикой осуществления власти кроется в самой природе государства, истоки которой лежат в XVII столетии. Все, что осуществляют большевизм и нацизм, исходя из собственной концепции государства, есть совершенствование абсолютного механизма власти ноными способами, с учетом новых условий, вызванных техническим прогрессом и подъемом масс. Для такого совершенствования необходимо, как бы не складывался современный аппарат власти, действуя в соответствии с общим планом, хотя и учитывая жизненные требования различных социальных групп, сформировать централизованный механизм управления. Отсюда следует, что любая форма всеобщей мобилизации, любая система подготовки к войне и любая система политического и экономического планирования в сколько-нибудь значительном масштабе вызывает риск образования нового абсолютистского государства или сообщества или же частичного абсолютизма. Характерным и окончательным результатом подобного развития становится идентичность абсолютистского государства и тоталитарного общества.

Вссьогромный централизованный механизм государства и общества, стоящий на службе всеобщей мобилизации средств для подготовки к войне, или служащий для любой другой цели, какими бы благовидными не были мотивы его контроля, должен привести к абсолютизму современного Левиафана. Опасность ситуации состоит в том, что глубоко организованные системы руководства, несмотря на все возможные вы-

В словаре Брокгауза выпуска 1942 г. сказано: "Фюрер объединяет в себе всю полноту государственной власти: он Верховный Главнокомандующий вермахта. Верховный Законодатель, носитель исполнительной власти и Верховный судья своего народа. В своей речи в Рейхстаге 7 марта 1936 г. Адольф Гитлер охарактеризовал свой пост следующим образом: он никогда не был диктатором своего народа, но всегда был его уполномоченным. Исходя из этого. Германский рейх является фюрер ским государством. В личности фюрера воплощено единство партии, государства и народа".

Герман I'ayninnur

пади против них, далеко превосходят исторические традиционные порядки из-за своего ясного и рационального разделения и координации работы, что экономит время, труд, кадры. Результаты, которые могут быть достигнуты таким образом настолько важны, что ради них приходится допускать ограничения в личной сфере людей. Однако это приводит сферу индивидуальных прав в опасный конфликт со сферой общественных интересов.

Немало кругов современного общества возражают против того, чтобы в Германии государство наделялось особыми привилегиями и оправдывалось теорией неприменимости личной морали к государству. Что касается этого утверждения, то здесь очевиден один аргумент: почему аморальность, дозволенная государству, не может быть позволена другим общественным институтам? Такое разрешение, конечно, сделало бы иллюзорным любой вид общественной законности и доброй воли.

Но здесь мы снова сталкиваемся с логическим развитием, лежащим в природе самого этого процесса. Более того, Гоббс признает различия между "коллективным разумом" и "разумом индивидуума". Действительно опасное развитие — это развитие, в котором эти различия больше не существуют из-за того, что "индивидуальный разум" вообще отныне не допускается, и личная сфера более нетерпима; другими словами, соображения государственной целесообразности должны регулировать личные, и уже нельзя допустить, чтобы личная мораль перевесила государственные интересы. Именно этим характеризуется сегодняшний день.

Современное государство и всеохватный абсолютизм по необходимости подавляют частную, внутреннюю сферу личной жизни. Возможно, это и не запрещает свободного высказывания мнений. Но фактически, эта свобода искореняется посредством новой техники пропаганды и массового внушения. Право индивидуума на личную жизнь не оспаривается, но отдельная личность поймана в такую сеть общественных обязанностей и требований, деятельности и развлечений, что на практике это право прекращает существовать.

Прошлое абсолютистское государство, по существу, было полицейским государством. Оно интересовалось только общественным спокойствием, безопасностью и поддержанием порядка внутри него. Новое абсолютистское государство хочет намного большего. Для того чтобы создать свой новый рациональный порядок, оно должно воспитать новый тип людей. Оно должно спроектировать новую бюрократию; в жизни этого государства и общества ни одна область не должна остаться без надзора. Частное право — продукт традиций. Таким образом, государство планирует традиции, а с ними и самого человека. Оно не только не

Зис pi, in бездны

создает личностей, оно просто не в состоянии их терпеть, то есть личность — всегда помеха движению и всегда изъян в отлаженном процессе. Следовательно, абсолютистское государство создаст типы, оно отнимает у человека "бессмертную душу". Это государство по необходимости антихристианское, оно против Христа.

Стоит ли этих жертв безопасность, предоставленная смертным божеством Левиафаном? Стоит ли платить за нее ценой террора и несвободы? Именно эта необходимость коллективной безопасности, общественной и политической стабильности сегодня, как и триста лет тому шиад, приводит к абсолютизму.

Обольщение Левиафаном

Люди не только подчиняются страху зла, они также нуждаются в надежде. Левиафан управляет посредством политического соблазна. Он обольщает гарантией безопасности, которая устраняет страх, а также обещаниями земного рая. Левиафан завлекает перспективой секуляризованного золотого века и картиной идеального общества или вечного мира и справедливого порядка. В строительстве нового абсолютизма важную роль играет фактор страха. Он проявляется через постоянное критическое состояние, в котором возрастают заботы и страхи за средства существования масс, которые уже больше не находят утешения в трансцендентном. Кондорсе в своей работе "Esquisse d'un Tableau Historique" еще в 1793 году доказывал, что цель человека, включая вес политические и социальные аспекты, сегодня преподносимая как мирная, но бывшая социалистическим переворотом задолго до захвата власти нацистами, эта цель существует и поныне, признается это или не признается, в виде "силы через радость", с девизом — "наслаждайся жизнью". Ради этой цели — гуманности, безопасности, долголетия и ком^юрта, здоровья, осушения подсознательного болота и уничтожения остатков первобытного страха мифических эпох, ради психоанализа вместо религии, ради управления инстинктами, демичЬологизации половой любви, ради сокрытия смерти как непристойности и, заканчивая уж совершенно мирским, — ради обольщения социализмом и рационализмом — наша цивилизация снова ненова оказывается в зоне действия Левиафана. Только абсолютистское государство, в котором общество и само государство составляют одно целое, в котором нет даже

* Кондо|>се, Мари Жан Литуаи Никола < 1743-1794) — маркиз, французский фнлософ-проснетитель, математик, социолог, политический деятель. Сторонник деизма и сенсуализма. Осиоинам работа "Эскиз исторической карпшы прогресса человеческою разума" (1794, рус. пер. 1936).

Герман Paviiiiimir

намека на свободу — даже свободу мысли и чувства — только такое государство в состоянии обеспечить действительную безопасность и земной рай на основе разума. Так ли это на самом деле, как задавались вопросом Кондорсс и Лей с их "силой через радость", или же, как с известными оговорками, конечно, утверждают "социальные службы", что надежда, уход от действительности и миф — по существу одно и то же? Соблазн апеллирует не только к прихотям масс, но и к разуму интеллектуалов. Левиафан подкупает логикой предлагаемого порядка, здравым смыслом и убедительностью своих аргументов.

Даже государство XVII столетия уже больше не являлось выражением извечного естественного порядка, присутствующего в большей или меньшей степени в каждой форме государства. Оно было искусственным изобретением человека. Форма государства определяется элементом пригодности в союзе с первостепенным фактором власти. Оно уже больше не основывается на "контракте", но является выражением некоторого количества материальной власти, которой оно управляет посредством рациональной техники.

Государство, ведущее рациональное существование, благодаря этой рациональности обладает неоспоримым превосходством над традиционными формами исторического государства.

Современного "героического" человека Левиафан притягивает к себе совершенно иным способом. Для него это надежный механизм подчинения. Посредством этого механизма он держит массы в зависимости. Левиафан тоже нуждается в управляющей элите, преодолевшей как страхи, так и радости нашей жизни. Это выразительно показано у Достоевского в "Великом инквизиторе". Если все будут требовать одинакового счастья посреди земного рая, если все пожелают делать покупки в уютных магазинчиках, то никто не будет выполнять работу по управлению, без которой не может существовать государство Левиафана. Этот новый управляющий класс руководит массами, давая им все, чего они хотят — и безопасность, и земной рай. В этой щедрости по отношению к массам правое и левое крыло утопистов и сторонников современной тирании находятся заодно. Их разнит лишь то, что первые ставят цели, а последние создают средства их осуществления.

Если дать волю всем идеям рационального мирового порядка, тогда, несмотря ни на что, путь, избранный Гитлером, а не тот, что указал Маркс, окажется рациональным и правильным. Я полагаю, чтокритика национал-социализма должна зайти намного дальше, чем это было до сих пор. Она должна включать сотню лет существования марксизма и новое государство абсолютизма. Гитлер был прав, когда двинулся в об-

Зщ1ь ii.luc.wil.l

Si5

ход марксизма и пришел к своему абсолютистскому государству. Лишить мир национальных государств, объединить их в гигантское коллективное государство в ходе революционных войн и затем, овладев неоспоримой властью, провести внутрениюю социальную и окономиче-скую реконструкцию на основе общего рационального плана — это более эффективно и с большей вероятностью принесет успех, нежели обратный процесс, имеющий началом социальную революцию.

Ничто так не мешает составить ясное суждение относительно великого исторического кризиса, как лицемерие, причем умышленное, политических лидеров всех мастей, которые постоянно допускают только то, что отвечает их целям. Знак, под которым начинаются революции, — это знак неясных позиций и самообмана относительно чьих-либо истинных целей. Без сомнения, подавляющее большинство тех, кто сегодня сражается против сил нигилистического разрушения, чувствуют себя правыми и жертвуют споим и жизнями, ясно осознавая смертельную опасность, которая угрожает будущему человечества. Но достаточна ли этого? Даже неопровержимого здравомыслия такого народа как британский, его здравого смысла, его чувства меры и сознательного ограничения. — даже этого недостаточно для борьбы с соблазнами и помешательством разума.

Аталия

Случайно в мои руки попала драма "Аталия" Расина. Я читал эту

книгу в бомбоубежище, среди спящих французских офицеров, со все возрастающим волнением. Она предлагает в некотором роде ключ к решению вопросов, которые не дают нам покоя. Через века чувствуется, как все взаимосвязано в нашей удивительной Европе. Пьеса представляет собой откровенное неприятие политического абсолютизма государства XVII столетия. Автор выносит приговор мировому порядку, который свой центр видит в себе самом. Весь человеческий порядок является множеством, в основе которого лежит мораль. Монизм уменьшает в человеке божественное и должен привести к тирании.

"Кто подобен зверю, и кто может сразиться с ним?" Так говорится в Апокалипсисе. Ответ — "смешанное правительство" — звучал бы как насмешка. Но возможно это самый краткий и практичный ответ.

Существует некоторая справедливость в протестах, направленных против безответственного правления "местных властей". Критика, состоящая из коллективных форм государства, находит свое оправдание.

* Откровение Иоанна. Гл. 13: 4.

Гермам 1'аушиинг

Где бы не чувствовалась необходимость сильного государства для того, чтобы найти выход из столкновения интересов и изтрудностей кризиса и латентной революции масс, видно только одно средство восстановления общественной жизни; оно заключается в устранении местных властей. Мы сами зацепились за это заблуждение. Мы вообразили, что не будет никакого вреда поддерживать с одной стороны сильное монист-скос государство, а с другой — огромное свободное содружество нации, состоящее из автономных членов-сообществ, то есть новую "Священную империю".

Тенденция к новому абсолютизму имеет много общего с работой, связанной с основанием общественного государства и с хорошо продуманными усилиями увести политику и правительство с арены столкновения частных интересов и подчинить их беспристрастному контролю.

Такой ход мыслей также отбрасывает нас назад, в XVII век. Точно так, как этот век пытался избежать теологических споров в области, в которой могут быть обнаружены беспристрастные решения практических вопросов, так и мы пытаемся выйти из джунглей политических фикций » политику практической работы, которую можно проводить отдельно от всех доктрин с определенной долей терпимости к самым различным решениям.

Партии, как и местные власти, не только осложнили процесс осуществления управления, но и помешали работе его усовершенствовавшегося механизма. Этот плюрализм партий вместе с социальным и экономическим плюрализмом был переплетен с устаревшим территориальным плюрализмом. Как при таких обстоятельствах государство могло продолжать существование и как можно было гарантировать справедливое разрешение общественных вопросов? Партии и другие побочные власти были препятствием на пути совершенствования механизма управления. В своих усилиях выполнить крайне необходимую работу они являлись источником опасности и, таким образом, внесли свой вклад в обострение кризиса. Гслье в "Эпохе тираний" рассказывает, как супруги Вебб поведали ему, что будущее великих наций будет в руках их администраторов, управление будет осуществляться гражданскими чиновниками, а порядок будет поддерживаться полицией. Перед лицом все возрастающего технического характера ведения политики и управления, когда правит "механизм", работа партий была не чем иным, как

* Людоник Гел1* (1R34-1908) — французский писатель.

•* Супруги Небб, Сидней (1859-1947) и Ксатрмса (1Н5Я-1943) —английские

экономисты и общеанеиные .чемголи, реформистские историки английское рабочего движения, теоретики тред-юнионизма и т.п. фабиаискот социализма. Одна из осмоииых работ "Промышленная лсмокрагия" (1897).

Зверь из бездны

бесполезной тратой времени и энергии. Здесь мы снова приходим к "смертному божеству", к Левиафану. Он ничего не знает о косвенных силах, он знает только одну неделимую, власть и ответственность, управляемые великой недоступной иерархией. В попытке достигнуть этого целесообразного решения представители самых различных политических направлений оказываются в соглашении с бюрократией, которая планирует новый абсолютизм как "нейтральное государство".

Требование в каждом деле разбираться беспристрастно и по существу — понятно и справедливо. Для каждой проблемы существует свое оптимальное решение, которое должно быть найдено с помощью обстоятельств, а не в деятельности партийных политиков и не в примирении противоположных интересов. Это логично принодит нас к административному государству, к бюрократическому правлению, к государству технократии. Нотам, где нежелательно заменять местные власти абсолютным государством полностью и одним махом, выбирается подходящее средство замены, покрайней мере, многопартийной системы одной единственной партиен. Если запретить партиям агитацию и интриги в собственных интересах, то станет заметно, что сделан большой шаг к беспристрастному ведению политики.

Единичная партия выступает как сила, подготавливающая появление тотального абсолютизма. Она выполняет функцию вторичной надзирающей власти наряду с действительно решающей властью государства. Является ли эта единственная партия представителем народа? функция, которой наделил ее Гитлер, была не простофункцией, какую выполняет механизм надзора, эта функция предохранительного клапана от давления снизу, это поправка к авторитарному праву законодательной инициативы, инструмент неизменного плебисцита. Таким образом, в конце концов цезарианский плебисцит в некотором роде является демократической формой государства Левиафана, но не его логическим завершением.

Аталия — не злой тиран; она — абсолютный правитель, действующий из лучших побуждений, как она это понимает, с чувством ответственности за свой народ. В человеческом мирском понимании — она возвышенный пример сильной уверенной в себе личности, которая не нуждается в покровительстве богов. Она — не тиран предумышленно или из-за эгоистической страсти к власти. В человеческом и рационалистическом понимании она права в своем правлении.

Левиафан — благовидный искуситель, потому что его принципы рационально правильны и логичны, потому что они служат "огромному счастью огромного большинства".

33S

Герман I'iiyiiiiiHiu

Но разве государство не представл нет собой образования, от которого нужно избавиться? Должны ли мы освободить себя от государства и создать новые формы совместной жизни? Разве это не главная задача будущего? В средние века существовала общественная система, отвечающая требованиям общественного порядка и не было никакого нейтралистского, прочно организованного государства. Разве иллюзии государства эпохи барокко и националистическое государство якоби-низма не являются первым условием, необходимым для решения задач по созданию порядка и основанию Европейского содружества наций? Понятие нации в любом случае нужно отделить от понятия государства и таким же образом поступить с организацией социальных служб. Великобритания давно вышла из ранга национальною государства, если она вообще когда-либо была государством в континентальном понимании. Было бы губительным, если бы в ходе войны пришло запоздалое вступление на континентальную ступень и произошло приближение империи к типу национального государства.

Европейское или мировое государство не может быть супергосудар-ством, гигантским Левиафаном. Нужно разработать другой тип союза национальных, социальных и экономических группировок, в то же время сохраняя культурную и общественную индивидуальность и административные обычаи каждой нации. Тщетно пытаться сохранить систему федеральной ассоциации суверенных государств, отличную от системы Лиги Наций, только путем передачи определенных прав, которыми обладает каждое государство — член этой ассоциации, центральной власти. С другой стороны, было бы неудачей иметь центральное государство европейского уровня, так как оно по необходимости присвоило бы себе все разрушительные тенденции абсолютизма, даже если оно и приняло форму супергосударства социальных служб.

Государство социальных служб — замечательный лозунг, способный заменить идеи либерального государства, конституционного государства, нейтрального государства, административного государства. Но соответствуют ли социальные службы задачам централизованного государства? Цснтралистская организация этих служб, их сведение до органов, управляемых центром, подвергло бы этот порядок, спланированный в общественном духе, не меньше чем другие центра-листские порядки, соблазну Левиафана. Эти службы стали бы средством дальнейшей концентрации власти центрального правительства. Они использовались бы как средства подчинения и выродились бы в учреждения центрального правительства для поддержания или расши-...ния его власти.

В "А'галии" дуализм средневековой общественной жизни представ-

Зверь ил бездны_________________________339

лен как справедливый политический порядок, в противопоставлении Il монизму языческого абсолютистского государства. Этот дуализм уже

нельзя больше возродит]!. На его место должно прийти равновесие нескольких элементов власти, которое по необходимости будет большего уровня, чем обычная политическая система.