Россия и борьба за монополию 5 страница

Герман I'ayuiiiHHf

Мы сталкиваемся с соблазном ново- Чем дольше длилась война, тем ху-

го абсолютизма на самых различных ^же становилось здоровье Гитяе-

- ра. По словам Вернера Мазера,

дорогах, как наюходимостьюдлягосу- -

^г ' под конец своей жизни он сделал-

дарственной системы, которая, если ся "стариком в физическом плане потребуется, будет работать в видебю- и полностью истощил сеЬя психи-рократии, как идеей всеобщего конт- чески; он представляет собой го-роля над экономической системой и со- рестнуюи жуткую картину, кото-

,_л f рая не имеет ничего общего с Гит-

циальнмм планированием. Это боль- _лп~.~ „

^v лером 1933 г. Он. как и его

ше, чем просто насмешка, если империя, присмерти".

вспомнить, что валютный контроль и концентрационные лагеря только постепенно становятся отличимы один от другого. Контроль государства над

сферой потребления и планирования производства эффективен только в той системе, которая готова приступить к суровым репрессиям для того, чтобы заставить повиноваться ей. Правящие крут не имеют свободного выбора методов для поддержания своей системы правления. Каждая система имеет свои, свойственные ей методы осуществления и сохранения своей власти. А в системе централизованного всеобщего планирования нельзя обойтись без средств крайнего принуждения.

Ощущается ли соблазн абсолютизма или нет, по крайней мерс, неопровержимо, что многое сейчас должно быть предпринято в этом направлении, потому что другого пути нет. Ведение войны, главным требованием которой является подчинение всей жизни нации ее целям, невозможно без абсолютистских методов принуждения. Но и помимо войны экономический кризис и необходимость общественного обновления вызывают проблемы, решение которых немыслимо без помощи специальных сил и сильного механизма централизации. Эти проблемы неизбежно включают в себя тенденцию к синтезу в абсолютистском всеобъемлющем аппарате власти.

Внешняя сторона деятельности нацистов не должна вводить нас в заблуждение, что вся жизнь Германии контролируется массовой демагогией, что обычное состояние немцев — это состояние восторга иррациональным фактором. Во всех мероприятиях разработка планов и их выполнение определяются жесткими рациональными методами. Сегодня Германия представляет собой огромный централизованный механизм, ближайшей целью которого может быть ведение войны или безотлагательная всеобщая мобилизация, но в действительности — это всеобщее планирование, планирование политической, экономической и общественной жизни, и на практике более эффективное, чем даже достигнутое Советским Союзом.

3ncpi> идбслдиы

»

IVininii l'ayniiinnr

Было бы ошибкой воспринимать всеобщую мобилизацию всех слоев населения согласно обычному плану как просто подготовку к войне. Важен не результат, а сам факт мобилизации всей скрытой энергии, подчинение каждого человека и всех сфер жизни общему плану. Даже если бы были устранены элементы демагогии и истерии, осталась бы система полной механистичности мира людей. Что выделило бы ее из политического планирования ради благосостояния общества? Только фикции субъективных побуждений. Действительность осталась бы такой же суровой и безжалостной.

Опасность, нависшая надо всем цивилизованным миром, в том, что ему придется мобилизовать все свои силы, чтобы выйти из мирового кризиса, а механизм этой мобилизации способен выйти из-под контроля и действовать в своих собственных целях, подчиняя жизнь своей власти. Административный аппарат имеет тенденцию становиться для самого себя законом, действовать согласно своим собственным замыслам и, более того, наделять себя безграничной властью абсолютизма.

Ни один из этих вопросов, которыми мы так мало интересовались в Германии десять лет назад, и поныне не утратил своей важности. Эти вопросы попадают теперь в поле зрения великих западных демократий. Неужели, например, экономическая система, основанная на конкуренции, настолько расстроилась и скомпрометировала себя, что ничто не может занять ее место, кроме всеобщего планирования, контроля за выпуском и потреблением продукции, независимо от рыночного механизма? Неужели может выглядеть рациональной система, где происходит нормирование продуктов, основанное не на совокупности индивидуальных запросов миллионов людей, а на количестве, установленном согласно программе, определенной отнюдь не экономическими соображениями? Десять лет назад мы думали, что можно взять курс, в котором преимущества плановой экономики могли быть объединены с преимуществами системы свободной конкуренции. То, что случилось — было первым разоблачением слабости обеих сторон, а затем последовала победа тотального планирования.

Мы полагались на элементы самоуправления и вообразили, что сможем достичь порядка, в котором организации торговли и промышленности, а также социальные службы могут развиваться как независимые корпорации. Мы думали, что сможем распространить элементы автономии на институты интеллектуальной жизни и создать что-то вроде коллективного государства. Но разве могло существовать самоуправление в эпоху механизации? Разве это не одна из характернейших черт нашей новой действительности, что органы самоуправления становятся просто препятствием на пути?

Зверь ид бездны

Бюрократии в наши дни считается неизбежным следствием машинного века. Но самая наихудшая черта бюрократии — это устранение личной ответственности. Это парализует важные достижения, полученные 3 1 счет перенесения принципов работы машины на административную деятельность. Опасным элементом во всех административных органах является уклонение от ответственности. Тем самым освобождается место для соблазна совершать такие действия, за которые ни один человек не решился бы нести ответственность. Ведомство, благодаря своей безликости, готово одобрять самый аморальный поступок. Возможность найти защиту за административным забором позволила терроризму разрастись до огромных размеров во всех тоталитарных странах.

Таким образом, очень трудно избежать дороги, ведущей к абсолютизму и бюрократизации, как и путей экономического и социального планирования.

Разрушенное единство

Вернемся снова в Лондон, в сердце мира. Мы сразу окунаемся в привычную атмосферу. Только что была объявлена воздушная тревога. Не успели мы отъехать от аэродрома, как последовала новая. Некоторые летчики готовились к старту. Один самолет совершал посадку. Прошло новое массовое разрушение. Свернув на свою улицу я затаил дыхание: а стоит ли еще наш дом? Проезжая знакомые места, я был поражен большим объемом восстановительных работ среди новых разрушений. Несмотря на забитые досками окна, снова открывались магазины. Никто не сдавался.

Снова чувствовалось напряжение, ощущалось, что ты втянут в эту суровую жизнь, в это испытание, которое придавало значимость любым мелочам, измученной, но полной решимости и энергии, созидательно-сти. Мы утратили понятие безопасности. Сегодня мы просто жертвы неопределенности, как это было в легендарном прошлом, где смерть всегда ходила рядом.

В Кснсингтонских садах жгут листья. Дым обволакивает почти что голые деревья, распространяя едкий здоровый запах. Кос-гдеещс можно посидеть на лавочках, погреться на солнце, но как только стемнеет, мы снова на борту "Мейфлауэра", среди знакомых лиц. Человечество в пути, оно совершает большой переход, как говорил Сматс.

Но как нашему кораблю проскочить между хаосом и тиранией, между этими Сциллой и Харибдой?

Тем, кто в пути, предстоит долгое и трудное путешествие Они на-

Гермаи l'ayuinimr

столько слабы, что поддаются искушению сбросить свое снаряжение. Каждым, кто подвергается всем этим испытаниям, постепенно овладевает желание начать все заново. Я полагаю, что усталость и отвращение к цивилизации, которые лежат в основе нового варварства, могут быть охарактеризованы точнее, чем просто результат учения беспринципных демагогов. Нетолькодоктринеры отвергли целый рядтрадицийдля того, чтобы плести сеть своих радикальных утоп mi, похожую на паутину над бездной. Целые нации начинают воспринимай, цивилизацию как тяжелую обузу и отказываются нести дальше груз своем многовековой истории.

Одна из составляющих этого груза — демократия. Некоторые хотят избавиться от нее, потому что она препятствует началу их карьеры; другие, потому что она не предоставляет им необходимой защиты от обрушившегося на них хаоса. В среде обеих этих групп есть те, кто открыто проявляет свое отвращение к демократии и те, кто считает, что лучше всего поддерживать, по крайней мере, видимость демократии для успокоения души.

В сущности, большинство сторонников демократии, которые действительно имеют дело с политической реальностью, а не просто выступают на собраниях или пишут статьи, не были убеждены в последней возможности сохранить целостность хрупких и грандиозных форм демократической жизни перед атаками масс и нового радикализма. Они ищут малейшую возможность заимствовать у своих противников политические идеи и методы. В душе они сами страстно желают избавиться от надоедливой обузы — трудностей демократизма, чтобы быть способными быстро, как того требуют обстоятельства, справиться с насущными политическими проблемами, не сковывая свои действия партийной борьбой.

Излюбленной позицией стало усваивать политическое учение циничного реализма. Тем более необходимо со всей решительностью заявить, что это не тот курс, который оправдает себя. Мы не должны отказываться от демократической формы нашей общественной и политической жизни. Это единственный способ существования нашей цивилизации. Выбор должен быть сделан и пользу одного из двух путей. К первому относится попытка вывести из принципов, развившихся в истории демократии, новые формы политического руководства и контроля, а также новые государственные гарантии свободы и справедливости. В этом случае всегда придется оказывать сопротивление соблазну прокладывать себе дорогу посредством демагогического влияния на массы, террористического запугивания их или с помощью каких-либо других методов абсолютистского государства. Что касается второго пу-

Зиерьиз бездны

.11 О

ти, являющегося единственной альтернативой, то следование ему привело бы к последовательному формированию фашистского или нацистского тоталитарного государства. Мне кажется, что важным поучительным опытом Германии является то, что его изучение — ото единственно возможный способ прийти к ясному пониманию условий восстановления и сохранения вечных ценностей демократии. Может быть, достигнув этого понимания, мы обнаружим, что некоторые из наиболее ярых ревнителей демократии и человеческого прогресса, как бы там нибыло, вовсе не были подлинными их сторонниками.

Между хаосом и тиранией

"Могут ли они оставаться либеральными парламентскими демократами, если хотят успешно вести войну?" — пессимистически рассуждал Гсльс в "Эпохе тираний".

Но для демократии существует вполне законный прием в случае крайней необходимости обеспечить себя высокой дееспособностью путем установления временной диктатуры.

Немного вещей причиняют такой вред, как смятение ума перед последней возможностью в рамках конституционного государства сосредоточить, временно, но неизбежно, всю ответственность в руках диктатуры — некой формы современной тирании и абсолютизма. Такай путаница понятий нетолько находит понимание, но за частую умышленно поощряется в демагогических целях, для того чтобы отвлечь внимание народа и отложить непопулярные меры. Осуществляемое таким образом уничтожение не только оттенков, но и различий, имеющих важное значение, поощряется политическим обскурантизмом, который поддерживается демагогией всех видов. Отождествление различных экспериментов, проведенных, например, в Португалии, Турции, Греции и в Австрии, с общеизвестным термином "фашизм", и их объединение с нацизмом, является примером схематичности мышления доктринеров, которые игнорируют реальность, потому что она не соответствует их представлениям.

Демократия, конечно, в состоянии сохранить существенные элементы демократической жизни, установив диктатуру. Когда временная критическая обстановка, вызвавшая это решение, пройден, возвращение к нормальным формам демократии осуществится без труда. Но несмотря на внешние демократические формы, все же в демократической системе, неизбежно ведущей к современному абсолютизму и тирании, могут развиваться общественные институты, от которых трудно или вообще невозможно избавится.

Герман Payiiimmr

Я не утверждаю, что подобное замешательство всегда вызывается умышленно. Но поверхностные критерии, усвоенные, например, некоторыми эмигрантами из различных стран, сводят на нет ценные попытки восстановления демократии, в то время как они приобрели сторонников мер, фактически принадлежащих к арсеналу тирании.

Труд но составить верное представлен не о попытках приспособить демократию к новым условиям существования в таких странах, как Португалия, Австрия, Греция или Польша Пилсудского. Свидетельствуют ли они о начале революции? Или же они являются примером важного и честного союза традиции и революции? И не содержат ли они элемент лицемерия? Не есть ли это пример откладывания реальных решений или результат искусственного прекращения революции?

Только тщательное исследование может дать ответ на этот вопрос. Но никто не вправе оспаривать тот факт, что в подобных случаях реальные усилия предпринимались ради того, чтобы справиться с критической проблемой нового порядка, который необходим для будущего. Было бы демагогией отказываться от предубеждений, чтобы согласиться, что восстановление демократии, по крайней мерс, с некоторыми ограничениями, необходимо.

Рассматривая все эти пробные эксперимент])!, мы не в праве знать откуда берутся их методы или к какой школе политической философии они принадлежат; мы просто должны задать себе вопрос: будут ли они служить нашим интересам, и будут ли способствовать преодолению политических трудностей? В конце концов мы не должны принимать во внимание идеологическое происхождение этих идей и систему положений, к которой они принадлежат. Мы должны беспристрастно воспользоваться всем, что послужит прак i пиеской помощью. Если мы будем и дальше идти в этом направлении, то при тщательном анализе обнаружим, что разнообразные приемы могут быть в равной степени приписаны как к неолиберализму, так и к нсокорпоративизму или нсосоцнализму.

Перед нацистским переворотом, во время глубокого германского кризиса стало ясно, что различные доктринерские экономические и политические системы стали непригодными и не могут вывести страну из кризиса. Проблемы должны решаться не столь догматично и с большим пониманием реальности, а не так, как они решались предыдущим поколением в своих офисах. Кажется, пришло время выбросить за борт как ненужный груз все эти правила и принципы и искать практическое решение каждой проблемы по степени се важности. Нужно отмстить, что это неортодоксальное отношение к феномену кризиса таило в себе опасность. Остался ли компас или иное средство, способное указать направление к гавани? В любом случае нужно отмстить, что отсутствие

!

Зверь из бездны________________________________321

какой бы то ни было доктрины обернулось в Германии той благодатной почвой, на которой пустили корни нацистские лозунги, требующие решительных действий.

Эта позиция во всяком случае имела преимущества перед непоколебимой приверженностью старым доктринам и системам, и принятием только того, что находилось с ними в согласии. При этой политике никогда не будет реального выхода революционных сил, которые по необходимости должны представлять собой переделку старой системы взглядов и объединение новых сдерживающих сил.

Как много из этих экспериментов, проведенных в Португалии, Греции, Польше, Австрии, Турции можно позаимствовать? Чего нельзя перенять, так это попыток, применяемых в государствах, ослабленных внутренними беспорядками, восстановить политическую стабильность с помощью армии. Это поощрялось в Польше и в Германии до тех пор, пока нацисты окончательно не лишили Рейхстаг власти. Суровая дисциплина и то, что только опираясь на армию государство существует в своем последнем воплощении как сила и как твердое ядро объединенной воли, — были элементами, заставившими государство соблазниться применить вооруженные силы в гражданской сфере. В Германии, помимо прочего, армия была оплотом определенной политической целостности, последним сохранившимся звеном почти что разрушенного традиционализма.

Несовершенство этой концепции лежит не только в соблазне исполь-зоватьармию для превращения государства в нечто, напоминающее военный лагерь, и выдвинуть политику военного империализма на передний план, но, более того, — в установлении государственногоконтроля над всей жизнью общества, в централизации и стандартизации через полувоенную дисциплину, которая влечет за собой жертвование гражданскими свободами и демократическим характером государства.

Обратная попытка — создать моральную власть, утвердить социальный порядок, основанный на христианской вере и церкви, конечно затрагивает слабое место в современных государствах и сообществах. Но можно ли утраченную этическую базу восстановить законом? Можно ли придать значимость христианской жизни правительственными мерами. Не вызовет ли это соблазна использовать терроризм для духовных целей? Это могло бы означать полный провал в действительном намерении новой христианизации и восстановлении общей веры, исходящей из убеждений. В лучшем случае, результатом явилась бы новая форма клерикализма. Христианствопоуказанию, насильственная христианизация, если довести ее до крайнего предела, могла бы принести несколько больше пользы, чем давление на инакомыслящих в существующих тоталитарных режимах.

11 -855

1\.'рч;1и l\iyil]lliini

Государство, построенное на системе гильдий, корпоративное государство, предлагает не лучший выход из нашего трудного положения. Автономные органы, тюка они не превращаются в органы централизованного государства и, следовательно, в инструмент господства в экономических и социальных сферах, оставаясь подлинными автономными старыми органами, могут неплохо способствовать развитию существующих демократических органов. Но корпоративная система в форме, в которой она до сих пор пребывала, является явной противоположностью системе, где происходит подчинение последних автономных сфер жизни общества государству с целью использования их на службе нового абсолютизма.

Ошибка всех этих экспериментов заключается в том, что они главным образом нацелены на учреждения центральной власти, вместо высшей власти, выполняющей простую функцию — примирить враждующие группы и различные автономные власти. Экспериментальные системы всех упомянутых стран не только передают полномочия государству, они постепенно делают его всемогущим и единственным органом у правления. Это может привести только к новому абсолютизму и, в конечном счете, к новой форме современной тирании, хотя можно отметить, что некоторые из этих стран далеки от такого характера и преуспели в сохранении гибкого балансирования между самыми различными тенденциями.

Цель этих экспериментов — найти средний курс между хаосом и тиранией. Следовало бы создать более сильную власть, стоящую над партиями, для поддержания такого важного свойстна демократии, как политический компромисс, для примирения противоположных интересов и предотвращения диктатуры большинства. Таким образом, эти эксперименты все же стоят в одном ряду с демократией. Но на практике они зачастую поддаются искушению использовать тоталитарные методы.

Несоразмерные средства

Мы ничего не добьемся, если будем видеть только обратную сторону политических экспериментов, которые в конце концов привели Германию к нацизму, а в упомянутых странах — к новым формам союза правительства с демократией. Наша судьба в настоящее время зависит не только от правительства или ошибочности наших целей, но все еще от правильности или ошибочности используемых средств для достижения этих целей. А мы ссоримся из-за целей и чуть ли не вызываем гражданскую войну из-за политической картины будущего. Но часто для этих различных целей мы используем одинаковые

Зисрь ш бездны

средства и методы. Мы удивляемся, обнаружив, что какой бы ни была отправная точка нашей политики, мы приходим к одному результату — дальнейшему разрушен ню существующего порядка, но взамен — никаких прочных элементов нового. Мы объясняем это фатальностью, которая всегда ведет нас в одном направлении. Нам всем не удалось добиться своих целей и в конце концов мы все оказываемся в одном и том же болоте, независимо от того, какой была наша отправная точка и цель.

Секрет половинчатых преобразований, проводившихся не одним лишь нацизмом, лежит в том, что методы, служащие для достижения наших целей не соответствуют нашим требованиям. В Германии консерваторы вообразили, чтоони могут использовать нацизм как средство достижения нового традиционного порядка. Но то. чего они в действительности добились, было полной противоположностью этому. Это нс говорит о неизбежности нашей суд|>бы, навязанной новым массовым характером сообщества/Это просто результат неправильного пользования средствами.

Невозможно достичь большей свободы средствами тотального принуждения, невозможно оформить массы в новый традиционный порядок, организовав массовую революцию, и невозможно избавиться от массовой демократии, придав ей современную форму управления. И невозможно будет представить порядок, в котором справедливость достигается за счет совершения — в первую очередь — еще большей, вселенской несправедливости.

Цинизм и беспринципность в выборе средств губительны. Такое "средство", как "взять власть в свои руки", обретает независимое существование и кидается на ту стезю, которую предполагалось избежать. При этом появляется любопытный механизм развития, характерный для современной истории. Таким образом, роковой ошибкой было бы полагать, что мы зависим от того, какими средствами пользуются наши враги, и что мы вынуждены перенять эти средства. Конечно, в этом состязании беспринципности первым будет задавать тон самый нещепетильный. Но есть и другое оружие, единственно значимое в борьбе против нещепстильности в выборе средств, оно относится к средствам, которые отвечают требованиям особой цели. Думаю, мы могли бы уберечь себя от многих бед с помощью того, что я называю — правильный выбор для достижения цели.

Ускорить решение проблемы материальными средствами, вместо того, чтобы терпеливо строить изнутри, использовать принуждение для достижения внешнего порядка, вместо того, чтобы следовать трудным путем постепенного преобразования — таковы были методы, которые

I

Герман Раушиинг

использовали тс, кто хотел что-то сделать, но терзался нетерпимостью из-за медлительности прогресса.

Наша эпоха имеет преимущества перед прежними временами н эффективности современных средств принуждения, а также в психологических приемах управления массами. Эффективность организованного механизма управления гарантирует почти что абсолютный успех. Тем, кто сейчас управляет, если они имеют власть в своих руках, больше нет необходимости считать массы непредвиденным неизвестным фактором. Массы больше не представляют опасности, они стали податливым материалом, который может принять любую желаемую форму в руках опытного ваятеля. Массы уже не могут выступать как неконтролируемая стихийная сила. Эту силу можно направить в нужное русло и использовать с выгодой. Она может стать действенным оружием для достижения любой цели, которую выдвинет управляющая группа. Это могущественная сила, которая, будь она правильно использована, продвигает любую политическую амбицию с удвоенной скоростью. Какое упрощение в сравнении со сложной манипуляцией общественным мнением в демократиях! Какое упрощение в сравнении с абсолютистскими режимами XVII и XVIII столетий! Одно необходимо — решимость использовать все средства, благодаря которым можно ввести массы в заблуждение. Эти средства хорошо известны. Они состоят не только из террора и жестокости, но и включают в себя методы возбуждения масс, внушения и растления, которым учит современная пропаганда и которые придали природе современного общества свой новый коллективистский характер.

Разве мы фактически не вынуждены применять эти методы, как бы не были они опорочены? Разве современное государство масс в сущности не принуждает нас к этому? Разве это не тот случай, когда, пытаясь сделать вес возможное для нации и будущего общественного строя, но не применяя эти средства и методы, мы отдаем их в руки других?. А как же люди, никогда не испытывавшие угрызений совести, гангстеры, люди, которых заботит лишь личная выгода? Разве мы не должны действовать настолько быстро, насколько можем, чтобы обогнать этих гангстеров? У нас мало времени. Мы в ужасной опасности, так как если мы ничего не предпримем, если массы еще раз будут приведены в подчинение, если новая правящая группа прочно займет свои позиции и будет обладать реальной властью, то больше уже не будет возможности для свободы действий и будет окончательно начертан путь, которым нам придется идти. Массы совершенно бессильны перед современными средствами подчинения. И любой противоборствующий им элемент также бессилен. То, что случилось, безвозвратно и не поддается изме-

Зверь из бездны

нению. Мы попали в страшную ситуацию. Механизм саморегуляции,

который обеспечивается сменой большей части правительства в парламентской системе, больше не действует. Там, где он еще сохраняется, он основывается на обычном молчаливом соглашении не применять решительных средств действенной силы и контроля над массами. Как долго можно будет продолжать это самоотречение? Разве не ослабевает способность к моральному сопротивлению с каждым обострением кризиса, и не постоянно ли растет подозрение, что другие — противники парламента, вооруженные силы, индустриальные и иные группы — обретают полную и реальную возможность захвата абсолютной власти.

Люди задают себе вопрос — будет ли этот захват власти в интересах масс? Ошибочный элемент, скажут они, кроется только в злоупотреблении новыми методами контроля и психологического воздействия на массы; это злоупотребление направлено на то, чтобы привести массы в подчинение, невзирая на обычные цели, и только ради самой власти. Если же, наоборот, власть захвачена в интересах народа, для их же блага и защиты, откуда же тут взяться этому ошибочному элементу? Сохранение демократии, насколько это представляется возможным, по всей видимости, требует именно таких действий. Необходимо, сделают они вывод, во имя демократии и самосохранения набраться мужества и более или менее отстранить демократию от борьбы и установить новую структуру, которая, по крайней мере, будет способна использовать действенные элементы власти в интересах прогресса, а не варварства. Окончательно наступила эпоха масс. Любой, кто еще мечтаето возврате к старым формам политической и общественной жизни, просто романтик. Новая действительность, созданная современным индустриг альным обществом с его массовыми формациями, требует наличия методов пропаганды и средств контроля, которые тоталитарные государства должным образом выработали, но не в полной мере использовали.

Таким образом, люди могут спвгрить, что они и делают, и даже самые интеллигентные, но с однобоким пониманием характера новой эпохи, поступают таким же образом. Тем не менее, они ошибаются. Именно эта тема спора является началом смертельного курса, который должен привести к самоубийственному процессу того же типа, что и "национальный подъем" в Германии. Любому общественному подъему или аналогичным образом спланированному движению суждено пасть жертвой данного курса и использовать такие методы, которые взял на вооружение нацизм. Даже социалистическая революция не смогла бы без них обойтись. Их разрушительное свойство кроется в сущности новых методов контроля, а не в политических целях. Даже если бы массы не

Герман l'iiviuiiiiiii'

были при неясны в подчинение в интересах экспансивных целей, достигаемых посредством войны, а только ради нового общественного порядка, то причиненный вред находился бы в самом подчинении и в методах удержания масс в этом подчинении.

Ответом на это будет то же самое, что мы сделали в Германии в нашей среде, когда принимали участие в нацистском эксперименте — ничего другого не оставалось. В оправдание будет сказано, что массы воспринимались такими, каковы они есть. Вещи нужно называть своими настоящими именами. И курс был выбран с чистой совестью, курс, который проницательные партийные демагоги уже давно тайно лелеяли с небольшими угрызениями совести. Вместо партийного механизма употребляется новый и более мощный механизм, против которого уже нельзя обратиться за помощью к яругой власти.

Манипуляция общественным мнением становится безграничной, а для критики существуют определенные дозволенные пределы. Степень энтузиазма и возбуждения, довольства и развлечения, которые необходимы для масс, чтобы принести из в надлежащее состояние — это просто вопрос гигиены и диеты коллективной души, Ошибочно и губительно доводить все это до крайности и чрезмерно использовать средства, которые сами по себе необходимы и эффективны. Только благодаря этим средствам, массам еще раз можно дать простые, всеобщие и эффективные представления о том, что является ценным, и что необходимо делать. Только таким путем можно обеспечить надежный фундамент для будущего порядка, на который смогут положиться и государство, и нация, и общество. Только так можно выдержать кризисы и испытания, как показал пример Франции, а не средствами разнообразного наследия наших политических соглашений.