СОВРЕМЕННЫЕ СИМВОЛИЧЕСКИЕ, ЭМБЛЕМАТИЧЕСКИЕ, ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ И ТЕРМИНЫ, УПОТРЕБЛЯЕМЫЕ В СОВЕТСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАКТИКЕ 4 страница

Так, например, буквенное изображение на флаге РСФСР передавалось и славянской вязью, и геометрическими буквами. Буквенные изображения на гербах Армении, Латвии, Эстонии, Таджикистана, Украины переданы национальным алфавитом и шрифтом этих республик. Даже там, где в шрифте слабо подчеркнута национальная особенность (в гербах Молдавии, Киргизии, Литвы, Азербайджана, Казахстана, Белоруссии), при перерисовывании эти буквенные изображения следует повторять точно этим же шрифтом, который принят в официальном варианте герба, а не любым произвольным шрифтом, лишь бы совпадал размер букв. Это правило надо иметь в виду при работе по увеличению гербов для оформления стендов, плакатов, праздничных шествий и т. д. Следует помнить и привыкнуть к мысли, что в гербе, в эмблемах, в геральдике в целом нет ничего случайною не должно быть никакой отсебятины. Наряду со шрифтом ем алое значение имеют также цвет буквенного изображения, особенности начертания его, то есть как нанесено буквенное изображение (плотно, вразрядку, курсивом, разделены ли буквы точками или нет). Так, например, на гербе РСФСР до 1951 года изображение каждой буквы отделялось точкой. В современном варианте герба точки после букв отсутствуют, само буквенное отражение в результате этого дано в разрядку.

Знать и учитывать эти «мелочи» особенно важно тем, кто так или иначе воспроизводит прошедшее время, — художникам, театральным декораторам, иллюстраторам исторических и общественно-политических книг, не говоря уж об историках, юристах, архивистах, которые по таким признакам могут восстановить дату документа, если она даже утрачена.

Особенно важно соблюдать правильный цвет буквенных изображений. Тут существуют твердые правила. Буквенные изображения па знаменах имеют только золотой цвет, в крайнем случае — серебряный. Это правило европейски общепринято. У нас в стране оно утвердилось с 1922 года, а неофициально существовало чуть ли не с XV века. На национальных флагах буквенное изображение должно иметь один из национальных цветов или быть специально конституционно утверждено и мотивировано, что данный цвет означает символически.

В гербах буквенное изображение имеет наряду с национальными цветами и золотым (желтым) цветом лишь основные цвета — черный и белый (серебряный). Обычно цвет буквенного изображения в гербе связан с цветом поля щита или с цветом девизной ленты: он должен быть всегда контрастным к ним — черным или белым — при цветной ленте или же желтым (золотым) на красном фоне.

При этом важно подчеркнуть, что цвет буквенного изображения не обязательно должен соответствовать цвету букв девиза, у которого имеются свои правила насчет цвета. Так, например, в гербе Армянской ССР цвет букв девиза — черный, а буквенного изображения — золотой. В гербе Узбекской ССР цвет бука девиза — белый, а буквенного изображения — золотой. У Украинской ССР буквенное изображение золотое, а цвет шрифта девиза — желтый. У РСФСР же цвет буквенного изображения и цвет шрифта девиза одинаковый — черный.

До сих пор мы говорили о значении и месте буквенного изображения в государственных гербах и флагах, где оно занимает подчиненное положение, а в ряде случаев просто излишне.

Однако в последние два-три десятилетия стала все явственнее обнаруживаться тенденция придать буквенному изображению в геральдике самостоятельное символическое значение, оторвав его от привычного употребления как второстепенного элемента в гербах и наделив собственными символическими функциями. Такое употребление буквенное изображение нашло, во-первых, в эмблемах международных спортивных федераций и других общественных организаций, когда было трудно найти для них подходящую эмблему-фигуру, а во-вторых, в политическом плакате.

Что касается спортивных эмблем, то употребление в них буквенных изображений по большей части неудачно или невыразительно: здесь уместнее использовать изображения спортивных снарядов или характерное положение фигуры спортсмена, что чаще всего и делается. Однако бывают случаи, когда нельзя

прибегнуть к таким изображениям. Например, Международная федерация университетского спорта. В этом случае и выручают буквенные изображения. На «гербе» FISU всего одна, но крупная буква U, окаймленная пятью разноцветными звездочками, дающими ясный намек своим цветом на международное движение.

Другой удачный пример использования буквенного изображения для создания символического эффекта представляет собой политический плакат новозеландских борцов за безъядерную зону на Тихом океане и за выход Новой Зеландии из пакта АНЗЮС. Весь плакат занимает крупное буквенное изображение ANZUS, из которого могучая рука (народа) вынимает две буквы NZ (т.е. Новую Зеландию). Символический эффект усиливается тем, что инициалы NZ — белые, а остающиеся буквы А и US — черные, причем в своем новом положении, разделенные образовавшимся пустым местом, эти буквы, как буквенное изображение, трактуются уже по-иному. А — известная аббревиатура атомной бомбы, a US — США. Впечатление это еще более усиливается в связи с тем, что буквы NZ означают не только Новую Зеландию, но и слова Nuclear Zone, то есть ядерную, атомную зону, которую следует изъять и которую изымает символическая рука. Автор плаката, следовательно, тщательно продумал и хорошо изучил все, что связано с данным буквенным изображением, и потому заставил «играть», «действовать» каждую букву.

Таким образом, буквенные изображения могут быть использованы в символическом смысле, но при условии, когда ими, во-первых, не злоупотребляют, не перегружают поле щита (одна только буква U ключевая, а не все название FISU) и когда используют такие «внутренние резервы» буквенного изображения, которые помогают выявить его дополнительный символический смысл. А для этого можно пользоваться лишь такими буквенными изображениями, которые широко известны всем, имеют длительное употребление в политической практике и поэтому способны вызывать нужные ассоциации. Без этого условия использование буквенных изображений не может давать необходимый эффект, а потому нецелесообразно.

В современной эмблематике появились и такие буквенные изображения, которые действуют совершенно самостоятельно, ''в одиночку", вне гербов или флагов, без других эмблем и потому объективно приобретают значение символов. Такова буква V — начальная буква латинского слова Victoria (Виктория) — победа. Онa употребляется не только в качестве буквенного изображения на плакатах, но и используется как символическое действие — знак, изображаемый растопыренными указательным

и средним пальцами руки,— так называемый V-sign («висайн»).

Однако при его употреблении надо быть осторожным, показывая его не с тыльной стороны руки к зрителю, а со стороны ладони. В противном случае это по западноевропейским понятиям будет означать кукиш.

БУРЕВЕСТНИК

1) Символ приближающейся бури, символ революционного подъема, надвигающейся революции. Как литературный символический образ был введен в революционную символику впервые Максимом Горьким (в 1901 г.) в период развития символизма в русской литературе и одновременно в период создания организованного революционного движения во главе с ленинской «Искрой». «Песня о Буревестнике» была написана под непосредственным воздействием конкретного события — разгона студенческой демонстрации у Казанского собора в Петербурге, была впервые опубликована в журнале «Жизнь», № 4 (апрель) за 1901 год, что и послужило причиной конфискации и закрытия этого журнала. Как революционный символ буревестник был популярен накануне революции 1905 года и активно использовался нелегальной революционной прессой, помогая развертыванию движения, приобретал значение призыва к революционной борьбе.

Как символ революционного подъема образ буревестника сохранялся прочно и в послеоктябрьский период в политической и художественной литературе.

2) Изображение буревестника используется и как спортивная эмблема. Его эмблематическое значение — дерзание, юношеский порыв.

Эта эмблема изображает стилизованный силуэт буревестника белого цвета на голубом поле и используется как атрибут спортивного общества «Буревестник», образованного в 1957 году и объединяющего спортсменов высших учебных заведений (как студентов, так и профессорско-преподавательский состав).

Возникает вопрос: правомерно ли использование одного и того же образа — образа буревестника — в столь разных значениях, причем в одной и той же стране, с одним и тем же господствующим общественно-политическим сознанием и идеалами?

Теоретически такое положение возможно, но при соблюдении некоторых определенных условий. Многообразие значения одних и тех же символических образов и эмблем в принципе обусловлено тем, что в разных исторических условиях один и тот же образ может быть применен к разным аспектам бытия, причем чем эти аспекты дальше друг от друга, тем больше шансов на то, что «одинаковые» по виду (наименованию), но разные по значению образы будут оставаться самими собой и не смешиваться в сознании людей друг с другом. В случае с буревестником эти условия соблюдены: исторические периоды возникновения и применения революционного буревестника-символа и юношеской спортивной эмблемы буревестника отделены друг от друга не только «барьером» в полвека, не только возникли после смены двух поколений в стране, но и применены к столь различным аспектам бытия, как политика и спорт, следовательно, к совершенно разным общественным сферам.

Кроме того, обычно помехой для употребления одного и того

же образа в разных значениях служит то, что словесный символ бывает менее конкретен, чем изобразительный. Иными словами, литературный образ более туманен, чем рисованная эмблема, и поэтому последняя затмевает первый. В случае с буревестником этого не происходит. Во-первых, образ буревестника как символа революционной бури настолько ярок, настолько запоминаем, что его невозможно ни спутать, ни забыть. Более того, и в литературно-символическом описании он вполне конкретен, с эмблематической точки зрения — по абрису, по своему цвету и фону, на котором он действует; он «черной молнии подобен, как стрела, пронзает тучи», он «черный демон бури над седым от пены морем в синем пламени сияет», то есть черный узкий силуэт птицы на синем фоне с белой полоской (пеной). Силуэт же спортивного буревестника-эмблемы — белый силуэт птицы на голубом фоне. Это значит, что они не только далеки по своему значению, но и по своему изображению совершенно не совпадают, а следовательно, и не могут быть спутаны.

12. БУРЕЛЕТ (франц. bourrelet — жгут, набухание, припухлость) — гербовый элемент (атрибут), сохраняющийся до сих пор в государственной геральдике ряда стран. Первоначально представлял собой две-три матерчатые трубки, туго набитые сырой шерстью, перекрученные или сплетенные в жгут и Связанные в виде кольца. Крестоносцы заимствовали бурелеты у бедуинов (которые употребляют для их обозначения общеарабское название — икаль) и надевали их на свои металлические шлемы, чтобы ослаблять удары меча или шпаги противника по шлему, а также для придерживания матерчатого намета на шлеме, защищающего от палящего солнца. Обычно при наличии бурелета и движения обоих противников удар приходился слегка вкось, и этого было достаточно, чтобы упругий шерстяной жгут слегка оттолкнул оружие, и оно иногда даже не достигало шлема, а двигалось вскользь или сдвигало бурелет.

Позднее, употребляя в геральдике рыцарские шлемы и наметы, стали изображать в некоторых случаях и бурелеты как свидетельство того, что данный рыцарь действительно побывал под солнцем Востока. Бурелеты всегда имели цвет знамени и щита, под которыми сражался рыцарь. Это обстоятельство способствовало закреплению бурелетов в геральдике как существенной отличительной эмблемы, по которой можно было узнать не только род, но и национальность герб о владельца.

В новое время бурелеты перестали употреблять в дворянских гербах, чтобы отличать новое дворянство от древнего, участвовавшего в крестовых походах. Таким образом, бурелеты практически исчезли постепенно из родовых гербов как элемент. Однако после второй мировой войны ряд вновь образованных государств в Океании, Африке и Карибском бассейне взяли бурелет как гербовый элемент в свои государственные гербы, придав ему цвета национального флага. Так, бурелет имеется в государственном

гербе Австралии, Багамских Островов, Барбадоса, Фиджи, Гамбии, Ганы, Гренады, Гайаны, Ямайки, Канады, Малави, Нигерии, Соломоновых Островов, Сан-Томе и Принсипи, Сейшельских Островов, ЮАР, Свазиленда, Тринидада и Тобаго. В большинстве случаев бурелет как бы напоминает о бывшей принадлежности большинства из упомянутых стран к Британской империи, причем не в прямом, а в переносном смысле, ибо в гербе самой Великобритании бурелет отсутствует. В то же время у таких государств, как Сан-Томе и Принсипи, бурелет в гербе просто необъясним, поскольку он употреблен сам по себе (без шлема) и просто наложен на герб. По всей видимости, его ввели в герб либо по аналогии с гербами других вновь созданных и освободившихся от колониальной зависимости государств, без учета того, каково же истинное значение этой эмблемы, либо с единственной целью — продемонстрировать в гербе национальные цвета сантомийского флага — черный, красный, желтый, зеленый.

БЭДЖ (англ. badge) — вид фигурного девиза (см. Девиз).

ВАТЕРПАС (см. Интернационала эмблемы).

ВЕНЕЦ (лат. corona) — то, что увенчивает, находится выше всего (см. Диадема, Корона, Венок). Венец — точный старославянский перевод и эквивалент слова «корона». Но в то время как в западноевропейской практике понятия «венец» и «венок» сливались, особенно в романских странах, поскольку и то и другое слово по-латыни называлось короной, в славянских странах эти понятия резко различались и получили разное лексическое выражение. В немецком языке также имеется различие между короной- венцом (Krone) и венком (Kranz), но последнее слово происходит в немецком от иного латинского корня cranium — череп; венок (Кгаnz) по-немецки означает, следовательно, то, что принадлежит черепу или находится на черепе, на голове, «головное». В русской геральдической и историко-бытовой практике с XV века наряду со словом «венец» в значении «корона» стало употребляться также греческое ее обозначение — диадема. С XVI века слово «венец» во избежание ошибки, в каком значении оно употребляется, стало обязательно называться только вместе с прилагательным: царский венец, девичий венец, свадебный венец, терновый венец, страдальческий венец и т. д. Без сопровождения прилагательного это слово постепенно потеряло всякое значение, стало неясным. В сов ременной геральдике понятие «венец» не употребляется ни как термин, ни как эмблема. Оно всюду заменяется словом корона.

ВЕНОК — древнейший символ награды, почета, эмблема бессмертия, а следовательно, величия (в государственных гербах — державного величия); в женских гербах — эмблема памяти

о погибшем рыцаре (муже, отце, брате — в случае отсутствия у них мужского потомства).

Венки из зелени (веток различных деревьев, трав) и цветов с древнейших времен у всех народов употреблялись во время празднеств и жертвоприношений как знак союза (неразрывного) между живыми и мертвыми, между потомками и предками, отсюда на весьма ранней стадии исторического развития венок стал рассматриваться как эмблема бессмертия.

В античное время, в самый древний период, венок продолжал оставаться эмблемой бессмертия, но постепенно превратился в символ награды. Произошло это так. Еще задолго до установления Олимпийских игр, в IX веке до н. э., в Элиде, на берегу реки Алфей, праздновались погребальные игры в честь мифического героя Пелопа, которого в детстве разрубили на куски и принесли в жертву богам Олимпа, но те воскресили его. На этих играх венки, приносимые Пелопу, вручались для возложения на его алтарь победителям игр. Когда же в 776 году до н. э. были установлены Олимпийские игры, то венками стали увенчивать (награждать) победителей этих игр уже как наградой, принадлежащей им лично, а позднее венками стали награждать и победите ля состязаний в области искусства (поэзии, танцев, музыки).

Олимпийские венки плели из ветвей молодой оливы, срезанной в специальной роще золотым ножом. Победителей других общегреческих игр — Немейских, происходивших в Арголиде, — награждали венками из сельдерея (и с тех пор характерное тройственное деление сельдерейного листа стало постепенно использоваться во всех коронах европейских монархов).

В Древнем Риме эти традиции были не только продолжены, но и строго регламентированы: блестящие ораторы, артисты и особенно военные, победители отдельных сражений и полководцы стали награждаться венками.

Была разработана особая шкала венков (по-латыни — корон), присваиваемых за разного рода подвиги. Таковы, например, корона триумфалис (лавровый венок), которым награждалась полководцы, окончившие победоносно войну, или венок из ветвей миртового дерева за отдельные победы. Венок из травы и полевых цветов (корона граминеа) был знаком высокой чести. Особые венки давались за спасение от осады целого войска (корона обсидионалис), за победу в морском бою (корона навалис), за штурм крепостных стен противника (корона муралис). За спасение жизни сограждан полагался дубовый венок (корона цивика). Лавровый венок в конце концов стал в императорском Риме знаком цезаря и употреблялся жрецами в дни государственных торжеств, что придало постепенно венкам значение знаков почета. В этом смысле до сего времени употребляют венки в Индии и Полинезии, где венок из роз или других крупных, цветов одевается на шею особо почтенным иностранным гостям, прибывающим в страну с официальным визитом.

В европейской геральдике венок со времен средневековья принял иное значение. Поскольку издревле он рассматривался

большинством европейских народов как эмблема бессмертия, то после гибели рыцаря, у которого не оставалось мужского потомства, венок включался в герб его вдовы или дочери как дополнение, которое указывало, что данный герб — женский; таким образом венок приобрел в европейской геральдике значение эмблемы памяти об умершем. Для того чтобы отличать венки разных родов, их перевязывали лентами, соответствующими по своему цвету гербовым цветам данного рода, обычно цвету щита умершего рыцаря. Так постепенно сложился окончательный вид гербового венка — ветки растения, составляющие его, должны были быть обязательно перевиты лентами, цвет которых соответствовал бы национальному цвету (у государства) или цвету данного рода (в родовых гербах).

Поскольку женские гербы сохранялись лишь за прямым потомством, то они крайне скоро исчезали, и уже в XVII — XVIII веках в Западной Европе их практически не существовало или они стали чрезвычайно редки. В России вообще не было обычая создавать женские гербы, и поэтому венки встречались в щитовом поле русских гербов исключительно как эмблемы почета и заслуг. Влияние классицизма в искусстве и в культурно-общественной и идейной жизни конца XVIII — начала XIX века дало сильный толчок широкому распространению венков как эмблемы выдающихся заслуг. На всех памятниках, сооружаемых в честь великих людей (полководцев, ученых, путешественников, государственных деятелей), в качестве обязательного атрибута изображались венки, преимущественно лавровые, изваянные из мрамора, отлитые из чугуна или бронзы. Такие венки непременно присутствуют во всех памятниках, поставленных в честь героев Отечественной войны 1812 года или событий этой войны, независимо от того, статуя ли это отважного генерала, скромный обелиск-пирамида в честь места сражения или безымянная плита на кладбище. Отсюда венок, особенно с этих пор, стал восприниматься русским народом как своего рода неизменный атрибут всякого надгробия, как некий неизбежный элемент кладбищенского оформления. Широкое распространение венка как эмблемы имело и другую сторону: в русской геральдике он стал применяться все чаще в гербах и рассматриваться как некий дополнительный атрибут (а не как самостоятельная эмблема), долженствующий иллюстрировать понятия «слава», «заслуги», «честь», «доблесть». Поэтому венок стали придавать соответствующим аллегорическим фигурам (гениям-вестникам, купидонам, несущим его обычно в вытянутой правой руке) или эмблемам животных (орел с венком в когтях, голубь с венком в клюве). В родовые гербы конца XVIII — первой половины XIX века стали включать маленькие веночки, перевитые ленточками и окаймлявшие римские цифры XXX, XL, L, что означало выслугу лет, за которые было пожаловано дворянство.

Многозначность истолкования эмблемы венка привела к тому, что потребовалось ввести в русской дореволюционной геральдике XIX века несколько видов его изображения:

а) парящий венок изображался в виде горизонтального эллипса

и означал признание заслуг, поскольку его внешний вид свидетельствовал об увенчивании, возложении этого венка на кого-либо;

б) венок анфас, в виде полного кольца, окружности стал чаще всего атрибутом надгробий, памятников или какого-то жизненного итога (юбилея), и поэтому такого рода венки помещались в родовых гербах, в гербах обществ, корпораций, городов, воинских частей;

в) профильное вертикальное изображение венка в виде узкого эллипса, иногда два-три таких венка, расположенных плотно друг к другу, рядом, означали «венки», то есть блазонировались как множественное число (независимо от их количества), символизировали достоинства; эта эмблема иногда включалась в родовые гербы, и только в них.

Как это всегда бывает при слишком чрезмерном, слишком не сдержанном широком употреблении любого понятия, произошла своего рода утрата престижа эмблемы венка, произошло размывание этого понятия как единого высокого, означающего величие, и раздробление его на ряд хотя и близких и сходных с ним понятий, но только неизмеримо меньших по рангу, чем главное, основное. Это привело к ряду практических неудобств, не говоря уже о том, что был нанесен общий ущерб высокой идее. Чтобы различать, в каком значении употреблен венок в том или ином личном гербе, в каждом конкретном случае пришлось прибегать к новым дополнительным атрибутам, что приводило не только к усложнению символики, но и к прямо-таки анекдотичным случаям, когда стремление подробно разъяснять при помощи дополнительных атрибутов ту или иную эмблему приводило к ее фактическому отрицанию, ибо порой одни эмблемы исключали другие.

Так, при возведении в баронское звание Павлом I дворян Васильевых, абсолютно ничем не выдающихся, кроме усердия, император распорядился внести в их герб лавровый венок (эмблему славы, заслуг), а чтобы потомки не подумали, что этот венок был дан за какие-нибудь выдающиеся, славные дела, приказал посадить на этот венок две пчелы, что должно было означать, что венок пожалован отнюдь не за военные доблести, а за двойное кропотливое, неутомимое и постепенное, как пчелиный сбор, усердие.

Но лавровый венок, этот венец триумфа древних римлян, мог быть пожалован только за яркий подвиг, за победу, вырванную в решающий момент у врага, или за яркую, гениальную вспышку мысли, ума, которая привела к созданию редкого, уникального произведения искусства, к широкой известности награжденного, к его славе среди всего народа. Все это никак не вязалось с вымученным, многолетним добыванием «заслуг» путем рабского исполнения мелких прихотей монарха. За это можно было наградить деньгами, золотой табакеркой, поместьем, то есть чем-то чисто материальным, что стояло как раз на уровне подобных «заслуг», но не славой, не возвышенным символом, не имеющим материальной цены, ибо такая награда традиционно вручалась лишь за высокий подвиг.

Таким образом, в геральдической практике России венок как эмблема был постепенно измельчен на протяжении XIX века, его значение принижено. Фактически он стал считаться к началу XX века маловажной эмблемой, низводился до уровня виньеток и заставок в книжной графике. Все древние высокие первоначальные функции и значения венка (знак высшего почета, величия, бессмертия) перешли в геральдике и в политической жизни к коронам, игравшим важную роль как в родовых, так и в государственных гербах. Венку была оставлена лишь роль надгробного, намогильного знака. Лишь после Октябрьской революции при создании нового, советского герба венок как геральдическая эмблема приобрел новое и почетное значение в советской эмблематике, стал использоваться как одна из важнейших советских эмблем. Произошло это в значительной степени стихийно, но в то же время закономерно вытекало из того нового советского бытия, из всей обстановки новой, советской действительности, которая складывалась и формировалась в первые годы Советской Республики.

Уже в первые дни и недели после победы Октябрьской революции в Петрограде и боев в Москве в этих городах состоялись торжественные похороны жертв революции. В них участвовали огромные массы людей, они выливались в гигантские политические манифестации единства и солидарности рабочего класса, крестьянства и революционных солдат и матросов. Именно в эти первые дни и недели были заложены революционные традиции хоронить выдающихся революционеров, людей, отдавших свои жизни за победу революции, на центральных, почетнейших местах двух столиц — на Марсовом поле в Ленинграде и на Красной площади в Москве. Во время таких похорон, превращавшихся в государственный акт и принявших в последующие годы гражданской войны традиционный характер, с речами выступали крупнейшие деятели Советской власти, ее лучшие и наиболее пламенные ораторы — Ленин, Луначарский, Свердлов, Урицкий, Бухарин, Володарский, Ярославский, Ногин и др.

В силу ряда причин — тяжелого экономического положения республики, подчеркнутой пуританской, почти аскетической скромности революционеров и массового характера гибели защитников и борцов за дело революции, а также далеко не в последнюю очередь в силу полного разрыва Советской власти с прежними, дореволюционными традициями — торжественные революционные похороны были грандиозны и величественны своим пафосом, своим духом, а не внешней мишурой, которая была столь характер на для церковных похорон дореволюционной России. Единственным украшением на революционных похоронах были венки из свежей хвои, скрепленные перевитыми кумачовыми лентами, — простые, недорогие знаки внимания и почета. Но эти венки делались гигантских размеров, они торжественно возлагались по рой целой группой людей, ибо их не могли ни поднять, ни нести один или два человека. И в этом был огромный смысл. Это был действительно знак почета, дарованный в целом от народа, от одной из его организаций, от его партии, от коллектива.

Сособенной силой это всенародное признание венка как символического знака общественного значения сказалось в дни смерти и похорон В. И. Ленина. Свое глубокое горе по поводу его потери рабочие и крестьяне, Красная Армия, женщины и молодежь, представители всех народов Советской страны вырази ли тем, что сотнями тысяч приходили в Дом Союзов проститься со своим вождем и возложить на его гроб венки. Разнообразие этих венков, их состав, композиция и различные надписи на их лентах производили не только глубокое, но и ошеломляющее впечатление. В них сказалось столько творчества, столько неподдельного, искреннего чувства, столько метких и правильных определений роли и значения Ленина для широчайших масс народа, столько любви к нему, что специальная правительственная комиссия по увековечению памяти Ленина вынесла решение о выпуске особой книги, где приводились фотографии наиболее оригинальных венков — Ленину, 21 января 1924 г. — М.: Гознак, 1925.

Таким образом, венок — не геральдический, а реальный — стал с первых же дней революции одним из новых, отличительных признаков советской обстановки, советской общественно-политической жизни. Этот исторический факт не мог, естественно, пройти мимо тех, кто так или иначе фиксировал внешние признаки новой революционной действительности: на всех фотографиях этого периода, на зарисовках художников, на кинокадрах, запечатлевших общественные манифестации, — всюду мы видим огромные, иногда украшенные лозунгами венки из свежей хвои — чаще всего из елового лапника, но также и из ветвей дуба (для военных) или цветов.

Венки стали, таким образом, стихийно одним из атрибутов общественной жизни в первые месяцы и годы революции. И поэтому вполне понятно, что когда весной — летом 1918 года был объявлен конкурс на первый советский герб, то идея венка, которая, так сказать, уже носилась в воздухе, была использована некоторыми художниками, и в первую очередь С. В. Чехониным, для введения ее в советскую геральдику.

С. Чехонин наряду с И. Билибиным и Г. Нарбутом уже до революции занимался активно геральдической графикой и выработал свой характерный стиль, а также определенную сумму излюбленных эмблем, среди которых большое место уделялось античной атрибутике. Поэтому вполне естественно, что Чехонин, создавая проект советского государственного герба, ввел в него впервые такой элемент, как венок.

Венок этот представлял собой два рога изобилия, расположенные симметрично друг против друга, из которых выходили метелки злаковых растений, сплетавшиеся между собой наверху. Этот венок, образуя окружность, обрамлял основные эмблемы герба, расположенные в центре. То, что Чехонин придумал расположить венок не в верху герба, как обычно, на месте короны, а превратил его в крупный всеохватывающий элемент герба, сделал его, по сути дела, одной из главных и самостоятельных по месту и значению гербовых фигур, в несколько раз увеличив его размеры по

сравнению с принятыми до тех пор геральдическими, и было главным изобретением, главной находкой. Все остальное совершенствование внешнего вида венка в гербе, достижение его современного вида было уже, как говорится, делом техники.