Глава тридцать вторая. Лодзь.

Мягко ступая по иссохшей траве, арбаз крался среди многочисленных камней и валунов, боясь спугнуть потенциальную добычу. Вытянутой формы уши плотно прижимались к голове и шее мощного зверя. Глаза с вертикальным зрачком внимательно осматривали окружающую местность на предмет возможной добычи. После долгой суровой зимы хищной пятнистой кошке требовалось усиленное питание. Арбаз охотился в течение целого года, но в холодные месяцы загнать дичь удавалось далеко не всегда. За время, пока охотничьи угодья хищника укрывал снег, потенциальная добыча предпочитала прятаться по норам или пребывать в спячке. Голодный период, в течение которого арбаз терял приличное количество веса. Но теперь, когда природа просыпалась, и белоснежная шерсть хищного зверя постепенно замещалась бежево-серой, пятнистой, он истово желал наверстать упущенное. Над миром более не властвовали убийственные морозы и снежные бури. Повсеместно разливалась большая вода, журчали ручьи, звенела капель, а воздух постепенно наполнялся смесью забытых, но таких приятных запахов, некоторые из которых оставляло за собой нежное, сочное, такое вожделенное мясо.

Арбаз взобрался на плоский голый валун, облизнулся, водя головой из стороны в сторону. Его чутких ушей коснулся звук птичьих трелей. Крылатые малявки беззаботно носились над лужей талого снега, радуясь весеннему солнцу и скорому наступлению тепла. Зверь утробно заурчал, поднимая голову к солнцу, зажмурился, млея от удовольствия, и тут же напрягся. Обоняние хищника уловило едва различимый вкусный аромат сырого, чуть солоноватого мяса. Где-то поблизости обитало существо, потенциально пригодное в пищу, и арбаз не мог упустить возможность открыть на него охоту.

Кошка грациозно спрыгнула обратно на траву и, стелясь над землей, отправилась по следу, оставленному волнующим запахом добычи. Пятнадцать ударов сердца продолжалась беглая рысца, сменившаяся тремя длинными и двумя короткими прыжками, затем арбаз припал к земле и еще пятнадцать ударов сердца полз на пузе, избирая правильное место для наблюдения и засады. Он был незаметен, хитер и изворотлив. И осторожен, несмотря на охотничьи инстинкты, подгонявшие хищника.

Достигнув небольшой возвышенности, арбаз подполз к пирамидообразному камню, высотой в полный его рост, удобно устроился подле него и вгляделся в горизонт. Чуть в стороне высилась черно-серая скала, с вершины которой стекала вода, образуя у ее подножия небольшое озеро почти идеальной круглой формы. На его берегу виднелись несколько валунов. Один по форме напоминал громадную ракушку, а второй чем-то походил на оплывшую свечу, о которой, правда, арбаз не имел ни малейшего представления. Но это и не важно. А важно другое: рядом с валуном в форме ракушки прямо на ковре из сухой травы и мелкого камня лежал двуногий. Его верхние конечности совершали какие-то таинственные пасы. Присмотревшись внимательнее, арбаз понял, что двуногий набирает воду в емкость, которую держит своими конечностями. Облизнувшись, хищник втянул ноздрями вкусный, дурманящий сознание воздух. От удовольствия он даже закрыл глаза, но вовремя спохватился. Нельзя быть таким неосмотрительным, неосторожным, особенно когда дело касается двуногих. Они коварны, многие из них опасны. Прежде чем устраивать охоту на такую дичь, стоит рассмотреть ее как можно внимательнее.

Арбаз прополз вперед на полкорпуса, вгляделся вдаль. Зрачки его глаз сделались совсем узкими. В фигуре двуногого существа не было ничего примечательного - искусственная шкура, укрывавшая его тело целиком, и никакого блеска, которым те так любят размахивать по сторонам, отбиваясь от диких зверей и себе подобных. Но что-то остерегало хищника от поспешных действий. Какая-то деталь, остававшаяся до конца непонятой.

Кошка недовольно заурчала, облизнувшись в очередной раз. Что-то здесь было не так. Чем дольше зверь вглядывался в фигуру двуногого существа, тем отчетливее ему виделась опасность. К инстинкту охотника, который до сей поры руководил действиями арбаза, примешался инстинкт самосохранения. Поначалу он просто нашептывал хищнику о том, что тому следует быть осторожнее, наблюдая за потенциальной добычей, но по прошествии некоторого времени инстинкт заговорил в полный голос.

Арбаз ощерился, зевнул, широко разевая зубастую пасть. Как бы ему ни хотелось есть, он не чувствовал смертельного голода. Жизнь дороже, а, значит, ему следовало отступить и поискать другую дичь для охоты.

Недовольно заурчав напоследок, хищник поднялся и затрусил восвояси. Бранд, а странный двуногий, настороживший зверя, был именно он, закончил набирать воду в походную флягу. Пригубив немного, он одним глубоким глотком отпил примерно треть. Сев поудобнее, он прислонился спиной к ближайшему валуну и закрыл глаза, размеренно вдыхая носом весенний прохладный воздух.

Заканчивался месяц Аркон. С момента, когда реджинцу пришлось схлестнуться со жнецами, поднятыми из мертвых мистическим, черным колдовством, минуло практически полгода. В тот день Бранду лишь чудом удалось выбраться из зоны лесного пожара. Несмотря на ненастную погоду, колдовской огонь и сильный ветер, поднявшийся в самый неподходящий момент, помогли огню распространиться далеко от эпицентра возникновения пожара, и человеку, тем более находящемуся в удручающей физической форме, пришлось приложить сверхусилия, чтобы спастись.

Он выжил. Но страна, объятая хаосом захватнической войны, ни для кого не могла считаться спокойным местом. Хищные звери, банды мародеров, дезертиры, регулярные армии сразу нескольких государств, наемные отряды; Бранду не составило бы труда раствориться в этом людском котле, будь он в форме, но схватка с аларитами далась ему крайне тяжело. Чтобы залечить раны и восстановить хотя бы часть сил, реджинец надумывал соорудить себе логово. Он мог это сделать. Школа воспитала в нем не просто превосходного убийцу, разведчика и шпиона, но эксперта в области выживания. Однако, выбирая место, подходящее для убежища, Бранд неожиданно наткнулся на бандитскую стоянку. Социальный состав банды оказался пестрее некуда, однако разбойники принимали к себе всех, кто разделял их общие убеждения. Реджинцу на это было решительно наплевать. Он наспех сочинил легенду, казавшуюся всем и каждому правдоподобной, и заверил совет атаманов (а лесной шайкой управляло сразу шесть атаманов), что готов пойти с ними куда угодно, делать все, что угодно, лишь бы они спрятали его на время от регулярных войск, ведущих непрекращающиеся ни на день боевые действия. Бандиты обещали по мере сил оказать Бранду посильную помощь, но взяли с него слово, скрепленное ритуалом крови, что тот, как только окрепнет, отплатит им сполна. Ритуал крови существовал лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза тем, кто абсолютно ничего не смыслил в магии и чародействе (то есть всем, кто состоял в банде). Бранду порезали ладонь ножом, рукоять которого была вырезана из кости какого-то животного, собрали несколько капель крови в глиняную чащу, которую поставили на угли. Все то время, пока выпаривалась кровь, один из атаманов, чье лицо было разукрашено ничего не значащими татуировками, гундосил несвязные друг с другом слова, призванные произвести на новобранца определенное впечатление. Когда ритуал завершился, реджинцу заявили, что теперь он связан со своими братьями клятвенной кровью, и, если он вздумает предать их, его неминуемо настигнет страшное-престрашное проклятие. Бранд, естественно, был «впечатлен» увиденным и заверил атаманов, что тем не придется с ним мучиться.

Алариту понадобилось три с лишним недели, чтобы окончательно прийти в себя. Банда действительно заботилась о своем новичке, поэтому, когда пришла пора прощаться, реджинец просто исчез, никого не тронув и ничего с собой не прихватив. Почти. Лишь немного оружия, одежды и еды.

Бранд недолго думал, куда отправиться в путь. Оказавшись на территории бывшей Империи, он решил двигаться на север, в сторону его родного Реджина. Однако прямая дорога, как известно, не обязательно самая короткая. Зима наступила внезапно, резко похолодало, запорошило дороги, что способствовало прекращению активных боевых действий между враждующими друг с другом независимыми государствами. Регулярные армии получили долгожданное время на передышку и перегруппировку, вот только простому народу жить стало еще тяжелее. Война согнала со своих мест десятки тысяч людей, лишив их домов, крова, средств к существованию. И что в такой ситуации должен был делать простой сельский мужик, еще вчера, скажем, пасший коров? С наступлением холодов прекратились боевые действия, но общий уровень хаоса и не думал спадать. Наоборот, с каждым днем он лишь поднимался. Росло число банд. Люди сбивались в стаи, промышляя набегами и грабежами. В какой-то момент этих самых банд стало настолько много, что они начали друг другу мешать, и на пограничных землях закипела новая война. Отчаянная, бескомпромиссная и чудовищно жестокая - она объяла собой территории всех трех конфликтующих государств, распространяясь со скоростью лесного пожара. В этом котле ненависти каждый сам выживал так, как умел. Людей, в сущности, не так уж сложно превратить в зверей - путешествуя на север, Бранд едва ли ни ежедневно становился свидетелем диких сцен, от которых у любого нормального, цивилизованного человека вставали бы волосы дыбом, и стыла в жилах кровь.

Наверное, Лига имела некоторые основания считать Бранда эррзаром. Наверное, он и, правда, был каким-то неправильным аларитом, бракованным. Любой, прошедший суровую подготовку в Школе, не обратил бы никакого внимания на творящиеся вокруг него бесчинства, но реджинец не мог равнодушно взирать на бесконечное насилие, раздиравшее провинции некогда великого государства. По мере собственных сил он старался помочь тем, кто не мог защитить себя сам, старался прийти на помощь обездоленным, больным и беспомощным. Он врачевал, спасал детей, женщин и стариков, отбивал людей, не способных себя защитить от хищных стай, находил и возвращал пропавших без вести, вырезал бандитов, действующих с особой жестокостью и беспринципностью. Один раз ему даже посчастливилось принимать роды, и к этому парень оказался совершенно не готов. В Школе не учили повивальному делу, и до всех тонкостей сего таинства ему пришлось доходить по ходу дела. Он справился, потому что не привык пасовать перед трудностями.

Тем временем, путешествие в родной Реджин затягивалось. Стараясь помочь всем нуждающимся, Бранд серьезно отклонился от курса. К концу календарной зимы он очутился в центральных провинциях бывшей Империи Севера, где так же, как и на окраине, людям лишь снилось спокойствие. Бесконечная череда конфликтов уродовала людей. Аристократы грызлись между собой по любому поводу, а страдать приходилось простым гражданам. Не приходилось сомневаться, что по весне все эти княжества, графства и королевства вцепятся друг другу в глотки и будут рвать их до исступления. И никто ничего не мог с этим поделать. Казалось, над некогда могучей страной висело страшное проклятие, и то, что когда-то именовалось Великой Империей Севера, теперь никогда не познает мира.

Бранд мог бы попытаться что-то исправить, одних правителей уговорить, других - запугать, третьих - устранить... Он мог это сделать, но аларит прекрасно понимал, что убийца не способен разрешить столь сложную и неоднозначную ситуацию. Здесь требовалось нечто совсем иное. Слепое насилие только порождало насилие, а людям нужен был символ. Людям нужна была вера в будущее и нужен был ориентир - простой и понятный, ради которого они способны были сдвинуть горы.

К середине месяца Капри Бранд наконец-то оказался на границе Альвбранта и Реджина. На юго-востоке герцогства уже господствовала весна, вовсю таял снег, разливались ручьи, озера и реки, однако большая часть страны еще пребывала в царствие снегов. То, что Реджин изменился, аларит почувствовал еще загодя, находясь на территории Альвбранта. Он двигался скрытно, и имел возможность наблюдать за тем, как жили люди, о чем говорили, что делали. Остановка в приграничной полосе была неспокойной. Бранд миновал сразу три крупных военных лагеря, в каждом из которых солдаты на полном серьезе обсуждали возможные боевые действия против агрессивного соседа. Но как же так? Аларит знал, что Реджин сам по себе не способен на агрессию. Зато все вставало на свои места, если предположить, что княжество попало под протекторат какого-нибудь другого государства, привыкшего вести захватническую внешнюю политику.

Таким государством мог быть, к примеру, Скальдфаар, и Бранд, перейдя границу, смог убедиться в своей правоте. Реджина как независимого государства больше не существовало. Теперь некогда свободное княжество являлось территорией, присоединенной к королевству. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Людям-то и при независимом Реджине, одним из первых вышедшем из состава Северной Империи, жилось несладко, особенно в глухих краях, где-нибудь у подножия Эверлинка, но то, что сейчас творилось на родных для аларита землях, выходило за все границы дозволенного. Железная воля Скальдфаара принесла на захваченную территорию рабство во всех его видах и проявлениях. В Реджине королевство создало несколько отдельных рабских военных корпусов, которыми, если б возникла такая необходимость, оно планировало вести первоначальные наступательные или оборонительные боевые действия против вероятного противника. Кто мог попасть в разряд потенциальных противников Скальдфаара, не трудно было догадаться. Не приходилось сомневаться, что королевство тщательно продумывало свою дальнейшую экспансию на восток, а сам король наверняка был не прочь в будущем воссесть на легендарный Престол Севера.

За то время, пока Бранд скитался по далеким краям, некоторые представители скальдфаарской знати плотно обосновались на землях Реджина. Аларит, честно, не понимал, что заставило этих, так сказать, благородных людей перебраться в земли с более суровым климатом, с господствующей по полгода (в лучшем случае) зимой. Это выглядело, по меньшей мере, странно. Однако, чем дольше реджинец путешествовал по родным краям, тем больше наблюдал он богатых поместий, совсем недавно отстроенных, буквально в течение крайних двух-трех лет. Каждое такое поместье, по сути, представляло собой дворец-крепость с небольшой стеной (иногда земляным валом и рвом, заполненном водой) вокруг которой можно было наблюдать ровные ряды рабских бараков. Мужчины, женщины, дети вынуждены были трудиться на благо своего хозяина, делать все, что он захочет и так, как он скажет. А если нет... Бранд прекрасно знал, чем заканчивается рабское неповиновение. Бесправных продадут, подвергнут публичным истязанием, в назидание другим, отправят в Урумар или в иные интересные места. Но, скорее всего, бунтарей просто казнят, разумеется, медленно и мучительно. Скальдфаарцы прекрасно разбирались в людской психологии, знали, когда, как и на кого следует надавить, чтобы в рабских головах даже не возникало мыслей о восстании. Многовековая рабовладельческая история королевства позволила скальдфаарской знати накопить колоссальный опыт в управлении оккупированными территориями. Бранд даже не сомневался, что люди, еще вчера свободные, а теперь вынужденные сутками напролет трудиться на благо захватчиков, ни за что не станут бунтовать. Бранд знал, как ломать людей, и знал, что из таких невозможно сколотить сопротивление.

Но он все же попытался. Случилось это в середине месяца Аркон. Бранд организовал наблюдательную позицию неподалеку от крайних рядов рабских хибар, над которыми возвышался земляной вал, и несколько суток подряд изучал обстановку, вглядываясь в людей, изучая их поведение, вслушиваясь в их голоса. Он понимал, что его затея, скорее всего, обречена на провал, но парень не мог не попробовать. Когда стемнело, он пробрался в один из бараков. Ни один надзиратель не заметил его. Рабы отходили ко сну, и Бранду не пришлось никого будить. Он поговорил с несколькими из них, разузнал, откуда они, давно ли занимаются тем, чем занимаются, и как им живется под пятой захватчиков. Он наперед знал, что услышит в ответ. Знал, но все равно надеялся. Увы. Реджинцев, его земляков, сломали давным-давно. Мужчины и женщины - все, с кем говорил Бранд - ничего не хотели, ничего не желали. Им было на все наплевать. Рабы предстали перед аларитом антропоморфными апатичными куклами, которых ничто не интересовало, ничто не заботило, которые признавали только боль. Ее они боялись. Они не хотели с ней сталкиваться, но только она еще способна была пробудить в этих несчастных хоть какие-то чувства.

После той ночи Бранд решил покамест не связываться с рабами. Но аларит строил свои планы, и в этих планах оккупантам отводилась незавидная роль. Продолжая путешествовать на север, в края, где прошло его детство, он с каждым днем только укреплялся в мысли об организации сопротивления. Он жаждал начать войну против Скальдфаара, и не важно, что эту войну ему предстояло вести, фактически, в одиночку. Но Бранд не знал, с чего начать. Пока не знал. Не хватало сведений, а на то чтобы их раздобыть, требовалось время.

Жнец открыл глаза, когда солнце начало клониться к закату. Ни один хищник не потревожил его, пока он дремал. Так и должно быть. У животных достает мозгов не связываться с тем, что кажется им опасным. Вот бы и людям чуточку звериной мудрости.

Бранд сложил в походный кожаный чемодан свое нехитрое добро, забросил его за спину. Опустив на голову капюшон походного плаща, выменянного им у одного наемника за пару кинжалов, реджинец несколько раз прыгнул, проверяя надежность своего обмундирования, и отправился в путь. Он спускался с покатого холма, а перед ним вдалеке виднелся город. Это был Лодзь, который считался самым крупным восточным городом герцогства, разумеется, до тех пор, пока Реджин являлся независимым государством. Бранд намеревался задержаться в нем на некоторое время, изображая из себя наемника с далекого и загадочного востока, как можно больше разузнать о творящихся в округе делах, после чего продолжить свой путь дальше на север, в Айрих и Тирх.

К внешнему городу, так называемым кварталам нищеты, Бранд добрался уже затемно. Лодзь с первых секунд пребывания в нем аларита произвел на него впечатление мрачного, угнетенного места. Жители смотрели на мир равнодушными, безжизненными глазами, а их лица выглядели мертво. Некоторые горожане напоминали собой ожившие мраморные статуи - вонючие, грязные статуи. И это несмотря на то, что примерно половина жителей Лодзя носили статус ограниченно свободных и не считались рабами в полной мере. Впрочем, такой статус король Скальдфаара даровал каждому второму жителю крупных городов оккупированного герцогства. Наверное, тем самым он старался показать некоторым слоям населения свое великодушие, весьма специфическое надо заметить. По мнению Бранда, между несвободным и ограниченно свободным человеком не было никакой разницы. Да, рабы не имели никаких прав, но в точно таких же условиях находились и ограниченно свободные, во всяком случае, до тех пор, пока им не удастся выплатить вольную своему господину, сиречь градоначальнику. В течение всего дня ограниченно свободные обязаны были трудиться на благо города, за что им выплачивалось скудное жалование, которого едва хватало, чтобы прокормиться. Надо ли говорить, что при таких условиях не могло идти и речи, чтобы накопить достаточно средств на вольную грамоту? Вот и получалось, что ограниченно свободные, как и рабы, волочили жалкое существование, трудясь, фактически, за еду.

Внешний город имел большую территорию, нежели внутренний, отделившийся от нищих, грязных кварталов черни глубоким рвом, заполненным водой, земляным валом и каменной крепостной стеной. В богатые кварталы можно было попасть через охраняемые ворота. Всего таких ворот насчитывалось четверо, и все они в ночное время держались на замке. Для людей, наделенных специфическими талантами, преодоление крепостной стены не считалось серьезной проблемой, но Бранд пока не спешил выходить из роли наемного рубаки-воина и превращаться в элитного убийцу, способного проникнуть куда угодно. Аларит решил заночевать в трактире, расположенном в бедных районах города. Жнеца интересовали слухи, сплетни, мысли простолюдинов. За этим он сюда и явился.

Трактир, название которого «Ржавая подкова» лишь подчеркивало убогость местных улиц и людей, обитавших на них, находился на углу широкой улицы (а широкой считалась любая улица, на которой могли разъехаться две телеги) и темного, узкого переулка. В соседнем здании находилась лавка по производству рыболовецких снастей, а через дом - зерновые склады. В связи с этим несложно было догадаться, какая публика посещала подобное заведение. Ограниченно свободные шли в трактир, чтобы потратить последние свои гроши, запить горе кислой брагой, низкосортным, подчас и вовсе тухлым пивом или кружкой пшеничной. Все они прекрасно понимали, что без помощи небесных сил никто из них никогда не скопит средств, достаточных для выплаты вольной. Небесные силы по обыкновению молчали, вот и приходилось людям хотя бы изредка утолять свое горе так, как они умели.

На гостя, появившегося в зале трактира, никто не обратил ни малейшего внимания. Официантов тут не держали (кому они нужны в таком-то дрянном месте?), и каждый, кто забредал в «Ржавую подкову» или в любой другой трактир по соседству должен был самостоятельно отыскать себе место, заказать еду и выпивку, а также позаботиться о том, чтобы не нарваться на неприятности. В приличных заведениях клиентов обслуживали, а за порядком следили мордовороты, обычно из местных. Здешний трактир к приличным заведениям не относился.

Стоически терпя ужасную смесь запахов, Бранд огляделся по сторонам в поиске свободного места. Народу в зал набилось под завязку, все столы оказались заняты, но внимательные глаза аларита приметили деревянную бочку, прислоненную к несущей балке. Оповестив людей, выпивавших в непосредственной близи от бочки, что это место закреплено за ним, Бранд отправился к стойке, за которой хозяин - мужичок средних лет, низкорослый, широкоплечий с обрубленным правым ухом и злыми глазами - неспешно и словно бы нехотя наполнял деревянные кружки посетителей всевозможными напитками. Реджинец заметил, что из местных практически никто не заказывал еду. Ограниченно свободные наведывались в трактир исключительно за выпивкой. Жнеца это нисколько не волновало. Гроши у него водились, да и с дороги он проголодался изрядно. Прошедший Школу мог питаться чем угодно и где угодно. Низкокачественной едой его было не испугать.

- Почтенный, - обратился он к хозяину трактира, улыбаясь одними губами, при этом оставляя свои глаза колючими и внимательными, - могу я выпить?

Человек за стойкой медленно и основательно изучил физиономию Бранда, прежде чем его губы произнесли ответ.

- Можешь, если есть чем платить.

- Есть, - кивнул аларит, для верности стукнув ладонью по бедру. - И «на закусить» найдется. Чем порадуешь? В долгу не останусь.

Вообще-то со стороны реджинца было неосмотрительно бросаться такими словами в толпе нищих выпивох. Любой человек с деньгами (все равно какими и в независимости от того, откуда он прибыл) ассоциировался у бедняков с сильными мира сего, то есть с угнетателями простого народа. Даже самый последний пропоец порой умело раскидывал мозгами. Настоящего благородного, аристократа, в эту грязь ни за что не затащишь, а за убийство любого другого человека при деньгах градоначальник ничего не сделает. Главное все правильно обставить и спрятать труп.

- Прозрачная есть, - угрюмым тоном произнес хозяин, - пиво светлое, не самое хорошее, но и не самое плохое. Такое же черное. А ежели раскошелишься, так уж и быть налью тебе настойки рябиновой из погреба. За качество отвечаю - не хуже, чем в местах при стене.

Бранд заказал кружку светлого и кружку темного пива, не забыв еще рас спросить о еде.

Выбирать оказалось практически не из чего, в итоге Бранду пришлось довольствоваться черствым куском сала и запеченной птицей с зажаренной картошкой, половина которой явно была с гнильцой.

Расплатившись, жнец занял свое место и принялся за еду. Всем видом он демонстрировал, что в данный момент его целиком и полностью заботит лишь нехитрая трапеза. Меж тем, глаза аларита скользили по людям, подмечая малейшие детали их поведения, одежды, жестов. Для любого нетренированного человека толпа полупьяных мужиков, скопившихся в ограниченном объеме помещения, создавала один только шум, из которого не возможно было почерпнуть ничего полезного. Бранд же слушал толпу иначе, отсеивая все бесполезное и сосредотачиваясь на словах, звуках и даже мимике, которые могли представлять определенную ценность. Как он и предполагал, народ под воздействием алкогольных смесей (многие предпочитали запивать пшеничную тем или иным сортом пива) набирался смелости и начинал молоть языком обо всем, что приходило в голову, и делать это без всякого стеснения. Подавляюще число ограниченно свободных поносили крепкими словами нынешнюю власть во главе с градоначальником и желало всем скальдфаарцам (от мало до велика) как можно скорее отправиться в миры Теней и Скорби. Опытный взгляд реджинца моментально выследил в толпе пьяниц прикормленных властью соглядатаев, точнее, слухачей, с которыми следовало думать, прежде чем произносить в их присутствие какие-либо слова.

Бранд допил вторую кружку пива, сыто рыгнул, точь-в-точь как завсегдатай подобных заведений. Пойло, которое тут, по недоразумению, называли пивом, было отвратным. И как только люди могли пить эти помои? Выждав несколько минут, жнец поднялся со своего места, и направился к стойке, за которой по-прежнему находился хозяин трактира.

- Еще по одной, - кивнул ему Бранд, доставая гроши.

- Как скажешь.

Лицо мужика не выразило никаких эмоций. Трактирщики среди горожан оккупированного Реджина считались привилегированным социальным слоем, даже, несмотря на то, что, в общем-то, у них и не было никаких привилегий. Да, еды под рукой полно, выпивки всегда вдосталь, но за разбазаривание казенного имущества скальдфаарцы вешали или забивали палками. Вот и получалось, что трактирщики как бы управляли тем, что им не принадлежало.

Поставив на бочку очередные две кружки, Бранд пригубил немного светлого, блаженно закрыл глаза, и в это время до его чутких ушей донесся обрывок разговора. Он напрягся, сосредотачиваясь, и шелестящие, смазанные слова сделались явными и однозначными.

- Клянусь Халла, он сам ее видел. Сам... Вот как я сейчас тебя вижу, так и он ее. Маббек врать не будет... Ты ж его знаешь.

Разговор вели трое, сидевшие через стол от Бранда. Обычные горожане, чумазые, немытые - типичные завсегдатаи, наведывавшиеся в «Ржавую подкову» как только им удавалось скопить немного грошей на выпивку. Внешне ничем не примечательные. Внутренне, в прочем, тоже. Тот, кому принадлежала последняя реплика, носил шерстяную шапку на голове. Его приятели головных уборов не имели.

- Да брешет он, твой Маббек, зуб даю, - ответил нищий, который, помимо длинных волос, носил длинную грязную всколоченную бороду. - Перебрал небось. С кем не бывает.

- И ничего не брешет, - стоял на своем человек в шапке. - Видел бы ты его глаза. Он точно видел то, о чем говорит. Поговорил бы с ним, поверил бы и сам.

Бородатый махнул рукой и сделал глубокий глоток из деревянной кружки. Не утирая бороду, края которой оказались пропитаны пивом, он заявил:

- Делать мне больше нечего, как только слушать дурацкие россказни.

- Точно, - поддержал его третий пьянчуга. - Знаю я твоего этого, Маббека... И подобных ему знаю. Вместо того чтобы захаживать в приличные заведения, ну... вот как это, к примеру, он шляется по всем подворотням, ищет, где бы подешевле притаранить сивухи. А с нее знаешь, как по голове бьет? Такое начинается... Слышал, что той осенью с Беззиром случилось?

- Да причем тут это? - замахал руками рассказчик. - Беззира колдун споил, за что потом этого лиходея прилюдно четвертовали.

- Так кто тебе сказал, что в Лодзе с тех пор они перевелись?

- Кто... ык... перевелись? - икнул счастливый обладатель головного убора.

- Как кто, лиходеи твои! Маббек... мог спутаться с кем угодно, в том числе и с колдуном.

- Или колдуньей, - заржал безбородый приятель.

- Во-во, и так может быть. А та его зельем опоила каким-нибудь, вот ему и привиделось невесть что. Не, Ромон, знаю я эти байки по пьяни. Тут один мой знакомый клялся мне, что самого Скарда во сне видал, а другой мой приятель, Гешша, ну, знаешь ты его, плешивый который, так вот тот на полном серьезе утверждал, что к нему посланцы от самих Божественных Халла явились и просили его в квартале под стеной обнести лавку одного купца. Как тебе такое? Им мне тоже верить прикажешь, али как?

Заводила застольных разговоров всплеснул руками и скорчил уморительную морду.

- Да, нет, это ж все байки.

- Вот, - перебил его бородатый пьяница, - а я тебе о чем талдычу! Байки все это, россказни по пьяни. Не видел ничего твой Маббек, не видел, точно тебе говорю. - Он утер лицо рукой, почесал нос и подбородок. - Ведьма страшенная ему привиделась, да на дороге... Ха! По темноте еще не такое привидится. Да если б была та самая ведьма, о которой Маббег тебе наврал, ее б давно уже схватили и прилюдно на костре сожгли. Али ты забыл, как скор Скальдфаар на расправу?

Произнеся название королевства, оккупировавшее Реджин, все трое интуитивно вжали головы в плечи, словно ожидая немедленного подзатыльника, и стали озираться по сторонам. Однако, похоже, их разговор не привлек к себе внимания. Нищие сделали еще по одному глубокому глотку из своих кружек и продолжили беседу, но уже на другую тему, мало интересную Бранду.

Тем временем жнец, продолжавший попивать кислый напиток, размышлял над словами горожан. Пьяной байке про какую-то там ведьму и в самом деле можно было бы не придавать никакого значения, если б не одно но: сведения, почерпнутые Брандом из этого весьма специфического рассказа, косвенным образом подтверждались данными, добытыми реджинцем из других источников. Слухи, сплетни, поведение скальдфаарских солдат - все это ранее не вязалось друг с другом, но теперь, после того как Бранд посетил «Ржавую подкову», в голове у него словно бы что-то щелкнуло.

Стоило разузнать как можно больше об этом Маббеке и о его встрече с ведьмой. Бранд понятия не имел, что будет делать в том случае, если ему удастся напасть на ее след. Он, кстати говоря, не мог толком объяснить даже самому себе, с чего это вдруг какой-то там слух о ведьме стал ему интересен. Ну, ведьма и ведьма. Что здесь такого? Мало ли на свете колдуний, чародеев, магов, среди которых большая часть шарлатаны? Да, полно. И жречество к ним относиться в высшей степени нетерпимо. Причем повсеместно. Ежели ты маг, покажи документ, свидетельствующий о действительности твоего обучения в одной из школ или университетов магии, а, ежели, такой документ у тебя отсутствует - что ж, добро пожаловать на костер.

Пробыв в таверне еще минут сорок, Бранд покинул гостеприимное заведение и решил снаружи дождаться троицу словоохотливых пьянчуг. Незнакомец, да еще и при грошах, вызвал у некоторых мужиков неподдельных интерес к его персоне, но Бранд сразу остудил горячие головы. Пусть он и не считался аларитом на службе у Лиги, его навыки ничем не уступали действующим мастерам Орденов.

Ромона и компанию пришлось дожидаться еще с полчаса. Горожане, уж коль скоро им удавалось скопить немного деньжат на посещение таверны, старались расслабиться на полную. Изрядно подвыпившие мужики, поддерживая друг друга, направились вниз по улице, не переставая материться и громко хохотать. Вся троица, скорее всего, жила в одной из многочисленных общаг, в которых селились все ограниченно свободные, ведь отдельные дома или даже отдельные комнаты им не полагались - это привилегия скальдфаарцев.

Догадка Бранда в скором времени подтвердилась. Пройдя по улице саженей двести, троица свернула в темный переулок и в скором времени остановилась у двери одной из ночлежек. Вокруг господствовала тьма, и отсутствовал даже намек на патруль городской стражи. Лучшего момента, чтобы потолковать по душам с незнакомцами, сыскать было нельзя.

Реджинец материализовался из тьмы подобно слуге самого Скарда, чем изрядно напугал пьяниц.

- А, шоб тебя, - выругался Ромон, с большим трудом удержавшись на ногах. - Кто ты? Какого х..ра тебе... ык... здесь надо?

Бранд отвесил мужикам учтивый поклон и, стараясь держаться от них на расстоянии в сажень-полторы, заговорил:

- Я наемник, немного путешественник, немного исследователь, археолог, историк и летописец. Всего понемногу. Собираю истории, сказания, зарабатываю на жизнь тем, что за определенную плату берусь за дела, которые другим не под силу. Минувшим вечером я совершенно случайно оказался в «Ржавой подкове» и... так уж получилось, что ваша беседа не прошла мимо моих ушей. Приношу вам свои искренние извинения за то, что, волей-неволей, подслушал ваш разговор, но... история об этом... Маббеке показалась мне очень интересной и весьма реальной, и я бы хотел, чтобы вы мне ее рассказали сначала и до конца. Если это возможно, со всеми подробностями.

Нищие переглянулись, интуитивно чуя в словах незнакомца подвох.

- Шо? - спросил Ромон.

- Чо? - вторил ему бородатый пьяница.

- Рассказ, - улыбаясь, ответил Бранд, проявляя чудеса выдержки и терпения. - Про Маббека и то, как он повстречал некую ведьму.

Ромон икнул. Ноги его подкосились, и, если б не помощь сотоварищей, он обязательно бы плюхнулся задницей на камень.

- Ааа... эм... вам зачем? - полюбопытствовал бородатый нищий.

- Истории, - все тем же сдержанным, вежливым тоном ответил реджинец. - Люблю истории, хорошие, со смыслом. Я их коллекционирую и зарабатываю на этом, хотя гораздо практичнее зарабатывать на конкретных заказах.

Ромон утер нос пальцем, снова икнул.

- Так... это... не выйдет ничего... господин.

- Я не господин, - поправил горожанина Бранд. - Я простой путник, наемник. К благородным я не имею никакого отношения. -Некоторые люди становятся куда сговорчивее, если начинают хотя бы частично доверять. - Почему не выйдет? Неужели ты думаешь, что Маббек просто придумал свою историю?

Вся троица вновь переглянулась.

- Ну... вообще-то да, - угрюмо признался человек в шапке.

«Ох уж эти пропойцы. То бьют себя в грудь, доказывая, что каждое их слово - наичистейшая правда, то, спустя полчаса, соглашаются с тем, что все придумали.»

- Пусть так. Меня это не заботит, - покачал головой жнец. - Просто расскажи мне все, что услышал от Маббека, и я от тебя отстану. - Лицо Бранда растянулось в широкой улыбке, когда он красноречиво похлопал ладонью себе по бедру. - Я в долгу не останусь, если что. Отблагодарю, так что вам всем хватит еще раз как следует посидеть в таверне.

Бородатый сглотнул, чувствуя подвох. Незнакомец ему определенно не нравился. Слишком уверен в себе, неместный, спрашивает о какой-то ерунде, да еще предлагает за это реальные деньги - есть отчего беспокоиться. Обычно за такими ребятами неприятности ходили по пятам. Пойдешь у кого-нибудь из них на поводу, и еще до наступления утра тебя подкараулят проблемы. А к чему лишние проблемы ограниченно свободным? Им и так туго живется под пятой проклятого Скальдфаара.

Однако перспектива подзаработать деньжат на сущей ерунде выглядела настолько привлекательно, что он сомневался, как правильно поступить в этой ситуации. С одной стороны, ужасно не хотелось связываться с незнакомцем. Но с другой - гроши... практически халявные... Кто ж от такого отказывается?

- Марку, - выпалил бородатый.

Спустя мгновение сердце его ушло в пятки от осознания собственной глупости и дерзости. Ему бы запихнуть свой не в меру длинный язык куда подальше и молчать, но нет же, надо было вставить слово. Зачем? Где-то он слышал, что ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, нельзя вести дела на пьяную голову. Воистину мудры слова человека, первым произнесших их.

Однако незнакомца, казалось, совершенно не удивило и не оскорбило предложение пьяницы.

- Серебра нет, но десять грошей, надеюсь, тебя устроят?

Глаза нищего зажгл