Глава сорок вторая. Ученье – свет.

Он парил в небе подобно птице, ныряя из одного воздушного потока в другой, купаясь в теплом ветре. Далеко впереди, там, где ровная как стол равнина упиралась в горный хребет, стояли свинцово-синие тучи. Изредка внутри них что-то поблёскивало. При должном усердии на границе, разделявшей нижнюю кромку облаков и чистый воздух, можно было рассмотреть высверки молний. Справа и слева с поверхности земли в небеса поднимались черные столбы густого, жирного дыма. Внизу кипел бой. Сотни тысяч мечников, копейщиков, лучников, латников, конных всадников, разделенных на когорты, манипулы, полки и отряды сошлись в битве не на жизнь, а на смерть. Воздух стонал от яростных криков, в небеса взмывали фонтаны крови. Земля изнывала от боли, гнева и ненависти. Люди убивали друг друга. Маховик войны раскручивался уже не первый месяц.

Слева и чуть спереди вершину холма, с трех сторон окруженном лесом, в буквальном смысле слова срезало будто бы невидимым гигантском мечом. Магический удар одним махом превратил в фарш трехтысячный отряд лучников. По линии, образованной опушками леса и той стороной холма, которая плавно переходила в луг, с интервалом в сотню шагов стояли громады требушетов. Вокруг каждой метальной установки суетились люди. Внезапно в воздухе над изрядно уменьшившимся по высоте холмом возникла яркая красно-розовая вспышка. Как только она исчезла, на ее месте появилась вереница молний таких же цветов и оттенков. Чем-то она походила на клубок светящихся змеи. Спустя мгновение это впечатление только усилилось, когда вереница начала разматываться, и змеи-молнии в едином порыве устремились к земле. Каждая из них была нацелена на определённую метательную установку. Вокруг некоторых из них зажглись полупрозрачные защитные барьеры, которые, отражая падавшие на них с небес молнии, заметно прогибались под действием разрушительных сил; их поверхности покрывались рябью, а от искр, разлетавшиеся на десятки шагов окрест, вспыхивала трава. И все же, защитные барьеры позволяли хотя бы на время сохранить метательные установки в дееспособном состоянии. Те же требушеты, которых не успевали прикрывать, мгновенно вспыхивали словно громадные сухие ветки. Колдовское пламя жгло не чета обычному, и требушеты сгорали за считанные минуты. Даже волшебники не брались тушить уже зажжённые метательные машины.

Где-то с дальней стороны леса расцвели сразу пять огненных бутонов. В воздухе, на этот раз с левой стороны, материализовалась россыпь огненных болидов, каждый из которых имел размеры, сопоставимые с размерами двухосной телеги. Болиды огненными нитями расчертили небо, устремились к земле, оставляя за собой черные как смоль дымные вихри. Легли они достаточно кучно, в считанные мгновения разметав несколько когорт тяжеловооруженной пехоты. В двух из них нашлось достаточное количество смелых и мастеровитых волшебников, чтобы успеть воздвигнуть над головами пехотинцев полупрозрачные щиты. Не помогло. Маги, сотворившие атакующее заклятие, вложили в него не в пример больше сил, ярости и злости. У оборонявшихся не было ни шанса.

Далеко справа, у самой линии горизонта, где из-за края сплошного массива туч вот-вот должно было появиться закатное солнце, родились несколько всполохов. Звук, прилетевший с тех дальних рубежей спустя три четверти минуты, напоминал треск горсти просушенного гороха, выброшенной на деревянный настил. Разве что тембр его слышался несколько ниже.

Меж тем тучи у горизонта (те, что висели прямо по курсу) медленно, но верно приближались. По самым скромным оценкам минуло минут двадцать, и густые плотные облака накрыли собой половину поля боя. Где-то далеко позади раздался стройный ряд высоких пронзительных звуков. Сигнальные команды протрубили отступление, и наступающая сторона (та, на которую наползали тучи) поспешила выполнить манёвры отхода. Ее отряды производили впечатление хорошо организованных, вышколенных и обученных воинских формирований. Противостоящие им противники также не выглядели новичками на бранном поле, но инициативу в битве они явно упустили, и сейчас, похоже, готовились поплатиться за это.

В заслонивших собой почти всю долину тучах вдруг появились отдельные участки, набухшие огнем. Окрас гигантского грозового облака поменялся со свинцово-синего на бежево-серый, в котором начали преобладать ярко-рыжие участки. Нижняя кромка облаков на глазах замерших от ужаса людей за считанные секунды рухнула вниз сразу на полторы сотни саженей; жидким огнем налились с десяток титанических размеров капель, каждая из которых по площади была сопоставима с крупным селом. Затрещало небо. Вспучившиеся рыже-красным участки тучи прорвались, и на землю низринулись потоки разрушительного пламени. Земля задрожала. Затем в глубине ее родился стон ужаса и отчаяния. Яростное пламя продолжало распространяться во все стороны с бешеной скоростью. Камень, трава, деревья, люди вместе со своим оружием и доспехами, лошади – огонь не знал, что такое пощада. Он был голодным и злым. Чем больше он жил, тем больше пищи требовал.

Все пространство между нижней кромкой облаков и землей погрузилось в огненный хаос. Задние ряды отступающих отрядов видели, как земля за их спинами, опаленная низвергнутым с небес пламенем, начинает трескаться, как эти трещины буквально на глазах превращаются в широкие и бездонные провалы. Не все воины успели выбраться из-под удара, но таковых оказалось абсолютное меньшинство. Тем, кому повезло выжить в этом бою, была дарована небольшая передышка.

Магия бушевала на протяжении нескольких часов подряд. Когда огненная стихия, наконец, успокоилась, победители получили возможность во всех подробностях рассмотреть последствия применения заклятия невероятной силы. По небу по-прежнему плыли густые облака, которые, однако, сделались несколько выше и как будто бы стали чуть светлее. Подул легкий западный ветер, который начал сдувать чернильного цвета дым от пожарищ. Сотня тяжеловооруженных бойцов на лошадях забралась на вершину высокого холма, откуда открывался наиболее полный вид на истерзанную битвой землю. Когда клубы дыма отнесло в сторону, их взглядам предстало ровное как стол пепельно-бежевое плато, распростёршееся на десяток с небольших лиг на юг, в сторону горного хребта, и шириной лиг тридцать, если не больше. Дикий, яростный огонь и землетрясение иссушили землю, превратив эту громадную территорию в непроходимую безжизненную пустыню. С высоты птичьего полета плато, еще недавно утопавшее в зелени лесов и лугов, казалось серо-рыжей полосой, испещренной сеткой черных нитей. Могло показаться, что после того, как огонь выжег все и всех на лиги окрест, поле боя посетил невидимый великан, вооруженный молотом чудовищных размеров, и вот этот самый гигант, как следует размахнувшись, приложился своим оружием по ставшей хрупкой от воздействия высоких температур земле. Конечно же, никаких великанов не существовало. Точнее, заклятие, фактически, уничтожившее армию противника, не призывало никаких великанов. Оно вообще не имело ничего общего с магией призыва. Обыкновенное стихийное волшебство, ничего больше. Хотя... нет, необыкновенное. Полоса, шириной десять лиг и длинной тридцать… Чтобы испепелить, перепахать, а затем сжечь то, что перепахано на площади в триста квадратных лиг (это, между прочим, территория нескольких очень крупных городов, сопоставимых по площади с Бристолем, Корстоном, Арконом или Маджором) в заклятие нужно вложить умопомрачительно много сил. Подобное под силу только десятку сильнейших магов Архея при условии, что они станут работать сообща.

Жестокая битва завершилась полным разгромом одной из противоборствующих сторон. Спустя сутки победители уже двигались маршем далеко к востоку от поле недавней битвы, огибая неприступные горы. Шла война, страшная война, и недавнее сражение было лишь одним из многих. Люди бросались в бой, рубили, кололи, резали врагов, погибали или выживали – кому как повезет. Они видели, как волны цунами, величиной с горные хребты, смывали в океаны прибрежные города, как под воздействием заклятий рушились горные цепи, а новые солнца иссушали озера и целые моря. Тем, кому удавалось пережить битвы, быстро забывали обо всем увиденном, ведь впереди их ждали новые, еще более жестокие и масштабные сражения.

Но земля помнила все. Земля ничего не забывала. Место недавнего побоища оставалось пустынным еще несколько веков.

 

***

- Милсдарь, милсдарь! Проснитесь, милсдарь, подъезжаем!

Бранд с трудом разлепил веки, не сразу осознав, что происходит и где он находится.

- Ну, и горазды же вы спать, милсдарь! – Беззубый возница орал прямо парню в ухо, откровенно рискуя своим здоровьем. – Богатырский солдатский сон, верно? Даже эта скардова дорога не способна вас разбудить.

- Скардова дорога? - прохрипел Бранд, мгновением спустя пытаясь откашляться. – Что с ней не так?

Реджинцу понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Низкие облака вот-вот готовы прорваться холодным, моросящим дождем, навевающим смертную тоску и уныние, брусчатый торный тракт, по которому в обе стороны катили повозки, запряжённые лошадьми, ехали одиночные всадники, шагали люди; впереди на расстоянии в лигу виднелись деревенские дома и город, окруженный высокими и, как хотелось бы надеяться здешней знати, неприступными стенами. Корстон. Столица ненавистного Скальдфаара. Город, в котором находились два самых ненавистных Бранду места во всем мире. Первым из них значился Королевский Дворец, вторым – Королевский Университет Магических искусств. По иронии судьбы именно в него и стремился попасть молодой человек.

- Проклятая, раздолбанная дорога, - насупился возница, недоумевая, с какой такой стати ему приходится объяснять очевидные вещи незнакомцу, нанявшему его за звонкую монету. Чудак-человек. Хорошо, хоть платит исправно. – Если проехать путь от Корстана до Бристоля и обратно, смело можно менять колеса у телеги, а то и ось. Одни сплошные ямы да ухабы. Как у нас говорят, не суйся на скальдфаарские дороги будучи сытым, иначе вмиг расстанешься со всем, что недавно съел.

Он посмел себе заржать над своими же словами, очевидно сочтя их невероятно смешными. Лицо Бранда тронула едва заметная улыбка. Молодой человек с шумом втянул носом воздух, поерзал на мягком сене, устраиваясь поудобнее.

«Колеса, оси, дорога…»

Телега, в которой он ехал, противно скрипела, но реджинец не обращал на это внимания. Он его словно бы и не замечал. Перед его глазами стояли обрывки сна – эпичная битва двух неизвестных воинств, чудовищное заклинание, уничтожившее целую армию.

- Ты собираешься въезжать в город или остановишься в ближайшей деревне? - задал вопрос Бранд.

- В порт мне надо, - раздувшись от гордости, заявил возница. Выглядел он так, будто собирался сообщить реджинцу новости чрезвычайной важности. – Приятель у меня там, под парусом ходит, и не только по рекам. Навестить его собираюсь. А вас, милсдарь, где высадить прикажете?

- По дороге, - буркнул Бранд. Он хотел было объяснить вознице, что ему нужно в Университет, но вовремя прикусил язык. Магов, конечно, все уважали и боялись, но неизвестно, как поведет себя простой мужик, услышав от незнакомца слова о волшебниках. – Останови у первого трактира в черте города.

- «Свирепый Мёлли»? – ощерился возница. – Эль там так себе, скажу я прямо, но еда вкусная. Только… На вашем месте я б оглядывался по сторонам, едва только солнце упадет за горизонт. Не успеете оглянуться, как ваш кошель подрежет какой-нибудь уличник.

Молодой человек кивнул.

- Спасибо за совет. Я это учту.

Названный трактир действительно оказался первым в череде подобных заведений, присутствовавших в столице. Едва лошадь с телегой, возницей и пассажиром проехала через северные ворота, реджинец приметил плоскую деревянную статую, изображавшую человека в простых крестьянских одеждах. Бутафорский мужик (по всей видимости, это и был тот самый Мёлли, прозванный свирепым) в одной руке держал длинную двузубую вилку, на которой был нанизан поросенок, в другой – деревянную кружку, под завязку наполненную пенным напитком. Возле статуи торчало несколько человек. Примерно половина из них вели друг с другом неспешный разговор.

Ловко спрыгнув с телеги, Бранд расплатился с возницей. Распрощавшись с мужиком, реджинец некоторое время разглядывал парадный вход в трактир, размышляя над тем, где ему будет удобнее остановиться на ночь. Цепкие глаза аларита мельком пробежали по статуе Мёлли, по людям в видавших виды одеждах, то ли кого-то поджидавших, то ли просто не знавших, чем бы себя занять, по прилегавшим к трактиру улочкам, переулкам и тупикам. Да уж, каждый камень на мостовой, каждая дверь в этом районе Корстона вопила о неприятностях, которые могут поджидать путника, если тот окажется настолько туп, что станет мозолить глаза местным. Жнец старался избегать неприятностей. Сейчас он должен был вести себя тихо и законопослушно, иначе какой из него абитур?

Пониже натянув походную шляпу, молодой человек закинул рюкзак за спину и мгновенно растворился в толпе, не успев привлечь к себе ненужного ему внимания. Полуторный слегка изогнутый меч в простых, не изукрашенных никакими орнаментами ножнах болтался у него на поясе. Кожа сапог успела покрыться толстым слоем дорожной пыли. Впрочем, его штаны, рубаха и плащ были в не лучшем состоянии – именно так и должен выглядеть человек, много путешествующий и зарабатывающий себе на жизнь верным клинком. А тем, кого, быть может, смущала молодость наемника, он готов был продемонстрировать свои умения где угодно и когда угодно.

Бранд шагал по мостовой. Чуткие уши молодого человека улавливали разговоры толпы. По большей части, они не представляли для него какого-то определенного интереса, но он не мог не слушать город, не мог не слушать улицы и людей, расхаживающих и разъезжающих по ним. Жнец в любом месте и при любых обстоятельствах оставался жнецом – сие незыблемо. 

Сохраняя внимание, Бранд позволил части своего сознания предаться размышлениям. Прежде всего, его беспокоил сон, который он видел по пути в Корстон. Дело в том, что в течение последнего месяца реджинец регулярно видел подобные сны. Битвы неизвестных воинств, масштабы которых было трудно вообразить современному человеку[28], заклятия устрашающей силы, стиравшие с лица земли целые города, опустошавшие государства, менявшие лик земли. Война, затронувшая собой весь Архей, все континенты. Ни о чем подобном не упоминалось ни в одном серьезном историческом труде. Другое дело – мифы и легенды о становлении Божественного Порядка, когда Божественным Халла, возглавлявшим Силы Добра и Света, удалось победить темные легионы Скарда. Но какое доверие может быть к легендам? Это же все сказки. Бранд допускал, что в каждом мифе, в каждой легенде содержалась доля истины, но принимать россказни мифотворцев за чистую монету он считал глупым.

Но какой же силой обладали маги в его снах! Чтобы одним заклятием разрушить горную цепь, разом похоронив преодолевающую ущелье армию и разрушив город-крепость крадов… Это надо суметь. Вот это мощь!

При мыслях о невероятных заклятиях, перед глазами Бранда невольно встали картины опустошенных окрестностей вокруг разрушенной башни, которая некоторое время служила алариту убежищем. Воспоминания о его друзьях-архивариусах, погибших так глупо и бесславно, о Лике, пожертвовавшей собой, чтобы, фактически, уничтожить захватническую армию во главе с магами, о людях, в одно мгновение превращенных в пепел, о выжженной дотла земле, едва не обрушились на голову молодого человека. Лишь железная воля реджинца позволила ему не захлебнуться в потоке негативных эмоций. Все! Хватит! Он отгоревал свое. На протяжении двух недель после трагических событий он в буквальном смысле посыпал голову пеплом. Пора было забыть о потерях и начать жить по-новому. «Это война, - как ни единожды твердил ему его внутренний голос, - а на войне гибнут люди». Когда-нибудь, когда война закончится, и все его враги падут, он найдет время вспомнить о тех, кто не сумел дожить до дня его триумфа, триумфа справедливости и Дня Воздаяния, но пока это, бесспорно, счастливое время не наступило (оно еще даже на горизонте не маячило), стоит сосредоточиться на насущном.

Мимо реджинца проходили компании людей, одетых кто во что горазд, проезжали богатые экипажи, проносились ватаги детишек. На глаза Бранду попадались люди разных сословий: от бедняков, едва сводивших концы с концами и вынужденных часами напролет стоять (а, чаще, сидеть) с протянутыми руками, до богатеев, разодетых так, словно все они спешили на торжественный бал в честь юбилея короля. Хотя нищих, конечно, было исключительно мало – никто не хотел рисковать оказаться в рабских кандалах и быть проданным не пойми куда и не пойми кому.

Внешне столица Скальдфаара практически ничем не отличалась от Бристоля, да и по ощущениям она сильно напоминал своего северного соседа. Разве что в Корстоне воздух пах немного по-другому, но это и понятно – сказывалось отсутствие моря. Корстон строили в районе слияния рек Илуаны и Ксантии. Полноводные реки обеспечили городу прекрасную защиту от всевозможных врагов. Высокие стены, возведённые вдоль берегов, за всю историю Корстона не раз пытались брать штурмом. Безуспешно. Да и немудрено. С той стороны, с которой Бранд подъезжал к столице королевства, еще лет триста тому назад был вырыт громадный ров, за которым военные архитекторы сподобились возвести еще одну – третью – стену. С высоты птичьего полета сердце Скальдфаара отдаленно напоминало треугольник, внутри которого были построены здания и возведены улицы, разве что городские стены отнюдь не напоминали прямые линии геометрической фигуры, имели выпуклости и вогнутости.

Бранд остановился на развилке улиц, пропуская вперёд себя группу гвардейцев в парадных доспехах. Если б Корстон построили на холмистой местности, то под возведение двух главных достопримечательностей королевской столицы непременно бы отвели два самых высоких холма, чтобы всяк гражданин, гость или раб мог видеть величие и могущество Скальдфаара, олицетворенное в Королевском Дворце и Королевском Университете. Но земли вокруг места слияния двух рек имели гладкий рельеф, и жнец, очутившись в черте города, понятия не имел, в какую сторону ему двигаться. Пришлось вслушиваться в голоса прохожих, всматриваться в их лица, пытаясь уловить песчинки полезных сведений, утопавших в океане пустопорожней болтовни. Так он и оказался на этом перекрестке, где, фактически, две главные улицы города пересекались под острым углом. Одна из них (левая) вела к дворцовой площади, другая – та, что с права – проходила через весь университетский квартал.

Свернув направо, реджинец довольно скоро наткнулся на толпу юношей и девушек, одетых в яркие, кричащих цветов мантии. Молодые люди в синих, изумрудных и золотых одеяниях с шумом, смехом и криками свернули в ближайший перекресток, и на широкой улице враз сделалось как-то грустно и тихо.

Пожав плечами, Бранд продолжил движение. Улица шла под незначительным уклоном вверх. Она была ровной, прямой, и только непосредственно перед университетским районом Корстона слегка поворачивала вправо.

Миновав крайние дома, аларит очутился на площади, с которой ему открылся изумительный вид на главное здание Университета. Основной корпус учебного заведения представлял собой длинное семиэтажное здание, центральную часть которого венчал громадный золотой купол. К главному входу в Университет вели лестницы, поднявшись по которым всяк желающий оказывался под высоким полукруглым навесом, подпираемым пятидесятью колоннами. К лестницам вела широкая светлая аллея, с обеих сторон заключенная в изумрудные объятия декоративных кустарников и паркового леса; сквозь деревья проглядывали пруды, берега которых были устланы каменными плитами, а вдоль дорожек прогуливающиеся по ним абитуры встречали статуи мифических чудовищ, прекрасных дев и, очевидно, видных исторических деятелей, в свое время закончивших данное учебное заведение. Центральную аллею вдоль рассекали пять цветников. Нечто подобное Бранду уже доводилось видеть на главных площадях Аркона, разве что цветочные ансамбли близ Королевского Университета выглядели более строго и оттого куда более возвышенно.

 Любой аларит, окажись он в этот момент на месте Бранда и имей он с реджинцем схожие цели, обвел бы пристальным взглядом пространство близ центрального входа в главное здание Университета, затем он непременно бы отыскал первого попавшегося абитура и закидал бы его вопросами о том, куда ему следует обратиться в первую очередь, чтобы в скором времени начать обучение внутри сего легендарного места. Бранд не был «любым» аларитом. Он был особенным, и планы у него были особенные, которые невозможно было исполнить за несколько дней, недель или даже месяцев. В связи с чем, Бранд продолжил играть роль парнишки из далеких земель, зарабатывающего себе на хлеб добрым мечом. И в полном соответствие с ролью, реджинец, едва узрев пред собой великолепие и величие Королевского Университета Скальдфаара, расплылся в глуповатой улыбке и раскрыл рот от удивления (чуть-чуть, самую малость, чтобы не перебарщивать). Актерскому мастерству Бранда могли позавидовать многие завсегдатаи театральных сцен как в центральных провинциях уже бывшей Империи Севера, так и в городах Благословенной Империи Солнца. Молодой человек настолько ярко и правдоподобно преподносил свой образ, что на него не могли не обратить внимания. Собственно, этого-то он и добивался.

- Заблудился что ли? – окликнули его сзади.

Бранд обернулся, продолжая глупо улыбаться. К нему подходили двое – парень и девушка. Оба яркие, красивые, прямо светились внутренней энергией. Молодой человек был облачен в мантию синего цвета, а девушка носила одеяния фиолетовых оттенков. Расслабленные позы, открытые лица располагали к себе, внушали доверие. Реджинец не чувствовал в них угрозы.

- Ну… типа того, - смущенно хмыкнул Бранд, почесывая затылок.

- Оно и видно, - расплылся в ответной улыбке незнакомец. – А куда вам, собственно, надо?

Реджинец пожал плечами, словно чувствуя за собой некую вину, начал озираться по сторонам.

- Так… это… в Университет поступить хочу я. – Он взглянул на золотой купол, сиявший даже в пасмурную погоду, кивнул в сторону центрального входа. – Вот, стало быть, добрался, а что делать дальше – не знаю.

Парень и девушка переглянулись. Бранд знал, что про себя они уже сто раз успели обсмеять недотепу, при этом абитуры продолжали держать себя в рамках правил поведения, установленных в высоком обществе.

- Сейчас конец месяца Гармм, - сказал молодой человек. – Учебные группы уже укомплектованы. Занятия вовсю идут.

- А с какого числа начинаются занятия? – поинтересовался реджинец.

- Так… с начала месяца и начинаются. Как месяц Раккет заканчивается, так учебный год и начинается. Разве ты не знал?

Бранд вновь позволил себе смущенную улыбку.

- Не до того было, - бросил он, краснея.

Здесь слово взяла девушка. Ее ласковый, бархатный, но, в то же время, высокий голос, звучал по-доброму, по-домашнему – согревал.

- На самом деле, все не так уж и плохо, - поспешила успокоить она гостя. – Тебе надо попасть в приемную комиссию, а уж там они разберутся, что с тобой делать. Ведь, как нам заявляют на каждом шагу: учиться никогда не поздно! Так почему бы не помочь человеку, который хочет приобщиться к знаниям?

Парень в синей мантии подмигнул своей подруге.

- Галлена права, - сказал он и протянул руку реджинцу. – Кехел.

Аларит с удовольствием пожал руку молодого человека, оказавшуюся неожиданно крепкой.

- Бранд, - представился он и отвесил Кехелу символический поклон. – А где располагается эта самая приемная комиссия? Не покажите? А то Университет такой огромный, заблудиться можно. Как вы тут ориентируетесь?

Ребята засмеялись.

- Поначалу было трудно, но не успела минуть и неделя, как мы уже здесь освоились. Учебный городок только на первый взгляд кажется запутанным. На самом деле он хорошо продуман и обустроен. Привыкнешь со временем.

- Ага, - кивнула Галлен. – Нам, кстати, вон туда. – Девушка указала пальцем на лестницу. – Администрация располагается в главном корпусе на первом этаже. Не вся, конечно, но нужная нам часть.

Бранд, не преставая играть простачка, последовал вслед новыми знакомыми, которые оказались настолько любезными ребятами, что согласились проводить его аж до дверей приемной комиссии. Какое благородство с их стороны! Такие добрые, заботливые, внимательные…

«Куда ж уходят все ваши положительные качества, когда вы становитесь мучителями и душегубами? Когда наступает тот роковой момент?»

Конечно, Бранд не собирался вешать на всех магов ярлык убийц и мясников. Он подозревал, что и среди них порой попадались благородные люди, положительные личности, способные на сострадание и помощь всем нуждающимся. Вот только жнец собирался стать волшебником отнюдь не для того, чтобы научиться с ними дружить. Совсем не для того.

Внутри здание Университета поражало воображение своим размахом и помпезностью. Пройдя парадным входом, ребята очутились в громадном цилиндрическом холле, с расположенными по его периметру колоннами, подпиравшими нижний ярус балкона. Потолок самого высокого этажа плавно переходил в куполообразный свод, изукрашенный гравюрами. В самом центре холла находился постамент из белого мрамора. На нем были установлены памятники пяти мужчинам. О том, кто они такие, Бранд не имел ни малейшего представления. Сразу за постаментом вверх на второй этаж вели две лестницы, перила которых были отделаны золотом. Между первым и вторым этажом реджинец приметил еще один постамент, над которым, не касаясь ни поверхности постамента, ни стен, висел прозрачный шар. Бранд встал как вкопанный посреди холла, раскрыв рот от удивления, и долго таращился на диковину, не стесняясь толп студентов, шнырявших поблизости и косящихся на него.

- Идем, - хлопнул его по плечу Кехел, - еще успеешь налюбоваться на Проектор.

- На что? – переспросил Бранд, мелкими шагами семеня за двумя знакомыми недомагами.

- На Проектор. – Галлен соединила пальцы ладоней таким образом, будто бы обхватила невидимый мяч. – Так называется та волшебная штука, на которую ты пялился, словно на обнажённую красотку.

- Ничего я не пялился, - тихо, себе под нос пробормотал Бранд, и добавил уже чуть громче: - А зачем она нужна?

На сей раз ответил Кехел:

- Проектор еще называют Зеркалом, а нужен он для того, чтобы всяк абитур, обучающийся в стенах Королевского Университета, мог в любое время, свободное от занятий, проверить свой уровень навыков и мастерства.

- Ничего себе! – восхитился реджинец.

- Ага, - вставила свое слово девушка, - так и есть. Если приблизиться к Проектору и попросить его проверить свои возможности, он нальется определённым цветом, по которому можно определить, насколько ты силен в тот или иной момент времени.

- Какая полезная вещица, - Бранд счел за лучшее прокомментировать очевидное.

- Еще бы! – согласилась с ним Галлен. – Если шар окрасится в синий или фиолетовый, значит тебе еще многому предстоит научиться, и ты обязан каждый день по несколько часов заниматься самосовершенствованием и отработкой навыков волшебства…

- А если Зеркало станет красным, - подхватил слова подруги Кехел, - значит тебе стоит бежать в деканат.

- В деканат? – удивился аларит. – Зачем?

- Затем, чтобы требовать скорейшего включения в группу, которой предстоят выпускные квалификационные испытания.

- Ммм, - промычал реджинец, - Кажется… я понял. Чем темнее окрас, тем ниже силы того, кто… общается с Зеркалом.

Молодой человек и девушка приглянулись и весело засмеялись.

- А он не безнадежен, - бросил через плечо подруге Кехел.

- Так о то ж! – Бранд моментально сделал грудь колесом, распираемый от наигранной гордости. – А что будет, если Проектор окрасится в черный цвет?

Кехел и Галлен вновь переглянулись.

- Такого никогда не случалось, - ответил парень, - но ты, наверное, сам того не ведая, задал весьма распространенный для новичков вопрос. В среде абитуров входу несколько легенд на тему тайных цветов, которыми может окраситься Зеркало. – Он вздохнул, подходя к широкой двери, на которой висела табличка с какой-то надписью. Какой, аларит сперва не разобрал. – Но о них ты узнаешь позже, а пока... добро пожаловать.

Бранд присмотрелся. На табличке были выгравированы слова «Приёмная комиссия», так же обозначены часы работы оной комиссии, а чуть ниже реджинец прочел несколько имен ответственных за поступление новичков лиц.

- Знаешь, - сказала Галлен, - в твоем положении, оказывается, можно найти массу плюсов.

- В моем положении? - покосился на нее жнец.

- Ага, - кивнула девушка. – Обычно этот кабинет осаждают толпы народу. Обычно – это, если б ты вздумал поступать к нам в отведенный для этого срок. Но ты припозднился, и, как видишь, никаких очередей.

Бранд опять расплылся в самодовольной улыбке, а Кехел, тем временем, постучал в дверь, после чего дернул ее за ручку. Дверь отперлась без скрипа.

- Разрешите? – спросил молодой человек.

Из комнаты послышалось недовольное бурчание, но Кехел все-таки решился прошмыгнуть внутрь, не забыв прикрыть за собой. Он отсутствовал порядка минуты, очевидно, объясняя какому-нибудь профессору или иному ответственному лицу сложившуюся с Брандом ситуацию. Потом дверь отворилась вновь, и Кехел поманил реджинца.

- Удачи! - Галлен наградила его лучезарной улыбкой.

Комната, в которую вошел Бранд, была обставлена довольно просто и практично. Ничего лишнего среди минимума необходимых для работы столов, стульев, шкафов, тумб и тумбочек. Хотя нет, реджинец моментально обратил свое внимание на низкий столик с резными ножками, на лакированной поверхности которого стоял роскошный чайный сервиз.

«Все-таки, образование – это потрясающая штука, и неважно, где оно получено: в Университете или в Школе. Мало кто знает, как вся эта композиция из чайника, блюдечек и чашечек называется. А я вот знаю!»

Рядом со столиком, у самого окна, находился широкий дугообразный стол, за которым восседал пожилой человек. Самым примечательным в его облике было полное отсутствии волос на голове и роскошная, длинной в полтора локтя, седая, ухоженная борода. Мужчина, одетый в приличного вида строгий камзол, расшитый золотыми нитями, глядел на молодых людей пронзительными синими (как горные озера) глазами. Должно быть под давлением этого взгляда все без исключения абитуры непременно склоняли головы, приобретали скорбные позы, делали виноватые лица и начинали изучать пол под своими ногами.

- Это Бранд. – Слова Кехела прозвучали непривычно громко. Кажется, парень, желая казаться в глазах пожилого мужчины более уверенным в себе, слегка переборщил с этим. – Он немного опоздал с поступлением, но парень жаждет стать волшебником. Может быть, милорд, вы посмотрите его?

Старик, которого величали «милордом», молчал порядка минуты, внимательно изучая новичка. На протяжении этого времени глаза его оставались равнодушно-холодными, при том что мужчина постоянно морщил лоб, двигал губами, теребил пальцами самые длинные волосинки на бороде и с определённой периодичностью наклонял голову то вправо, то влево.

- Спасибо, Кехел, - наконец, решился заговорить старик. – Рад что ты проявил рвение, потребное проявлять таким молодым и ярким талантам, каким ты бесспорно являешься. А теперь, - он бросил скользящий взгляд на фигуру реджинца, - не мог бы ты оставить нас наедине с сим молодым человеком, дабы мы могли с ним обстоятельно побеседовать?

- Всенепременно, милорд, - с жаром произнес Кехел, отвесив старику сразу два подобострастных поклона.

Уже у самого порога он пожелал Бранду удачи и, выйдя вон, закрыл за собой дверь.

И вновь обладатель шикарной седой бороды предпочел долгое и содержательное молчание началу конструктивной беседы.

«Интересно, этот пожилой господин, или милорд, как обращался к нему Кехел, тоже маг? Сильный? Смог бы я с ним справиться?»

- Бранд, значит? - старик позволил себе прервать нескончаемый поток мыслей, пронзавший голову реджинца.

- Так точно, - строго и по-военному отрапортовал Бранд, впрочем, не повышая голоса. – Пришел к вам, учиться хочу.

Старик откинулся на спинку кресла, на котором сидел, и стал ладонями оглаживать бороду.

- А, позволь полюбопытствовать, с какой стати ты собираешься у нас учиться? Зачем тебе это надо? Что заставило тебя обратить свое внимание на наш Университет?

Молодой человек выдержал небольшую паузу, в полном соответствии с ролью, над которой он размышлял все последнее время, и выдал полуправду:

- Хочу стать волшебником. Хочу приносить людям пользу, а для этого мне нужны способности, которыми обладают только маги.

Губы старика тронула снисходительная улыбка.

- А разве сейчас ты лишен возможности помогать людям?

- Почему же? Нет, конечно… просто у магов ее гораздо больше, чем у меня.

Пожилой бородач коротко кивнул, то ли сочтя справедливыми крайние слова реджинца, то ли каким-то своим мыслям.

- Значит... ты и сейчас можешь помогать людям?

- Конечно, - честно признался Бранд.

- И чем же ты зарабатывал на жизнь, пока не оказался в этом кабинете?

Реджинец, весь засияв от гордости, вновь ответил почти честно:

- Мечом, милорд, и навыками бойца, следопыта, охотника, охранника. - Бранд пальцем левой руки указал на рукоять меча, торчащую у него из-за спины. Простой, ничем не примечательный клинок покоился в ножнах. – Я в этом спец, не извольте сомневаться.

Старик в кресле вновь усмехнулся.

- Наемник, значит, - произнес он медленно, будто бы пробуя слова на вкус.

- Точно так, милорд. И не из последних.

- Не называй меня милордом, ведь пока ты не являешься учащимся сего учебного заведения, - как бы между прочим пробормотал мужчина.

- А как же я могу к вам обращаться?

- Профессор Парадей, - представился почтенный старик. – К твоим услугам. А теперь скажи мне, Бранд, почему ты решил учиться на волшебника именно сейчас? Если я не ошибаюсь, тебе уже довольно-таки много лет. Ты отнюдь не юноша.

- Совершенно верно, достопочтимый Парадей, я совсем не юноша. Мне уже двадцать лет.

- О как! – Брови пожилого профессора взлетели вверх. – Солидно-солидно. А знаешь ли ты, что средний возраст новичков, которых мы зачисляем на первый курс, составляет пятнадцать-шестнадцать лет?

Бранд помотал головой.

- Человек в двадцать лет уже взрослый, - заявил седобородый. - Не поздно ли в таком возрасте становиться магом?

- Учиться – никогда не поздно! – выпалил реджинец, и его глаза блеснули фанатичным огнем.

Профессор Парадей хохотнул, но, несмотря на это, его глаза по-прежнему оставались подозрительно холодными.

- Какое похвальное стремление, - пробормотал старик. – Какая необузданная тяга к знаниям. Но, Бранд… ты ведь в курсе, как называется наш Университет?

- Конечно, профессор. Королевский… стало быть, Университет…

Еще раз и без «стало быть», - строгим голосом потребовал седобородый.

- Слушаюсь! – Бранд едва не принял стойку смирно. – Королевский Университет Магических искусств!

- Именно. – Парадей глубоко кивнул, а потом поднял вверх указательный палец правой руки и произнес: - Магических искусств! Улавливаешь? Не театральных, не боевых. Но магических! О чем это говорит?

Бранд не знал ответа на этот вопрос, в связи с чем он мог только молчать и продолжать недвижно стоять, понурив голову.

- Это означает, - ответил Парадей, - что учиться можно где угодно и… да – когда угодно, но, если речь идет не об обучении высокому волшебству. Как у нас говорят: каждый маг – это человек, но не каждый человек – есть маг. Знаешь, в чем смысл сего изречения? Оно в том, что любой желающий может более-менее сносно научиться обращаться с мечом, дубиной или топором, любой может научиться охотиться, любой солдат может стать главнокомандующим, но не каждый способен овладеть магией, какие бы сильные учителя при этом его бы ни окружали. Понимаешь, к чему я веду?

Бранд понимал, но