Глава сорок шестая. Твоя суть – твое преступление.

Реджинец дождался момента, когда дежурный библиотекарь завернул за угол линии стеллажей, и вихрем взлетел по приставной лестнице на предпоследний уровень книгохранилища. Несмотря на то, что молодой человек поддерживал приятельские отношения со всеми библиотекарями, те по-прежнему запрещали ему «неосторожное и необдуманное» использование любых подъемных механизмов на территории архивов или читальных залов. Они, видите ли, опасались последствий его неаккуратных действий. По их мнению, метания по лестницам и стремянкам обязательно должны были закончиться падением на пол будущего волшебника-библиофила с непременной порчей государственного имущества.

Забравшись под самый потолок, Бранд, балансируя на одной ноге, вытянулся в струну. Кончики его ловких пальцев пробежались по коркам древних манускриптов и фолиантов, пока не добрались до цели. Выхватив искомую книгу, молодой человек прижал ее к себе, словно самое дорогое, что было на белом свете, и мигом спустился вниз.

«Преимущества и особенности медленных способов воспроизведения заклинаний» прочел он на титульной стороне переплета.

- То, что надо, - произнес реджинец и подмигнул самому себе.

Если бы библиотекари видели его акробатические этюды на лестнице, их бы непременно паралич хватил.

Бранд обогнул ряд стеллажей и очутился в коридоре, образованном высоченными рядами полок. Это книгохранилище представляло собой громадный зал кубической формы, пространство которого заполняли семь десятков книжных линий. Каждая такая линия имела от десяти до пятнадцати ярусов или уровней полок, в которых хранились письменные труды о магии и волшебстве, собранные со всего света. Некоторые линии вовсе не были прямыми, имели изгибы, порой, довольно существенные. Бранд числился одним из завсегдатаев университетской библиотеки, но он до сих пор не мог понять, для чего их такими сделали. Зал, в котором находился молодой человек, еще можно было назвать простым с точки зрения имевшихся у него интерьерных особенностей. Чего нельзя сказать о некоторых библиотечных архивах, книжные стеллажи которых образовывали настоящие лабиринты, внутри которых было очень легко потеряться.

- Нашел, что искал?

Варданен, один из библиотекарей, высокий худощавый парень, на пару лет старше реджинца, бесшумно вынырнул из-за угла. Он шесть лет провел в Университете в шкуре абитура, после чего, сдав выпускные испытания, остался работать в университетской библиотеке. Приглядывая за книгами, Вараданен копил материалы на научный труд, который мечтал опубликовать в будущем, что позволило бы ему, по его мнению, прославиться на все королевство и даже (даже!) заслужить уважение самого короля.

- Да, - кивнул Бранд, показывая книго-хранителю увесистый том в толстом бежево-розовом перелете.

Варданен взял книгу в руки, тщательно осмотрел ее со всех сторон, раскрыл форзац, нежно перелистнул несколько страниц.

- Редкий экземпляр, - заключил он, возвращая книгу реджинцу. – На вынос не дам. За тобой и так пять томов числятся. Когда вернешь?

Бранд закатил глаза в притворном негодовании:

- О чем ты говоришь? Сейчас только начало учебного года. Сам знаешь, что меня ожидает на втором курсе обучения. Я ведь как большинство, - молодой человек потеребил синий рукав ученической мантии, которую одел несколько дней назад, - вперед не рвусь. Так что эти книги понадобятся мне как минимум в течение всего семестра, а то и после зимней сессии пригодятся.

- А новая? - не унимался Варданен.

- А новая – это факультатив, - нашелся что ответить Бранд. – Профессура поощряет добровольное расширение абитурского кругозора. Мало того, поощряет – намекает на это. А некоторые, не буду тебе рассказывать кто, но поверь моему слову, так и вовсе от прозрачных намеков постепенно переходят к объявлению прямым текстом. Так что я решил соответствовать… ээ… веяниям моды.

Варданен только рукой махнул, горестно вздыхая.

- Скард с тобой, бери, но…

- Да-да, я все понял, - затараторил абитур, - книгу верну в лучшем виде, обещаю! Ты же меня знаешь!

- Я всех знаю. Мне все обещают возвращать книги вовремя, а также в целости и сохранности. Надо ли говорить, что некоторый процент учащихся, весьма существенный, кстати сказать, несерьезно относится к своим словам?

- Я принадлежу к сознательному большинству, Варданен, не беспокойся.

Библиотекарь только головой качнул.

- Бери, но изучать материал иди в читальный зал.

Бранд нахмурился:

- А что случилось? Всегда ж здесь можно было, а теперь?

- А теперь нельзя, - отчеканил Варданен. – У нас со дня надень инспекция ожидается. Не хочу рисковать.

Реджинец понимающе кивнул.

- Ну, раз инспекция, тогда ладно. Воспользуюсь читальным залом.

Распрощавшись с библиотечным смотрителем, Бранд добрался до ближайшего читального зала – огромного помещения с высокими потолками и многочисленными окнами во всю высоту стен, внутреннее пространство которого было заполнено ровными рядами столов и скамеек - выбрал тихое и уединенное местечко и, раскрыв книгу, начал изучение интересующего его материала.

Он не соврал Варданену, заявив, что новая книга (шестая по счету, которую он взял у библиотекаря в этом учебном году) нужна ему для факультативных занятий. Вот только библиотекарь даже представить себе не мог, что именно Бранд понимал под факультативом.

А, меж тем, дела обстояли следующим образом. Весь первый курс реджинец старался почерпнуть как можно больше знаний о волшебстве и магии. Несмотря на весьма средние результаты, с точки зрения теории Бранд мог считать себя одним из лучших абитуров первых двух, а то и трех годов обучения. Да и как практик он был совсем не слаб. Далеко не слаб. Единственное, в чем он нуждался – это в мастерстве, которое ему негде было оттачивать. Он стал своего рода заложником собственных принципов. Не желая демонстрировать окружающим истинную силу, знания и навыки, Бранд не имел возможности на практике постигать то, что он сумел освоить в теории. Все должно было идти своим чередом. Все и шло своим чередом. Бранд не спешил, обучаясь тому, чему обучалось большинство абитуров средней руки. Не выдавая себя истинного, он не мог присоединиться к ограниченному контингенту избранных – талантливых юношей и девушек, успевавших за год пройти программу обучения двух, а то и трех лет. Обидно, ведь только те счастливчики учились по-настоящему. Более никто! Только талантам разрешалось черпать любые знания в любых количествах (ну, почти в любых), и не просто черпать, но оттачивать их на практике! Бранд талантом не был, не мог им быть, в принципе. Вот и выкручивался молодой человек, как умел.

И все ради плана. А раз план требовал таких жертв, его, рано или поздно, нужно было начинать претворять в жизнь. На первом курсе реджинец по объективным причинам не смог приступить к его осуществлению – не хватало знаний, умений – зато со второго года учебы уже можно было потихоньку начинать разворачиваться. Чем, собственно, и занялся Бранд, едва осень вступила в свои права. С начала месяца Гармм реджинцу пришлось вспомнить многое из того, чему его учили в Школе Лиги. Молодой человек стал по-настоящему вести двойную жизнь. Изображая днем простого абитура, ночью он перевоплощался в аларита, который использовал любые доступные ему методы, чтобы раздобыть драгоценные сведения. Он изучал город, людей, объекты, являвшиеся частью того, что было принято именовать высокоученым термином «городская инфраструктура». Для него не существовало неважных сведений, ведь то, к чему он готовился, требовало основательной подготовки и тщательнейшего планирования. Иначе никак. Жнецы умели работа с наскока, экспромтом, но действовали так далеко не всегда.

Жертву он приметил еще летом, во время полуторамесячных каникул. Подавляющее число абитуров разъехалось по домам, и университетский городок опустел, но Бранду некуда было возвращаться. На совершенно законных основаниях он остался в своей комнате в общежитии, и, поскольку у него появилось больше свободного времени, он стал чаще выбираться в город. Как-то раз, замышляя очередное ограбление и осматривая фасад богато украшенного жилого дома, он приметил человека, которого буквально распирало от осознания собственной значимости, величия и гордости. За год, проведённый в Корстоне, реджинц привык встречать таких людей едва ли ни каждый день, при этом он никогда не задерживал на них внимания. Но в тот раз что-то заставило молодого человека поступить иначе… Что-то, какое-то чувство, зародившееся в глубине его естества.

Жнец решил установить за возгордившимся богатеем слежку и в скором времени знал о нем, если не все, то многое. Человек оказался королевским магом, причем довольно опытным и сильным, имеющим ранг никак не ниже седьмого. И вот этот самый маг, как выяснилось в последствие, олицетворял собой тот тип волшебников, которых Бранд люто ненавидел. Корнелиус презирал всех людей (даже аристократию), а равным себе считал лишь тех, кто был способен творить волшбу. И не просто творить, но по-настоящему уметь это делать. Наблюдая за магом, подсматривая за его повседневной жизнью, подслушивая его разговоры, Бранд с каждым днем все глубже и глубже погружался в грязное, вонючее болото страстей и тайн, в которых купался Корнелиус. У этого недочеловека имелась масса секретов, многие из которых выдавали его истинную звериную натуру. Волшебник злоупотреблял бесчеловечными экспериментами (все во имя науки, естественно), не брезговал запретными и, в некоторых случаях, аморальными развлечениями, для чего даже получил членство в одном закрытом клубе магов, специализирующемся на демонстрации «искусства пыток рабов». Надо ли говорить, что члены сего замечательного клуба не всегда удовлетворялись одним лишь созерцанием высокого искусства?

В общем, Корнелиус, можно так выразиться, собственноручно нарисовал на своей спине мишень, внизу которой написал слова «приди и убей меня», и Бранд в ближайшее время собирался исполнить просьбу волшебника. Вот только выследить жертву и нанести ей фатальный удар – две разные вещи. Маг был той еще сволочью, однако, при всем при этом, он являл собой сильного, умелого противника. Прежде чем действовать наверняка, нужно было как следует подготовиться, продумать и просчитать все мелочи, даже те, которые на первый взгляд казались незначительными.

Неделю назад Бранду удалось проникнуть в дом Корнелиуса. Инкогнито, разумеется. Аларит потратил целый час, чтобы разобраться в хитросплетениях магических систем защиты, выявить и понять устройства ловушек, которыми оказалось напичкано жилище волшебника. Не то, чтобы маг кого-то боялся, просто к некоторым вещам он предпочитал подходить с сугубо практичной стороны. Ну, а какой же уважающий себя маг не озаботится вопросом собственной безопасности? Правильно, никакой. Вот только Корнелиус не мог знать, что за его жизнью придет не рядовой убийца, а жнец, который, в добавок, неплохо разбирается в магии.

После того, как Бранду удалось побывать в доме волшебника, в голове молодого человека практически оформился план его устранения. Практически. Для финального штриха не хватало одной маленькой, но очень важной детали. Точнее, двух деталей. С одной из них разобраться не составляло большого труда, а вот с другой… У реджинца не было опыта убийства таких сильных волшебников. Тех магов, которых растерзал его дух, можно было не считать. Бранд не собирался разрушать Корстон, чтобы прикончить одного конкретного мерзавца. Его убийство следовало провернуть незаметно (для посторонних глаз), и, в то же время, обставить все так, чтобы оно бросилось в глаза тем, кому должно было броситься.

Вот за этим-то Бранд и явился сегодня в университетскую библиотеку, в это поистине безмерное хранилище знаний. Обдумывая способы устранения Корнелиуса, реджинец практически нащупал один из правильных подходов к решению сего вопроса, и теперь нуждался в подтверждении правоты собственной идеи. И не только в подтверждении, но в инструментах, в оружии. На голых идеях далеко не уедешь – их еще нужно умудриться претворить в реальность, а это не так-то просто. Ведь задача, которую Бранд поставил перед собой, выглядела довольно сложно: как убить опытного, опасного волшебника, сделать это тихо, без лишнего шума, но так, чтобы посеять в сознании других магов зерна сомнения и страха? Да, и при этом умудриться остаться в живых… Сложно? Конечно, сложно, а что делать? Если вышел на тропу войны, иди до конца. Иначе не стоило затевать эту опасную игру.

Справиться с волшебником можно было только в том месте, где он меньше всего ожидал нападения, и тогда, когда он был менее всего защищен. Исходя из этих двух постулатов, Бранд решил действовать ночью, когда маг будет находиться в своей постели и видеть прекрасные сны. Далее молодой человек задумался над методом убийства. Что же выбрать: кинжал или магию? С одной стороны, сталь, режущая горло, - это надёжно и тихо. Казалось бы, за чем же дело стало? Но Бранд замыслил не простое убийство, но казнь, акт показательной порки магов-недочеловеков. Он собирался оставить послание, причем не только словесное, но и символическое, и если с первым проблем не возникало, то со вторым дела обстояли сложнее. Как убедить волшебников, что их драгоценным задницам угрожает опасность? Слова, даже если они будут написаны кровью, никого не убедят. Другое дело - действия. Корнелиус должен был умереть так, чтобы все поняли – его убил волшебник, сильный волшебник. Вот только Бранд не был сильным магом (во всяком случае, пока), а Корнелиус не собирался ждать, пока реджинец наберется сил и опыта. И как быть?

Пришлось изрядно пораскинуть мозгами, чтобы подобрать ключи к решению этой загадки. Во время одной из лекций в конце второго семестра обучения преподаватель поднял пред учениками очень интересную тему. Касалась она способов активации заклятий и тех минусов и плюсов, которые каждый из этих способов имел. В то время Бранд не придал этому вопросу должного внимания, но, когда перед ним возникла проблема, связанная со способом устранения Корнелиуса, реджинец вспомнил о той лекции. А поскольку за несколько часов лектор чисто физически не мог объяснить абитурам всех нюансов такой объемной темы, пришлось обращаться к книгам.

Итак, «Преимущества и особенности медленных способов воспроизведения заклинаний». Что же описывал трактат? Маги, конечно, здорово лукавили, называя настоящими волшебниками только дипломированных специалистов и не беря в расчет всяких там колдунов, чародеев, шаманов и ведьмаков. Называть они могли кого угодно и как угодно (собственно говоря, они так и поступали, и никого при этом не спрашивали), при этом маги не забывали учиться у всех, у кого только было можно учиться. И правильно, в общем-то, делали. Ведь, вопреки расхожему мнению, тот же шаманизм ничем не уступал высокому волшебству и вполне мог решать одни и те же с ним задачи, просто другими способами. И другими темпами. Так в чем же смысл? А смысл, как всегда заключался в сохранении баланса, в равновесии, в коем прибывала природа. Дипломированный волшебник, творя заклятие, составлял и активировал его, используя ментальные, мимические или вербальные ключи, порой, сочетая их друг с другом. Ментальные ключи считались самыми эффективными, меж тем, именно они требовали от волшебника умения достигать максимально возможной концентрации, поскольку все составные части заклятия воспроизводились в его мыслях. Мимические ключи основывались на особых движениях пальцев рук и на составлении из них специальных позиций или конструкций, которые заменяли собой каркас или базовую модель того или иного заклинания. Ну а вербальные ключи представляли собой последовательности акустических команд, усиливающих или преобразующих первичные магические потоки. Профессор Парадей во время приемных тестов пользовался как раз мимическими ключами, сочетая их с вербальными. Но управляться с магической материей можно было и другими способами. Ключи, которыми пользовались волшебники, считались быстрыми. В самом деле, чтобы сконструировать и активировать заклятие дипломированным специалистам не требовалось много времени. В отличие от шаманов, чародеев или ведьмаков, у которых отсутствовал доступ к быстрым ключам. Зато они прекрасно владели ключами медленными, у которых имелись свои неоспоримые преимущества. Да, любой шаман проигрывал выпускнику Университета в скорости воспроизведения заклятия, но если речь заходила о силе заклятия, то здесь маг оказывался в дураках. Ритуальная, руническая, обрядная волшба в глазах простых людей казалась незаконной и неполноценной. И все это с подачи дипломированных волшебников. На деле же сами маги, порой, не брезговали всякого рода шаманизмом, колдовством и ведьмачеством, в очередной раз демонстрируя свою гнилостную суть и двуличие.

Изучая трактат, Бранд наткнулся на описание одного любопытного эксперимента. Сперва группа магов-исследователей воспроизвела обыкновенное, несложное заклинание аэромантии, воспользовавшись быстрыми ключами, причем всеми сразу, по очереди. Каждый маг из исследовательской группы сотворил одно и то же заклятие, используя сначала ментальный ключ, затем мимический и вербальный. При помощи сложных механизмов, артефактов и систем артефактов удалось измерить некоторые параметры получившихся заклятий и записать их в так называемую тетрадь эксперимента. Взглянув на результаты тридцати опытов, можно было увидеть четкие зависимости между типом ключей, скоростью воспроизведения заклятий, мощностью на выходе, а также рядом других специфических параметров. Эти зависимости однозначно указывали на один факт: самым оптимальным ключом с точки зрения скорости воспроизведения и полезной мощностью на выходе является ментальный, что было уже не раз доказано после. Однако эксперимент не ограничивался использованием одних лишь быстрых ключей. После первой серии опытов, пошла вторая. Та же группа исследователей в том же составе постаралась воспроизвести то же самое заклятие, воспользовавшись при этом медленными ключами. Каждый волшебник по отдельности начертил магическую конструкцию, запитал ее энергией после чего воспроизвёл заклинание, которое оказалось гораздо, гораздо сильнее своего предшественника, сотворённого при помощи быстрого ключа. Показания, которые удалось снять при помощи хитрых измерительных систем, действительно впечатляли. Если в первой серии экспериментов маги создавали воздушную воронку, в рост человека, способную разве что перенести этого самого человека с места на место, то во второй воронка превратилась в настоящий смерч, способный разом разрушить несколько домов.

Изучая ровные ряды цифр, характеризующих те или иные параметры заклятия, описанного в эксперименте, Бранд хищно улыбался. Перед его внутренним взором постепенно проступала картина будущего убийства. Он нашел способ соединить в себе жнеца и мага.

Навыки убийцы и навыки волшебника… теперь никто в Корстоне не сможет заснуть спокойно.

***

Блаженную тишину темной ночи нарушали лишь пьяные выкрики, доносившиеся откуда-то издалека, да шум опавшей листвы. Богатый квартал, в котором предпочитали селиться люди аристократических кровей и маги, был погружен в сон, который охранял отборный полк городской стражи. Ничто и никто не мог потревожить отдых сильных мира сего. До сего момента дела обстояли именно так.

Прозрачная тень, слившаяся с чернотой беззвездной ночи, бесшумно и незаметно скользила по выметенной десятками метел и вымытой дождем брусчатке мостовой, стелилась над козырьками крыш, ловко перемахивая с одной на другую, пробираясь между ровными рядами дымоходов, некоторые из которых еще хранили в себе тепло почившего в небытие вечера. Ни один наемный убийца, ни один вор не смог бы передвигаться столь же незаметно, как это удавалось тени. Даже опытным жнецам подобные фокусы были не по плечу.

Плывя над крышей подобно облаку тумана, тень добралась до ее края и, свесившись, перетекла на балкон. Замерла, дожидаясь, пока патруль из трех стражников завернет за угол соседнего дома. Руки в черных перчатках извлекли откуда-то из складок плаща маленький продолговатый предмет, оказавшийся обыкновенным мелком. Такими пользовались лекторы Королевского Университета, исписывая учебные доски из конца в конец. Черная рука протянулась к закрытой на засов ставне; мелок соприкоснулся с деревом, пошел вверх, затем под тупым углом повернул вправо, оставляя за собой белый след. Тень изобразила простенький символ, едва заменый даже в солнечный день. Несколько пасов руками, всего три слова, произнесённых шепотом, и засов, подчиняясь маго-физическим законам мироздания, отворился. Ставня распахнулась. Затем последовала еще одна серия набросков мелом. Пальцы вновь сплелись в замысловатой фигуре, губы прошептали несколько заветных слов, и оконная рама без шума отворилась. Призрачная тень просочилась в оконный проем.

Бранд очутился внутри дома, соседствующего с жилищем, в котором обитал Корнелиус. Когда реджинец разведывал место предстоящей казни, он первым дело озаботился исследованием способов проникновения в дом волшебника. Оказалось, что к нему проще попасть через дверь, нежели чем через окна, которые защищали по-настоящему сложные магические и механические ловушки. Зато его соседи, видимо, не страдали параноидальным бредом и не превращали оконные проемы в нечто, напоминающее минное поле[29].

Жилая площадь оказалась занята, но призрачная тень жнеца не потревожила хозяев дома. Ни одна половица не скрипнула, поэтому толстячок с забавными закрученными усами и колпаком на голове продолжил мирно посапывать, наслаждаясь цветными снами.

Разобравшись с засовом входной двери, Бранд вышел в коридор, прокрался к соседней двери, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Дом спал, и его жильцам не было никакого дела до реджинца, задумавшего убийство.

«Вот и отлично! Спите дальше.»

Чтобы миновать защиту двери жилища Корнелиуса, одного мелка и пары простых заклятий было недостаточно. Пришлось воспользоваться несколькими алхимическими и магическими ингредиентами, среди которых были древесный уголь, все тот же мел, соль, а также специально приготовленная смесь трав и кореньев, за которыми Бранду пришлось побегать аж две недели, чтобы раздобыть их.

Когда приготовления подошли к концу, входная дверь, косяки дверного проема и порог оказались расписаны причудливым узором. Аларит поднес ко рту кулаки, пробубнил в них странные слова, которые любому непосвящённому человеку могли показаться несвязным набором звуков, затем сбрызнул невидимые капли воды на дверь и достал набор отмычек, две из которых ему пришлось изготавливать специально к сегодняшней ночи. Магия, которую он творил крайние несколько минут, заблокировала ряд маго-механических ловушек, присутствующих в прихожей и в спальне волшебника. Прошлый раз проникновение на территорию мага далось ему легче, ведь контур защитных систем жилища Корнелиуса видоизменялся исходя из того, присутствовал ли хозяин в доме, либо же нет. Сейчас, когда маг пребывал в своей постели, он выглядел сложнее, запутаннее, из чего сам собой напрашивался один любопытный вывод: волшебник меньше опасался воров, нежели убийц. И, в общем-то, правильно делал.

Бранд улыбнулся своим мыслям. Ловкие и чутки пальцы молодого человека мастерски обращались со сложным замком. Понадобилось несколько минут, чтобы его вскрыть. Бранд справился бы и быстрее, но не хотел шуметь. Он совершенно точно знал, что Корнелиус спит, но мало ли что? Вдруг волшебник спит очень чутко, и способен проснуться от любого шума?

Дверь отворилась, и жнец незримой бесплотной тенью проскользнул внутрь. Прислушался – тихо. Корнелиус, грезя снами, не производил никаких шумов. Маг не храпел, не сипел и, как будто бы, вообще не дышал; он уснул на спине и внешне напоминал Бранду обыкновенный труп, накрытый одеялом.

Некоторое время Бранд молча разглядывал лицо ненавистного волшебника, сохранявшее черты надменности даже во сне, затем коротко кивнул самому себе и приступил к долгой кропотливой работе. Реджинец не собирался биться с магом грудь на грудь. В прямом боестолкновении он бы потерпел разгромное поражение. Другое дело – удар исподтишка. С Корнелиусом можно было справиться, если заставить волшебника играть по своим правилам. Нужна была западня, но непростая. Жертва ведь обычно сама попадала в ловушку, ну, или ее в нее заманивали, не суть важно. Но в этот раз ловушка сооружалась вокруг жертвы. Мало того, волшебник был ее частью!

Полог угольно-черного плаща Бранда скрывал небольшой рюкзак, в котором всегда хранилось все самое необходимое. Когда настало время, содержимое рюкзака появилось в комнате Корнелиуса в строго отведенном порядке. Бесшумно перемещаясь по комнате, аларит вычерчивал сложную графическую конструкцию, сопрягал дуги, вписывал в окружности различные многогранники, выверял углы специальными инструментами, расставлял в особых фокусирующих точках заклятия ингредиенты. Несколько раз он замирал на месте, хватаясь за рукоять кинжала, поскольку волшебник начинал вертеть головой и ворочаться. Возможно, его что-то тревожило, но он так и не проснулся, что позволило реджинцу завершить свой грандиозный труд.

Молодой человек завершил приготовления несколькими точными жестами, после чего отошел к окну, которое Корнелиус не запер на ставни, и критическим взглядом окинул результаты своей работы. Конструкция, которую он в итоге создал, выглядела грандиозно. Настоящая магическая система, описанная при помощи графики и состоящая из набора предметов со специальными возможностями, а также всех быстрых ключей, известных науке. Шепнув несколько слов, Бранд сжал кулаки, а потом, размахнувшись сначала правой рукой, затем левой, бросил в спящего Корнелиуса невидимые камни.

«Спи спокойно, и умрешь как подобает.»

Но волшебнику не суждено было умереть, как подобает, точнее, ему было не суждено умереть в подобающем виде. Реджинец неплохо разбирался в магических законах мироздания, но вот с некоторыми физическими законами у него были проблемы. Грандиозная ловушка, рассчитанная на одного человека, сработала в тот момент, когда Бранд произнес про себя активационную последовательность заклятия, состоящую из пяти слов. Начерченные линии вспыхнули зловещим бирюзовым пламенем, некоторые артефакты, установленные в фокусирующих узлах, запылали фиолетовым, другие – черным, третьи – ярко-рыжим. Западня захлопнулась, и из нее уже невозможно было выбраться. Корнелиус мигом проснулся, но магическая система, созданная Брандом, не дала ему ни единого шанса. Вокруг тела волшебника образовалась сферическая зона сильного разряжения. Воздух на границе этой сферы резко уплотнился, а воздушной среде за ее пределами была сообщена энергия, достаточная для образования легкой ударной волны, взлохматившей ночному убийце волосы. Маг попытался вскочить с кровати, но был вынужден схватиться за горло и глаза, которые начали вылезать из орбит. С каждой секундой разряжение внутри сферы только усиливалось, воздуха становилось все меньше (заклятие отсасывало его даже из легких), кровь, циркулирующая по кругам кровообращения, сделалась необогащенной, поэтому мозг мага в скором времени начал отключаться. Корнелиус, действуя на голых инстинктах, попытался задержать дыхание. Это стало для него большой ошибкой. Человеческий организм не смог справиться с колоссальной разницей давлений, и легкие мага превратились в фарш. Из его рта потекла густая темно-алая кровь. Его тело забилось в конвульсиях; он завалился на бок, и его голова несколько раз с силой приложилась о металлическую дужку кровати. Кровь из полураскрытого рта забрызгала подушки и верхний край оделяла. Бранд догадывался, что волшебник не сможет умереть мгновенно, но не думал, что Корнелиус продержится так долго. Маг умирал порядка полутора минут. Все это время он продолжал бороться за жизнь, и, если бы реджинец не потратил недели на планирование убийства, жертве, скорее всего, удалось бы избежать наказания. А так… даже самые сильные маги оставались всего лишь людьми. Смертными людьми, способности которых имели пределы. Как ни велико было отчаяние Корнелиуса, он попался в ловушку, расставленную более хитрым, изворотливым и коварным противником. Он потерпел поражение. Смерть его выглядела поистине ужасно.

Когда тело волшебника перестало агонизировать, заклинание рассосалось само собой. Пламя зловещих цветов опало. Ловушка сделала свое дело, полностью исчерпав заложенный в нее заряд энергии, во время активной фазы заклятия подпитываемый болью и страданием умирающего человека.

Все было кончено. Бранд выдохнул. С момента, как сработала его ловушка, минуло уже три минуты, и молодой человек только сейчас заметил, что все это время он не дышал, замерев на месте. Реджинец утер пот со лба, физически ощущая, как дом убитого мага покидает напряжение. Теперь оставалось нанести финальный штрих и можно уходить.

Бранд собрался с мыслями и принялся за уборку. После его преступных деяниях в жилище волшебника не должно было остаться никаких следов пребывания здесь постороннего человека. Никаких… кроме записки, которую он положит рядом с телом жертвы, когда все закончит.

«Твоя суть – твое преступление.» Пусть все, кто прочтет это, узнают, за что он умер.

Во время просмотра каталога объектов по «Ремийскому хранилищу с особыми условиями» я наткнулся на примечательную, даже по меркам этого места, вещь. Ее описание содержало редкую кодировку, что и привлекло мое к ней внимание. Я, как только у меня выдалось достаточно времени, не поленился и съездил в хранилище, дабы своими глазами запечатлеть сию замечательную вещь. Моим очам предстала брошюра, толщиной в мой большая палец. Вся она оказалась исписана незнакомыми мне символами. Я не узнавал ни одного языка, хотя по роду специальности должен был узнать хотя бы один. Я довольно быстро разобрался в смысле этой брошюры. Передо мной была книга, написанная тайнописью. Заинтригованный сверх меры, я позволил себе срисовать несколько страниц, чтобы на досуге попытаться разобраться в них. Увы, письмена не поддались моему разуму ни через неделю, ни через месяц, ни через полгода. Тогда я испросил специального разрешения ректорского совета Университета, чтобы забрать брошюру с собой, и дома, в спокойной рабочей обстановке попытаться ее расшифровать. Разрешение было мной получено, и вскоре книга лежала на полке в моем кабинете. С тех пор минуло три с половиной года, но я так и не смог расколоть загадку, связанную с ней. Поначалу я предполагал, что передо мной тайнопись, но спустя месяцы я вынужден был изменить свое первоначальное мнение. В моих руках очутилась брошюра, содержащая шифровальные ключи. Причем, как мне думается теперь, эти ключи невозможно прочесть без текста, к которому они применимы. Иными словами, я уверен в том, что в моих руках оказалась лишь половина труда, сочинения, называйте как хотите, и я понятия не имею, где мне искать другую. Однако я уверен, что, если соединить обе половины, то можно будет расшифровать текст целиком. Знать бы, где он находится!

Мемуары Диогена Эшше.