Все, что с нами происходит, закономерно

В таком случае каждый вправе спросить: что же, значит, впереди у нас фатальная безысходность, никаких надежд на лучшую долю? Так и будем вращаться в порочном кругу жер­твоприношений без ощутимого продвижения или подъема? Проще всего на поставленный вопрос ответить так – это по­кажет сама жизнь, время. Но мне думается, что кроме уклон­чивых соображений по поводу ожидающих нас перспектив мо­гут быть и другие, не исключающие благоприятного исхода.

Стран, переживших различные по своему содержанию со­циально-экономические и политические катаклизмы и все- таки не сбившихся с магистрального пути развития человече­ства, немало. Но с точки зрения исторических и политических аналогий, применимых к нашей стране, я бы выделил четыре. Это – Западная Германия после поражения гитлеризма, Ис­пания и Чили после Франко и Пиночета и, наконец, Китай после Мао.

Сразу хочу заметить, что общего у этих стран с нами не­много, в сущности только одно – им тоже пришлось пережить нелегкий этап перехода от тоталитаризма и диктатуры к де­мократии. В каждой из них этот болезненный процесс проте­кал по-своему. И не всюду, особенно если иметь в виду Китай, еще завершился. И все-таки в их опыте можно при желании увидеть то, что не просматривается в наших попытках преодо­леть наследие тоталитарного режима и проторить свою тро­пинку к демократии.

Речь идет о найденном каждой из этих стран своем ориги­нальном способе разрешения диалектического конфликта между властью и народом на базе консолидации самой власти и обеспечении гражданского мира, не исключающего социаль­ных и общественно-политических столкновений, но способного удерживать их в цивилизованных рамках. Германии при шлось для этого пройти через осознание своей исторический вины перед другими народами за причиненные им несчастья и беды в годы второй мировой войны; внутри Испании и Чили для этого оказалось достаточно взаимного «отпущения гре­хов» между противостоящими политическими силами; в Ки­тае, на то он и древнейшая восточная страна, власть и обще­ство после событий на площади Тяньэньмэнь заключили как бы негласный взаимный договор: чтобы порвать с прошлым, вовсе не обязательно предавать анафеме Мао, выворачивать наизнанку собственные души во имя очищения от коммуни­стических догм. Прошлое разумнее оставить прошлому, если оно может лечь поперек стремления построить лучшую жизнь на основе принципов свободы и демократии.

В нашей стране, сначала Советском Союзе, затем России и других независимых государствах, возникших в пределах прежних союзных границ, во имя разрыва с прошлым, в стрем­лении как можно скорее обрести вожделенные атрибуты де­мократии, все было поставлено на дыбы, с ног на голову, задом наперед. И прежде всего именно там, где в первую голову сле­довало бы обеспечить стабильность и согласие, – на уровне верховной власти и в обществе, которое оказалось растерзан­ным на противостоящие группировки, на «красно-коричне­вых» и «полосатых», «наших» и «ненаших», на «коммуняков» и «дерьмократов». Обретаясь в таком состоянии, вряд ли можно надеяться на успех осуществления эффективных де­мократических реформ, на каком бы направлении мы их не предпринимали.

Причин, по которым события в нашей стране развиваются именно так, а не иначе, не перечесть. Но я бы выделил только одну. На мой взгляд, главную из главнейших: лидеры демо­кратического движения, как только замаячила возможность добиться власти, не удержались от соблазна, как это случалось почти со всеми, выступить в роли благодетелей народа, при­нять на себя заведомо невыполнимые обязательства обеспе­чить людям счастье в одночасье. Такого рода обещания, как свидетельствует история, опасны вовсе не тем, что они, не осуществившись, порождают в обществе политико-психоло­гическую атмосферу разочарования и раздражения.

Беда в том, что они начинают оказывать деморализующее воздействие на стиль политического поведения самой власти. В результате даже демократический принцип ее разделения идет не по линии размежевания полномочий и компетенции, а по пути дележа ответственности за нереализованные наме­рения, неудовлетворенные посулы. Напряженность и конф­ронтация «наверху», или, как выразился на шестом Съезде народных депутатов России Б.Н. Ельцин, «ожесточенное про­тивостояние властей», начинает распространяться на все об­щество. Это, как лесной пожар, который сначала бушует по макушкам деревьев, затем, опускаясь все ниже и ниже, испе­пеляет все до последнего кустика, последней травинки. Если, конечно, его не удается остановить.

Жизнь наша, понятно, изменилась. Не стану утверждать, что к лучшему во всех отношениях. Но возврата к прошлому, если кто и хочет, то пожалуй немногие. Есть другое желание: чтобы демократия действительно стала демократией. Даже не в смысле осуществления власти народа. А власти для народа, выражающей его интересы и удовлетворяющей его нужды и чаяния, которые сегодня оказываются накрепко связанными с перспективами перехода к рыночным отношениям. Иного вы­бора нет. Зато есть препятствия. Возможно и непреодолимые, если события будут развиваться в том же ключе, что и до сих пор.

Мне, например, представляется, что сдерживающими мо­ментами здесь могут стать два обстоятельства. Во-первых, ха­рактер самой нашей доморощенной демократии. В сознании значительной части российского руководства, в мышлении представителей законодательных органов, в общественном мнении утвердился стереотип, что мы уже находимся в той стадии развития, когда демократия победила и может своей властью решать любые проблемы. Полагаю, это весьма опас­ная иллюзия. До подлинной демократии еще шагать и шагать. Непонимание этого может привести к весьма плачевным ре­зультатам.

Увлекшись внешней стороной демократии, мы, скорее, бу­дем стоять стеной за сохранение самой формы, к примеру, существующих у нас представительных органов советской власти, чем стремиться к ее радикальному преобразованию. В интересах все той же демократии. И копий здесь уже и еще будет поломано очень много. Скажется это, несомненно, и на течении того процесса, который должен вынести Россию на стремнину рынка. Абсолютизация требований формального соблюдения демократии здесь может скорее помешать, чем помочь делу.

Во-вторых, камнем преткновения может стать «человече­ский фактор». Ведь сложность любых общественно-политиче­ских и социально-экономических преобразований сводится не к пересмотру принципов и методов управления, и даже, если

хотите, не к изменению форм собственности. Все проходит через горнило интересов людей. Если у них будет возникать впечатление, что их интересы страдают, что надежды не сбы­ваются, что у руководителей страны слово расходится с делом, судьба рыночных реформ может оказаться, не хочу утверж­дать, что под вопросом, но очень сложной. Это практически уже сейчас можно гарантировать.

Часто приходится слышать: трудности, которые мы пере­живаем – временные, меры, на которые приходится идти – вынужденные. Совершать вынужденные ходы, к тому же в условиях цейтнота, дело опасное. Тем более когда речь идет не о шахматах, а о судьбах страны и жизни людей. Не знаю, как кого, а меня, когда я вижу пробивающиеся из-под нашей российской почвы ростки новых рыночных отношений, охва­тывает не оптимистические настроения всесильного обновле­ния, а ощущение тревоги. По какой-то капризной ассоциатив­ной логике почему-то вспоминается заключительный эпизод чеховского «Вишневого сада».

...Заколочен обветшавший дом барской усадьбы. Снаружи доносится стук топоров. Идет расчистка окружающего дом старого вишневого сада под новые дачные участки для новых людей, новой жизни. Казалось бы, все как надо, все правиль­но. Отжившее уходит, новое вступает в свои права... Но вот где-то в глубине сцены понуро проходит брошенный всеми в заколоченном доме старик-дворецкий Фирс.

«Эх, недотепы, – едва слышно произносит он, – человека-то забыли…»

«Независимая газета»,

06.06.1992.