ГЛОБАЛЬНЫЙ ПРОГНОЗ ЧЕРЧИЛЛЯ

Не знаю, по какому такому стечению обстоятельств, я, во всяком случае, даже усматриваю в этом некий мисти­ческий подтекст, добрые друзья и кол­леги пригласили меня участвовать в «круглом столе» на тему «Актуальные проблемы национальной безопасно­сти» аккурат накануне ключевой даты, отомкнувшей врата чуть ли не всей послевоенной мировой политики. Я имею в виду 5-е марта. В двух ипостасях этой календарной даты.

В этот день в 1946 году в американ­ском Вестминстерском Университете в Фултоне (штат Миссури) по случаю присуждения степени почётного докто­ра великий англичанин Уинстон Чер­чилль произнёс знаменитую речь, кото­рая является, на мой взгляд, уникаль­ным по глубине прозорливости полити­ческим прогнозом.

И в этот же самый день – 5-го марта, но только семью годами позже, умер Иосиф Сталин, который был в ту пору, пожалуй, единственным челове­ком, правильно понявшим задуманное Черчиллем. Правда, понявшим нес­колько упрощённо, но всё же попытав­шимся противопоставить ему свой политический проект. Оба проекта касались послевоенного устройства мира и международной безопасности.

Поэтому на вышеозначенном «кру­глом столе», когда очередь выступить дошла до меня, я прямо так и сказал: «Главная проблема, которая стоит сегодня перед нашей страной в смысле обеспечения национальной безопасно­сти или хотя бы выработки её стратеги­ческой концепции состоит в том, что мы так и не сумели за шесть десятилетий найти адекватный ответ на предложе­ние У. Черчилля».

А говорил он о необходимости построения мира, в кото­ром бы на одном полюсе были США во главе своих союзников, а на другом – все остальные страны. Независимо от того, богатые или бедные, демократические или тоталитарные, близкие или далёкие. Мир будет прочным только тогда, настаивал У. Черчилль, когда «мы во главе с США будем обладать огром­ным превосходством, чтобы использо­вать его в качестве устрашения».

Таким виделось будущее мира Уин­стону Черчиллю. Именно таким мы видим этот мир сегодня. Фултонская прогностическая директива сбылась на все сто. Ныне военное могущество США почти в десять раз превосходит оборон­ный потенциал всего остального мира. И действуют они сегодня во всех угол­ках мира исходя именно из такого соот­ношения сил. А другого, пожалуй, и быть не может. Один из очень мудрых людей как-то сказал: «Политика имеет свою объективную логику, её интеллек­том не перешибёшь».

Однако хватит о Черчилле. У него было своё пятое марта, у Сталина своё. Пятого марта 1953 года Сталина не стало, а значит, не стало и его «контр­проекта», рассчитанного на деятельное противодействие политике послевоен­ного доминирования США. Иосиф Ста­лин всё сказанное У. Черчиллем принял всерьёз и выдвинул в пику адекватную концепцию стратегического эшелони­рованного отпора политическому дик­тату США. Выбор средств для решения этой задачи был невелик. Приходилось довольствоваться тем, что оказывалось под рукой. В результате сложилось три направления конкретных действий.

Первое. Перенесение в рамках междуна­родного коммунистического движения акцента с антиимпериалистической борьбы на борьбу антиамериканскую.

Второе. Создание из попавших по Ялтин­ским соглашениям в зону советского влия­ния восточно-европейских стран «загради­тельного антиамериканского фронта». Гене­ральным штабом этого фронта стало соз­данное И. Сталиным так называемое Информбюро. Что-то вроде «малого Комин­терна». Только с гораздо более жёсткими принципами командования.

Третье. Организация внутренней жизни Советского Союза по мобилизационному образцу. В военную форму практически обрядили всех – от трамвайных кондукторов до курьеров «Сберкассы». Да это и понятно. Отсутствие достатка может быть компенси­ровано лишь повышенной дисциплиной.

Необходимость перехода к осуществле­нию стратегической концепции «осаждён­ной крепости», противостоящей провозгла­шённому У. Черчиллем проекту «Рах Ameri­cana», Сталин сформулировал так: «Если до Второй мировой войны наиболее влия­тельные реакционные круги американского империализма придерживались политики изоляционизма и воздерживались от актив­ного вмешательства в дела Европы и Азии, то в новых послевоенных условиях хозяева Уолл-Стрита перешли к новой политике... Новый экспансионистский курс США поста­вил своей целью установление мирового господства американского империализма».

За те семь лет, что отделяли пятое марта 1946 года от пятого марта 1953-го, с полной уверенностью сказать, на чьей стороне были сила и правда, не брался никто. Большин­ство экспертов склонялись к тому, что без Третьей мировой войны, которая должна была дать ответ на этот вопрос, скорее всего не обойтись. Но мы обошлись. После смерти Сталина вопрос о так называемой «национальной безопасности» страны был практически изъят из политической повес­тки дня. На вооружение была принята поли­тика умиротворения и задабривания заве­домо сильнейшего.

При Хрущёве это было «мирное сосуще­ствование», при Брежневе – «разрядка международной напряжённости», при Гор­бачёве – «перестройка», при Ельцине и Путине – «демократическое реформирова­ние». Но во всех случаях эта политика вела к сдаче позиций, утрате влияния, разбазари­ванию сил. Некоторые эксперты считают, что потери, которые мы при этом понесли, вполне сопоставимы по характеру и объёму с гипотетическим уроном, который нашей стране могла бы нанести сама Третья миро­вая война. Но гипотетический урон вещь условная. Одно ясно, как уже было сказано в начале, адекватного ответа на то, что приду­мал Уинстон Черчилль шесть десятков лет назад, у нас в России так и не нашлось. Радоваться этому или огорчаться, право не знаю…

«INTELLIGENT.RU»

14.03.2006

V Блок №2.

Концептуальные прогностические подходы к анализу происходящего и перспективам развития событий.