ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ВВЕДЕНИЯ

 

В УГОЛОВНОЕ ПРАВО

§ 1. Дискуссионные вопросы предмета и метода уголовно-правового регулирования

Качественное своеобразие любой отрасли права определя-ется индивидуальностью ее предмета и метода правового регу-лирования, которые выступают естественными и объективными критериями разделения единой системы права на отрасли. Уго-ловное право не является исключением, ибо также имеет свой собственный предмет и метод правового регулирования.

 

Поскольку право рассчитано на регулирование жизни людей, возникающих между ними различных социальных связей, то за-кономерно будет то, что правовые нормы обособляются внутри системы права в определенных группах (отраслях) по признаку общности, однородности тех отношений, на регулирование кото-рых они рассчитаны. Таким образом, «качественно однородная группа общественных отношений, выступающих в виде объекта регулирования определенной группы правовых норм»¹⁰⁷, состав-ляет предмет правового регулирования для любой отрасли права.

 

С учетом высказанных методологических соображений о понимании отрасли права и критериев ее выделения возникает вопрос: какие отношения регулирует уголовное право, или какие общественные отношения составляют ее предмет, выступают

¹⁰⁷ Вопленко Н. Н. Очерки общей теории права. С. 364 ; см. также: Байтин М. И., Петров Д. Е. Система права: к продолжению дискуссии // Байтин М. И. Вопросы общей теории государства и права. – Саратов : Изд-во ГОУ ВПО «Сарат. гос. акад. права», 2006. – С. 234.

 

– 53 –

Глава II

адресатами норм этой отрасли? Ответ на данный вопрос являет-ся принципиальным, так как содержание предмета правового ре-гулирования выступает объектом постоянных, многолетних и не прекращающихся дискуссий среди ученых, представляющих рос-сийскую правовую науку.

 

Причем, как правило, сомнений у криминалистов не вызыва-ет то, что нормы уголовного права регулируют отношения, кото-рые возникают между преступником и государством в связи с совершением преступления. Преступление становится, таким об-разом, юридическим фактом, которое порождает охранительное правоотношение.

 

Напротив, краеугольным камнем непрекращающихся науч-ных споров является вопрос о том, регулирует ли уголовное право «нормальные», позитивные общественные отношения, которые складываются между людьми не в связи с совершением преступ-ления? Данные отношения в теории права принято именовать ре-гулятивными. Сущность этих отношений заключается в том, что оформляемая ими «фактическая деятельность… определяется прежде всего общесоциальными и экономическими факторами и стимулами и лишь соприкасается с правом постольку, поскольку правовые средства открывают простор для использования обще-социальных регуляторов и стимулов либо устанавливают запре-ты на совершение определенных действий»¹⁰⁸.

 

Включая отношения, удерживающие людей от совершения преступлений в связи с наличием уголовно-правового запрета по-средством угрозы наказания, в предмет уголовно-правового ре-гулирования, А.В. Наумов предлагает именовать данные отно-

 

шения общепредупредительными ¹⁰⁹.

 

В целом аналогичные отношения в качестве самостоятельно-го элемента предмета отрасли выделяла и Н.Ф. Кузнецова. По ее

 

 

¹⁰⁸ Механизм и формы реализации норм уголовного права : монография

/ Т. А. Сулейманов, А. Н. Павлухин, Н. Д. Эриашвили. – М. : ЮНИТИ-ДАНА : Закон и право, 2007. – С. 31.

 

¹⁰⁹ См.: Наумов А. В. Российское уголовное право. М., 1996. С. 6–9.

– 54 –

Глава II

мнению, уголовно-правовые отношения в широком смысле «появ-ляются со вступлением уголовного закона в силу. Тогда начинают действовать превентивные и воспитательные функции уголовного закона, оказывающие воздействие на неустойчивых лиц, удержи-вая их от совершения преступлений угрозой наказания»¹¹⁰.

 

Первая группа авторов, число которой постоянно пополняет-ся новыми авторитетными сторонниками, утверждает, что обще-предупредительные отношения «не вправе претендовать на роль предмета уголовно-правового регулирования»¹¹¹.

 

Как полагает Е.В. Благов, так называемые «обычные отно-шения» уже урегулированы нормами других отраслей права либо морали. Следовательно, нормы уголовного права по сути своей не являются запретительными, так как нигде по тексту Уголовного кодекса мы не найдем четко выраженных запретов на совершение того или иного вида поведения. Соответствующие запреты содер-жатся в той отрасли права (гражданского, налогового, семейного и прочего), которая соответствующее отношение регулирует. Пото-му предписания Особенной части УК вкупе с отдельными положе-ниями его Общей части начинают работать только в том случае, когда нарушен запрет иной отраслевой принадлежности либо зап-рет, сформулированный общечеловеческой моралью (не убей, не причиняй вреда здоровью). «На самом же деле, – полагает Е.В. Благов, – нормы уголовного права необходимы только для ох-раны норм других отраслей права или морали, когда собственного метода регулирования в соответствующих сферах оказывается не-достаточно. Запреты более продуктивно видеть в конституцион-ных нормах, нормах гражданского, семейного, трудового, других отраслей права, которые действительно регулируют обычное пове-дение людей, и в нормах морали»¹¹².

 

¹¹⁰ Кузнецова Н. Ф. Понятие и предмет уголовного права // Уголовное право. Общая часть. М., 1993. С. 6.

¹¹¹ Генрих Н. В. Предмет уголовного права: генезис научной мысли и проблемы современной интерпретации. – М. : Юрлитинформ, 2010. – С. 71.

¹¹² Благов Е. В. Применение уголовного права (теория и практика). – СПб. : Изд-во Р. Асланова «Юрид. центр Пресс», 2004. – С. 20.

– 55 –

Глава II

Анализируя различные точки зрения противников выделения в предмете правового регулирования рассматриваемой отрасли общепредупредительных, или регулятивных, отношений, солида-ризируясь с ними, Н.В. Генрих указывает, что регулятивные от-ношения чужды природе уголовного права, так как отсутствует юридический факт их возникновения, а равно содержание прав и обязанностей их субъектов; при выделении таких отношений по-нятие предмета правового регулирования смешивается с поняти-ем функции права (Ю.И. Ляпунов); по содержанию и субъектно-му составу такие отношения ничем не отличаются от иных отно-шений, которые возникают в связи с изданием нормативно-право-вых актов другой отраслевой принадлежности (Г.О. Петрова, Ю.Е. Пудовочкин); выделение регулятивных отношений преуве-личивает роль уголовного права, превращая его в некую универ-сальную отрасль (Б.В. Яцеленко) ¹¹³.

 

Однако даже принципиальные противники выделения в пред-мете отрасли регулятивных, или общепредупредительных, отноше-ний не могут опровергнуть бесспорного и очевидного тезиса о том, что определенная часть членов общества воздерживается от со-вершения преступлений только из-за страха быть подвергнутым уголовному наказанию ¹¹⁴. Вероятно, именно данная непреложная истина заставляет названных нами авторов задуматься все же о том, чем тогда является воздействие нормы уголовного права на поведение индивида, избегающего совершать преступления из-за

¹¹³ Анализ точек зрения см.: Генрих Н. В. Предмет уголовного права: генезис научной мысли и проблемы современной интерпретации. С. 70–71.

¹¹⁴ Трудно не согласиться с И. Э. Звечаровским, который указывает, что «…реальность, с которой нельзя не считаться, состоит в том, что уголовный закон в глазах населения обычно ассоциируется с запретами на совершение тех или иных общественно опасных деяний». Он же обоснованно замечает, что «…весьма немало из числа законопослушного населения, обязанного в юриди-ческом смысле соблюдать требования уголовного закона, тех, кто хотя бы раз в жизни решал для себя извечную проблему «быть или не быть, и как быть» и добровольно, по собственной воле, отказывался от решения проблемы своего жизненного бытия преступным путем, от совершения преступления» (Звеча-ровский И. Информационный аспект действия уголовного закона // Уголовное право. – 2008. – № 2. – С. 25, 26).

– 56 –

Глава II

боязни наказания, если не правовым регулированием? И является ли тогда такое вынужденно-правопослушное отношение индивида к государству, обществу, членам общества и т. п. правоотношени-ем, общественным отношением, социальной связью? Или же пе-ред нами явление какого-то иного уровня и порядка, не сводимое к традиционной юридической терминологии?

 

Отсюда для ответа на указанные вопросы и для объяснения несомненно существующего влияния уголовного закона на состоя-ние преступности в стране сторонники узкого понимания предмета отрасли предлагают ввести термин уголовно-правового воздей-ствия ¹¹⁵. Последний понимается как более широкий и родовой по отношению к термину регулирование, так как «характеризует все направления и формы влияния права на общественную жизнь»¹¹⁶.

 

Поскольку регулирование предполагает более детальное воз-действие нормы права на отношение, включающее в себя четкое определение взаимных прав и обязанностей его участников, таки-ми отношениями в сфере действия норм уголовного права явля-ются отношения, складывающиеся между государством и лицом, совершившим преступление.

 

«Иные отношения, часто включаемые в предмет отрасли уго-ловного права, – пишет Н.В. Генрих, – не подвергаются правовому регулированию; уголовное право оказывает на них лишь информа-ционное и ценностно-ориентирующее воздействие»¹¹⁷.

 

В представленной концепции так называемые «общепредупре-дительные отношения» становятся предметом информационного воз-действия (но не регулирования!) со стороны норм уголовного права.

 

При всей привлекательности концепции разнопланового воздей-ствия норм права на реальную жизнь и разнообразные связи членов общества представляется все же, что сторонники жесткого разде-

 

¹¹⁵ См., например: Фирсова А. П. Объект уголовно-правового воздей-ствия : автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2008. – 31 с.

¹¹⁶ Генрих Н. В. Предмет уголовного права: генезис научной мысли и проблемы современной интерпретации. С. 72.

¹¹⁷ Генрих Н. В. Предмет и метод уголовно-правового регулирования : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Рязань, 2011. – С. 12.

– 57 –

Глава II

ления предмета правового регулирования и предмета правового воз-действия не приводят убедительных аргументов в пользу отсутствия в предмете отрасли общепредупредительных, или регулятивных, от-ношений. И в случае выделенного выше воздействия, и в случае регулирования норма права так или иначе достигает своих целей – упорядочивает поведение индивидов, направляет его в русло, задан-ное назначением нормы. Поэтому во всех приведенных случаях нор-ма права и воздействует, и регулирует общественное отношение, по-чему предложенные термины оказываются абсолютно равнозначи-мыми, тождественными, взаимозаменяемыми.

 

Наконец, противники выделения общепредупредительных отношений в качестве самостоятельного элемента предмета от-расли, обращая внимание на нечеткость субъектного состава и содержания таких отношений, игнорируют убедительно обосно-ванное в теоретической литературе по праву деление всех право-отношений на общие и конкретные ¹¹⁸.

 

Общие правоотношения не случайно именуются абсолют-ными, статусными, базовыми, правосубъектными, первичными, учредительными, исходными и т. д.¹¹⁹ Бессмысленно отрицать, что сам факт издания нормы ничего не привносит в правовое ре-гулирование: любая норма наделяет индивида комплексом прав и обязанностей, то есть неминуемо отражается на содержании его правового статуса. Наиболее жестко отражается на правовом по-ложении личности уголовно-правовой запрет, так как он очерчи-вает границы свободы человека, границы его личного усмотре-ния и волеизъявления, создает определенные рамки для его пове-дения, заставляет человека при вступлении в различные соци-альные связи считаться с этими рамками и границами.

 

Ошибочно полагать, что запретительные нормы (в том чис-ле и уголовно-правовые), реализуясь в форме соблюдения, не

 

¹¹⁸ См., например: Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. акад. права, 2003. – С. 119–138.

¹¹⁹ См.: Там же. С. 127 ; см. также: Леушин В. И. Юридическая практика в

 

системе социалистических общественных отношений. – Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1987. – С. 64.

 

– 58 –

Глава II

облекаются в правоотношение – адресат нормы соблюдает ее не во имя самого себя, а в связи с тем, что он является членом общества. Поэтому, по справедливому замечанию Н.И. Мату-зова, «первая всеохватывающая (универсальная) форма реали-зации права – соблюдение – осуществляется не помимо, как нередко считают, а в рамках правоотношений, только общего,

 

статусного характера»¹²⁰.

 

Представители доктрины, отрицающие наличие в предме-те отрасли уголовного права общих, регулятивных, отношений, не связанных с уголовной ответственностью как следствием со-вершенного лицом общественно опасного деяния, отрицают и на-личие уголовно-правовых запретов. Как указывалось выше, та-кие ученые, как Е.В. Благов, Н.В. Генрих, полагают, что уголов-ное право направлено на охрану предписаний либо других отрас-лей права, либо морали. Следовательно, признак уголовной про-тивоправности, логически вытекающий из определения понятия преступления, данного в ч. 1 ст. 14 УК РФ («…общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под уг-

 

розой наказания»), –это скорее следствие неудачного изложе-ния базового для данной отрасли понятия, вернее, его формаль-ного признака ¹²¹.

Однако подобные рассуждения таят в себе скрытую опас-ность превращения норм уголовного права из средства защиты наиболее важных для государства, общества и личности интере-сов в средство произвола.

 

Действительно, если взять за основу мысль о том, что в уго-ловном праве нет запретов посягать на жизнь, здоровье, половую свободу и неприкосновенность личности, которые в иерархии охра-няемых правом ценностей априори поставлены на первое место, то

 

¹²⁰ Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. С. 133.

¹²¹ Е. В. Благов предлагает, например, закрепить в ч.1 ст.14 действующего УК формальный признак преступления в том виде, как он был изложен в ч. 1

ст. 7 УК РСФСР 1960 г.: «Преступлением признается предусмотренное уголов-ным законом общественно опасное деяние(действие или бездействие),посяга-

ющее на…» (Благов Е.В.Применение уголовного права.С. 19).

– 59 –

Глава II

соответствующие запреты мы не найдем и в других отраслях рос-сийского права и даже в тексте Конституции РФ. Бесспорно, данные запреты содержатся в общечеловеческой морали. Их «абсолют-ность», императивность и безусловность не оспаривается, под со-мнение не ставится. Однако мораль, будучи регулятором обществен-ных отношений, к сожалению, не обладает признаком общеобяза-тельности. Соблюдение этического императива – это в каждом слу-чае вопрос личного выбора человека и вопрос его собственной сове-сти. Нарушение требований морали не влечет за собой наступление какой-либо ответственности с той неумолимой необходимостью, как это мы видим в ситуации нарушения юридической нормы. Нормы морали не снабжены четкими санкциями. Содержание и объем от-ветственности за нарушение морального запрета в каждом случае определяется самим нарушителем и является его личным выбором

и уделом его совести, целиком и полностью зависящим от его нрав-ственной зрелости. Да и сам факт наступления ответственности за посягательства на требования морали тоже производен от свобод-ного волеизъявления нарушителя.

 

Отсюда, при всей их важности и обязательности для регули-рования жизни социума, нормы морали, не ставшие правовыми запретами, отнюдь (увы!) не обязательны к их соблюдению.

 

Особенно важно обратить внимание и на то, что нормы мо-рали достаточно подвижны, изменчивы, «оценочны» в отличие от абсолютной определенности и нормативности юридических норм. Как справедливо указано Н.Н. Вопленко, мораль «абсолютна в том смысле, что не может существовать подлинно человеческо-го общества, в котором не признаются основные моральные цен-ности; и относительна, ибо степень нравственного развития инди-видов и социальных групп, выражающегося в уровне воспитания

 

и принятия моральных истин, всегда существенно различается»¹²². При этом возникает резонный вопрос: можно ли предъявлять

 

правовые упреки личности и требовать от нее претерпевания су-

 

 

¹²² Вопленко Н. Н. Право в системе социальных норм : учеб. пособие. – Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2003. – С. 36.

 

– 60 –

Глава II

щественных правоограничений в форме реализации уголовной от-ветственности за нарушение пусть и объективно существующе-го, но весьма субъективно истолковываемого императива? От-вет, как говорится, очевиден.

 

Таким образом, предположив отсутствие правовых запретов посягать на фундаментальные ценности человечества (жизнь, здоровье) и наличие таковых исключительно в этической сфере, логично будет предположить, что соответствующие охранитель-ные нормы уголовного закона (гл. 16 УК РФ) – это в действитель-ности нормы произвола и инструмент волюнтаризма и насилия в руках тех правящих государственных элит, у которых на данный момент исторического времени имеется монополия на определе-ние критериев нравственной регуляции.

 

В связи с этим более предпочтительной видится позиция тех ученых ¹²³, которые усматривают наличие в нормах уголовного права как запретов, а в предмете отрасли – самостоятельной груп-пы общественных отношений, субъектами которых выступают адресаты этих запретов, с одной стороны, и общество, государ-ство в целом – с другой.

 

Как справедливо указывается сторонниками наличия в пред-мете уголовного права общих, регулятивных, или общепредупреди-тельных, отношений, «в ряде случаев нормы Особенной части УК РФ выступают единственным источником правил должного пове-дения»¹²⁴. Прежде всего, такие правила заключаются в постулиро-вании только в уголовном законе запретов посягать на наиболее значимые, основополагающие блага и ценности, принадлежащие от рождения каждому человеку, – жизнь и здоровье.

 

Представляется, будет ошибкой и очевидным юридическим идеализмом поиск таких запретов в тексте действующей Консти-туции РФ, поскольку Основной Закон лишь в самом общем виде определяет государственные приоритеты в защите поддерживае-

¹²³ См., например: Кленова Т. В. Основы теории кодификации уголовно-правовых норм : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – М., 2001. – С. 12.

¹²⁴ Винокуров В. Регулятивная функция уголовного права: объект пре-ступления и квалификация деяний // Уголовное право. – 2012. – № 1. – С. 9.

– 61 –

Глава II

мых государством ценностей, выстраивая их иерархию и являясь в этом своем значении исключительно фактором правообразования, базой для дальнейших отраслевых законотворческих работ. Меж-ду тем, опираясь только на Конституцию, мы никогда не определим границы правомерного и неправомерного лишения жизни (убийство и причинение смерти при необходимой обороне), границы преступ-ного и правонарушающего причинения вреда здоровью (например, неправомерным, но при этом и непреступным будет причинение лег-кого и средней тяжести вреда здоровью по неосторожности), раз-деляемые членами общества представления о норме в половых отношениях, а также границы этой нормы, за которыми поведение индивида будет либо аморальным, либо преступным и т. д.

 

В отличие от Конституции РФ и всех иных законов только уголовный закон четко определяет и конкретизирует границы дол-жного поведения по отношению к большинству неотчуждаемых нематериальных благ и личных неимущественных прав человека (жизнь, здоровье, свобода, телесная и половая неприкосновен-ность), выход за которые будет рассматриваться в качестве об-щественно опасного и преступного деяния.

 

Наличие в уголовном законе норм, являющихся единствен-ным источником правомерного поведения и, соответственно, един-ственным критерием для его отграничения от поведения крими-нального, позволяет утверждать присутствие так называемой «чистой», «прямой», или «непосредственной», уголовной противо-правности, то есть исключительную принадлежность соответству-ющего запрета отрасли уголовного права.

 

Безусловно, Уголовный кодекс РФ содержит и запреты на совершение тех деяний, которые первоначально запрещены нор-мативными актами другой отраслевой принадлежности. Соответ-ствующие нормы построены с использованием бланкетного спо-соба изложения диспозиций статей Особенной части Кодекса. Например, ст. 143 УК РФ устанавливает уголовную ответствен-ность за нарушение правил техники безопасности или иных пра-вил охраны труда, когда такое нарушение влечет за собой причи-нение тяжкого вреда здоровью по неосторожности (ч. 1 ст. 143) либо смерть (ч. 2 ст. 143).

 

– 62 –

Глава II

Помимо ст. 143 УК РФ, в общем виде запрет на нарушение правил техники безопасности и иных правил охраны труда и об-щая обязанность работодателя обеспечить для работников безо-пасные условия и охрану труда установлены в ст. 212 Трудового кодекса РФ и детализированы во многих иных положениях трудо-вого и иного законодательства России.

 

Разумеется, ст. 212 ТК РФ в системе всех иных (неуголов-ных) нормоположений запрещает не только нарушать правила тех-ники безопасности и охраны труда и, как следствие, причинять в результате таких нарушений вред здоровью работника, но и при-чинять тяжкий вред здоровью либо смерть.

 

Как видно из сопоставления ст. 143 УК РФ со ст. 212 ТК РФ, уголовно-правовой запрет на совершение какой-то части деяний из общего круга таковых, запрещенных нормами других отраслей права, конечно же, не является «в чистом виде» уголовно-право-вым, так как усиливает противоправность, природа которой изна-чально другой отраслевой принадлежности. Вместе с тем данное обстоятельство никак не отражается на существе вывода о регу-лятивных возможностях бланкетных уголовно-правовых запретов и производных от них общепредупредительных отношений, а по-зволяет усмотреть в характере нарушения таких запретов «сме-шанную», или «бланкетную», противоправность.

 

Как правильно указывает В. Винокуров, «преступления с общей противоправностью нарушают только положения уголов-но-правовых норм, а преступления со специальной противоправ-ностью нарушают одновременно два уровня нормативных требо-ваний: уголовно-правовых и специально-отраслевых»¹²⁵.

 

Достаточно хорошо по данному вопросу высказался в свое время Н.Д. Дурманов, который в специальной работе, посвящен-ной сущности уголовного закона, написал: «…уголовное право, имеющее дело только с общественно опасным деянием, как свое веление, обращаемое к гражданам и общественности, так и веле-

 

¹²⁵ Винокуров В. Регулятивная функция уголовного права: объект пре-ступления и квалификация деяний. С. 10.

 

– 63 –

Глава II

ние, обращаемое к органам государственной власти (в части при-менения наказания), ограничивает только теми моментами или элементами поступка, в которых выражается общественная опас-ность деяния, запрещая под страхом наказания совершение этих поступков. Вне этих пределов деяние может быть запрещено нор-мами, относящимися к другим областям права…»¹²⁶.

 

Таким образом, и в случае бланкетного способа изложения уголовно-правового запрета только такой запрет (а не общая обя-занность из другой отрасли права) является тем единственным сдерживающим фактором, который удерживает адресата от край-них форм нарушения определенных правил, расцениваемых как преступные и наказуемые.

 

В научной литературе обращалось внимание и на то, что при гипотетическом допущении правильности той позиции, ког-да запреты общего характера в отрасли уголовного права от-сутствуют, а позитивное поведение индивидов его нормы не регулируют, необъяснимым становится тогда наступление уго-ловной ответственности за некоторые деяния, которые абсо-лютно точно ни нормами права, ни нормами морали не запре-щаются. Запретов на совершение таких деяний мы нигде не найдем, да их и в принципе (с учетом специфичности таких деяний) быть не может.

 

Например, в соответствии с п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной прак-тике по делам о мошенничестве и коммерческом подкупе» (с пос-ледующими изменениями и дополнениями) ¹²⁷ получение долж-ностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие фун-кции в коммерческой или иной организации, денег, ценных бумаг и других материальных ценностей якобы за совершение действия (бездействия), которое он не может осуществить из-за отсутствия служебных полномочий или невозможности использовать свое слу-жебное положение, следует квалифицировать при наличии умыс-

¹²⁶ Дурманов Н. Д. Советский уголовный закон. – М. : Изд-во Моск. ун-

та, 1967. – С. 132.

¹²⁷ Российская газета. – 2000. – № 38.

– 64 –

Глава II

ла на приобретение указанных ценностей как мошенничество по ст. 159 УК РФ.

 

В связи со сказанным выше закономерны следующие воп-росы. Какие отношения, блага, интересы, ценности защищает ст. 159 УК РФ (рассчитанная на охрану отношений собственно-сти) в случае, когда субъект преступлений, предусмотренных ст. 204, 290 УК РФ, не собирается или не может выполнить дей-ствий, за которые он получает предмет взятки или коммерчес-кого подкупа? Какими нормами права из иных отраслей либо нормами морали установлен запрет не совершать таких дей-ствий? И могут ли вообще регулятивные отрасли права либо мораль защищать преступные интересы преступника (взятко-дателя, лица, предоставляющего предмет коммерческого под-купа), который сам становится жертвой обмана со стороны взят-кополучателя (либо лица, выполняющего управленческие функ-ции в коммерческой или иной организации)? Представляется, ответ должен быть однозначно отрицательным, поскольку ре-гулятивные нормы, рассчитанные на нормально развивающие-ся, позитивные, будничные, текущие отношения, ни при каких условиях не могут защищать противоправные либо аморальные отношения и интересы.

 

На первый взгляд, с учетом предписываемой Пленумом квалификации указанного деяния по ст. 159 УК РФ, напрашива-ется вывод о защите отношений собственности. Однако и такой вывод не может быть в полной мере правильным, так как взят-кодатель (субъект передачи предмета подкупа) не признается потерпевшим от мошеннических действий и его действия под-лежат квалификации как покушение на дачу взятки или коммер-ческий подкуп (абзац второй п. 20 постановления Пленума Вер-ховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6); предмет же взятки или коммерческого подкупа подлежит конфискации в соответ-ствии с требованиями п. «а» ч. 1 ст. 104.1 УК РФ. Следователь-но, говорить о защите имущественных интересов взяткодателя (или лица, передающего предмет коммерческого подкупа) при осуждении взяткополучателя-обманщика по ст. 159 УК РФ в рассматриваемом случае также нельзя, ибо «охрана от подоб-

 

– 65 –

Глава II

ных обманных действий не входит в цели установления ответ-ственности по этой статье»¹²⁸.

Таким образом, при применении ст. 159 УК РФ для квалифи-кации действий должностного лица или лица, выполняющего уп-равленческие функции в коммерческой или иной организации, за-щите подвергаются не имущественные интересы лица, передаю-щего предмет взятки или коммерческого подкупа, а скорее квази-имущественные интересы. Защита же и декларирование таковых не является и не может являться объектом регулятивных отрас-лей российского права. Поэтому запреты посягать, в том числе и на такие нетипичные квазиинтересы, устанавливаются исключи-тельно в нормах уголовного права либо логически выводятся из его предписаний и комплекса сформированных отраслевой наукой презумпций и фикций.

 

Сказанное вполне применимо и к защите тех благ и интере-сов, которых в действительности нет, но которые существуют только в воображении посягающего вследствие его заблуждения относи-тельно фактических свойств выполняемого им преступного деяния (фактическая ошибка). Опять-таки, развивая вышеприведенные соображения, предположив отсутствие в уголовном праве запре-тов вообще и, тем самым, отсутствие общерегулятивных отноше-ний, как мы объясним уголовную наказуемость, например, попы-ток виновного лишить жизни труп, ошибочно принятый за живое лицо? Либо как мы объясним наказуемость именно по нормам УК попытки похитить какой-либо предмет, не обладающий стоимост-ной ценностью, на какую рассчитывал преступник в соответствии с направленностью своего умысла? Вряд ли кто-то возразит отно-сительно того, что прекратившаяся жизнь не может быть объек-том правовой защиты для положений Конституции РФ либо исклю-чительно регулятивных отраслей российского законодательства.

 

Итак, подытоживая сказанное, заметим, что предмет пра-