Проблема развития личности

Основные механизмы развития личности. Перед тем как приступить к изучению основных механизмов и средств личностного роста необходимо ответить на вопрос, что именно понимается под этими терминами. Так, основатель субъективного подхода в психологии С. Л. Рубинштейн понимает суть механизма развития в целом следующим образом: «сущность субъекта проявляется и формируется в действии. Развитие раскрывается здесь через диалектическое взаимодействие субъекта с другим субъектом, осуществляющееся через деятельность. Последняя является способом превращения потенциального в субъекте в актуальное, объективацией его сущностных сил, при которой, согласно Марксу и Гегелю, происходит самораскрытие, саморазвертывание сущности субъекта и одновременно его дальнейшее становление» (цитируется по Альбухановой-Славской К. А., 1989, с. 20). Позже психологические механизмы внутреннего развития стали пониматься психологами следующим образом: Л. И. Анцыферова рассматривает их как «закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способы ее преобразования, благодаря работе которых повышается или понижается уровень организованности личностной системы, меняется режим ее функционирования» (Там же); В. Г. Леонтьев определяет психологический механизм как систему психических явлений, предназначенных для преобразования и формирования активности, выраженную одним или несколькими мотивами, в требуемую активность, выраженную другими мотивами (Леонтьев В. Г., 2002). Характеризуя суть понятия «психологический механизм», В. Г. Леонтьев отмечает, что ему присуща обобщенность, в нем отражается взаимосвязь многих звеньев психической системы, обеспечивающей человеческую деятельность и поведение», его можно представить как «закономерную связь факторов, условий, средств, структур, различных отношений и связей, на базе которых возникают мотивы или другие какие-либо формы мотивации (Леонтьев В. Г., 1987).

В современной психологии в качестве внутренних механизмов личностного развития рассматриваются следующие основные психические феномены: осознание (А. Н. Леонтьев, В. В. Столин и т. д.), внутренние противоречия (Б. В. Зейгарник, Л. И. Анцыферова, и т. д.), переживание (Ф. Е. Василюк, Т. Д. Марцинковская) и мотивационный механизм (С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев, В. Г. Асеев, В. Г. Леонтьев, и т. д.), рефлексия (В. И. Слободчиков, Е. И. Исаев, Л. Д. Столяренко, С. Ю. Степанов, И. Н. Семенов и др.), идентификация (В. И. Слободчиков, Е. И. Исаев).

Так, на основе осознания возникает принципиально иной тип регуляции деятельности, поскольку сознание осуществляет функции контроля и оценки, строит стратегию и тактику деятельности, выделяет принципы действия все более высокого уровня (с точки зрения внутренней иерархии). Эти принципы возникают на основе жизненного и профессионального опыта личности, на основе ее отношения к другим людям (Рубинштейн С. Л., 2012).

В свою очередь, процесс осознания обеспечивается таким внутренним средством как рефлексия, которая является интеллектуальной основой для осуществления этого процесса.

Рефлексия в самом общем случае может быть определена как специфически человеческая способность, которая позволяет человеку сделать свои мысли, эмоциональные состояния, свои действия и отношения предметом специального рассмотрения (анализа и оценки) и практического преобразования (изменения и развития). На определяющее значение этого феномена для развития личности указывали П. Тейяр де Шарден, В. А. Лефевр, В. Н. Слободчиков, Л. Д. Столяренко, С. Ю. Степанов, И. Н. Семенов, Г. П. Щедровицкий и др.

В то же время, осознание совершается только через включение переживания совершаемого субъектом акта или события в объективные предметные связи, которые определяют это переживание. Переживания являются началом любых внутренних психологических процессов, в том числе и процессов личностного развития. Больше того, осознание личностью самой себя регулируется с помощью чувств и эмоций. Также многие исследователи (А. Маслоу, Э. Эриксон, А. В. Алексеева и др.) справедливо указывали, что самосознание тесно связано с процессом творчества, которое в большей степени связано с эмоциональной сферой человека, чем с интеллектом (Алексеева А. В., 1999).

Понятие «переживание» имеет в психологии чрезвычайно широкие границы. К проблеме переживания обращаются Ф. Е. Василюк, Н. А. Логинова, Т. А. Флоренская, Л. С. Выготский и многие другие исследователи.

Так, Ф. Е. Василюк в термин «переживание» вкладывает специфический смысл. Он использует его для обозначения «особой внутренней деятельности, внутренней работы, с помощью которой человеку удается перенести те или иные (обычно тяжелые) жизненные события и положения, восстановить утраченное душевное равновесие, словом, справиться с критической ситуацией» (Василюк Ф. Е., 1984, с. 12). Он утверждает, что переживание является таким интегральным конструктом, который имеет свои проекции и в сфере мотивации, и в сфере действий, и в сфере образа. Он выделяет непродуктивные и продуктивные способы переживания. Непродуктивные традиционно понимаются как «психологическая защита», они приводят к мнимому улучшению в виде субъективного смягчения неудовольствия, а продуктивные способы переживания Ф. Е. Василюк обозначает термином «совладание». Эти способы предполагают реалистический учет целостной ситуации, умение пожертвовать частным и сиюминутным. По мнению А. Г. Шмелева, психологическая помощь личности должна состоять, прежде всего, в организации продуктивных форм переживания, превращения его пассивной психологической защиты в целенаправленную деятельность по «совладанию» с критической ситуацией (Шмелева А. Г., 1984).

Л. И. Божович рассматривает способность к саморазвитию как потребность человека стремиться вновь прочувствовать положительные переживания. Она считает, что при удовлетворении потребности ребенок испытывает не только состояние удовольствия и успокоения, но и сильные положительные эмоции. Эти эмоциональные переживания связаны с поиском удовлетворения потребности и с самим процессом ее удовлетворения. Стремясь продолжить, оживить или усилить эти переживания, ребенок (да и взрослый человек) начинает либо совершенствовать предмет ее удовлетворения, либо искать новые способы этого удовлетворения. По существу именно здесь возникает качественно новая форма потребности (ее психическая форма), когда человека побуждает к действию не нужда в чем либо, не недостаток, а стремление к новому переживанию – к овладению, к достижению. Человек не просто хочет быть сытым, он хочет получить от еды удовольствие, в связи с этим он совершенствует продукты питания, определенным образом организовывает процесс принятия пищи, и т. д. Таким образом, психические, духовные потребности становятся «ненасыщаемыми», приобретают возможность самодвижения (Божович Л. И., 1995). Однако Л. И. Божович отмечает, что в тех случаях, когда такое саморазвитие приобретают примитивные потребности, то саморазвитие ведет не к прогрессу данных потребностей, а к извращению, что может приносить значительный вред человеку. Возникновение же самодвижения потребностей высокого духовного порядка, например, потребности в познании, искусстве, в творчестве, в достижении моральных и общественных ценностей, необходимо для полноценного формирования личности человека. Более того, отсутствие роста этих потребностей, обеспечивающих активное функционирование человеческих способностей, обязательно ведет к застою личности, а затем – к ее распаду. При развитии же духовных потребностей человека будет решена проблема внутренней стимуляции его активности и непрекращающегося совершенствования его личности (Там же).

Таким образом, мы склонны рассматривать переживание человека как основной механизм развития личности наряду с процессом осознания.

Чтобы полнее понять работу механизма переживания, мы обратимся, сохраняя его стиль писания, к работам М.К. Мамардашвили. Он пишет о том, что чаще всего переживание сопровождается отрешенным взглядом на мир. Мир как бы выталкивает человека в момент переживания из самого себя и «отчуждает». В этом-то состоянии многое способно открыться, в этом состоянии и скрыт шанс человека: что-то понять. «В жизни мы часто проходим мимо… колодца, видя на его месте просто точку. Хотя на самом деле эта точка и была знаком остановки, знаком того, что в другом измерении, в другой перспективе, там – колодец. Если ты не готов расстаться с самим собой, самым большим для себя возлюбленным, то ничего не произойдет» (Мамардашвили М. К., 1990, с. 18). Аналогичную идею высказывал А. Г. Ананьев. Он писал: «При изучении механизмов развития личности была затронута тема «труд души», на пути становления личности, бывают такие кризисные моменты, когда все силы человека направляются на поиск смысла жизни и жизненного пути, человек стремится не только понять этот смысл, но и воплотить его в делах» (Ананьев Б. Г., 1996, с. 327).

Появлению переживания, осознанного или неосознанного, могут служить многие причины, но, прежде всего, переживания человека появляются в связи с идентификацией, те есть его способностью уподобляться в форме переживаний и действий другому человеку или созданному собой же идеальному своему образу. На определяющее значение этого феномена на развитие личности указывали Дж. Мид, И. Гоффман, Дж. Марсиа, Э. Эриксон, К. Юнг, З. Фрейд, К. Роджерс, Г. Тард, В. Я. Ядов, В. И. Слободчиков, Б. Ф. Поршнев, В. В. Столин, А. Н. Леонтьев, В. С. Мухина и мн. др.

Как известно, этот процесс «включается» под воздействием на личность окружения и выступает как средство присвоения индивидом своей человеческой сущности, как средство социализации личности. Характерная особенность процесса идентификации (отождествления) состоит в том, что на разных возрастных стадиях меняется его содержание. На ранних стадиях онтогенеза он проявляется как бессознательная имитация, подражание. В процессе развития самосознания формы идентификации усложняются и могут становиться сознательными и контролируемыми. В этом случае идентификацию можно рассматривать как способность личности к самореализации в практической деятельности и в творчестве, где она представлена в виде реализации творческих возможностей и имеет ярко выраженную мотивацию достижения.

Э. Эриксон считает, что исключительное значение для личности в плане психосоциального развития имеет идентификация в подростковом возрасте. Задача, с которой встречаются подростки, состоит в том, чтобы собрать воедино все имеющиеся к этому времени знания о самих себе и интегрировать многочисленные образы себя в личную идентичность, которая представляет осознание как прошлого, так и будущего. Появляющееся у человека чувство идентичности представляет собой возросшую уверенность индивида в том, что его способность сохранять внутреннюю тождественность и целостность согласуется с оценкой его тождественности и целостности, данной другими. Их восприятие себя должно подтверждаться опытом межличностного общения посредством обратной связи. Эриксон считает, что индивидуум, страдающий от расплывчатости своей идентичности, не пересматривает своих прошлых представлений о себе и мире, и поэтому не приходит к решению, которое ведет к более широкому и, возможно, более «подходящему» взгляду на жизнь (Эриксон Э., 1996).

Зрелый возраст личности связан с формированием мировоззрения, с построением связной системы личностных смыслов. Здесь процесс идентификации действует уже на эмоциональном и когнитивном уровнях. Развитая личность ориентируется на мировоззрение и прогнозирует себя в будущее, формируя идеальный образ своей жизненной позиции, эмоционально и рационально идентифицируется с ним и стремится соответствовать этому образу.

Интересно рассматривал процесс идентификации на самых ранних ступенях развития человека Н. А. Бернштейн. По его мнению, процесс подражания – это «повторение без повторения», встречное поведение (улыбка на улыбку, голос на голос, жест на жест), поведение одного для другого. С физиологической точки зрения за существование такого уникального способа взаимодействия человека (и не только) ответственны нейробиологические строительные ячейки, которые шаг за шагом развивались в процессе эволюции. Прежде всего, мы схватываем эмоции других через посредство зеркальных нейронов, имеющиеся в префронтальной коре, в передней части головного мозга, а также в других частях головного мозга. Видимое нами движение руки другого человека стимулирует те же клетки мозга, которые активизируются при совершении нами точно такого же движения. Зеркальные нейроны – основа для обучения через подражание. Имитирующее движение происходит больше частью автоматически. Новорожденные уже менее чем через час в состоянии копировать движения губ взрослых людей. Точно также «зеркальные нейроны задействованы и при эмоциях. Они делают возможным почувствовать то, что выражает эмоция другого, и таким образом, являются основанием сочувствия» (Свааб Д., 2014, с. 338).

По мнению В. И. Слободчикова, благодаря взаимоподражанию, индивиды оказываются в со-бытии, в совместной деятельности и способны понимать друг друга. «Подражание всегда удваивает любую жизненную форму, делает не тем же, но таким же, так как реализует удваиваемую форму на другом материале (в другой телесности). Эти формы при наложении не совпадают, но обнаруживают тождественность структур. За счет удвоения подражание обеспечивает связь, единство участников со-бытия во вполне определенном и общем для них содержании. Это сдвоенное содержание (совместное держание) и есть то, что обычно обозначают как «интериндивидуальное». Оно ни в целом, ни по частям не принадлежит ни одному из индивидов в отдельности, так как нельзя «уйти» из со-бытия (совместного бытия) со своей частью – целое сразу же «рассыпается»». Становление же «интраиндивидуального» возможно лишь в случае раздвоения со-бытия, превращения одной из форм поведения в некоторую вполне определенную способность, принадлежащую уже кому-то одному и которая реализует новое отношение к новому единству» (Слободчиков В. И., 2000, с. 178). Поскольку становление «интраиндивидуального» возможно лишь в случае раздвоения бытия, а для механизма подражания это невозможно, то, в таком случае, должен существовать особый механизм. По мнению В. И. Слободчикова, этим механизмом может быть только рефлексия, которая «по своему существу всегда есть разрыв, раздвоение, выход за пределы любого непосредственно, автоматически текущего процесса или состояния» (Там же). Он считает, что именно «рефлексия есть то, что обеспечивает выход из полной поглощенности непосредственным процессом жизни для выработки соответствующего отношения к ней, занятия позиции над ней, вне ее, для суждения о ней» (Там же). Таким образом, сопряженная работа психических явлений (подражания и рефлексии) приводит к тому, что результаты подражания превращаются рефлексией в отношения внутри индивидуальной жизни. Это происходит потому, что подражание «конституирует» со-бытие индивидов, формы поведения которых взаимоотображаются, но рефлексией эта двойственность преобразуется и закрепляется как раздвоенность, как их «иновыражение» друг друга. В этой раздвоенности и образуется то пространство, где возникают действительные отношения – как воплотившие в себе самый принцип раздвоения – между двумя целостными формами жизни, приводящими их к обособлению (Слободчиков В. И., 2000). Л. Д. Столяренко также считает, что, в некотором смысле, осознание противоположно рефлексии. «Если осознание есть постижение целостной ситуации, дает картину целого, то рефлексия, напротив, членит это целое. Таким образом, осознание является условием рефлексии, но, в свою очередь, рефлексия является условием для понимания ситуации в целом для более высокого, глубокого и верного осознания» (Столяренко Л. Д., 1996, с. 5). То есть, посредством рефлексии развивается человеческое сознание.

Идентификация диалектически связана с другим внутренним психологическим явлением становления субъектности человека – обособлением (А. Н. Леонтьев, В. С. Мухина, В. И. Слободчиков, Е. И. Исаев). В. И. Слободчиков и Е. И. Исаев рассматривают процесс обособления как «отделение (физическое, психологическое, социальное) одного человека от другого» (Слободчиков В. И., 2000, с. 177), а В. С. Мухина – как «непосредственное переживание субъектом той или иной степени отстраненности от объекта обособления» (Мухана 1997, с. 93). Если в процессе отождествления происходит порождение «новых связей», что фактически лежит в основе приобщения к общечеловеческим формам культуры, то в ходе обособления «связи» преобразуются в «отношения», что является фундаментальным условием становления индивидуальных особенностей. В. С. Мухина считает, что этот механизм дает возможность установить с другим человеком отношения на социально приемлемых началах, сохранить свою индивидуальность, чувство собственного достоинства и тем самым реализовать свою индивидуальность. Как известно, потребность к обособлению обостряется в юности. У молодых людей возникает острое стремление оградить свой уникальный мир от вторжения сторонних и близких людей для того, чтобы сохранить свою индивидуальность. Таким образом, обособление как средство удержания дистанции при взаимодействии с другими позволяет человеку «сохранить свое лицо» на эмоциональном и рациональном уровнях общения.

Таким образом, по мнению В. И. Слободчикова, единство и противоположность феноменов «идентификации» и «обособления» есть постоянно действующее живое противоречие со-бытия. «Это противоречие является исходным для возникновения внутриличностных противоречий индивида и направляет весь ход становления и развития человеческой субъективности» (Слободчиков В. В., 2000, с. 178). В свою очередь, идентификация, как феномен социогенеза личности, определяющий бытие личности, также имеет двойственное воздействие на развивающегося индивида. С одной стороны, она обеспечивает присвоение многообразных психических действий, ведет к установлению социально значимых личностных качеств, а, с другой стороны, может привести к растворению индивида в другом человеке, выхолащиванию индивидуальности, то есть в самом процессе идентификации заложена неоднозначность его протекания, что приводит к внутриличностным конфликтам.

Таким образом, очевидно, что переживания, осознанные или неосознанные, в том числе и связанные с проблемами идентификации, являются причиной внутриличностных конфликтов и противоречий.

В качестве механизма личностного саморазвития феномен внутренних противоречий рассматривают следующие исследователи: Д. Б. Эльконин (противоречия между новой системой отношений и старой формой деятельности), Э. Эриксон (между самоидентичностью и оккупацией других), Л. Колберга (противоречия между моральными нормами и личной нравственностью) и др. Б. В. Зейгарник, Л. И. Анцыферова признают, что борьба противоположностей и противоречия между ними играют роль ведущей силы развития. Но при этом они справедливо различают невротический конфликт и противоречия в жизни здорового человека.

Как известно, З. Фрейд создал одну из первых концепций человеческой конфликтности. Он считал, что неосознанные негативные переживания детского возраста приводят к возникновению внутриличностных конфликтов в более позднем периоде жизни человека. А. Адлер, К. Хорни, Х. Салливен, как и З. Фрейд, также переносили закономерности развития невротической личности на развитие здорового человека. Сегодня совершенно очевидно, что при изучении проблемы позитивного развития личности, следует различать понятия «конфликт невротика» и «противоречия» в жизни здорового человека. Смешение этих понятий приводит к выводу о том, что конфликт принимают за механизм развития личности. Невротический конфликт, считает Б. В. Зейгарник, не является механизмом развития личности, он не приводит к порождению иерархизированных устойчивых мотивов, а, наоборот, приводит к порождению искаженной действительности, разрушает создавшуюся до болезни структуру личности, лишает ее опосредованности и подконтрольности (Зейгарник Б. В., 1997).

Таким образом, невротический конфликт является особым видом противоречия, его извращенной формой. Он разрушает создавшуюся до болезни структуру личности, уводит личность от мира, то есть приводит ее к отчуждению. Противоречия же в жизни здорового человека, как правило, приводят к выработке мер защиты и способов компенсации, носит опосредованный и контролируемый, а не ситуативный характер даже в тех случаях, когда меры защиты вырабатываются на бессознательном уровне. Эти способы компенсации связаны с реально функционирующей иерархией мотивов и ценностной ориентацией личности и служат механизмом порождения реальной деятельности, средством общения с миром. Такой же позиции в этом вопросе придерживается Л. И. Анцыферова. Она указывает, что «борьба противоположностей», противоречия могут означать и их взаимодействие и может выступать в виде «гармонического разрешения, борьбы между ними, как движущая сила развития личности. Но даже в тех случаях, где нет гармонического развития, борьба противоположностей не должна сближаться с невротическим конфликтом» (Анцыферова Л. И., 1969). А. Н. Леонтьев также приходит к выводу, что саморегуляция и критика, свойственные здоровой личности, являются вершинными образованиями личности, без которых невозможно формирование относительно устойчивых мотивационных линий (1975). Ф. Е. Василюк и А. Г. Шмелев как было уже отмечено, считают, что психологическая помощь в разрешении внутриличностных конфликтов состоит в организации продуктивных способов переживания.

Кроме того, через осознание и переживание (осознанные или неосознанные) происходит становление и развитие мотивационной сферы человека, то есть проблема переживания непосредственно связана с мотивом его деятельности. Проследим эту связь на примере эстетического переживания, поскольку «эстетическое есть психическое» (С. Л. Рубинштейн) Так, Г. Г. Шпет считал, что человека, как и плоды его трудов, нельзя рассматривать только извне. «Исходя из соответствия закономерностей и динамики развития внешних и внутренних форм, необходимо изучать и внутреннюю, духовную сущность личности» (цитируется по Марцинковской Т. Д., 1999, с. 119). Рассматривая процесс превращения нейтрального, заданного другими знания в собственные убеждения, то есть процесс интериоризации этого знания, Г. Г. Шпет сделал акцент на том, что новое знание может стать не только собственным понятием, но и собственным мотивом поведения человека. Его интересовали именно условия, при которых происходит превращение знания в мотив. Шпет приблизился к современному пониманию природы мотива, который понимается как соединение знания о предмете и отношения к нему. Знание, которое осознается и рационально оценивается человеком, может стать частью его сознания, но только переживание этого знания превращается в мотив.

Г. Г. Шпет уверен, что искусство может помочь в формировании нового самосознания, так как, отдаваясь наслаждению, человек бессознательно и непроизвольно преображается, и у него возникают новое мировоззрение, новые идеалы. При этом формируется собственно культурное сознание, так как, наслаждаясь культурным произведением, человек постепенно осознает себя культурной личностью. Возникающие «социальные эмоции» помогают социализации человека, регулируя процесс его вхождения в окружающий социум. Мировоззрением же переживания становятся только в результате рефлексии, то есть сознания и интеллектуальной интерпретации. Таким образом, собственно творчество, как и становление культурного самосознания, невозможно без эстетического переживания. Только на основе рефлексии открывается простор и для самовыражения, и для катарсиса, разрядки эмоционального напряжения.

Говоря о процессе переживания как механизме личностного роста, необходимо коснуться проблемы психологии катарсиса, как особого вида переживания. Так, Л. С. Выготский писал: «несмотря на неопределенность его (катарсиса) содержания, мы все же полагаем, что никакой другой термин из употребляющихся до сих пор в психологии, не выражает с такой полнотой и ясностью того центрального для эстетической реакции факта, что мучительные и неприятные аффекты подвергаются некоторому разряду, уничтожению, превращаются в противоположные и что эстетическая реакция, как таковая, сводится к такому катарсису, то есть превращению чувств» (Выготский Л. С., 1997, с. 271). Т. А. Флоренская, исследуя проблему психологии катарсиса, пишет, что эмоциональная трансформация – превращение отрицательных эмоций в положительные – важна не как область психологии чувств, а в связи с преобразованием всего психического строя человека и формирования целостной личности. Тема катарсиса, по ее мнению, как необходимого момента такого преобразования, оказывается тесно связана с проблематикой духовного и нравственного развития личности (Флоренская Т. А., 1979, с. 151). Искусство «очищает» путем «сострадания и страха», причем эти качества у зрителя – соучастника трагического действия – должны быть вызваны одновременно. Трагедия способна пробить скорлупу обыденного эгоцентризма благодаря схожести героя со всеми людьми. Трагические действия способствуют превращению низших эмоций страдания и страха, основанных на инстинкте самосохранения, в высшие, более тонкие переживания, превращающиеся в эстетические эмоции; способствуют отстранению зрителя от своего личного, от занятости собой и настраивают на безличные переживания. Искусство осуществляет выведение на свет сознания темных, подспудных переживаний. Таким образом, для того, чтобы произошла перемена состояния сознания, воли человека и личности в целом, недостаточно воздействовать лишь на поверхностные слои психики: необходимо проникновение в самые ее глубины. С точки зрения психологии, это проникновение необходимо для того, чтобы достичь синтеза различных пластов психики, различных уровней личности. В этом, как считает Т. А. Флоренская, залог катарсического «исцеления» – восстановления целостности человека.

Пояснить причину человеческой активности, работу психологических механизмов, и, прежде всего, мотивационного можно с помощью «генерализованного» механизма мотивации – механизма динамического равновесия. На основании специальных исследований выявилось, что «неуравновешенность в какой-либо системе всегда возникает вслед за достижением равновесия в другой, связанной с ней системой. Уравновешенность как бы порождает неуравновешенность» То есть «уравновешивание в одной системе организма или личности ведет к нарушению равновесия в другой, а равновесие в этой – к нарушению ее в третьей и так бесконечно (Леонтьев В. Г., 2002). В. Г. Леонтьев считает, что равновесие, как достижение результата, определенного уровня каких-то параметров, устранение диспропорции и т. д. и есть истинная причина активности в связанных системах. Причем процесс динамического уравновешивания не замкнут на самом себе, а выходит на другие системы и внешнюю среду. Кроме того, он подчеркивает, что уравновешивание не может происходить в рамках изолированной системы за счет собственных ресурсов. Важно, что нужны связанные системы, чтобы имелась возможность передавать эти ресурсы от одной системы к другой, от этой к третьей и т. д. Таким образом, этот механизм динамического равновесия поясняет общие тенденции в развитии личности, а также тенденции изменения во взаимоотношениях людей.

Таким образом, мы рассмотрели психические феномены, которые являются первопричиной активности субъекта, увидели взаимосвязь и взаимовлияние этих феноменов, где действие одного механизма «запускает» работу других.

Формы личностного развития. Из всего многообразия форм личностного развития, условно, можно выделить два направления – это позитивные изменения, которые обнаруживаются в отношении человека к окружающему миру, и позитивные изменения, происходящие в его внутреннем мире в процессе жизнедеятельности. При этом отметим, что каждый из зарубежных и отечественных исследователей при описании этого процесса использует свою терминологию.

Совместная работа А. Ф. Лазурского с известным психологом С. Л. Франком привела его к идее о двух сферах «душевной деятельности» – эндопсихической (внутренней) и экзопсихической (внешней). Утверждалось, что эндопсихическая сфера основывается на врожденных свойствах человека и определяет наклонности, способности, темперамент, характер и другие стороны личности. Экзопсихическая сфера, по их мнению, формируется в процессе жизни, в ее основе лежит система отношений человека с окружающим миром, с людьми и указывает на то, как человек относится к основным категориям окружающей действительности. Исходя из уровня развития разных эндо- и экзогенных факторов, А. Ф. Лазурский разработал первую типологию личности, а также систему диагностики и коррекции разных типов отклонений в процессе психического развития ребенка (Марцинковская Т. Д., 1998).

А. Г. Асмолов также выделяет интерпсихологический и интрапсихологический уровень анализа личности. На интерпсихологическом уровне проводятся исследования общественных отношений, опосредованных совместной деятельностью какой-либо социальной группы. Интерпсихологический или, как его иногда называют интерсубъективный подход, вырастает из представлений о личности Л. С. Выготского и идей о диалогической форме существования личности М. М. Бахтина (Асмолов А. Г., 1984, с. 38). На интрапсихологическом уровне анализа проводятся исследования личностно-смысловых отношений, то есть отношений к тем объектам, ради которых развертываются деятельность и общение человека.

Известно, что среди всех понятий, предложенных К. Г. Юнгом, понятия «интроверсия» и «экстраверсия», вероятно, получили самое широкое распространение. Он обнаружил, что индивидов можно характеризовать как «внутренне или внешне ориентированных», то есть разделяет экстроверсивную и интроверсивную направленность личности. При этом он отмечает, что нет человека, который ориентирован только на внешние отношения, не понимающего человеческие чувства, или, наоборот, человека, который интересуется только своими мыслями и чувствами и который поглощен только событиями своего внутреннего мира. Он считал, что нормальная экстравертная установка никогда не означает, что индивид ведет себя всегда и всюду по экстравертной схеме. При всех обстоятельствах у одного и того же индивида наблюдается целый ряд психологических свершений, где имеет место и механизм интроверсии. Опасность, по Юнгу, для экстраверта заключается в том, что он вовлекается в объекты и совершенно теряет в них самого себя. Возникающие вследствие этого функциональные (нервные) или действительно телесные расстройства имеют значение компенсаций, ибо они принуждают субъекта к недобровольному самоограничению. Интроверт отличается от экстраверта большей сензитивностью, большей истощаемостью и хроническим утомлением, поскольку он постоянно нуждается в огромной внутренней работе, чтобы быть в состоянии «держаться».

Как мы уже отмечали, А. Н. Леонтьеву принадлежит наиболее развернутая общепсихологическая теория деятельности. Он разделяет внутреннюю и внешнюю деятельность. Внутренняя деятельность вторична: она формируется в процессе интериоризации внешней предметной деятельности. Интериоризация состоит не в простом перемещении внешней деятельности в предсуществующий ей внутренний план сознания, а в формировании самого этого плана.

Принципиальная общность строения внешней и внутренней деятельности определяется тем, что обе они опосредствуют связи человека с миром. Общность строения усматривалась А. Н. Леонтьевым в возможности переходов от одной формы деятельности к другой (интериоризация и экстериоризация). Внутренняя деятельность в процессе своего формирования приобретает такие средства, которые позволяют объекту решать задачи, невыполнимые в плане внешней деятельности и наоборот.

К проблеме взаимоотношений внешнего и внутреннего обращались все без исключения представители психологической теории деятельности. Само существование внешнего и внутреннего несомненно. Между ними устанавливаются генетические и функциональные связи, допускаются обратимые отношения и т. д. Однако всегда оставался открытым вопрос: какие причины главные – внешние или внутренние? Так С. Л. Рубинштейн, отмечает, что «Эффект всякого внешнего воздействия зависит не только от тела, от которого это воздействие исходит, но от того тела, которое этому воздействию подвергается. Внешние причины действуют через внутренние условия» (Рубинштейн С. Л., 2012, с. 10). Или «Всякое психическое явление обусловлено в конечном счете внешним воздействием, но любое внешнее воздействие определяет психическое явление лишь опосредовано» (Там же, с. 14). Следует отметить, что С. Л. Рубинштейн называет психическое то внутренними условиями, то явлением. Позже он уточнит: «Внутренние отношения являются основой, сущностью, субстанцией внешних отношений» (Рубинштейн С. Л., 1973, с. 286). То есть здесь на первом месте внутренние причины, а внешнее выступает лишь в качестве условий. Рубинштейн поясняет: «Внутренние условия выступают как причины (проблема саморазвития, самодвижения, движущие силы развития, источники развития находятся в самом процессе развития как его внутренние причины), а внешние причины выступают как условия, как обстоятельства» (Там же, с. 290). Действие причины совершается, по Рубинштейну, не только вовне, но и внутри причины, как поддержание своего существования. То есть психическое выступает не только как процесс, но и как акт, энергия, причина, субстанция. Этот взгляд С. Л. Рубинштейна на соотношение внутреннего и внешнего поясняет процесс спонтанного развития личности.

Как мы уже отмечали, такие психологи как Л. И. Божович, В. И. Чирков и др. выделяют внутреннюю и внешнюю мотивацию в поведении человека. «Внешняя мотивация – конструкт для описания детерминации поведения в тех случаях, когда факторы, которые его инициируют и регулируют находятся вне «Я» личности или вне поведения» (Чирков В. Н., 1996, с. 116). «Внутренняя мотивация – конструкт, описывающий такой тип детерминации поведения, когда регулирующие его факторы проистекают изнутри личностного «Я» и полностью находятся внутри самого поведения» (Там же). В. И. Чирков считает, что внутренне мотивированные деятельности не имеют поощрений, кроме самой активности. Люди вовлекаются в эту деятельность ради нее самой, а не для достижения каких-то наград, такая деятельность является самоцелью, а не средством достижения некой другой цели. Внешняя мотивация, прежде всего, основана на наградах, поощрениях, наказаниях или на других видах стимуляции и направляет желательное или тормозит нежелательное поведение.

В. И. Чирков экспериментально установил влияние внешней и внутренней мотивации на поведение и психические процессы. Он выявил, что если при внешней мотивации активность человека прекращается, как только исчезает внешнее подкрепление, то при внутренней мотивации активность человека может продолжаться достаточно долго при отсутствии всяких видимых наград. Внутренняя мотивация способствует получению удовольствия от работы, вызывает эмоции интереса и радостного возбуждения. Кроме того, преобладание внутренней мотивации повышает самооценку человека, способствует его креативности.

М. К. Мамардашвили, Г. Г. Шпет, Н. Бернштейн, А. Запорожец также утверждают, что слово, действие и образ имеют внешние и внутренние формы. Такие философы языка, как В. Гумбольд и Потребня, особо пристальное внимание в своих работах уделили понятию внутренней формы слова. Л. С. Выготский, следуя за ними, выделял в слове внешнюю звуковую оболочку, значение и образ – его внутреннюю форму. Выготский считал, что внутренняя форма является как бы вместилищем «прошлых жизней» слова, его предисторией. В ней хранится этимологическая связь его с родственными словами, при помощи которой оно приобретает возможность означать вклад<