Отечественной психологической науки

В настоящее время наблюдается оживление интереса к методологическим вопросам психологической науки. Выходят многочисленные научные публикации, посвященные анализу методологических проблем психологии, издаются учебные пособия по методологической проблематике. Необходимо сказать, что всплеск интереса к методологическим вопросам в истории отечественной психологии отмечался неоднократно.

Наверно впервые вопросы методологии науки психологии возникают во второй половине XIX века, когда складывается отечественная психология. Как известно, формирование психологии происходило в связи с активным развитием естествознания в мировой и отечественной науке. И. М. Сеченов предлагал свой подход к разработке коренных проблем психологии, разработал задачи психологической науки, называя её «родной сестрой физиологии». Вместе с тем, следует помнить, что зарождению отечественной психологии способствовало также и усиление интереса к народной жизни в тот период времени. Резкое изменение социальной ситуации в 1861 г., связанное с отменой крепостного права, затронуло все слои общества, заставило образованную часть общества задуматься и осмыслить свою историю, усилило его стремление понять истоки русских традиций, происхождение своих положительных и отрицательных качеств как нации. Так К. Д. Кавелин предпринял попытку исключить из психологии все, что может быть отнесено к теории высшей нервной деятельности или нейрофизиологии. Отечественная психология в тот период времени была на перепутье, необходимо было осуществить выбор её ориентации либо на естественнонаучную, либо на гуманитарную ориентацию. Однако достижения в области естествознания Ч. Р. Дарвина, Г. Спенсера, Ч. Белла и Ф. Мажанди, Г. Ф. Гельмгольца, И. М. Сеченова и многих других ученых, предопределили развитие мировой психологии, а еще в большей степени, отечественной психологии в конце XIX – нач. XX вв.

В начале XX в. усилиями отечественных ученых, таких как С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев, Б. Г. Ананьев, Б. Ф. Ломов, М. С. Роговин и мн. др. начинают формироваться методологические основания советской психологии. Несмотря на идеологический прессинг, они разработали ряд важнейших методологических положений, принципов, которые не утратили своего значения и в настоящее время. Именно методологические разработки позволили отечественной психологии достичь признанных успехов.

В. А. Мазилов отмечает, что для методологии психологической науки в советскую эпоху было характерно уровневое представление о методологии. Чаще всего выделялись, как уже было отмечено, философский, общенаучный конкретно-научный и методический уровни. В качестве философского уровня выступала марксистско-ленинская философия. Идеологизированный характер философского уровня выступал основой для общенаучного уровня методологии и, соответственно, накладывал определенные рамки на всевозможные психологические исследования. Этот уровень методологии был обязательным по идеологическим соображениям, без него обойтись было невозможно, поэтому здесь содержались определенные «ограничения» для развития психологической науки (Мазилов В. А., 2003, с. 198).

Ориентация на методологические установки, сложившиеся в философии науки на основе реализации естественнонаучного подхода, приводили к тому, что общенаучный уровень методологии также разрабатывался по стандартам естественных дисциплин. Однако такой подход не учитывал специфики психологии и уникальности ее предмета. Вместе с тем, пишет В. А. Мазилов, «нельзя не согласиться с позицией Л. Гараи и М. Кечке, в соответствии с которой бесперспективны попытки построить всю психологию на «герменевтической» логике исторических наук, поскольку на язык герменевтической психологии невозможно перевести наработки естественнонаучной психологии. Попытки решить вопрос «силовым» путем за счет «логического империализма» естественнонаучной или герменевтической парадигмы ни к чему, как убедительно показала история психологии XX века, не привели. Сегодня совершенно ясно, что ни к чему, кроме углубления кризиса в психологии подобная конфронтация привести не может. В таких условиях становится чрезвычайно актуальной разработка такой общепсихологической методологии, которая бы предполагала возможность взаимного соотнесения психологических концепций, исходящих из различного понимания предмета психологии» (Мазилов В. А., 2003, с. 198).

Начиная с конца 60-х гг. XX в., советские психологи уточняют и систематизируют основные общепсихологические термины и понятия, предпринимаются попытки выделить среди психологических понятий небольшое число ведущих, основополагающих понятий и категорий, которые составили бы своеобразное понятийное ядро психологии. М. Г. Ярошевский в качестве основных понятий психологии рассматривал: «образ», «действие», «мотив», «общение», «личность». Е. В. Шорохова – «сознание», Д. Н. Узнадзе и Ш. Надирашвили – установка, Б. Ф. Ломов – « общение» и т. д. Особенно активно начинает разрабатываться понятие «деятельность». Методологический анализ категории деятельности М. Я. Басова, Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева позволил представить деятельностный подход как парадигму, в которой должна была работать отечественная психология. Однако, основным теоретико-методологического обсуждения проблемы категорий в этот период времени стал вывод о том, что невозможно построить систему психологического знания только на основе какой-либо одной категории. В целом, уже в конце 1980-х гг. в отечественной психологии сложилась и была принята в целом диалектико – материалистическая позиция, выработан системно-структурный и функциональный подход как основа изучения психики человека. При этом следует отметить, что попытки найти психологический монобазис в психологической науке возобновлялись неоднократно (например, Ф.Е. Василюк, 2003).

В девяностых годах XX столетия в отечественной психологии отмечалось устойчивое снижение интереса к разработке методологии психологической науки. Предпринимались попытки ограничить роль методологии психологии, что было закономерной реакцией на «предписывающий» характер прежней методологии, существовавшей в нашей стране в предшествующие годы. Дело доходило до призывов вообще отказаться от методологии на том основании, что методология неправомерно отождествлялась с ее философским уровнем, а последний, в свою очередь, – с марксизмом-ленинизмом.

Существовали и более «мягкие» варианты редукции методологии – сведение психологии к чисто технической дисциплине, описывающей планирование и проведение эксперимента. При этом предпринимались попытки ограничить методологию психологии важными, но отнюдь не исчерпывающими ее содержание вопросами, к примеру, вопросами проблемного объяснения в психологии. Наконец, часто высказывалось мнение, что методологические вопросы должны решаться ученым в ходе проведения конкретного исследования, и, следовательно, методология психологии как самостоятельная концепция не нужна. Эти тенденции в психологии наметились под явным влиянием американской психологии, которая традиционно интересовалась прагматизмом (Мазилов В. А., 2003).

В настоящее время завершается эпоха монопольного господства марксистской философии, что приводит к необходимости методологического переосмысления научных достижений прошлого, а также разработки новых перспективных линий развития науки. Наблюдается явное оживление интереса к методологическим вопросам психологической науки и практики. Нельзя не отметить интересные методологические исследования А. В. Юревича, учебное пособие Т. В. Корниловой и С. Д. Смирнова, Ф. Е. Василюка и др. Важные вопросы методологии психологии обсуждаются в работах И. В. Вачкова, А. О. Прохорова, Е. В. Левченко, А. А. Пископпеля, В. А. Янчука, А. Г. Лидерса и других.

В современной психологии следует различать несколько принципиально различающихся между собой методологических позиций. По мнению С. Смирнова (Смирнов С., 2009, с. 280–281) , могут быть выделены четыре позиции: «методологический нигилизм», «методологический монизм», «методологический либерализм» и «методологический плюрализм».

Призывы к построению «единственно правильной» теории и непрекращающиеся попытки сведения всей психологической реальности к какой-либо одной категории А. В. Юревич назвал «форсированным монизмом» (Юревич А. В., 2006, с. 191). Он, справедливо критикуя этот подход, тем не менее, отметил, что подобная позиция имеет шанс на успех (если не форсировать события), и, возможно, со временем «храм на твердом фундаменте будет построен» (Там же).

Вместе с тем, С. Смирнов считает, что подобная методологическая позиция архаична и исторически ограничена и единственной альтернативой такому подходу выступает «методологический плюрализм». Он поясняет, что стремление свести природу к фундаментальным сущностям, «кирпичикам», которое сложилось в рамках классической науки, несостоятельно. Становится все более очевидно, что мир не построен на «твердых» основаниях, а представляет собой динамическую сеть взаимосвязанных событий, (сеть динамических отношений). Описать его, более или менее адекватно, хотя и всегда приблизительно, может только сеть взаимосвязанных, но гибких и постоянно пересекающих друг в друга понятий и теорий, ни одна из которых не является более фундаментальной, чем другая (Юревич А. В., 2006, с. 191). Также С. Смирнов отмечает, что природа должна пониматься исключительно на основе внутренней связности, «прошнурованности» отдельных, логически связанных друг с другом компонентов.

Позиция «методологического плюрализма» состоит в том, что психологическим теориям следует признать друг друга (подобно методологическому либерализму), но (в отличие от него) не следует стремиться к «наведению мостов» между ними, оставив психологию в ее нынешнем раздробленном состоянии и признав её «полипарадигмальность» в качестве неизбежной» (Там же). Однако, по мнению В. А. Мазилова, позиция методологического либерализма все же представляется более конструктивной, так как интеграция психологического знания представляет собой одну из важнейших стратегических задач, стоящих перед психологией в начале XXI века (Мазилов В. А., 2003, с. 14).

То есть, в настоящее время методология психологии представляет собой интенсивно и динамично развивающуюся область психологического знания, сформулированы интересные точки зрения на развитие методологического знания науки психологии. Так В. А. Мазилов считает, что психологию нельзя безнаказанно свести к естественнонаучной, либо гуманистической парадигме, иначе следуют, как показал исторический опыт, «неоправданные ограничения», неадекватность которых очевидна, а «цена не просто высока, но чрезмерна» (Мазилов В. А., 2003,с. 15). По его мнению, методология должна быть свободна от идеологии и что может быть самое главное, это должна быть «содержательно психологическая» методология, не пытающаяся свести «многомерное» человеческое существо к адаптации, деятельности, общению, но осознающее его и как душевное, и как духовное (Там же).

В. П. Зинченко отмечает существование на современном этапе развития психологии «методологической «амбивалентности», и заявляет, что именно она делает науку живой, открывая знание о не-знании (Зинченко В. П.) Поясняя эту позицию, кратко остановимся на интересной работе Н. Кузанского «Об ученом незнании». Он писал, что «Сократ убедился, что он знает только о своем незнании; премудрый Соломон утверждал, что все вещи сложны и неизъяснимы в словах; а еще один муж божественного духа сказал, что мудрость и место разума таятся от глаз всего живущего. Поскольку это так и даже глубочайший Аристотель пишет в «Первой философии», что природу самых очевиднейших вещей нам увидеть так же трудно, как сове – солнечный свет, то ясно, если только наши стремления не напрасны, что все, чего мы желаем познать, есть наше незнание. Если мы сможем достичь этого в полноте, то достигнем знающего незнания. Для самого пытливого человека не будет более совершенного постижения, чем явить высшую умудренность в собственном незнании, всякий окажется тем ученее, чем полнее увидит свое незнание». «Наш конечный разум, двигаясь путем уподоблений, не может, поэтому в точности постичь истину вещей. Итак, об истине мы явно знаем только, что в точности, как есть, она неуловима: наш разум относится к истине, как возможность – к абсолютной необходимости, не могущей быть ни больше, ни меньше, чем она есть. Недаром суть (quidditas) вещей, истина сущего, непостижима в своей чистоте, и, хоть философы ее разыскивают, никто не нашел ее как она есть. И чем глубже будет наша ученость в этом незнании, тем ближе мы приступим к истине» (Кузанский Н.).

Знание о своем незнании приводит психолога к совершенно необходимой методологической позиции в психологии: уходит категоричность, безаппеляционность высказываний, уступая место толерантности, принятия многоцветия суждений, формируя, по сути, методологическую культуру исследователя.

К проблеме толерантности в психологии неоднократно обращается также А. Асмолов. По его мнению, методологию необходимо понимать как культуру, вмещающую и передающую разные способы видения мира, разные «плоскости мышления». Ситуацию, когда кто-то из них выбирает, например, экзистенционализм или позицию В. Вундта в качестве своей мировоззренческой основы, спокойно отстаивает этот выстраданный способ видения мира, и при этом принимает право других выбирать и отстаивать ценности другого порядка, необходимо рассматривать как зрелый подход в науке. Если не придерживаться подобных взглядов, не коммуницировать с разными научными школами, возникает опасность того, что исследователь становится не гибким, ригидным и окажется во власти «сектанских» подходов.

Такое культурное разномыслие в психологии особенно ценным является на современном этапе ее развития, когда одновременно сосуществуют разные варианты видения реальности. Классические, неклассические или постнеклассические способы мышления, казалось бы, представляют собой независимые и взаимоисключающие линии познания и способы познания реальности. Однако, следует признать, что не только выбор своих теоретических предпочтений, но и осознание ценностного существования в психологии других различных линий мышления и познания, признание этих сочетающихся линий мышления, приведет исследователя к более широкому взгляду на психику человека, к мастерству в психологической науке.

2.7. Теоретико-методологические аспекты основных
направлений отечественной психологии XX в.

Как известно, деятельностный подход в психологии невозможно представить без А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна. Каждый их них создал свой вариант теории деятельности. При этом существует немало мнений относительно того, является ли Л. С. Выготский представителем деятельностного подхода. Так А. Брушлинский считал, что начало деятельностного подхода было заложено в работах С.Л. Рубинштейна 1922 г., где были сформулированы принципы деятельности, в то время как в 1920–1930 гг. в советской психологии господствовал «недеятельностный подход», представленный школой Л. С. Выготского. Другие авторы считают, что фундаментальное значение для развития понятия деятельности имели как раз работы Л. С. Выготского. Сам А. Н. Леонтьев считает, что Л. С. Выготский не использовал термин «деятельность», но на самом деле его концепция была «деятельностной».

Дело в том, что развитие психологической теории деятельности в значительной степени связано с ассимиляцией и переосмыслением достижений культурно-исторической психологии. Конечно, в психологической теории деятельности произошла смена объекта исследования и единицы анализа высших психических функций, со значения, как это было в культурно-исторической психологии, на предметное, орудийное действие. Однако логика развития психологической теории деятельности вела к тому, что в сферу ее анализа все больше вовлекались превращенные формы предметного действия: сенсорное, рецептивное, мнемическое, умственное. аффективное и т. д., в которых при сохранении их предметных свойств преобладали идеальные черты.

Культурно-историческая психология в варианте Л. С. Выготского возникла на закате Серебряного века российской культуры. Тогда не было строгого разделения труда между наукой и искусством, эстетикой, философией, и даже теологией. Г. Г. Шпет, А. Ф. Лосев, М. М. Бахтин, П. А. Флоренский профессионально работали в перечисленных сферах творческой деятельности. Еще были живы идеи В. С. Соловьева о «всеединстве» чувственного, рационального и духовного знания. Замечательные поэты Б. Л. Пастернак и О. Э. Мандельштам были широко образованы в философии, и в научном знании. Основатель культурно-исторической психологии Л.С. Выготский был блестящим литератором, философом, методологом науки. Он не умещается в узкие рамки нашего сегодняшнего разделения профессий.

Важной особенностью культурно-исторической психологии была тенденция к интеграции знаний о человеке, различных подходов к нему и методов изучения. На первых порах доминировал метод генетического исследования, впоследствии он был дополнен методами функционально-генетического и функционально-структур-ного, в том числе микрогенетического, микроструктурного и микродинамического анализа. Это была линия обогащения исходных идей Л. С. Выготского, накопление эмпирического материала.

В ходе развития культурно-исторической психологии Л. С. Выготского были не только приобретения, но и потери, отступления, а порой и упрощения исходного корпуса идей. Утратилась духовная компонента «всеединства», особенно явно присутствовавшая в «Психологии искусства», была сужена идея медиации, опосредования человеческого развития. Он и его последователи изучали преимущественно только роль знака и слова в развитии высших психических функций. Вовсе не изучалась роль мифа. Правда, Л. С. Выготский и А. В. Запорожец изучали роль волшебной сказки, являющейся своего рода суррогатом мифа в развитии ребенка. Эта линия получила интересное продолжение в исследованиях А. В. Белявской и М. Коула и в исследованиях Л. Элькониновой и Б. Д. Элькониным (Эльконин Б. Д., 1993).

Очевидно, что оба направления – деятельностный и культурно-исторический – в отечественной психологии начала XX в. имеют разные философские, исторические и культурные корни. Культурно-историческая психология связана с тем, что В. С. Соловьев называл «духовной вертикалью» или Б. Л. Пастернак – «духовным оборудованием». Другими словами, она связана с анализом роли медиаторов (знак, слово, символ). Именно такая ориентация Л. С. Выготского давала основания упрекать его в идеализме, в отсутствии связи с марксизмом, не смотря на то, что сам считал себя марксистом и, конечно не был чужд проблемам деятельности и действия. Но при этом совершенно очевидно, что среди всех его интересов доминировали проблемы сознания и высших психических функций.

Появление в нашей стране деятельностного подхода стало неизбежным в исторических обстоятельствах обращения психологов к философии марксизма, в которой категория деятельности играла чрезвычайную роль. Ядро психологической теории деятельности составляет принцип предметности. Предмет при этом понимается не как стимул или объект, существующий сам по себе и воздействующий на субъекта, а как то, на что направлен акт, то есть как нечто, с чем как-то соотносится живое существо.

В культурно-исторической психологии центральная проблема была и остается проблема опосредованности психики и сознания специальными орудиями. В философии Маркса считалось, что главным системообразующим фактором жизни является трудовая деятельность, опосредованная орудиями различного рода, главной же гипотезой Л. С. Выготского становится убеждение в том, что психические процессы преобразуются у человека также как, процессы его практической деятельности, то есть они также становятся опосредованными. Эта идея впервые было разработана в философии Ф. Бэкона «Ни голая рука, ни представленный самому себе разум не имеет большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые разуму нужны не меньше, чем руке. И как орудия дают или направляют движения, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его» (цит. по Соколова Е., 2008, с. 119). К идее опосредования сознания обращался и С. Л. Рубинштейн: определение деятельности не как сущности, замкнутой «в себе», а как способности субъекта, позволило ему показать объективную опосредованность сознания, а тем самым распространить объективный подход на объяснение субъективного.

Конечно, в психологической теории деятельности проблема опосредования тоже стояла, но если сознание в культурно-истори-ческой теории было опосредовано культурой, связано с анализом медиаторов, то для А.Н. Леонтьева психика и сознание были опосредованы вещью (орудием или предметом). То есть психологическую теорию деятельности волновала проблема орудий, предметов, которые человек ставит между собой и природой.

Таким образом, мы видим, что психологическая теория деятельности существенно отличалась от культурно-исторической психологии, хотя они создавались одними и теми же учеными, которым был привит вкус и любовь к науке предшествующими поколениями и, которые последовательно или параллельно работали в том и другом направлении, сознательно или неосознанно обогащали оба (Зинченко В. П., 1994).

В отечественной психологии теорию установки разрабатывал Д. Н. Узнадзе. Он считал, что для понимания целесообразного поведения человека необходимо изучение целостного психического состояния индивида, которое создается у него перед осуществлением любого поведения. Согласно его теории, у человека под воздействием потребности и соответствующей предметной среды создается целостное психическое состояние или готовность к поведению, которая определяет его последующую активность и придает ей целесообразное направление. (Надирашвили Ш. А., 1987). Это состояние, эта настройка субъекта к поведению по отношению к предмету, необходимому для удовлетворения его потребностей (деятельности), и есть установка.

Узнадзе выделяет три типа поведения. Первый тип поведения – импульсивное. Оно зависит от того, какие у человека потребности и в какой предметной среде он находится. Исходя из этого, у него создается определенная установка, в соответствии с которой человек и осуществляет свое поведение. Другим типом поведения, по мнению Узнадзе, является принудительное поведение. Установку принудительного поведения обусловливает принуждение со стороны других людей, социальной среды. Однако для того, чтобы человек осуществил это поведение, этому поведению должен соответствовать определенный мотив. Поведение этого вида протекает на сознательном уровне, и, несмотря на то, что оно переживается как принуждение, у человека возникает чувство ответственности за его последствия. К третьему виду поведения Д. Н. Узнадзе относит волевое поведение. Установка волевого поведения создается при активном участии самой личности. Для формирования данной установки необходимо целесообразное поведение, осознание его возможных результатов и приведение их в соответствие с потребностями, целями и социальными ориентациями, имеющими для человека «большой личный вес». Помимо этого, необходимо вообразить ту предметную ситуацию, в которой должно осуществляться нужное поведение. Увязывание всех этих моментов друг с другом, превращение их в «консистентное» целостное психическое состояние обусловливает формирование установки волевого поведения. Узнадзе считает, что в это время у личности возникает переживание интенсивной внутренней активности (Надирашвили Ш. А., 1987).

Узнадзе отмечает такую особенность психического развития человека, которую он характеризует как «способность объективации». Она заключается в следующем: когда человек сталкивается в процессе своей активности с каким-нибудь затруднением, то он, вместо того, чтобы продолжить эту активность в том же направлении, останавливается на некоторое время, прекращает ее, с тем чтобы получить возможность сосредоточиться на анализе этого затруднения. При этом он выделяет обстоятельства этого затруднения из цепи непрерывно меняющихся условий своей активности, задерживает каждое из этих обстоятельств перед умственным взором, чтобы иметь возможность их повторного переживания, объективирует их, чтобы, наблюдая за ними, решить, наконец, вопрос о характере дальнейшего продолжения активности. Непосредственным результатом этих актов является возможность идентификации их: когда мы объективируем что-нибудь, то этим мы получаем возможность сознавать, что оно остается равным себе за время объективации, что оно остается самим собой. Узнадзе считает, что на базе объективированной действительности и развивающейся речи развертывается далее и наше мышление. Это оно представляет собой могучее орудие для разрешения возникающих перед человеком затруднений, оно решает вопрос, что нужно сделать для того, чтобы успешно продолжать далее временно приостановленную деятельность. На базе объективации существенно усложняется и запас фиксированных у человека установок, что в свою очередь приводит к более сложному поведению человека в каждый конкретный момент времени (Узнадзе Д. Н., 2001, с. 89).

Совершенно уникальна философско-психологическая концепция С. Л. Рубинштейна. Многогранность и глубина его личности, целостность учения поражает современного исследователя. Начиная с молодых лет, и на протяжении всей жизни мы видим последовательное укрепление им собственных позиций. Сразу же по окончании университета в Марбурге он защитил докторскую диссертацию, посвященную проблеме метода. В ней Рубинштейн предпринял анализ основных методологических принципов философии начала века – гусерлианства, неокантианства, неогегельянства, и поставил центральный вопрос синтеза естественнонаучного и гуманитарного знания с собственно философской задачей выявления структуры бытия и места в нем субъекта. Важно отметить, что Рубинштейн ставит проблему метода не только в собственно традиционном историко-философском плане, но и как проблему методологии наук.

На почве психологии в 1922 г. в работе «Принцип творческой самодеятельности» С. Л. Рубинштейн сформулировал методологический принцип – единства сознания и деятельности. Обращение к психологии было не только вынужденным, но и внутренне обоснованным: он предполагал найти доказательства этого единства в конкретной науке, которую он, знавший множество наук (начиная от истории, социологии, включая такие области философского знания как этика, эстетика, кончая естествознанием, физикой и математикой), выбрал как ключевую для данного доказательства. Эта проблема была имманентной и для методологии психологии, поскольку невозможность именно ее решения – найти связь сознания и деятельности – составила сущность кризиса мировой психологии начала века. Рубинштейн сумел показать их внутреннее единство, осуществляющееся через субъекта. Таковым в психологии является личность.

В названной работе он пишет: «Субъект в своих деяниях, в актах творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому, тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определить и формировать его самого» (Рубинштейн С. Л., 1986, с. 106). «В творчестве созидается и сам творец. Есть только один путь – если есть путь – для созидания большой личности: большая работа над большим творением. Личность тем значительнее, чем больше сфера ее действия, тот мир, в котором она живет» (там же). То, что деяния исходят из субъекта, что он проявляется в своих деяниях – эту мысль можно найти еще у Канта. Но у Канта нет указания на обратное воздействие деяния на субъекта. Впервые это положение мы встречаем в психологической теории С. Л. Рубинштейна.

Глобальные задачи, которые решал Рубинштейн, поставили его на особое место в психологической науке 1930-х гг.: он разрабатывал методологию психологии как фундамент построения науки нового типа, системы психологической науки, которые включили бы все переосмысленные достижения зарубежной психологии и, одновременно, опиралась бы на отечественные эмпирические исследования. Он также решал задачи раскрытия и преодоления кризиса психологической науки.

В целом, в многочисленных работах Рубинштейн развивал свою философско-психологическую теорию деятельности, благодаря которой мы видим психологию как советскую науку, как новый этап в развитии психологии вообще.

Он ставил вопрос о недопустимости редукционизма (сам термин он не употребляет) – как сведения физиологических процессов к химическим и физическим, так и психических – к физиологическим (Леонтьев А. А., 2001, с. 169 ).

Также С. Л. Рубинштейн формулировал философский принцип детерминизма (внешние причины действуют только через внутренние условия). Эта формула Рубинштейна о преломлении внешнего через внутреннее вошла в самые основы психологии в очень короткий период. Он разрабатывал понятие внутреннего не только применительно к психическим явлениям, но определил принцип детерминизма как принцип качественно усложняющихся зависимостей внешнего и внутреннего на разных уровнях бытия. Формула Рубинштейна открывала доступ к объективным исследованиям сознания и личности.

Еще важнейшее положение касается предмета психологии. Здесь перечисляются: переживание, поведение, интенциальность (в современной терминологии – интенциональность), как связь с объектом, связь с субстратом – психофизиологическая проблема и связь с социальным субстратом. Он подчеркивал, что весь этап развития психологии внутри философского знания характеризуется отсутствием собственной методологии, способности собственными категориями выделить и обосновать такое выделение своего предмета исследования. Момент формирования логически, теоретически и философски обоснованного способа выделения своего предмета исследования означает начало качественно нового этапа развития науки – обоснованного методологически (Альбуханова-Славская К. А., 1989).

Сущность деятельностного или субъектно-деятельностного подхода С.Л. Рубинштейном определена следующим образом: субъект в своих деяниях, в актах творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них создается и определяется. Поэтому, тем, что он делает, можно определить то, что он есть; направлением его деятельности можно определить и формирование его самого (Рубинштейн С. Л., 2012).

Деятельность и сознание у Рубинштейна не два в разные стороны обращенные аспекта. Они образуют органическое целое – не тождество, но единство. Фундаментальная характеристика человеческого способа существования в мире – наличие сознания и деятельность. Сознание человека предполагает, что человек отделяет себя от окружающего (природы, мира) и связывает, соотносит себя с ним.

Рубинштейн написал фундаментальные монографии: «Основы общей психологии» (1940, 1946), «Философские корни психологии» (1947), «Бытие и сознание» (1957) и «О мышлении и путях его исследования» (1958) и «Принципы и пути развития психологии» (1959). Он обращался к философской проблеме человека и ее отстаивании, как центральной проблеме человеческой жизни и перспективе развития гуманитарных наук. Его монументальный труд «Человек и мир» оставляет неизгладимое впечатление для последующих поколений психологов.

В «Бытии» Рубинштейн развертывает собственно психологический анализ проблемы личности, оговариваясь в самом начале, что ему ближе понятие человека. Эта оговорка имеет двоякий смысл. Первый подразумевает, что определяющим личность он считает ее этические, человеческие качества, которые, строго говоря, в отечественной психологии (за исключением А. С. Макаренко) остались, как упоминания о её нравственном облике и задачах воспитания. Второй заключается в том, что в «Бытии и сознании» он придерживается уровня психологического анализа личности, тогда как в «Человеке и мире» переходит на уровень философского анализа человека (Рубинштейн С. Л., 2012 а).

В «Человеке и мире» Рубинштейн, не отказываясь от идеи развития личности в деятельности, утверждает, что это становление – по большому счету – не может быть ограничено способом деятельности, даже творческим. «Не только в деятельности – основа возможности стать субъектом. Она в способности отнестись к другому как субъекту, которая требует решения сложных, с социальным контекстом и степени его жесткости, этических проблем. Эта и проблема верности и жертвенности и изменившихся обстоятельствах жизни, проблема преодоления встречного негативного к себе отношения, и проблема любви» (Рубинштейн С. Л., 2012 а, с. 25). Множественность и трудность этих проблем определяется тем, что Рубинштейн рассматривает личность как субъект жизненного пути. Эта тема сопровождала его всю его жизнь. Это была Тема его жизни и его творчества (Там же).

Величие человека, его активность проявляется не только в деянии, но и в созерцании, в умении постичь и правильно отнестись ко Вселенной, к миру, к бытию. Созерцательность не должна быть понята как синоним пассивности, страдательности, бездейственности человека. она есть другой способ отношения человека к миру, способ чувственно-эстетического отношения, познавательного, созерцательного отношения к миру составляет важнейшую характеристику человека. необходимо, чтобы человек и ощущал и осознавал себя как эту часть природы. Деятельное отношение преобразует сущность, изменяет её по законам человеческой практики, созерцательное отношение направлено на выявление, раскрытие, обнаружение сущности самого субъекта (Рубинштейн С. Л., 2012).

Идеи С. Л. Рубинштейна не остались в прошлом психологической науки, они составляют ее настоящее и будущее и востребованность их будет расти. Связано это с тем, что на современном этапе развития психологии, в период становления ее постнеклассической наукой, фигура Рубинштейна помогает отрефлексировать задачи психологии, очертить ее контуры.

М. А. Щукина считает, та модель психологии, которая предлагается как перспективная, то есть постнеклассическая, уже во многом была разработана и заложена Рубинштейном. И сейчас, чтобы не разрабатывать психологию «с нуля», имеет смысл обратиться к наследию Рубинштейна. Парадоксальным образом оказывается, что когда мы анализируем структуру нарождающейся постнеклассической психологии, обнаруживаем, что она во многом совпадает с той психологией, которую предлагает С. Л. Рубинштейн.

Начиная с молодых лет, и на протяжении всей жизни мы, действительно, видим последовательное укрепление им собственных позиций.Такая внутриличностная целостность, которая была у Рубинштейна, проявлялась и в его трудах. Эта поразительная целостность жизненного пути должна быть отрефлексирована психологами последующих поколений.

Также ориентиром для постнеклассической психологии может послужить установка Рубинштейна на открытость и сотрудничество. Есть несколько уровней открытости, которые были у Рубинштейна. Прежде всего, это открытость международная. Как это было ни трудно, он пытался поддерживать связь с зарубежными коллегами, всячески пытался сохранить эту связь. Второй уровень открытости: открытость психологии в другие сферы познания. Для Рубинштейна психология была место встречи специалистов разных дисциплин. Он приглашал на свои заседания специалистов самых разных дисциплин, из разных областей знаний и это становилось благодатной почвой для междисциплинарного мышления, что так приветствуется в постнеклассической психологии. Этот же путь всячески пропагандировал С. Л. Рубинштейн. Третий уровень открытости – открытость историческая. В его работах его концепция никогда не представлялась, как вырванная из контекста психологии. Она всегда очень аргументировано встраивалась в исторический контекст науки психологии. С. Л. Рубинштейн всегда строит свою позицию в дискуссии с разными направлениями в психологии. При этом его концепция – это не пример плюрализма и всед