Методологические (объяснительные) принципы психологии

Принцип (от лат. – «начало, основа») – это основное исходное положение какой-либо теории, учения, системы или система правил, которыми руководствуются ученые в своей деятельности. Принципы вырабатываются в длительном процессе научного познания и освоения человеком объективной действительности, включая и психику во всем многообразии ее проявлений. В работах С. Л. Рубинштейна, Б. М. Теплова, Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева, В. Н. Мясищева, К. А. Альбухановой-Славской, Б. Ф. Ломова, Е. В. Шороховой, А. В. Брушлинского, В. Н. Мясищева, Л. И. Анциферовой, К. К. Платонова и др. были описаны множественные методологические принципы психологии: принцип объективности, принцип развития и самодвижения психики, принцип системности, структурности, многоуровневости и иерархичности психики, принцип самоорганизации живых систем и организмов, принцип единства личности, сознания и деятельности и т. д.

В монографии «Теоретическая психология» А. В. Петровский и М. Г. Ярошевский в качестве основных общенаучных, объяснительных принципов указывают: принцип детерминизма, принцип системности и принцип развития. Все другие принципы, по их мнению, могут быть сведены к этим трем.

Принцип системности.Слово «система» (организм, строй, союз, целое, составленное из частей) возникло в Древней Греции около 2000 лет назад. Аристотель, Демокрит, Декарт, Платон и др. рассматривали сложные тела, процессы и мифы мироздания как составленные из различных систем (например, атомов, метафор). Развитие астрономии Коперника, Галилея и Ньютона позволило перейти к гелиоцентрической системе мира, к категориям типа «вещь и свойства», «целое и часть», «субстанция и атрибуты», «сходство и различие». Таким образом, в философии возникает проблема, которая формулировалась так: что является более фундаментальным, исходным и важным – целое или его части? Решение этой проблемы постепенно оформилось в виде двух альтернативных позиций: «меризм» (часть) и холизм (целое).

Меризм исходит из того, целое детерминируется частями, познание объекта есть прежде всего его расчленение на более мелкие части, которые познаются относительно автономно. А уж из знания этих частей складывается общее представление об объекте. То есть в данном случае имеем элементаристский подход, основанный на методе редукции (сведения) сложного к простому, где целое – вторично, и является лишь некоторой интегральной характеристикой суммы составляющей его частей. Редукционизм – это методологический принцип, согласно которому сложные явления могут быть полностью объяснены с помощью законов, свойсвенных явлениям более простым, игнорируя при этом появление эмерджентных свойств в системах более высоких уровней организации. Эмерджментность – (возникающий, неожиданно появляющийся) – наличие у какой-либо системы особых свойств, не присущих ее подсистемам и блокам, а также сумме свойств ее компонентов.

Холизм исходил из того, что качество целого всегда превосходит сумму качеств его частей, то есть в целом присутствует некий остаток, который существует вне качеств частей, может быть даже до них. Такой подход при всей его привлекательности также часто оказывается ошибочным, ибо приводил к «додумыванию» какого-то остатка, который выступал в качестве главной детерминанты системы. Якобы имеется некоторый специфический фактор «x», который организует всю структуру живого и этот элемент является непознаваемым. Не важно, материальный это или духовный компонент. Главная проблема была в том, что постулировалась его принципиальная непознаваемость.

Обе концепции были тесно взаимосвязаны, обращали внимание на слабости противоположной позиции, абсолютизировали собственные достоинства. Поэтому аргументы, которые выдвигали стороны этих концепций, основывались на неоспоримых фактах, а то, что выходило за эти рамки, просто игнорировалось.

Целостное осмысление этих подходов приходит только в середине XIX века, когда в нескольких отраслях наук возникают концепции, которые пытались связать в единые системы имеющиеся разнообразные знания. В философии, например, это в большей степени осуществил Г.В.Ф. Гегель; К. Маркс и М. Вебер – применительно к обществу; в естествознании – Ч. Дарвин и А. Эйнштейн. В результате такого развития системный анализ выходит на позиции методологической науки, а с конца XIX века эти исследования приняли систематический характер (А. Эспинас, Н. А. Белов, А. А. Богданов, Т. Котарбиньский, М. Петрович). В настоящее время по своему месту в иерархии уровней методологии науки системный подход выступает как связующее звено между философской методологией и методологией конкретных наук.

В начале XX века русскими учеными А. А. Богдановым и Н. И. Бухариным была разработана теория подвижного равновесия, в которой впервые сформулированы основные положения системного подхода и теории самоорганизации систем. Эти разработки отчасти были вызваны и серьезной обеспокоенностью перспективами развития цивилизации в условиях истощения природных ресурсов и нарастающего загрязнения природной среды.

В трехтомной работе «Тектология. Всеобщая организационная наука», изданной в 1913–1922 гг., А. А. Богданов заложил основы новой общенаучной концепции, которая предвосхитила многие положения современного системного подхода, кибернетики, синергетики и геоэкологии. Она выступает как естественная междисциплинарная или интегральная наука о наиболее общих законах и формах организации природных и общественных образований, как обобщенная методология науки, которая посвящена изучению закономерностей строения, преобразования, устойчивости и развития упорядоченных систем любого уровня организации материи – от атомных и молекулярных до биологических и социальных.

Концепция (принцип) «подвижного равновесия», изложенная в книге А. Богданова (БогдановА. А., 2003), рассматривает отношения как «внутри системы – между всеми ее частями», так и между «всеми внешними системами». Равновесной же или «системой равновесия» является та из них, «которая сохраняет свое данное строение в данной среде». Взаимодействие со средой осуществляется в форме «подвижного равновесия обмена веществом и энергией между неживым или живым комплексом и его средой». Поскольку среда постоянно изменяется, то система может устойчиво существовать и развиваться только тесно взаимодействуя с ней. Для характеристики этого взаимодействия А. А. Богданов вводит понятия «консервативный» и «прогрессивный» отбор («подбор») элементов. Первый связан лишь с сохранением (то есть застоем) возникающего комплекса, он недостаточен для его развития, что неминуемо ведет к деградации и неизбежному разрушению последнего. Основное внимание автор уделяет прогрессивному отбору, поскольку, с его точки зрения, «действительное сохранение форм в природе возможно только путем прогрессивного развития» (ПустильникС. Н., 1994. С. 189–198.). То есть равновесное состояние системы нужно рассматривать не как раз и навсегда заданное, а как «динамическое» или «подвижное» равновесие. Оно выступает как постоянное взаимодействие прогрессивно развивающейся системы с окружающей средой, приводящее со временем к ее неравновесности и последующей неустойчивости (кризису), очередной структурной перестройке, создающей новую устойчивость и новое состояние равновесия на более высоком витке его дальнейшего развития. Выражаясь современным языком, «подвижное равновесие» можно рассматривать как стационарное состояние открытой системы (Там же).

Касаясь социальных систем, А. А. Богданов противопоставлял марксистской философии свою концепцию равновесия, считая, что развитие общества зависит, в основном, от его взаимодействия с природой. Он писал, что «всякая организованная система, в том числе и общество, сохраняется постольку, поскольку ее затраты и потери энергии уравновешиваются усвоением энергии извне; а расти и развиваться может, естественно, лишь постольку, поскольку первые перевешиваются вторыми» (БогдановА. А., 1990, с. 260). Поэтому гармоничное развитие общества достигается не с помощью борьбы классов, а только путем поддержания равновесного состояния в системе «природа-общество». При этом достижение такого равновесия при социализме А. А. Богданов мыслит в борьбе общества с природой, в подчинении ее стихийных сил обществу, в получении действительной власти над ней и обретении реальной независимости от географических условий земной поверхности.

Дальнейшее развитие эти идеи применительно к социальным системам получили в трудах Н. И. Бухарина. В отличие от А. А. Богданова, он подчеркивал, что «человечеству нужно стремиться не к господству над природой, а, извлекая из нее энергию посредством процесса общественного производства, приспосабливаясь к окружающей природной среде, добиваться равновесия с ней» (Бухарин Н. И., 1988, с. 39–49). Как видим, что Н. И. Бухарин не отрывает законы развития общества от законов и движущих сил развития природных систем, рассматривает все реальные процессы, протекающие как в обществе, так и в обуславливающей его развитие природе, в тесном взаимодействии. И это утверждалось вопреки доминирующим тогда взглядам (которые поддерживал и А. А. Богданов) о беспредельной власти общества над природой и задолго до осознания последним своей негативной роли в формировании экологических проблем,

Фундаментальные идеи А. А. Богданова и Н. И. Бухарина о значении подвижного равновесии социальных систем с окружающей природной средой для их прогрессивного развития не были (за редким исключением) восприняты современниками, поскольку не соответствовали ни господствующему тогда стилю специализированного научного мышления, ни запросам практики. Поэтому они сразу же получили резко отрицательную оценку соратников по партии и представителей современной науки и надолго преданы забвению. Однако, в конце 60-х гг. прошлого века в обществе созрела, благоприятная для восприятия общенаучных концепций, интеллектуальная обстановка, а экологические проблемы стали серьезно обостряться, снова возродился интерес к этим идеям.
Сегодня, когда проблемы взаимодействия природы и общества приобрели первостепенное значение, нужно отдать должное А. А. Богданову и развившему и популяризировавшему его взгляды Н. И. Бухарину за их далеко опередившие свое и даже наше время идеи. Они не только не потеряли своей актуальности, выступая фактически как предтеча и теоретическая основа нынешней Концепции устойчивого развития, но и представляют важный источник информации для ее дальнейшего углубления и совершенствования (ЮшмановВ. В., 1999). К главным достижениям выдвинутой ими «теории равновесия» систем можно отнести следующее: 1. Впервые сформулированы основные положения системного подхода и теории самоорганизации систем – задолго до появления «общей теории систем» Л. фон Берталанфи и работ по синергетике; 2. Введено понятие «подвижное (динамическое, устойчивое, структурное) равновесие (сосуществование)» систем и их элементов между собой и с внешней средой, которое не только предвосхитило так популярное сегодня понятие «устойчивое (стабильное, равновесное) развитие» общества, но и включает его в качестве составной части. Оба эти термина по отношению к социальным и природно-социальным системам не только означают один и тот же сложный процесс, но и совместно полнее раскрывают его диалектически противоречивую сущность – один из них (равновесие) точнее отражает стабильность и устойчивость этого явления, другой (развитие) – его динамичность, подвижность, качественную изменчивость; 3. Раскрыта противоречивая сложность самого процесса устойчивого развития или динамического равновесия общества, представляющего собой чередование различных состояний структурной устойчивости или подвижного равновесия социальных и природно-социальных систем с неизбежными в их эволюции этапами структурного неравновесия (кризисами); 4. Установлена важная роль в формировании и развитии общества недооцениваемых и до сих пор внешних и независимых от него природных (с сегодняшних позиций – космо- и эндогеоэкологических) факторов и, в связи с этим, необходимость постоянной адаптации социумов к любым естественным изменениям природной среды как одного из главных условия сохранения равновесия в системе «природа-общество». Выявление тесных природно-общественных взаимосвязей заложило основы для изучения возникших позднее и столь актуальных нынче экологических и структурно-геоэкологических проблем 5. Открыта возможность изучения социальных и природно-социальных систем и решения возникающих в них и вне их проблем с целью достижения структурно-динамического равновесия не с узких марксистско-клас-совых, а с широких общенаучных и системных позиций (Юшманов В. В., 1993; ЮшмановВ. В., 1995).

Всестороннее изучение богатого теоретического наследия А. А. Богданова и Н.И. Бухарина, в том числе и их «теории равновесия», не сделано до сих пор. Малоизвестным и поныне остается также и тот факт, что уже в самом начале XX в. русский ученый В.И. Бехтерев независимо от А. Богданова, обосновал 23 универсальных закона и распространил их на сферы психических и социальных процессов (Бехтерев В. М., 1999), а ученик академика И. П. Павлова П. Анохин построил «теорию функциональных систем».

В 50-х гг. XX в. программа системных исследований получила новый импульс, когда Л. фон Берталанфи столкнулся с решением некоторых проблем биологии, требовавших создание общей теории систем. Людвиг фон Берталанфи австрийский биолог-теоретик, рассматривал биологические объекты как организованные динамические системы, изучал эквифинальные (т. е. как бы стремящиеся к некоторой цели) системы. Его исследования нашли применение в биологии, термодинамике, кибернетике, физической химии, а также в медицине, психиатрии и др. прикладных дисциплинах. Берталанфи часто называют первооткрывателем обобщенной системной концепции, задачами которой, по его мнению, являются разработка математического аппарата описания разных типов систем, установление изоморфизма законов в различных областях знания и поиск средств интеграции науки (Берталанфи Л., 1969). Системный подход стал широко применяться в самых различных областях знания, поскольку практически любой объект может рассматриваться как система.

Как в трудах Людвига фон Берталанфи и в сочинениях А. Богданова, У. Р. Эшби, Е. А. Седова, М. И. Сетрова так и в трудах других авторов, рассматриваются некоторые общесистемные закономерности и принципы функционирования и развития сложных систем. Перечислим некоторые из них.

«Гипотеза семиотической непрерывности». Согласно этой гипотезе, система есть образ её среды. Это следует понимать в том смысле, что система как элемент универсума отражает некоторые существенные свойства последнего. «Семиотическая» непрерывность системы и среды распространяется и за пределы структурных особенностей систем. «Изменение системы есть одновременно и изменение её окружения, причём источники изменения могут корениться как в изменениях самой системы, так и в изменениях окружения» (Виноградов В. А., 1971, с. 94). Тем самым исследование системы позволило бы вскрыть кардинальные диахронические трансформации окружения.

«Принцип обратной связи». Положение, согласно которому «устойчивость в сложных динамических формах достигается за счёт замыкания петель обратной связи: если действие между частями динамической системы имеет этот круговой характер, то мы говорим, что в ней имеется обратная связь» (Эшби У. Р., 2005, с. 82).

«Принцип обратной афферентации», сформулированный академиком Анохиным П. К., являющийся в свою очередь конкретизацией принципа обратной связи, фиксирует что регулирование осуществляется на основе непрерывной обратной информации о приспособительном результате (Анохин П. К., 1980).

«Принцип организационной непрерывности» утверждает, что любая возможная система обнаруживает бесконечные «различия» на её внутренних границах, и, как следствие, любая возможная система принципиально разомкнута относительно своего внутреннего состава, и тем самым она связана в тех или иных цепях опосредования со всем универсумом – со своей средой, со средой среды и т. д. (Богданов А. А. , 2003).

«Принцип совместимости» фиксирует, что условием взаимодействия между объектами является наличие у них относительного свойства совместимости, то есть относительной качественной и организационной однородности (Сетров М. И., 1971).

«Закон необходимого разнообразия». Весьма образная формулировка этого принципа фиксирует, что «только разнообразие может уничтожить разнообразие» (Эшби У. Р., 2005). Очевидно, что рост разнообразия элементов систем как целых может приводить как к повышению устойчивости (за счёт формирования обилия межэлементных связей и обусловливаемых ими компенсаторных эффектов), так и к её снижению (связи могут и не носить межэлементного характера в случае отсутствия совместимости или слабой механизации, например, и приводить к диверсификации.

«Закон иерархических компенсаций» фиксирует, что «действительный рост разнообразия на высшем уровне обеспечивается его эффективным ограничением на предыдущих уровнях» (Седов Е. А., 1993, 92). «Этот закон, предложенный российским кибернетиком и философом Е. Седовым, развивает и уточняет известный кибернетический закон У. Росс Эшби о необходимом разнообразии» (Цирель С., 2005, с. 20). Из данного положения следует очевидный вывод: поскольку в реальных системах (в собственном смысле этого слова) первичный материал однороден, следовательно, сложность и разнообразие воздействий регуляторов достигается лишь относительным повышением уровня его организации. Ещё А. А. Богданов неоднократно указывал, что системные центры в реальных системах оказываются более организованными, чем периферические элементы: закон Е. Седова лишь фиксирует, что уровень организации системного центра с необходимость должен быть выше по отношению к периферическим элементам. Одной из тенденций развития систем является тенденция прямого понижения уровня организации периферических элементов, приводящая к непосредственному ограничению их разнообразия: «только при условии ограничения разнообразия нижележащего уровня можно формировать разнообразные функции и структуры находящихся на более высоких уровнях» (Седов Е. А., 1993, с. 100), т. о. «рост разнообразия на нижнем уровне [иерархии] разрушает верхний уровень организации. В структурном смысле закон означает, что «отсутствие ограничений… приводит к деструктурализации системы как целого, что приводит к общей диверсификации системы в контексте объемлющей её среды» (ЦирельС., 2005, с. 20).

«Принцип моноцентризма» фиксирует, что устойчивая система «характеризуется одним центром, а если она сложная, цепная, то у неё есть один высший, общий центр. Полицентрические системы характеризуются дисфункцией процессов координации, дезорганизованностью, неустойчивостью и т. д. Подобного рода эффекты возникают при наложении одних координационных процессов (пульсов) на другие, чем обусловлена утрата целостности» (Богданов А. А. , 2003, с. 273).

«Принцип минимума» фиксирует: «устойчивость целого зависит от наименьших относительных сопротивлений всех его частей во всякий момент» (Богданов А. А. , 2003, с. 146).

«Принцип актуализации функций» фиксирует весьма нетривиальное положение. «Согласно этому принципу объект выступает как организованный лишь в том случае, если свойства его частей (элементов) проявляются как функции сохранения и развития этого объекта». Таким образом, принцип актуализации функций фиксирует, что тенденция развития систем есть тенденция к поступательной функционализации их элементов; само существование систем и обусловлено непрерывным становлением функций их элементов» (Сетров М. И., 1969, с. 159).

На сегодняшнем этапе развития научных знаний можно говорить о наступлении этапа научного, системно-междисциплинарного подхода к проблемам науки, образования, техники и технологии, построении и исследовании системно-информационной картины мира, о наступлении этапа системных парадигм, а системно-ориентированный аналитик – это профессионал высокого уровня изучающий, описывающий системы в соответствии с принципами системного подхода, анализа, т. е. изучающий проблему комплексно. Ему присущ особый склад ума, базирующийся на мультизнаниях, достаточно большом кругозоре и опыте, а также высоком уровне интуиции предвидения.

Особый интерес в психологии сегодня представляет метасистемный подход А. В. Карпова (этимологически понятие «метасистема» указывает, что некоторая сущность и принадлежит системе, и лежит вне ее) (Психология личности, 2007). Он предложил метасистемный подход методологии изучения функциональных закономерностей психики, поскольку, по его мнению, общесистемных представлений в общей теории систем недостаточно для понимания специфики психических явлений. «Психика как система – в отличие от подавляющего большинства всех иных типов, видов и классов систем – принадлежит к совершенно особой, качественно специфической их категории, которую мы обозначили как системы со «встроенным» метасистемным уровнем» (Карпов А. В., 2005, с. 11). Метасистемность невозможно рассматривать при этом как простую включенность системы в систему более высокого порядка, т. е. – в метасистему. Развитие метасистемной методологии позволяет выявить «парадокс высшего уровня системы» как специфическое двуединство, присущее организационным связям (значащим способам взаимодействия), определяющим специфики именно данной системы. В системной иерархии всегда есть высший уровень, который генерирует в себе важнейшие отличительные свойства системы. Важнейшая, решающая, доминирующая ее часть при этом все же не исчерпывает всего содержания системы. «Она осуществляет координирующие, организующие и управляющие функции по отношению к остальным частям системы» (Там же, с. 12). С другой стороны, любая система (в особенности сложная) может быть эффективно организована лишь в том случае, если ее «координирующий и управляющий» центр имеет в качестве своего объекта «не какую-либо часть системы, а всю ее, все ее содержание – в том числе, разумеется, и все уровни, включая и высший. Тем самым, складывается внутренне противоречивая ситуация, при которой высший уровень системы должен входить в ее состав, но одновременно – как бы «за» и «вне» этого состава, точнее – над «ним» (Там же).

Именно благодаря «встроенности» метасистемного уровня в саму систему создаются предпосылки для возникновения качественно новых и своеобразных механизмов, принципов структурной организации и функционирвования психики. Так, благодаря данному уровню, как уровню, одновременно и включенному в содержание системы и «вынесенному» за ее пределы, открывается принципиальная возможность для своего рода объективации системой самой себя в качестве предмета своей собственной организации и управления. Система, не нарушая рамок своей целостности и «онтологической замкнутости», в то же время, оказывается в состоянии выйти за свои собственные границы и, объективировав себя, сделать себя же предметом своих воздействий, своей активности (Карпов А. В., 2005).

Подходя к человеку как к сложной системе, открываются дополнительные возможности изучения психики. Так, при исследовании адаптивного поведения, У. Эшби показал, что «обилие связей между частями мозга несет собой как преимущества, так и невыгоды» (Эшби У. Р., 1964, с. 313). Преимущество большого числа связей в системе заключается в увеличении возможных форм поведения, в возможности регуляции поведения через внутренние связи мозга. Недостатком систем с большим числом связей является удлинение, часто в огромной степени, времени, необходимого для адаптации, в снижении эффекта накопления по мере роста связей. Адаптивность системы, способность к обучению требует не только взаимосвязи, но и независимости компонентов системы, требует, чтобы степень развития связей между отдельными функционирующими частями лежала в определенных пределах.

Адаптация организма предполагает относительную независимость отдельных частей информационной базы. При целостности информационной базы нарастает качество приспособительного эффекта, но резко увеличивается время адаптации. А если оно становится значительным, это может привести к гибели организма раньше, чем будет достигнут приспособительный результат. Объективные законы адаптации должны были привести к тому, что целостная психическая система должна была дифференцироваться на относительно независимые части. Как одним из механизмов дифференциации выступает уже сам механизм памяти, разнесенный по регистрам (кратковременная, оперативная, долговременная) и по анализаторам (Шадриков В. Д., 2009).

Принцип детерминизма.Перед философами всех времен всегда стоял важнейший онтологический вопрос, без которого нельзя было построить цельного и рационального мировоззрения: является ли бытие неким упорядоченным образованием или же мир предстает как стихийный хаос? Вопрос о том, как и чем упорядочивается мир – это вопрос о детерминации мира и психических реалий. Детерминизм – философское учение об объективной закономерной взаимосвязи и взаимообусловленности явлений материального и духовного мира. Центральным ядром детерминизма служит положение о существовании причинности, то есть такой связи явлений, в котором одно явление (причина) при вполне определенных условиях с необходимостью порождает, производит другое явление (следствие). В психологии принцип детерминизма ориентирует исследователя на поиск причин, условий и факторов, которые обусловливают возникновение и функционирование психических явлений.

Применительно к психологии в развитии принципа детерминизма выделяют несколько этапов.

Предмеханический детерминизм пронизан идеями гилозоизма или панпсихизма, как учения о всеобщей одушевленности природы. Душа мыслилась неотделимой от круговорота материальных стихий (воздуха, огня и др.), подчиненных общим для всего космоса законам. Живое мифологическое видение полноты и связанности мира во многом утрачивается в последующей рационалистической традиции. Детерминизму мифа противостоял детерминизм Демокрита, но и его материалистическая трактовка устройства Вселенной подтверждает всеобщую связь явлений: «Ничто, происходящее в мире, не возникает беспричинно, все появляется в силу необходимости. Случайность придумали люди для оправдания собственного невежества» (Гриненко Г. В., 2009. с. 84). В идеалистической позиции Платона причиной всего сущего была идея как смысловая модель вещи. Аристотель, опираясь на идеи Платона и Демокрита, разделил причины, описывающие мир природных тел и жизнь живых существ. Бытие живого организма, с его точки зрения, определяется действием некой «конечной» или «целевой» причиной, действия которой целесообразны. Целевой детерминизм Аристотеля активно применяется в психологии, в частности в индивидуальной психологии А. Адлера.

В Новое время с XII до середины XIX века произошло удвоение в понимании причинности. С одной стороны, механический детерминизм, который был перенесён в философию и психологию из естествознания как принцип расчленения сложных явлений. Не смотря на то, что он породил односторонность и ограниченность рассмотрения механизмов психики, моделей сознания и поведения, на основе его были сформулированы основные теоретико-методологические принципы, на базе его происходило формирование экспериментальной психологии во второй половине XIX века.

С другой стороны, – биологический детерминизм, который исходит из идеи, что жизни присуща целесообразность, неистребимая устремленность отдельных целостных организмов к самосохранению и выживанию вопреки разрушающим воздействиям окружающей среды. С этими идеями было связаны радикальные изменения в понимании детерминизма в Новое время. Вероятностный детерминизм означал не жесткую однозначную зависимость следствия от причины, а вероятностную детерминацию. Ч. Дарвин объяснял присущую жизни целесообразность изменчивостью, наследственностью, отбором и сохранением форм, эволюционно оказавшихся приспособленными к условиям существования. К. Бернар – особым устройством органических тел, позволяющим заблаговременно включить механизмы, способные удержать основные биологические процессы на стабильном уровне. Эти идеи открывали простор для широкого применения статистических методов в области психологических исследований, кроме того, именно эти идеи наиболее близко подводят исследователей к понятию индетерминизма, как философского учения, базирующегося на отрицании какой-то одной характеристики детерминизма, или в котором считается, что данный принцип не имеет объективного характера. И хотя последовательных индетерминистов истории философии было немного и нигде индетерминизм не приобретает в науке жесткого характера, понимание этого принципа привел исследователей к мысли о диалектическом расширении принципа детерминизма и окончательном научном преодолении Лапласовского детерминизма.

Лапласовский детерминизм, названный по имени французского математика, – это детерминизм демокритовского типа, но подтвержденный реальной практикой XVII – XVIII столетия. Основные черты лапласовского детерминизма: введение всего многообразия связей бытия к причинно-следственным связям; к пониманию свободы как познанной необходимости. Он считал, что мы все абсолютно жестко преддетерминированы в своем поведении. Однако этот принцип оказался неприемлемым для нашего нравственного и творческого сознания.

Последовательными индетерминистами можно считать А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Н. Гартмана. Современный постмодернистское умонастроение Фейерабенда также можно квалифицировать как индетерминистское. Своеобразный вариант индетерминизма развивает Н. О. Лосский. Для него в мире нет никакой объективной внешней детерминации – это все иллюзии познающей науки, а есть только свободные акты выбора многочисленными монадами траектории своей личной эволюции (Лосский Н., 1991). Яркими сторонниками индетерминизма были также Ж. Сартр и К. Ясперс. Таким образом, представление о вероятности события и случае стали основанием для преобразования понятия о детерминации в науке.

В XIX столетии в психологии укореняется психический детерминизм, в котором утверждается, что действия человека все же причинно обусловлены, но причины их гораздо труднее раскрыть, чем в физическом мире. Вопрос о психической детерминации поведения человека был подготовлен позицией В. Вундта, функционалистами и др. представителями первых психологических школ в период становления психологии как самостоятельной науки.

Благодаря работам Б. Ф. Ломова, К. Левина, также укрепляется мнение, что поведение человека не объясняется линейным пониманием детерминированности, что в этой сфере не может быть никаких законов. В концепции свободы воли французского интуитивиста А. Бергсона детерминированность поступка при свободе выбора была связана со всем предшествующим личностным развитием человека. Таким образом, человек, будучи свободным от законов внешнего мира, не может оказаться свободным от самого себя – его действия внутренне детерминированы всей линией его жизни.

Ассоциативное направление XIX века в психологии представило, по сути, первую концепцию психологической причинности. Ассоциация стала рассматриваться в качестве основного причинного основания психического бытия, а механизм ассоциации – как имманентный принцип бытия. То есть были оставлены в стороне сложные рассуждения к пониманию причинности в естествознании, где появляется принцип дополнительности, принцип сетевой организации знаний и т. д., которые обозначили переход к неклассическому периоду развития науки. Для психологии этот период наступит несколько позже.

Социальный детерминизм в психологии был укоренен в психологии преимущественно работами Л. С. Выготского. Этот вид детерминизма исходит из идеи детерминации психического развития в зависимости от социальных условий и факторов. В качестве макросоциальных психических детерминант рассматривается развитие психики и сознания в процессе игровой или трудовой деятельности, в процессе освоения ребенком культурного наследия. В качестве же микросоциальных детерминант выступают его ближайшее социальное окружение (Константинов В. В., 2010).

На основе идей марксизма в российской психологии возникло направление, базовой категорией которого явилась «деятельность». Благодаря работам М. Я. Басова, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева др. в отечественной психологии разработан «деятельностный подход» – об определяющей роли деятельности в развитии и формировании психики и сознания личности. В этом направлении марксистское объяснение детерминации психики было воспринято и развито Л. С. Выготским. В своей культурно-исторической концепции он «сомкнул макросоциальный уровень ее детерминации с микросоциальным» (Константинов В. В., 2010, с. 104).

К микросоциальному уровню детерминации, уровню межличностных отношений обращались многие психологические школы. Например, З. Фрейд искал источник психических травм в общении ребенка с родителями, представитель бихевиоризма Б. Скиннер объяснял вербальное поведение подкреплением речевых реакций со стороны собеседника, а К. Левин в своей топологической и векторной психологии ставил «локомоции», т. е. движения, направленные на перемещение собственного тела в пространстве (походка, ходьба, бег, плавание) индивида в зависимости от «социального поля».