Бытие и образование в годы войны

В первые месяцы войны образование понесло потери: учителя-мужчины призваны в армию, школы переоборудованы в госпитали, разрушены во время боев. Значительное количество детей было эвакуировано. Несмотря на кризисную ситуацию 1 сентября 1941 года школьники не оккупированных областей приступили к учебе и общественному труду: помогали на сельскохозяйственных работах, ухаживали за ранеными в госпиталях. 17 июня 1942 года «Пионерская правда» опубликовала условия Всесоюзного социалистического соревнования среди средних школ в колхозах.

Педагоги и комсомольские работники считали, что война показала дефекты системы образования: оторванность теории от практики, недооценку роли физического труда, слабую военно-физкультурную подготовку, недисциплинированность учащихся[325]. После коренного перелома в ходе войны начались реформы. С 1 сентября 1943 года было введено раздельное обучение мальчиков и девочек[326], а с 1 сентября 1944 года началось обучение детей с 7-летнего возраста, на год раньше. Была восстановлена дореволюционная практика вручения золотых и серебряных медалей отличникам учебы. Местные власти развивали вечернее обучение работающих подростков. В Свердловской области семилетнее вечернее образование получало 8 тысяч подростков, а нуждалось 25 тысяч. Облисполком и Наркомпрос просили СНК РСФСР выделить деньги на их обучение[327].

Раздельное обучение стало спорным и, как выявила практика, неэффективным мероприятием правительства. В основе реформы лежал бюрократический идеал ребенка и ханжество высших руководителей: представление о том, что разделенные юноши и девушки будут меньше думать о половых проблемах и больше об учебе и военной подготовке. Начальники не чувствовали иронии в вопросе: почему после резкого сокращения общения детей разного пола учителям стало легче готовить их к реальной жизни?

По мере освобождения территории предпринимались меры по восстановлению объектов образования и культуры. С февраля по май 1943 года в 53 районах заработали 2032 начальные, 331 неполная средняя и 51 средние школы с контингентом 240 тыс. учеников. После освобождения Курска заработали детские столовые на 800 человек, областная, четыре районные, одна детская библиотеки и краеведческий музей. Беспризорных детей размещали в детские дома и отдавали под патронат. Школы испытывали недостаток учителей, практически не было учебников и тетрадей[328].

У руководителей образования и педагогов появилась возможность еще раз взглянуть на ценности отечественного образования, выработать тактику его совершенствования. Решению этой задачи были посвящены заседания педагогического Совета при ЦК ВЛКСМ от 20 сентября 1943 года, который обсуждал правила поведения учащихся, и Ученого Совета при ЦК ВЛКСМ от 28 декабря с повесткой дня «Проблема гуманизма в системе советской педагогики»[329].

Основой всей школьной жизни должна была стать дисциплина. В середине 1943 года правительство СССР утвердило правила поведения учащихся, которые обсуждались еще на Х Пленуме ЦК ВЛКСМ. «Утвержденные правительством правила поведения являются целой системой воспитания, — утверждал на педагогическом совете учитель Солохин. — Здесь, в самом деле, мы видим и обязанности ученика по отношению к своей учебной жизни, и правила поведения учащихся и на уроке, и вне урока — на перемене, на улице, в общественном месте, и отношение учащегося к учителю, к родителям, вообще к взрослым, такие тонкости этих отношений, как отношение к старикам, к маленьким детям, к товарищам. Здесь и санитарно-гигиенические обязанности учащегося и даже обязанности по отношению к внешнему миру»[330]. Главная роль во внедрении правил, по мнению участников, принадлежала учителю и школе, но для всеобъемлющего решения проблемы нужен был «единый фронт воспитания детей не только для всех работников народного образования, но и для всего населения страны». Участники совещания отметили ограниченные возможности учителей: низкую заработную плату, отсутствие кружковой работы во многих школах. «О кинотеатрах и говорить не приходится, — констатировал один из докладчиков, — на сегодняшний день просто коммерческие предприятия, до которых интересы воспитания пока не дошли»[331]. Совет предлагал стандартный набор мер: воспитание при помощи материала урока, объединение усилий профсоюзной, партийной и комсомольской организации, использование искусства, налаживание системы внешкольной работы, изучение опыта лучших учителей. Просчета материальных, кадровых, финансовых, организационных возможностей и последствий всех этих мер сделано не было. В этих условиях многие учителя восприняли введение правил как возможность усиления «муштры».

Абстрактный разговор о принципах советского педагогического гуманизма состоялся и на Ученом совете. Профессор Г. Е. Жирковский исходил из положения марксизма о «зависимости человеческой психики от общественных условий». Советские люди изменяют общественные условия, утверждал докладчик, перед любым человеком появляется возможность развития, из чего «вытекает наш педагогический оптимизм»[332]. По его мнению, задачей педагогов в новых условиях является «борьба за создание коммунистического общества через сущность социалистического отечества на основе примирения интересов личности и коллектива, в условиях всестороннего развития последнего, прежде всего, в интересах гармонического развития общества»[333]. Наукообразный постулат утверждал примат интересов государства над интересами личности — в духе мелкобуржуазного коммунизма — и был следствием решений XVIII съезда партии о необходимости завершения строительства социализма и постепенного перехода к коммунизму. Из него следовал вывод о благотворном характере воздействия на личность ребенка любых государственных реформ. Педагогические идеи участников совета были близки к кантианству с его абстрактным гуманизмом, игнорированием общественных условий, в которых развивается личность. Вольно или невольно ораторы были вынуждены обращать внимание слушателей на негативные моменты бытия, мешающие процессу воспитания, но проблема состояла в восприятии и оценке подобных сообщений. Например, членов Ученого совета не заинтересовала информация учителя Куридина об ухудшении дисциплины в мужских школах — «много сейчас копий ломается, ищут причины»[334] — уже через четыре месяца после разделения учащихся по полу. С точки зрения академика Б.М. Завадовского, советские люди живут в противоречивой обстановке: с одной стороны, они совершают или наблюдают подвиги «бойцов истинного гуманизма и советского патриотизма в лице множества героев Отечественной войны», с другой, видят «эгоистическое чувство людей, порождаемое бытовым неустройством, далеко не коллективистского порядка». Ситуация требовала «коренного перелома, переделки людей с малых лет». Завадовский уповал на умелое воздействие не только на чувства, но и на интеллект детей и подростков, предлагал шире использовать «литературное искусство»: «Мы его используем недостаточно, а если используем, то в порядке сентиментального сюсюканья»[335]. Профессор А.Н. Волковский назвал еще и «хорошо налаженную жизнь товарищества в классе», идейную убежденность и общественную работу. Однако он констатировал, что «качества гуманиста-бойца, патриота, общественника», которые нужно воспитывать у школьников, не формируются у студентов педагогических институтов[336].

Начетничество педагогической профессуры было закономерным следствием функционирования государства, которое создало у масс ложное представление о действительности и установку на игнорирование информации о негативных тенденциях. Это, в свою очередь, приводило к выбору неадекватных средств воспитания. Важнейшим среди них вновь оказалась детская литература: вопрос о ее роли поднимался на всех совещаниях.