Власть, государство и этничность

Каков недавний исторический и современный контекст правового, в том числе и законодательного, регулирования вопросов этнического разнообразия и межэтнических отношений в странах со сложным составом населения, какими являются Россия и другие государства бывшего СССР? Сразу же следует сказать, что по данной проблеме в отечественной науке и политике идут острые, но мало продуктивные дебаты, хотя в реальной законодательной деятельности и правоприменительной практике последних лет, наряду со множеством упущенных возможностей и совершенных ошибок, есть некоторые достижения.

К числу достижений, безусловно, можно отнести ряд принятых федеральных законов и других правовых актов, прежде всего, утвержденную Президентом РФ "Концепцию государственной национальной политики в Российской Федерации" (1996 г.), законы "О национально-культурной автономии" (1996 г.) и "О поддержке и развитии коренных малочисленных народов Российской Федерации" (1999 г.). Россия присоединилась к ряду международно-правовых актов в данной области, прежде всего к рамочной конвенции Совета Европы "О правах национальных меньшинств". Важную роль в продвижении по пути внедрения демократического законодательства в области регулирования межэтнических отношений сыграла Государственная дума предпоследнего созыва (1995–1999 гг.).

В настоящее время в стране существует мощная тенденция пересмотра основ государственного федеративного устройства, которое ныне включает в себя асимметрию в виде существования этнотерриториальных автономий (республики, автономные область и округа) наряду с "обычными" областями и краями. Только сложностью проблем, ослабленностью государства в период глубоких общественных трансформаций, недостатком компетенции, ответственности и воли со стороны политиков возможно объяснить огромный разброс мнений и действий, которые включают и откровенно антигосударственные, недопустимые в зрелых обществах заявления. Конечно, масштаб конфликтов, особенно исход первой войны в Чечне – оформление и полупризнание региона вооруженного сепаратизма, полностью не контролируемого центральным правительством, – представляли собою огромное потрясение для общества и тяжкое бремя для современных российских политиков, большинство из которых искренне желают благополучия стране и своим избирателям.

Кое-кому может казаться, что есть более простые решения – "отпустить" Чечню или весь Северный Кавказ, сделать из республик губернии, самоопределиться русскому народу в отдельную республику или дать всем "свою" государственность и прочее. Еще более отчаянные головы высказываются в пользу использования тотальной силы и "наведения порядка в стране" с ее помощью. Число диагнозов и рецептов в официальном языке и в общественно-политической литературе достигло столь критического значения, что порою кажется: из этого языкового хаоса и строящейся на нем политики выбраться уже невозможно. Иных охватывает ощущение безысходности: как все идет – пусть идет, рано или поздно образуется, а вмешательство бесполезно.

Мы не разделяем эту фаталистическую позицию и полагаем, что ход событий и даже общая эволюция, в том числе и государства, – это результат повседневных и целенаправленных усилий. Чем более они осознанны и компетентны, тем эффективнее результат. Ничто не запрограммировано самой историей. История, прежде всего, используется как современный политический и идеологический ресурс. Конечно, есть определенные ограничители, в том числе и в состоянии умов. Хорошо выученные и долго насаждаемые взгляды и представления просто так не меняются. Должная компетенция политиков и экспертного сообщества обретается не сразу. Жизнь показала, что научиться создать банк или успешную коммерческую фирму легче, чем написать текст закона или президентского указа, который не повторял бы ментальные конструкции партийных резолюций советского времени и успешно работал в новых исторических условиях.

Все это означает, что необходимо время для обучения или переобучения как рядовых граждан, так и элиты тому, что есть государство их проживания, на какой основе оно строится, кому принадлежит и даже какие имеет пространственные параметры. Для такого обучения совсем не обязательно прибегать к скорым и к радикальным решениям, особенно если они касаются переустройства, а тем более упразднения или дезинтеграции государств. Государства – это наиболее устойчивые и длительно существующие формы социальной коалиции людей. Они хотя и не создаются богом и не существуют вечно, но каждое отдельное поколение имеет ограниченное право распоряжаться этим достоянием.

Распад СССР был столь радикальной переменой порядка вещей, требующей длительной терапии, что новый круг дезинтеграции за счет территорий России, Грузии, Азербайджана или Украины уже ничего не даст. Ибо для благополучной социальной жизни людей нужно не менять границы государственных образований, а улучшать само правление. Другими словами, после образования Российской Федерации в 1991 г. проблема не столько в том, что все нужно строить заново или перестраивать, а в том, чтобы адекватно понимать природу и даже "внешний вид" современного российского государства и определить основные составляющие его эффективного управления. Здесь фактически нет мелочей, даже включая бытовой язык, формирующий устойчивые образы.

Приведу лишь один из многих примеров того, насколько важно утверждение в ментальности граждан адекватного географического образа страны. Получилось так, что многие молодые россияне лучше знают географию США, Кипра или Испании, чем родной страны, и даже для некоторых профессиональных манипуляторов общественным мнением (журналисты, писатели, ученые-публицисты) Россия – это тоже не более чем вид с Останкинской башни (вариант: Россия – это прежде всего Москва, Крым и Севастополь). Едва ли кто из них допустит выражение "США и Аляска" или "политика США в Калифорнии". В то же самое время клише типа "Россия и Северный Кавказ", "Россия и Дагестан", "Россия и Татарстан" стали столь общеупотребимыми, что даже официальный документ об основных направлениях федеральной политики в отношении северокавказского региона получил название "Концепция государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе". "Ввод российской армии на территорию Дагестана" вообще был одним из обычных речевых оборотов при освещении кризиса в августе-сентябре 1999 г. в этой части России. Конечно, не все так наивны и малограмотны. Когда ведущие программ НТВ в новостном потоке определяли Чечню как "юг бывшего СССР", а в редакции газеты "Московские новости" занимающиеся Чечней сотрудники входят в отдел зарубежной журналистики, то это уже позиция, а не слабая просвещенность.

С Россией произошла крайне интересная коллизия. Историческое государство, имеется в виду СССР, было упразднено по воле и согласию современного поколения политиков, представленных прежде всего лидерами бывших союзных республик. Именно факт верхушечного согласия был признан основным легитимным фактором для упразднения СССР и для внешнего признания этого акта. Риторика национального самоопределения, а тем более распада некой "последней империи", была лишь дополнительным эмоциональным аргументом, а не международно-правовой основой крупнейшего исторического действия. Эта риторика представляет собою постфактическую рационализацию, которая теперь все больше закрепляется в исторических трудах и в массовом сознании как доминирующая версия.

Опыт постсоветского