Концепция четырех уровней смысла Священного Писания

Блаженный Августин (354-430) считал, что Писание содержит четыре смысла - исторический (то есть сообразный буквальному пониманию библейского рассказа о реальных событиях), этиологический (или моральный, когда разъясняются нравственные причины и основания сказанного или описанного в Библии), аналогический (когда выявляются соответствия между Ветхим и Новым Заветом, то есть типологии) и аллегорический (когда сказанное в Библии понимается «фигурально», в образном смысле). Встречался терминологический вариант этой схемы: на основании буквального смысла совершается тропологическое толкование (имеющее целью нравоучение), аллегорическое толкование (выяснение вероучительного содержания текста), а затем анагогическое толкование (созерцание будущих и наиболее возвышенных вещей в грядущем Царстве).

Концепция «четырех смыслов» Писания стала господствующим взглядом в эпоху Средневековья. По сути, она явилась дальнейшей разработкой учения Оригена о множественности смыслов Писания.

Историко-критический метод исследования

Начать краткую характеристику историко-критического метода (далее ИКМ) уместно с высказывания современного представителя немецкой библейской школы Кристофа Гестриха, который «изнутри» представляет проблематику: «Историческая критика не является богословским методом, но исключительно научным, и в таком качестве может поступить на служ­бу богословию и Церкви. Посредством свойственной ей точности она может также оказаться полезной и для принципа sola scriptura. Однако необходимо четко осознавать: она не ведет к вере. Напротив, она отнимает у веры ложные, случайно полюбившиеся ей основания, те основания, которые в действительности вере не подобают».

Таким образом, историко-критический метод - это поиск такого понимания текста Писания, которое вытекает из контекста исторических обстоятельств его возникновения с учетом литературных выразительных средств, к которым прибегали его авторы.

Надо иметь в виду, что в современной библеистике термин ИКМ понимается по-разному. Одно время под ИКМ понималась вся совокупность «научных» подходов, выработанных в библеистике за последние сто с лишним лет:

- текстуальная критика (текстология),

- историческая критика,

- критика источников (литературная критика),

- критика форм,

- критика редакций,

- каноническая критика,

- структурализм,

- нарративная критика и др.

Из них историческая критика является базовым (хотя и оспариваемым) подходом в современной библейской науке и иногда именуется собственно историко-критическим методом. Под этим понимается поиск того, что библейский автор пытался донести до читателей, так называемого буквального смысла.

Толкователи древности не считали необходимым учитывать исторический контекст изучаемых текстов. Теперь появилось представление о границах любого библейского исследования, которые, во-первых, определяются историческим контекстом, во-вторых, критическим, то есть отвлеченным и аналитическим рассуждением над содержанием этих писаний. Отсюда произошло и название метода — историко-критический[6].

Необходимо, также, иметь в виду, что благодатная глубина содержания богодухновенного текста не поддается исследованию с применением только лишь обычной научной методологии. Ибо, по мнению блаженного Августина (V в.), истинное библейское толкование должно рождать в человеке любовь к Богу и к ближнему, а эта цель лежит за пределами любой рациональной процедуры. Многие скептически оценивают то, как развивалась современная библейская наука, — в частности, ее превращение в сугубо академическую дисциплину, оторванную от опыта молитвенной жизни Церкви.

Однако игнорировать плоды критической науки невозможно. Действительно, непонимание текста естественно возникает как результат временной, культурно-исторической и языковой дистанции между автором текста, написанного в другое время и в другом месте, и его современным интерпретатором. По-видимому, тот же Августин впервые определил роль гуманитарных наук для библеистики - они должны помогать в изучении Священного Писания. По существу, эта герменевтическая предпосылка лежит в основании постулата современной науки, что любое древнее словесное произведение для адекватного восприятия требует максимально полного знакомства с историко-культурным контекстом соответствующей эпохи[7].

Научная терминология

Термин «Новый Завет»

Выражение «Новый Завет» (греч. – ἡ καινὴ διαϑήκη) теперь ассоциируется с корпусом христианских текстов, но такое понимание возникло не сразу. Первоначально библейское понятие «Завет» относилось к особым отношениям Бога с людьми. При этом надо иметь в виду, славяно-русский религиозный термин «завет» представляет собой точный перевод греческого слова διαϑήκη, которое в светском греческом языке относится к определенному типу юридического соглашения, связанного с посмертной волей человека (отсюда «завет» и «завещание» — слова одного корня).

В свою очередь διαϑήκη в библейских переводах с иврита на греческий устойчиво соответствует слову berit, которое только в редких случаях может означать «завещание», а основное его значение имеет другой смысловой центр. Berit прежде всего означает «согласие, договор, союз», то есть согласное проявление воли сторон относительно единой цели^[8].

В Библии говорится о «завете», когда Бог обещает Ною, Аврааму, Исааку, Иакову, Давиду особую помощь и благословение. Но особое значение традиция придавала тому Завету, который Бог заключил с Моисеем и народом через принесение жертв и окропление кровью (Исх. 19: 5; 24: 3-8).

За 700 лет до Р. Х. пророк Исайя писал об обращении Господа к Своему отроку, который будет «поставлен в завет для народа» (Ис. 42: 6).

А когда Иудейское царство рушилось под натиском захватчиков, пророк Иеремия изрек слова:

«Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской ... Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: «познайте Господа», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более» (Иер. 31: 31—34; ср. 34: 25).

Из текста следует, что этот завет характеризуется следующим:

— он будет последним в ряду таких союзов с Богом;

—требования Закона станут внутренним императивом сердец, и тогда, наконец, Израиль будет следовать им уже неукоснительно;

—тем самым завет назван «новым» не только потому, что это будет просто «обновлением, возобновлением» прежнего завета, но каким-то исключительным Божиим действием, которое свершится помимо обычного научения в Законе.

Такое понимание подтверждается в Послании к евреям, где целиком приводится пророчество Иеремии (Евр. 8: 8—12) и разъясняется, что новизна завета обусловлена появлением нового, иного, Первосвященника «вовек по чину Мелхиседека» (Евр. 7: 15, 21). С точки зрения автора послания принесение принципиально иной искупительной жертвы - вечной жертвы Тела и Крови Христа (Евр. 9: 11-15; 10: 10) — и является причиной превосходства, совершенства и полноты Нового Завета («А где есть прощение грехов, там не нужно приношение за них» Евр. 10: 18).

Здесь же содержится утверждение необходимости смерти Ходатая Нового Завета для исполнения обетования (Евр. 9:15-16), что и явилось причиной указанного способа перевода berit на греческий и славянский языки как «завещание, завет», в смысле выражения посмертной воли.

Тема Нового Завета вновь появляется в (Иер. 32:40; Иез. 16: 60, 62; 37: 26), но после этих текстов VI века до Р. Х. практически исчезает до появления вновь в кумранских рукописях[9].

Христиане рассудили принципиально по-иному. Они восприняли завет с Богом во Христе и как нечто абсолютно новое, и в то же время как исполнение старого. Все, что было прежде, христиане квалифицировали как «Ветхий Завет» (ср. 2 Кор. 3, 14). Под ним подразумевается и вся предыдущая часть Священной истории, и собрание Священных книг, в которых излагается эта история. По аналогии же с Ветхим Заветом по мере написания и церковного признания апостольских писаний войдет в обиход и выражение «Новы» Завет» — в значении оформленного, т. е. канонизованного свода писаний[10].

Евангелие

Слово «Евангелие» заимствовано из греческого - τό εὐαγγέλιον. В древнейших слав. письменных источниках оно употребляется в следующих значениях: «учение Иисуса Христа» (Изб. 1076. Л. 62); «книга, содержащая 4 канонических Евангелия» (Еванг. Остр. Л. 294б); «одно из канонических Евангелий» (КЕ. XII 20б); «фрагмент евангельского текста, читаемый во время богослужения».

Греч. слово εὐαγγέλιον - субстантивированное относительное прилагательное, образованное от существительного εὐάγγελος (приносящий добрую весть) и означающее «то, что относится к εὐάγγελος». Контекстные значения εὐαγγέλιον в нехрист. греч. текстах - награда вестнику, принесшему хорошее известие, и содержание такого известия. Вернувшийся на Итаку под видом странника Одиссей просит у свинопаса Евмея, не узнавшего своего господина, εὐαγγέλιον за весть о своем возвращении (Homer. Od. XIV 152, 166).

Хорошо засвидетельствовано употребление этого слова в составе фиксированных выражений εὐαγγέλια θύειν - совершать жертвоприношения по поводу получения хороших известий. Словом εὐαγγέλιον называются пророчества-оракулы. Особое значение для истории слова «евангелие» имеет его использование в текстах, относящихся к культу императора. Всякое распоряжение императора, так же как и всякое известие о важных событиях его жизни - рождении, восхождении на трон и др., могло называться «евангелием»[11].

В современном языке слово «Евангелие» имеет два значения.

Одно значение - литературное. Письменные памятники, которые описывают жизнь, смерть и Воскресение Иисуса Христа, составляют совершенно особый жанр христианской литературы, удовлетворяя критериям которого, они именуются Евангелиями.

Другое (и главное) значение - богословское или теологическое. В Новом Завете этот термин стал употребляться в особом смысле, связанном с христианской миссионерской деятельностью, то есть это не любая радостная весть, а благая весть - провозвестие радости о спасении во Христе Иисусе.

Теологическое значение в свою очередь распадается на две части:

- сама благая весть («Начало Евангелия Иисуса Христа» (Мк 1:1) — как заглавие всего последующего повествования),

- и проповедь о ней именуются в священных текстах словом «Евангелие» («Пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия» - Мк. 1: 14).

Таким образом, εὐαγγέλιον со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа - теологический смысл сплелся с литературным. Близость двух значений термина εὐαγγέλιον обнаружилась в том, что четыре канонических текста стали называться «Евангелиями от Матфея» («по Матфею»), «от Марка» («по Марку») и т.д. Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, но мы их не знаем. Во всяком случае, со II-го века засвидетельствована единая теологически значимая формула, необходимая для дифференциации большого числа письменных свидетельств о Христе: «Евангелие по», или «Евангелие от» (εὐαγγέλιον κατὰ). За нею стоит представление, согласно которому единственное Евангелие (в теологическом смысле) существует в различных изложениях, то есть здесь имеется в виду одновременно и литературное значение термина.

Итак, возникнув в языческой среде, термин «Евангелие» в христианстве получил новую жизнь. Для нас это слово остается в первую очередь великим в теологическом смысле, как обозначение вести о спасении во Иисусе Христе Господе нашем[12].