Так как же я, всё-таки, возникла?

 

У отца зазвонил радиотелефон... Он должен был срочно куда-то уходить.

 

На прощанье он сказал Анфисе:

 

«Ешь яблоко!..»

 

И быстро пошёл по направлению к гаражу...

 

Анфиса ещё какое-то время стояла, оглушённая обрушившимся на неё Знанием. Потом села на скамейку, на которой только что сидел отец, и крепко-крепко задумалась...

 

Бабушка Рая, при всём при том, что была крупной партработницей и считала себя глубоко идейной коммунисткой, всё-таки, не раз выговаривала отцу, что ребёнку нельзя так рано и так сразу говорить про такие сложные и серьёзные вещи, в которых и взрослые-то ещё как следует не разобрались и продолжают спорить между собою...

 

Но отец возражал ей:

 

«Обязательно надо говорить! Что не поймёт сейчас умом — должна почувствовать сердцем! А времени у нас мало! Мы совершенно неправильно учим и воспитываем наших детей! Мы относимся к нашим детям — как к каким-то заведомо неполноценным существам, почти ни на что не способным. А всё потому — что, по существу, мы не верим в самого Человека!

 

Если мы не верим в Человека — в его великое космическое предназначение — то мы не будем верить и в наших детей! Как наши дети поверят в себя — если мы не будем верить в них? А если мы действительно хотим верить в Человека — в его неисчерпаемые титанические силы и возможности — то мы должны верить и в наших детей, что они всё поймут, и всё смогут, и нас превзойдут тысячекратно, и ещё раз, и ещё раз тысячекратно!..»

 

Теперь Анфиса должна была как-то хорошенько обдумать открывшуюся ей тайну её возникновения. Да, и её предназначения! Это что-то невообразимо огромное — как сразу весь Коммунизм! Как Космос, где был Прометей, прежде чем его так коварно приковали. И где невидимо летает её сгоревший в небесах, ради всего человечества, Спутник. И будет всё время теперь так летать — потому что стал бессмертным!..

 

Это надо всё обдумать!..

 

Но в голове у Анфисы сейчас была — такая огромная-огромная, бурно кипящая в огромном-преогромном котле, каша!..

 

Отец всё время говорит, что самые страшные цепи — это цепи невежества. А она даже опять не может вспомнить и пересказать самой себе толком: как же она, всё-таки, возникла? Как говорит отец: сформулировать.

 

Чего-то она, всё-таки, из рассказа отца, недопоняла...

 

Что-то она действительно должна сейчас вспомнить очень важное про саму себя...

 

Или она уже была когда-то раньше?..

 

 

Надо съесть яблоко!

 

Взгляд Анфисы упал на дожидающееся её на тарелке яблоко...

 

Она так и не может понять: как отрубленная во сне голова отца вдруг стала Спутником, а Спутник... Это он родился — или она?.. И причём тут — яблоко?.. Или всё наоборот?.. Сплошные загадки кругом! И никак их не понять!..

 

И почему, вообще, она — это именно она? А не Ника, например? Или какой-нибудь негр в Африке?.. Как это, вообще, можно понять?..

 

Грустно... И понимание не приходит...

 

Вот, и её кукла Пандора тоже сидит всё такая же грустная... А Пандора должна быть гораздо умнее её. Потому что и всю войну на себе испытала, и в Будущем побывала, где уже давно коммунизм. И глупых людей там быть не должно.

 

Надо умнеть...

 

Отец сказал, что для этого — надо съесть яблоко. И она станет умной.

 

Хм! И она действительно всё сразу вспомнит, и узнает — кто она, и откуда взялась?

 

Вот просто так: взять его — и съесть?

 

Нет, так только дураки делают!..

 

Анфиса осторожно взяла с тарелки большое, красивое, красное яблоко, оставленное ей отцом. Подумала. Поставила его на тарелке набок, «на ребро», осторожно придерживая пальцами, взяла нож и стала его медленно пилить, ровно посередине румяного бочка...

 

Как и все любознательные дети, Анфиса тоже ломала игрушки и самые разные вещи, и стремилась вскрыть и исследовать внутренность вещей, но делала это всегда очень аккуратно и последовательно...

 

Её кукла Пандора терпеливо сидела тут же на столе и молча наблюдала за этим исследовательским процессом...

 

Анфиса, занимаясь физическим трудом, считала себя обязанной вести параллельно, для своих кукол, по возможности, и просветительно-воспитательную работу. Ну, или что-то в этом роде. Пандора, вообще-то, наверное, и сама знает про марксизм не хуже её...

 

Продолжая осторожно и аккуратно разрезать пополам яблоко, она сказала своей кукле Пандоре:

 

«Сейчас мы узнаем, откуда мы с тобой произошли! Иначе — никакого коммунизма у нас с тобой не будет!..»

 

Кукла Пандора, конечно, всегда была за коммунизм. Потому что, коммунизм — это счастье для всех. И для людей, и для кукол...

 

А Анфиса, тем временем, представляла себе, что это она разрезает пополам Земной Шар. И сейчас выяснится — что у него внутри...

 

Наконец, Анфиса распилила своё яблоко ровно пополам. С неподдельным вниманием учёного-аналитика и исследователя-экспериментатора — заглянула внутрь...

 

В самой серёдке красного яблока — среди ярко-белой сочащейся мякоти — была пятиконечная звёздочка из жёлтых чешуек, и в каждом из её пяти лучей — сидело чёрное семечко...

 

Анфиса сказала себе:

 

«Так! Значит — всё дело в семечках!..»

 

Она осторожно вытащила пальцами одно семечко — и попыталась аккуратно его разгрызть... Снаружи оно было жёсткое и совершенно чёрное, а нежная серёдка оказалась — совершенно белой...

 

Снаружи — чёрное, а внутри — белое... Это...

 

И она произнесла любимое слово отца:

 

«Диалектика!»

 

Правда, она не совсем хорошо понимала смысл этого слова. Но, примерно, это было так: диалектика, это когда белое — становится чёрным, а чёрное — становится белым. А потом всё наоборот. Как в революцию...

 

Семечко внутри оказалось довольно горьким...

 

Анфиса решила:

 

«Всё правильно! Горькая правда — она и есть горькая правда...»

 

Герта ей это ещё давным-давно читала:

 

«Наука горька — но плод её сладок»...

 

И это, вот, мы сейчас и проверим — насчёт плода...

 

Яблоко действительно оказалось — удивительно сладким, сочным и вкусным!.. И в нём — тайна её происхождения?..

 

И тайна её наслаждения — вот это совершенно точно!..

 

И, вообще, это какая-то сплошная сладкая тайна...

 

…

 

В колючих кустах барбариса, неподалёку, послышалась какая-то возня...

 

Это сын их соседей по даче — жрёт, дурень, эти несчастные, мелкие-премелкие, и совершенно кислые ягоды...

 

Анфиса позвала его:

 

«Андрейка! Иди сюда!»

 

Тот подошёл, глянул вопросительно, но без особо глубокого интереса...

 

Анфиса спросила:

 

«Хочешь узнать, как ты произошёл?»

 

Андрейка кивнул, довольно лениво и равнодушно, но, в общем, утвердительно...

 

Анфиса протянула ему половинку разрезанного ею «поперёк экватора» фрукта:

 

«Ешь яблоко!»

 

Андрейка стал есть... Было слышно, как шипит у него во рту, выделяясь мелкими-премелкими пузырьками, сок из яблочной мякоти...

 

Анфиса тоже внимательно ела свою половинку, наблюдая за изменениями в лице Андрейки... Но никакой новой мысли в его лице и в его глазах не появлялось...

 

Она подумала:

 

«Ничего он не поймёт! Он ест без семечек — а надо с семечками!..»

 

И глубоко вздохнула...

 

 

Кукла — настоящая!

 

Потом Анфиса взглянула на свою куклу Пандору...

 

Анфиса — как она честно считала про себя — уже давно вышла из того щенячьего возраста, когда девочки усердно и с важным видом кормят своих кукол с маленькой ложечки, и непонятно чем, чем-то воображаемым.

 

Но и не покормить куклу вообще — это, в общем-то, тоже означало проявить отсутствие всякого гуманизма...

 

Андрейка съел свою половину яблока — и куда-то молча слинял, так и не поняв: кто он, и откуда он взялся, и зачем существует у своих родителей-работяг. Растворился опять в каких-то кустах... Возможно, больше уже и не возникнет. Никогда...

 

Анфиса придвинула к себе поближе куклу Пандору — и стала есть яблоко и за себя, и, как бы, и за неё. А чтобы кукла правильно её поняла — она постаралась, как была в состоянии, объяснить ей всю текущую ситуацию...

 

Она сказала кукле Пандоре:

 

«Ты понимаешь, вообще-то, самое главное — это духовная пища! Тебе тоже надо всё время учиться и работать над собой! А иначе — ты никогда не освободишься от своего рабства!..»

 

Последняя мысль — которую так часто при ней высказывали её взрослые наставники — вдруг поразила её! В самом деле, бедная кукла: она из-за цепей рабства не может ничего сказать, ничего сделать, не может никуда пойти! С ней любой — может сделать всё что угодно! И даже если кто-то будет её обижать — она не сможет от него убежать!..

 

(Какой-то голос внутри Анфисы сразу произнёс стихотворение на найденную рифму:

 

«Не надо куклу обижать —

Она не может убежать...»)

 

Вот что значит — цепи человеческого невежества! Люди и сами в рабстве — и даже кукол превращают в рабов!..

 

Да! И она не сможет даже никому пожаловаться! Не сможет даже заплакать! Ведь это — действительно самое страшное рабство, и оно в тысячу раз страшнее, чем у людей!..

 

И что может быть страшнее — вот так сидеть враскорячку на столе, как будто ты — полностью безмозглая дура! Как тебя посадили — так и сиди! Нравится тебе, или не нравится, хорошо тебе сидеть, или больно: всем — совершенно наплевать! И хоть бы кто-нибудь задумался — как ты от этого страдаешь!..

 

Да, сбрось её сейчас кто-нибудь со стола, урони на землю, пни ногой, ударь ещё чем-нибудь, и — что она сможет сделать?..

 

Анфиса, тщательно вытерев носовым платком руки, осторожно взяла со стола куклу Пандору, поправила ей руки, ноги, платье, причёску...

 

Кукла не сопротивлялась...

 

И в этом её не-сопротивлении — была какая-то такая пронзительная и безысходная тоска, бесконечная тоска!..

 

Анфиса прижала куклу Пандору к своей груди, к шее, к лицу... Слёзы полились из её глаз — и стали капать прямо на куклу...

 

Она стала вытирать их с куклы, опять прижала её к себе крепко, и, сквозь слёзы, стала повторять ей:

 

«Неправда, ты настоящая, ты настоящая!.. Ты — настоящая!..»

 

Кукла ничего не могла ей ответить...

 

И Анфисе вдруг пришла в голову страшная, совершенно страшная мысль, от которой у неё внутри стало холодно и пусто:

 

«Никакая она ничья не дочка! Она — никто! Её просто кто-то когда-то, очень давно, придумал, как и меня, и неизвестно зачем! И у неё никого нет ни родных, ни близких. Совершенно, вообще никого! И у меня никого на самом деле нет! Это я только думаю, что есть. А на самом деле — я как эта кукла... И меня, на самом деле, просто нет!..»

 

Внутри у Анфисы — сейчас всё просто кипело и взрывалось от каких-то совершенно новых мыслей!..

 

И Анфисе вдруг, ещё более неожиданно, пришла в голову уже совершенно фантастическая мысль: что куклы — они, на самом деле, заколдованные!..

 

Да, да! Именно так и есть: куклы — это заколдованные люди! Или она об этом где-то читала, или слышала? Съели не то, что положено, и — заколдовались. И произошло падение.

 

Данила говорил, как-то раз, Алику, что от этого падения — произошли падшие женщины. И Анна Каренина произошла.

 

А в коммунизме — уже никакого падения не будет!..

 

И теперь, вот, надо кукол расколдовать — и снова превратить в людей! А маленькие они потому, что это — заколдованные дети!..

 

Последняя неожиданно возникшая мысль показалась Анфисе очень правильной — и только убедила её, что в своём философском поиске она находится на верном пути. Да, куклы — это заколдованные дети!..

 

Анфиса наклонилась к кукле Пандоре — и тихо прошептала ей в самое ухо:

 

«Ты ничего не бойся! Я тебя расколдую! И мы полетим с тобою — прямо в Космос, прямо в Коммунизм! Ты там научишься говорить, и летать на спутниках и ракетах! И мы — полетим с тобой на Марс, и с Никой! И мы все будем там — как одна семья! И люди, и куклы! Будешь там сидеть — и яблоки есть, сколько хочешь!..»