Общая характеристика «постфиларетовской» эпохи

Даже не при-давая мистического значения кончине святителя Филарета как особой вехе в жизни русской Церкви, нельзя не заметить, что именно от конца шестидесятых годов начинается заметно обнаруживающее себя движение к катастрофе 17-го года. В то же время, не отрицая наличия самых серьезных кризисных и негативных тенденций, надо признать, что общая картина времени была гораздо более сложной и неоднозначной.

В эту эпоху достигает своего высшего расцвета феномен Оптиной пустыни, всероссийское значение которой было утверждено свидетельствами многих посетивших ее лиц из общества, света и известнейших представителей русской интеллигенции. В 80-е годы завершается работа над синодальным переводом Писания. Увеличивается количество монастырей и особенно женских общин. Последняя треть XIX века становится также временем бурного расцвета церковной публицистики.

Отмена Устава 1814 года открыла дорогу переменам и поискам в академическом богословии, начальную веху которых обозначил устав 1869 г. Устав был направлен на научную специализацию богословских исследований, в своей основе ориентируясь на модель немецкого «университета исследования» и шлейермахеровское подразделение направлений богословской науки . Однако уже в 1884 г. была проведена новая реформа духовной школы, которая акцентировала свое внимание на том, что научность академического богословия не должна препятствовать его церковно-практической значимости и ориентированности на Предание Церкви .

Статистика свидетельствует о несомненном возрастании активности высших богословских школ и умножении фундаментальных работ во всех областях богословского знания, а содержательный анализ указывает па преобладание исторических исследований и исторической методики11 в подходе в том числе и к вопросам догматического содержания. Так, если «знаковой» для предшествующей эпохи стала догматика преосвященного Макария (Булгакова), то для «постфиларетовской» аналогичный характер имел вышедший в 1878—1891 гг. пятитомный «Опыт православного догматического богословия» свт. Сильвестра (Малеванского). Его принципиальным отличием от Макариевой догматики был даже не иной принцип общей систематизации материала, а прежде всего исторический подход к изложению отдельных догматов. При этом следует признать, что исторический подход в догматике преосвященного Сильвестра носит скорее ретроспективный характер, иными словами, работает более па то, чтобы в прошлом выделить узнаваемые черты настоящего, чем последовательно выявить развитие святоотеческой мысли в ее движении от истоков к современности.

Активизации богословской мысли способствуют также активно развивающиеся в это время контакты с инославными и обсуждение с ними ключевых вопросов расхождения между Востоком и Западом. Этот значительный богословский диалог стал следствием Первого Ватиканского Собора, принявшего догмат о папской непогрешимости, что инициировало движение старокатоликов на Западе и стремление к объединению с ними и англиканами в России.

Особое место в русской жизни этого времени заняла антицерковная проповедь Л. Н. Толстого. По видимости стоя особняком, она была по сути развитием и доведением до абсурда идей все того же внеакадемического богословия, что в основном не было замечено никем из современников, кроме, пожалуй, К. Н. Леонтьева. Как бы то ни было, полемика с Толстым вызвала к жизни целый ряд работ с критикой основных пунктов толстовского учения.

Внеакадемическое богословие представлено в это время преимущественно именами русских литераторов и философов, таких как Ф. М. Достоевский, Н. Ф. Федоров, В. С. Соловьев, С. Булгаков, А. Н. Бердяев и т. д., и все более обнаруживает тенденцию к растворению в религиозной философии. Вообще постфиларетовская эпоха есть эпоха философская по преимуществу.

В то же время Великие реформы весьма сильно сказались на положении Церкви в обществе не только с положительной стороны. Государственная реформа финансовых основ деятельности прихода приводит к взаимному отчуждению духовенства и народа. Пересматриваются взгляды на минувшее шестидесятилетие в целом. Духовное величие святителя Филарета к концу XIX столетия все более ставится под вопрос. Восхищаясь Оптиттой пустынью, образованное общество в целом не интересуется жизнью и позицией Церкви. На этом фоне озабоченное сохранением и преемством традиции «синодальное благочестие» явно проигрывает. Диалог Церкви и общества приводит не к взаимопониманию, но к открытому столкновению: отлучение Толстого и религиозно-философские собрания 1902—1903 годов наглядно свидетельствуют о глубине непонимания. Иначе, правда, и быть не могло, так как на фоне многих обсуждавшийся там вопросов не проговоренным, но главным был вопрос о праве решить и вязать, «отсудить» которое в свою пользу у Церкви стремилась философско- литературная интеллигенция. Дополнительным грузом, легшим на чашу весов, стала трагедия имяславия, разразившаяся перед самой войной 14-го года. Непримиримость древних евхаристических споров XVII в. возродилась в спорах об имени Божием. Когда против «имяславцев» были приняты жесткие административные меры, спор перешел рамки внутрицерковной полемики, и в защиту гонимых выступили светские философы. Их мнение не поколебало, конечно, противников имяславия, но ослабило и без того непрочные позиции Церкви в обществе, не говоря уже про то, что заметно поколебало ее внутреннее единство и мир.

Наконец, всю эпоху одушевляет «желание Собора», долженствующего существенно переменить жизнь Церкви.