Впрочем, нельзя сказать, что Джин занимался всем этим в полном одиночестве, и при отсутствии единомышленников. Вскоре у него на этом поприще появились соратники. 8 страница

Во время родительских собраний, присутствующие на них учителя неизменно говорили мои родителям одни и те же вещи обо мне: «Он очень смышленый мальчик, но он совсем не работает над собой, – или же, – он сообразительный, но совершенно не использует свой умственный потенциал...» И ни один из педагогов, ни разу не сказал обо мне нечто вроде: «Он умный, но он не может разобрать то, что я говорю...» Да и в то время, детишки с какими-либо отклонениями или дефектами, даже если бы и признались в том, что они имеют какие-то проблемы, то они все равно не могли бы рассчитывать на снисхождение со стороны учителей. Но ведь мои родители знали, что я – глухой на одно ухо! И, тем не менее, всякий раз, когда они возвращались домой после родительских собраний, начинали «пропесочивать» меня: «В качестве Божественного дара ты получил удивительный мозг, но не используешь его!» Я плакал, чувствуя себя виноватым. В ответ на упреки родителей, я клялся, что с завтрашнего дня начну все с чистого листа. И после этого наступала тишь да благодать, но длилась она, по правде говоря, лишь до тех пор, пока я на следующий день не возвращался в школу, где все повторялось заново. В какой-то момент во время урока я мог опять что-то не расслышать, после чего уже не в состоянии был уловить дальнейшее развитие темы занятия, которую озвучивал для нас учитель. И вот я опять сидел за партой, хлопая глазами, ничего не соображая и чувствуя себя здесь чуть ли не лишним. Я понимал, что если не предпринять что-либо, то дальше все будет только хуже. Что же со мной будет? Разве я совершенно не смогу состояться в жизни? Разве она не принадлежит мне? Я не был уверен ни в чем... Неужели вся моя дальнейшая жизнь будет проходить в страданиях? И что же, мне и дальше придется постоянно врать другим людям и изворачиваться, оправдываясь по поводу своих провалов и неудач? Я знал, что это было плохо и как-то совсем уж зыбко. Я не знал того, чем именно все это закончится для меня, но ничего хорошего ждать не приходилось. Я находился в ужасной ситуации и, размышляя над всем этим, совершенно лишился сна и покоя. В дополнение к кошмарным снам и «лунатизму», меня стали угнетать приступы ипохондрии, причем в самой крайней форме ее проявления – я вдруг уверовал, что вот-вот умру... Я просыпался среди ночи и изо всех сил старался вновь не заснуть из-за боязни больше никогда не проснуться. В конце концов, дремота вновь овладевала мной, поскольку по прошествии некоторого времени, я уже был не в состоянии удерживать свои глаза открытыми. Но все же это повторялось каждую ночь. Я просыпался, и в голове начинали крутиться изводившие меня мысли типа: «Ты умираешь... Ты в беде...»

Но затем я получил в подарок свой первый транзистор, что было подобно дару Всевышнего! Теперь для меня открылся другой, огромный мир, нечто вроде отгороженного от окружающей меня реальности места, куда я мог отправиться сразу же после того, как приложил наушник к своему левому функционирующему уху. Музыка вновь стала моим убежищем, предоставляя мне хоть и мимолетное, но все же хоть какое-то ощущение безопасности и внутренней гармонии...»

Ну а с учебой в школе, у Стэнли в дальнейшем дела обстояли следующим образом.

Пол Стэнли: «По прошествии времени я перестал воспринимать занятия в школе как свою «трудовую повинность», и мне стало абсолютно пофиг на состязания которые, по сути, были просто погоней в стремлении заслужить более высокие баллы. Я считал, что все это больше нужно родителям учащихся, которые за счет показателей успеваемости своих детей, как бы повышали свою собственную самооценку, противопоставляя себя другим «родакам». К примеру, в нашем классе паренек, набравший 93 балла, почему-то считался не таким столь уж успешным по сравнению с тем учеником, который набрал 95 баллов. Соответственно, родители последнего, как бы имели моральное право считать себя гораздо лучшими, чем родители того мальчишки  обладателя 93 баллов.

Если я прилагал усилия, то достигал весьма неплохих результатов в учебе. Но по большей части я не старался совершенно. В табеле мое знание испанского оценивалось на 35 баллов, а вот напротив такого предмета как «искусство» стояло 99 баллов. Знаю, что это достаточно необычная для ребенка позиция, но я искренне возненавидел такие состязания, выражавшиеся в стремлении получить более высокие оценки. Конечно же, до определенного момента я не мог заявить о своем протесте открыто. Но в то время, все те папаши и мамаши своими манерами и повадками напоминали мне каких-то пресмыкающихся гадов. Я всегда был в успешных по общему показателю успеваемости классах, но неизменно оставался на самых низших позициях. Конечно же, мои родители продолжали озвучивать свое желание, чтобы я подтянулся в учебе. И по-прежнему, всякий раз, когда они возвращались домой после родительского собрания, я опять слышал от них нечто вроде: «Учитель говорит, что ты – невероятно одаренный мальчик, но вот, к сожалению, все никак не возьмешься за ум!» На что я, почти всегда отвечал: «Я возьмусь за ум! Пренепременно! Завтра же!» И после этих слов спокойно отправлялся к себе в спальню. Надо сказать, что в других еврейских семьях живущих с нами по соседству, в подобных случаях, родители обычно старались вызвать у своих детей чувство вины за какие-либо совершенные шалости и недоработки в учебе. Но лично на меня, к определенному времени, такой метод уже перестал оказывать какое-либо воздействие. Я же, в конце концов, никогда не посещал еврейскую школу, и всегда был совершенно другим, особенным ребенком. Но в глубине души у меня всегда жила уверенность в том, что со временем я все равно смогу реализовать себя в жизни, и притом каким-либо, совершенно неординарным образом. У меня всегда был абсолютно другой взгляд на вещи...»

Отсутствие энтузиазма в получении знаний из области школьной общеобразовательной программы еще не означает, что Стэнли в детские и юношеские годы было на все плевать с самого высокого небоскреба. Еще в раннем детстве у него стал проявляться талант художника. Ну а во время учебы в школе, он с удовольствием принялся за «огранку» своего природного дара. Такие, весьма незаурядные способности выделяли его из общей массы школьников.

Пол Стэнли: «Я всегда очень хорошо рисовал, и никак не мог понять то, почему же другие дети не могут взять карандаш и, глядя на какой-либо предмет, бегло набросать контуры его изображения на листе бумаги. Впервые, этот прирожденный талант я открыл в себе, когда мне было всего пять лет. Я начал рисовать динозавров, и мои рисунки выглядели впечатляюще реалистично. Далее я принялся рисовать все подряд: все что привлекало мой взгляд. Оказалось, что я весьма способный. Еще учась в младших классах, я уже был школьным художником, ну а на момент, когда перешел в средние классы, считалось, что в нашей школе есть только два хороших художника: я и еще один паренек. Без подобной практики, этот мой талант не смог бы развиться надлежащим образом. К тому же, когда ты обладаешь какими-то неординарными способностями, то люди гораздо более снисходительно относятся к твоим «закидонам» и чудачествам, что так же помогает сохранять собственную индивидуальность, подчеркивая ее. Кстати, к тому моменту, когда я готовился поступать в Высшую школу музыки и искусства, у меня уже были длинные, ниже плеч, волосы, а носил я байкерскую куртку. Но большинство людей в нашей школе довольно спокойно относилось к моему, столь вызывающему внешнему виду, ведь я уже заслужил звание превосходного художника. Так же я считаю, что в определенной степени тебя можно считать счастливчиком, если тебе порой приходиться принимать вызов и отвечать за то, что ты по каким-то параметрам выделяешься из общей людской массы. С репутацией «немного не от мира сего» можно жить, и довольно неплохо, но только притом условии, что у тебя действительно есть какой-то особенный талант, при наличии которого тебе никто не станет препятствовать, если ты решишь немного почудить. А ведь, собственно, это и есть свобода! Во всяком случае, я стал чувствовать себя намного счастливее, когда стал посещать занятия в Высшей школе музыки и искусства...»

***********************

В ранние подростковые годы Стэнли начала привлекать рок-музыка. Ну и конечно же, выступавшие 9 февраля 1964 года в Шоу Эдда Салливана «The Beatles», как и на большинство американских подростков, произвели на него неизгладимое впечатление.

Пол Стэнли: «Чем старше я становился, тем больше меня интересовала музыка. Меня было невозможно оттащить от радиоприемника, когда наступало время выхода в эфир одной нью-йоркской передачи, ведущим которой являлся Алан Фрид (Alan Freed). Одно из моих самых первых приятных детских воспоминаний, кстати, связано с этим радиошоу. Я с огромным удовольствием смотрел по «телеку» «American Bandstand», в то время как другие дети предпочитали торчать во дворе. Помню, как я смотрел это шоу, мечтая о том, что когда мне исполнится 16 лет, то тоже смогу поехать в Филадельфию и выступить на этом конкурсе в качестве танцора.

Затем, в течение некоторого периода времени я считал, что нет никого круче, чем Эдди Кокрен (Eddie Cochran)[38]. Если Элвис, благодаря свои выкрутасам считался непристойным, то Эдди был раз в десять непристойней.

Затем, в феврале 1964 года, через несколько недель после того, как мне исполнилось двенадцать лет, я увидел «The Beatles» в Шоу Эдда Салливана. Увидев эту группу, я был словно к месту пригвожден. Меня изумило то, насколько хорошо они смотрелись в кадре ну и, конечно же, я ощутил исходивший от этой группы магнетизм. В тот момент, когда я увидел этих поющих парней, мен осенило: это же мой билет во внешний мир! Если я стану играть музыку и организую свою группу, то благодаря этому смогу выбраться из своего бедственного положения. Я смогу прославиться и стать привлекательным для других людей, которые будут обожать меня! Мной станут восхищаться и мне захотят подражать!

Я хотел быть в центре внимания, и мне захотелось стать одним из «Битлов»!»

В то время я был полноватым и неуклюжим мальчуганом, но у меня даже не возникло и тени сомнения по поводу того, что со временем тоже смогу играть и выступать на сцене так же, как эти парни из «The Beatles», в тот памятный вечер, появившиеся на экранах телевизоров. Несмотря на то, что я своих приятелей мог пересчитать по пальцам, внутренний голос подсказывал мне, что я непременно стану «звездой»! И безо всякой на то обоснованной причины, я начал сам себе внушать эту мысль: «Я смогу осуществить это! И у меня хватит на это смелости!» А ведь я на тот момент даже ни разу не держал гитару в руках и не пробовал сочинять песни! И все же это был мой «билет наружу»!

Увидев «Битлов», я тот час же принял решение отрастить себе волосы, вдохновившись тем, как у этих парней выглядели их «mop-top» стрижки. Отчасти, я стал отращивать волосы как дань определенной моде, но вам наверняка понятно - почему именно такого стиля прическа была выбрана мной: волосами я мог прикрыть этот «пенек», который был у меня вместо правой ушной раковины. Да, все это наряду с проблемой со слухом было очень болезненным для меня. А каким-то образом справиться со всевозможными негативными проявлениями, возникающими вследствие этих мои недостатков, я мог бы только в том случае, если бы был готов к развитию подобных ситуаций, зная то, каким образом должен при этом вести себя. Я же не был готов к этому совершенно и в детстве порой переживал довольно непростые периоды, что изнуряло меня морально, оказывая довольно разрушительное воздействие на мою психику. Я был злым недееспособным мальчишкой, у которого были реальные трудности с внешним самовыражением, а проблема со слухом заставляла меня быть постоянно настороже. Ну и решение отрастить себе волосы было первым шагом к тому, чтобы постараться скрыть хотя бы одну из моих проблем. Это был единственный способ для меня, при помощи которого я мог, если не справиться с одной из своих бед, то хотя бы сделать ее невидимой для постороннего взгляда, так сказать, в соответствии с «заповедью»: проигнорировать существующую проблему. Хотя если что-то становится невидимым для чужого глаза, это еще не означает, что эта же самая вещь исчезла и больше не является значительной составляющей частью твоей жизни. Но каким-то образом это обстоятельство опять было упущено моими родителями и как только мои волосы отрасли, они принялись изводить меня угрозами обстричь их. Далее борьба шла с переменным успехом. Если мне везло, то волосы отрастали настолько, что закрывали уши, ну а если удача оказывалась на стороне моих родителей, то тот самый «пенек» вновь становился видимым.

Я так же припоминаю, что родня со стороны моей матери, всегда с какой-то предвзятостью и пренебрежением относилась к другим людям, считая свое мнение единственным правильным. И впоследствии, она так же нередко насмехались надо мной по поводу длины моих волос и той одежды, которую я носил. Но постепенно до меня дошло понимание того, что такое поведение моих родственников исходило совсем не из той позиции, что они быль столь уж состоявшимися в жизни людьми, а совсем наоборот. Было бы правильнее назвать их неудачниками, которые просто из зависти изливали желчь на других людей.

Кстати говоря, если я в чем-то не разделял мнения своей матери и не соглашался с ней по поводу чего-либо, то чаще всего я слышал от нее в свой адрес, произнесенное насмешливо-презрительным тоном: «Ой, да будет тебе!» – чтобы я не сомневался в том, что моя точка зрения совершенно не заслуживает внимания...»

***********************

Пол Стэнли: «В один прекрасный день, вскоре после того, как я увидел «The Beatles» в Шоу Эдда Салливана, я познакомился с одним соседским мальчишкой по имени Мэтт Рейл (Matt Rael). Он сказал мне, что у него есть электрогитара и что он умеет играть на ней. Мэтт был на год младше меня, но, тем не менее, это его сообщение произвело на меня впечатление. И отныне, пределом все моих мечтаний стало желание обзавестись своей собственной электрогитарой, ведь тогда я тоже смог бы играть музыку. И я предположил, что знаю способ, при помощи которого смогу раздобыть для себя этот музыкальный инструмент. Ну и на протяжении последующих одиннадцати месяцев я назойливо приставал к своим родителям, донимая их просьбами купить мне электрогитару в качестве подарка на мой следующий день рождения. Я неоднократно повторял им, что для меня это важнее всего на свете!

Ну а тем временем, пока я допекал своих родителей этими просьбами, в мире музыки происходили глобальные перемены. Поначалу, я считал Эдди Кокрена крутым. Так же мне нравились «Dion and The Drifters». А вслед за «The Beatles» радиоэфир наводнила музыка таких групп, как «Dave Clark Five», «The Kinks», «Rolling Stones», «The Searchers», «Manfred Mann», «Gerry and The Pacemakers», «The Animals» и этот список можно продолжать до бесконечности. Это явление получило название «Британское вторжение» (British invasion)».

***********************

Пол Стэнли: «Утром 20 января 1965 года я проснулся преисполненный радостным предвкушением: «Ну вот, наконец-то мой день рождения настал и теперь у меня будет своя электрогитара!»

«Закляни-ка под кровать!» – сказала мне мама. В порыве сильного возбуждения я мигом соскочил с кровати и юркнул под нее, где увидел картонный футляр, оклеенный цветной бумагой с рисунком под крокодилью кожу. И тут мое сердце екнуло: по форме этот кейс выглядел так, словно в нем находилась акустическая гитара. Я вытащил кейс из-под кровати и открыл его: так оно и есть – в нем лежала акустическая с нейлоновыми струнами «ширпотребовская» гитара японского производства! Да к тому же уже побывавшая в чьем-то пользовании. На ее верхней деке были видны следы трещин, которые были зашпатлеваны и заретушированы. Помню, что я мельком взглянул на этот подарок, затем поднял глаза на своих родителей и пробормотал нечто вроде: «Ну вы даете!» Я расстроился невероятно! Я закрыл этот кейс и засунул его обратно под кровать. Я не хотел учиться играть на этой гитаре! Я же просил у родителей купить мне электрическую, а не акустическую гитару! «Акустика» меня мало интересовала... Разве они не понимали этого?! Для меня это было все равно, что если бы мне вместо ожидаемой электрогитары, подарили бы теннисную ракетку.

В бытности, в семьях где росли мои мать с отцом, было принято не особенно считаться с желаниями своих детей, чтобы они не возомнили о себе чего-то такого и жили, не задирая носов. В итоге, впитав все это в себя, такой системы стали придерживаться и мои родители. Они намерено поставили перед собой цель не предоставлять себе мне в полной мере то, чего я так страстно желал. А ведь, в общем-то, купить мне электрогитару, а не акустическую, не составляло для них никакой проблемы. Я полагаю, что мои мать с отцом просто-напросто не желали того, чтобы я, не дай бог, проникся осознанием собственной значительности. И, тем не менее, увидев то, как я отреагировал на их подарок, родители почувствовали себя обиженными и стали упрекать меня, что я такой-сякой неблагодарный. Они, таким образом, старались вызвать во мне чувство вины. И мне было очевидно то, сами они нив коей мере не признавали себя ответственными за то, что я испытал такое сильное разочарование...»

***********************

Пол Стэнли: «Несколько недель спустя моему другу Гарольду Шиффу (Harold Schiff) на день рождения подарили темно-синий с перламутром «Fender Mustang», после чего он незамедлительно занялся формированием группы. По его приглашению я присоединился к нему в качестве вокалиста. Далее, в состав этой формации влились уже знакомые мне друзья Гарольда – Эрик Лондон (Eric London) и Джей Сингер (Jay Singer). Эрик играл на контрабасе в школьном оркестре и к нам он присоединился, притащив с собой этот инструмент. Джей, который уже умел играть на фортепьяно, совсем недавно обзавелся электроорганом «Fartisa». На место барабанщика Гарольд привел в группу паренька по имени Эрвин Мироу (Arvin Mirow), с которым вместе посещал еврейскую школу. Так совпало, что я визуально знал этого мальчишку: он вместе со мной посещал театрально-музыкальный кружок. Затем я выдвинул предложение принять в наш бэнд Мэтта Рейла, жившего напротив Эрика Лондона. Мое предложение не вызвало ни единого возражения и вскоре Мэтт занял вакансию лид-гитариста. Кстати, Мэтт и я были единственными членами этой группы, чьи родители не были докторами, практиковавшими в той или иной области медицины.

Гарольд и Мэтт жили в домах, которые имели подвальные помещения. У старшего брата Мэтта Рейла, имя которого было Джон (John), тоже была своя группа. Надо сказать, что родители Мэтта и Джона совершенно не возражали против того, что в подвале их дома проводились репетиции рок-групп. Мама Гарольда, тоже, в общем-то, не имела ничего против подобных тусовок, устраиваемых в ее жилище. Поэтому, поначалу мы обосновались у Гарольда. Стены подвала этого дома были обшиты необработанными сосновыми досками, а пол был застелен линолеумом. В этом «подземелье» были даже окошко и дверь, ведущая на задний двор.

Гарольд и Мэтт подключали свои гитары к одному усилителю, а мой микрофон и клавиши Джея в другой. Во время исполнения вокальных партий я нередко колотил в тамбурин; подобные вещи можно было часто видеть по телевизору, что было довольно стандартной практикой для певцов, выступавших в тот время.

Эрику же просто приходилось дергать струны своего контрабаса посильней, стараясь, чтобы он звучал настолько громко, насколько это было возможно.

На репетициях мы играли «Satisfaction» «Rolling Stones» и другие темы из репертуара групп «британского вторжения». Я хотел исполнять песни «Kinks» и «Yardbirds», что было гораздо проще пожелать, чем осуществить, особенно, когда ты сам не играешь на гитаре. Благодаря саунду, производимому органом Джея, мы разучили и играли «Liar, Liar» от «Castaways». Мне невероятно понравилось играть в составе группы с самого начала. Но, даже не смотря на то, что почти все парни, которые играли вместе со мной тоже грезили маловразумительными мечтами стать рок-звездами и вести такой же неистовый и восхитительный образ жизни, подобно нашим героям из «The Rolling Stones» и «The Beatles», вся дальнейшая жизнь этих моих товарищей, наперед и без их спроса, уже была распланирована их родителями. Этим мальчишкам суждено было стать дантистами и оптометристами, пойдя по стопам их отцов и матерей, а группа эта для них была не более чем подростковая забава. К примеру, для того же Гарольда Шиффа все это закончилось тем, что через некоторое время он вообще прекратил заниматься музыкой. Мать допекла его окончательно, заставив грызть гранит науки. И впоследствии Гарольд стал офтальмологом. Но я никогда не прекращал на полном серьезе твердить своим коллегам по группе: «Парни, вот увидите, я все равно стану рок-звездой!»

***********************

Пол Стэнли: «Через некоторое время я стал довольно часто захаживать в гости к Мэтту Рейлу и подолгу зависать у него дома. Нередко мы присутствовали на репетициях группы его брата – Джона. Мы с Мэттом настолько увлеклись музицированием, что видя наш азарт, его мама предложила нам своеобразную сделку: если мы обдерем декоративное покрытие с приобретенного ей старого книжного стеллажа, то она разрешит и нам устраивать репетиции в подвале их дома. Мы счистили старую белую краску с этого стеллажа, ну и затем, с позволения мамы Мэтта, тоже стали играть здесь.

Родителей Мэтта Рейла можно было смело назвать «прото-хиппи». Его маме довелось спеть на первых пластинках «The Weavers». Пит Сигер (Pete Seeger) был ее хорошим другом.

А в бытности, для своих детей в качестве няни они нанимали Вуди Гатри (Woodie Guthrie).

К тому моменту, когда я познакомился с Мэттом, его мама все еще продолжала заниматься организацией небольших выступлений в Манхэттене для таких фолковых и блюзовых музыкантов как Sonny Terry, Browney McGhee, Lead Belly, ну и конечно же для Пита Сигера.

Я с одержимостью слушал радио и знал все новейшие поп-хиты, но благодаря изумительной коллекции пластинок, принадлежавшей родителям Мэтта, я открыл для себя фолк-музыку. Дома у Мэтта были тонны альбомов старой кантри и блюзовой музыки, а так же пластинки современных фолк-певцов, таких как Bob Dylan, Phil Ochs, Buffy St. Marie, Judy Collins…»

***********************

Пол Стэнли: «Очень скоро мне в голову пришла мысль о том, что обладать акустической гитарой все-таки лучше, чем не иметь вообще никакой. Ну и я решил достать подаренную мне гитару из-под кровати и что-нибудь «слабать». Разумеется, на тот момент я вообще не умел играть на гитаре, но я был настолько увлечен рок-н-роллом, что ничуть не сомневался, что научусь играть на ней сам без посторонней помощи. После ряда попыток я пришел к выводу, что взять пару уроков игры на гитаре все-таки придется. Сначала Мэтт Рейл показал мне пару аккордов, а затем я сходил на пару занятий к одной женщине, чье объявление я увидел в одной из местных газет. И самыми первыми песнями, которые я научился играть, были «Down the Valley» и «La Cucaracha». До определенного момента я никакого понятия не имел о том, в чем именно заключается разница между стилями игры на этом музыкальном инструменте. Помню, как та женщина – мой учитель, усадила меня на стул и придала моему телу правильную осанку, соответствующую классической манере игры на акустической гитаре. При этом я заметил, что в такой позе, я совершенно не выгляжу как Джордж Харрисон (George Harrison). Да и гитара как-то совсем по другому звучит, совсем не как у Боба Дилана[39]. Я сидел и никак не мог сообразить, когда же эта дама станет показывать как подбирать аккорды. А у нее ничего подобного и в мыслях не было! В итоге, я забросил эти уроки к чертовой матери и отправился к другому преподавателю, на занятиях у которого почти сразу стал пытаться играть как можно быстрее, опережая своего учителя. Этот парень намеревался учить меня играть, придерживаясь определенного ритма, ну а я, естественно, хотел делать все по-своему. «Нахватав верхушек», я свалил и от этого учителя, после чего перешел к полностью самостоятельному обучению.

Вскоре я обзавелся гармоникой, которую стал крепить вокруг своей шеи и вкупе с гитарой стал пробовать играть некоторые фолк-мелодии, которых наслушался дома у Мэтта Рейла».

Нил Тимен: «К тому времени, когда мы перешли в пятый класс, Стэнли очень увлекся музыкой и под его влиянием к ней вскоре пристрастился и я. В шестом классе он уже научился играть на акустической гитаре и губной гармонике. Он старался поражать Бобу Дилану и, должен сказать, что это ему удавалось великолепно! Ну и я изъявил желание играть на ударных в компании со Стэнли...»

Пол Стэнли: «Я никогда не стеснялся выйти из своей спальни с гитарой и показать свое мастерство кому угодно, при этом имея на шее гармонику. Изначально, за желанием научиться играть на гитаре скрывалось мое желание попытаться самому сочинять музыку. Помню, я еще даже не удосужился как следует разучить ту самую «Down the Valley», даже еще не запомнил слова этой песни, как уже задумал сочинить свою собственную контрверсию этой темы. Это было весьма честолюбивое стремление.

Мои родители не предпринимали совершенно никаких действий, направленных на то, чтобы я хотя бы не так фанатично относился к своему увлечению. Они, вероятно, поначалу даже не представляли, насколько глубоко я проникся всем этим. Но несколько лет спустя они все же стали проявлять некоторое беспокойство по этому поводу, потому что в то время, когда практически каждый мой ровесник шел на занятия в колледж, я же запирался в своей комнате с гитарой «Gibson» и, подключив ее к усилителю, играл несколько часов кряду. Живущие с нами по соседству люди могли придти к нам и спросить у моих родителей нечто вроде: «А что случилось со Стэнли? Он по-прежнему живет здесь?»

Любопытно то, что в ходе одного интервью, опубликованного в журнале «Killerwatt» (01.01.94) Стэнли упоминал, что он давным-давно посещал музыкальную школу, причем на пару со своей сестрой. Мне это представляется сомнительным, если принять во внимание ранее приведенные в этой главе слова Пола о столь нестабильном состоянии рассудка его сестры.

Пол Стэнли: «Я никогда не вникал ни в какие руководства, однако в течение некоторого времени посещал занятия по классу классической гитары. Моя сестра тоже ходила в эту же самую музыкальную школу, где училась игре на мандолине. Для наших родителей был затратным такой расклад, при котором оба ребенка одновременно, занимались бы в этой школе, так что когда моя сестра по прошествии года обучения там, прекратила посещать занятия, я сразу же поступил в эту школу вместо нее. Но я оказался настолько плохим учеником, что, в конце концов, преподаватель сказал моим родителям, что возьмет мою сестру обратно на обучение, причем даже на бесплатной основе, при условии, если я уйду оттуда.

Меня угнетало то обстоятельство, что во время уроков мне вменялось сидеть на стуле, скрестив ляжки, держать гитару в определенном положении и правильно переставлять по ладам свои пальцы. А ведь я всего лишь навсего хотел научиться играть «Foxy Lady»!»

***********************

Пол Стэнли: «Параллельно с обучением игре на гитаре, я продолжал репетировать в составе нашей группы, а летом 1965 года нам впервые представилась возможность выступить перед зрителями. На тот момент в Нью-Йорке проходили выборы мэра, и в нашем районе располагалась штаб-квартира компании Джона Линдсея (John Lindsay). Она размещалась в пустом помещении магазина с большой витриной и хорошим освещением. Гарольд Шифф, очевидно, проникнувшись важностью этой миссии, добровольно вызвался распространять рекламные брошюры в поддержку этой кандидатуры, при этом наивно полагая, что за это ему хорошо заплатят. И в один прекрасный день, глава этой штаб-квартиры сказал Гарольду, что скоро в рамках предвыборной компании должен состояться не то митинг, не то какое-то другое мероприятие, и что для своего потенциального электората они хотят устроить какую-нибудь развлекательную программу. Это не было ни воззвание, ни предложение адресованное напрямую Гарольду, но, тем не менее, он не растерялся и молвил: «Ну... у меня есть группа...» Вот таким образом мы получили приглашение выступить на этом мероприятии. Я полагаю, что это хорошо поработало на имидж Партии демократов, когда на их избирательном участке выступила группа, состоящая из простых местных мальчишек.

Нам не заплатили за это выступление ни цента, и не так уж много людей побывало здесь в тот день, но, тем не менее, это было наше первое выступление! Мое первое выступление!

Иногда, во время репетиций нашей группы я просил Гарольда показать мне барэ-аккорды на своем «Fender Mustang». Все эти основополагающие вещи давались мне, в общем-то, легко, но если бы я знал наперед - сколько именно времени в действительности займет весь процесс самообучения игры на гитаре, прежде чем я стану более-менее умелым гитаристом, то вероятнее всего забросил бы все это дело незамедлительно. Однако, в те дни меня влекло в этот подвальчик с непреодолимой силой, зависая там мы чудесно проводили время. И я по-прежнему сильно хотел обзавестись собственной электрогитарой и развиваться далее».

***********************

Пол Стэнли: «Как только у меня появлялась возможность, я садился на метро и отправлялся в центр города, где на 48th Street располагались магазины, в которых по доступным ценам продавались музыкальные инструменты. Такие поездки были для меня нечто вроде паломничества к священным местам. Между Sixth и Seventh Avenue по обеим сторонам той улицы таких магазинов было множество. Ну а, проследовав дальше еще на один квартал, на пересечении 49th Street и Seventh Avenue располагался магазинчик под названием «Blumpie's», в котором можно было купить потрясающие на вкус сэндвичи.

Ну, так вот, в этом местечке я покупал сэндвич или острый техасский хот-дог, а затем принимался бродить по всем магазинам на 48th Street. В то время, в магазинах музыкальных инструментов не дозволялось ни к чему притрагиваться. Если ты озвучивал желание попробовать поиграть на чем-либо, то продавцы задавали такой вопрос: «А вы собираетесь что-либо купить?» Ну а мальчишка вроде меня, который совсем не был похож на потенциального покупателя, мог услышать от продавца и более бестактную просьбу: «А позволь мне увидеть, что у тебя при себе действительно имеются деньги!» Так что, такие поездки я совершал отнюдь не ради того, чтобы хотя бы чуть-чуть поиграть на выставленных на продажу электрогитарах. Просто на тот момент я уже прочно застрял в рок-н-ролльной «ловушке», и меня словно магнитом тянуло в те места, в которых были все эти гитары, бас-гитары и ударные установки. И время от времени, у прилавков таких магазинов я узнавал те самые личности, которых видел по телевизору или на страницах музыкальных журналов, хранящихся в моей коллекции. Лицезрея этих музыкантов в реальной жизни, я испытывал чувство благоговения. По мере того как я становился старше, я начал все чаще и чаще прогуливать занятия в школе. Я спрыгивал с автобуса, мчался к ближайшей станции метрополитена, и через некоторое время меня снова можно было обнаружить в районе 48th Street. Я мог прибыть на эту улицу в рань раннюю - еще до открытия здешних магазинов, ну и ради того, чтобы где-нибудь скоротать время, я – еврейский мальчишка, направлялся в Собор Святого Патрика на 49th Street и Fifth Avenue. Вскоре, неподалеку от этого собора я обнаружил магазин грампластинок под названием «Record Hunter», в котором всем зашедшим сюда людям позволялось послушать любую пластинку, которую они только пожелают. По всему помещению этого магазина были расставлены «вертушки» с наушниками и ты мог распечатать любой из приглянувшихся тебе альбомов, а затем, поставив его на любой их этих проигрывателей, послушать. Вот таким образом для меня сложился образец идеального дня, распорядок которого выстраивался в таком порядке: посидеть в соборе, ожидая открытия магазина грампластинок, послушать музыку, затем отведать чили-дог и сходить поглазеть на гитары.