Впрочем, нельзя сказать, что Джин занимался всем этим в полном одиночестве, и при отсутствии единомышленников. Вскоре у него на этом поприще появились соратники. 9 страница

Во время параллельного с этим путешествием в город исследования местности района в котором проживал, я сделал для себя еще одно важное открытие: на конечной остановке автобусного маршрута под номером «Q44» в Ямайке (Jamaica), Квинз, оказывается находился большой магазин грампластинок «Triboro Records». Автобус под этим номером проезжал мимо моего дома. Как оказалось, в этом магазине был огромный ассортимент пластинок. Ну а поскольку основная масса населения этого квартала Квинз состояла из чернокожих, то в этом магазине я обнаружил альбомы совершенно неизвестных мне исполнителей, таких как James Brown, Joe Tex, Otis Redding, а так же записи чернокожих комиков вроде Redd Foxx, Pigmeat Markham и Moms Mobley. У меня не всегда имелись деньги на покупку какого-нибудь альбома, но мне доставляла огромное удовольствие сама возможность просто подержать эти пластинки в руках, разглядывая их обложки. В общем, для меня это занятие не было бесполезной тратой времени!»

***********************

Пол Стэнли: «В течение целого года я копил деньги, а затем, после того, как к этим скудным сбережениям добавил деньги, подаренные мне на мое четырнадцатилетие, поехал на 48th Street с совершенно иной, конкретной целью. Я зашел в музыкальный магазин под названием «Manny's» и, присмотрев одну гитару, вежливо попросил продавца показать ее мне.

– А ты собираешься ее купить прямо сейчас? – последовал ожидаемый вопрос.

– Да!

– Покажи деньги.

Я выложил перед ним на прилавок всю наличность, которая у меня была в кармане, после чего продавец протянул мне ту самую, выбранную мной гитару. Это был «трех четвертной» «Stratocaster» с двумя звукоснимателями фирмы «Vox». Эта гитара не была столь уж хороша, но она была единственной, которая оказалась мне по карману – самая дешевая из всех, продававшихся там инструментов. А ее относительно невысокая стоимость объяснялась тем, что эта модель была выполнена в уменьшенном размере. Да и кроме того, я совсем не разбирался в гитарах и едва умел играть. Но мне очень понравился цвет этого инструмента – своеобразный коралловый оттенок красного. И теперь у меня на руках действительно был «билет на поверхность...»

Струны у этой моей первой электрогитары были толстые, как у рояля. У меня долго не получалось приспособиться к ним и, помню, я недоумевал, каким же образом управляется со всем этим Джимми Пэйдж![40]

Больше значение я придавал ритму и меня более всего привлекала манера игры Кейта Ричардса (Keith Richards)[41]. Я считаю, что одна из проблем многих начинающих гитаристов заключается в том, что они начинают свое обучение с попыток изобразить соло из «Communication Breakdown», вместо того чтобы сначала хорошенько научиться просто перебирать струны. Большинство знаменитых гитаристов поначалу тоже учились «ходить», а уже затем они стали «бегать». И, кстати, есть очень много гитаристов, владеющих сверхскоростной техникой игры, при этом не обладающих способностью надлежащим образом удерживать ритм, когда они играют с кем-либо.

Как только у меня появилась электрогитара я начал пробовать сочинять песни. Почему-то это мне казалось нечто таким само собой разумеющимся: ты играешь на гитаре, при этом сочиняя песни. Это идет рука об руку. Всякий раз, когда я слышал какую-нибудь песню, которая мне очень нравилась, то я, подражая этой теме, пытался сочинить что-то свое. Одной из самых первых таких потуг была моя попытка «пересочинить» песню «The Kids Are Alright», почитаемой мной группы «The Who». Я так же изучал структуры песен из каталога публицистической фирмы «Brill Building». Я говорю о песнях, которые были сочинены такими композиторскими тандемами как Barry Mann и Cynthia Weil, Gerry Goffin и Carole King, Jeff Barry и Ellie Greenwich. Это были запоминающиеся песни, построенные по классическому образцу: куплет, припев, бридж... Они обладали потрясающими мелодиями и содержательными текстами, нередко преподнося слушателям целые истории. Эти песни цепляли тебя сразу же...»

***********************

Вскоре, первая безымянная группа, в которой играл Стэнли, прекратила свое существование, но он сразу же стал предпринимать попытки собрать другую. Как оказалось, найти подходящих спутников - дело не такое уж простое...

Пол Стэнли: «Репетиции в подвале дома Гарольда Шиффа пришлось свернуть, и наша группа распалась.

Следующий бэнд мне удалось собрать не сразу. Все дело было в том, что я обожал слушать английские группы, многие из которых на тот момент здесь, в Америке, были мало кому известны. Я фанател от «Byrds»[42], и помню, что подобрал на гитаре немало их песен, особенно те, которые исполнялись на 12-и струнной гитаре.

Я слушал «The Kinks», «The Rolling Stones», «The Who», «Yardbirds». Кроме них, я особое внимание уделял пластинкам «The Small Faces». Интересы же большинства знакомых мне ребят ограничивалось тем, что находилось в чартах «Top-40». «Английский саунд» означал для них «Dave Clark Five». Надо ли говорить, что у меня с такими людьми не могло быть ничего общего. С того самого момента, когда у меня появилась своя электрогитара, я стал постоянно зависать с Мэттом Рейлом у него дома, где мы устраивали джем-сейшны. Иногда к нам присоединялся один паренек по имени Нил Тимен, который умел играть на ударных...»

Нил Тимен присоединился к Стэнли ближе к 1966 году, и далее слово предоставляем ему.

Нил Тимен: «Я решил стать барабанщиком после того, как я увидел «The Beatles» и «Dave Clark Five». Соответственно, вдохновившими меня музыкантами были Ринго Старр (Ringo Starr) и Дэйв Кларк (Dave Clark). Впоследствии, на мой стиль игры так же оказали влияние Би Джей Уилсон (BJ Wilson) из «Procol Harum» и Джон Бонэм (John Bonham).

Самую первую группу я организовал вместе с одним своим приятелем из Бруклина. Но ничего путного у нас с ним из этой затеи не вышло, главным образом из-за того, что мы жили достаточно далеко друг от друга. Путь из Бруклина в Квинз не близкий и на тот момент, никто из нас еще не достиг того возраста, когда можно было получить права на управление автомобилем. После этого я стал играть в одной группе со Стэнли.

Когда я присоединился к нему, из состава его прежней группы вместе со Стэнли остался только один участник. Имя этого парня – Мэтт Рейл, и он, как и Стэнли, тоже был гитаристом. Понятно, что в то время Стэн играл на гитаре неважнецки, но он не побоялся заявить о себе и продолжить это, начатое с группой дело. Стэнли представил меня Мэтту...»

Пол Стэнли: «Для пополнения нашего репертуара мы принялись разучивать новые песни. В какой-то период времени у Мэтта возникли какие-то проблемы личного характера, и родители перевели его в другую, в частную школу, находившуюся в Манхеттене...»

Нил Тимен: «Еще до того, как наша группа стала называться «Incubus», мы в течение некоторого времени именовались «Ratabagus». Дела нашей группы складывались не столь уж гладко. Мы то распадались, то собирались снова. В наших жизнях происходило много разных событий. Так же, нас никогда полностью не устраивало название нашей группы...»

Пол Стэнли: «Мы, должно быть, переменяли миллионы разных названий и, в конце концов, остановились на «Incubus». По сути, это и была моя первая настоящая группа. На репетициях мы играли песни таких групп, как «Lovin' Spoonful», «Yardbirds», «The Kinks» и «Outsiders». Помню, как однажды мы сотворили рок-н-ролльную версию «The Ballad Of Green Berets», и в нашем исполнении она зазвучала как-то по-панковски. В этой группе я был лидер-вокалистом и ритм-гитаристом, вдобавок еще руководил всеми делами. Уже в то время, я знал то, чего хочу добиться. Вскоре, мы стали выступать на вечеринках у наших друзей...»

Нил Тимен: «Да, мы играли на вечеринках и были даже весьма востребованы. Как-то раз, одна группа, которая должна была выступать на каком-то из подобных вечеров, отказалась играть после того, как мы завершили нашу программу. Они просто собрались и пошли по домам!

Что именно мы играли в то время? Припоминается с трудом... Вероятно, только чужой материал, кавер-версии таких вещей как «Time Won't Let Me», «96 Tears», «Nobody But You». Так же, наверняка, какие-то песни из репертуара «Yardbirds» и «Lovin Spoonful».»

Пол Стэнли: «К этому времени у меня уже отросли очень длинные волосы, но они были сильно вьющиеся. Тогда я просто возненавидел свои кудри, поскольку желаемый мною вид прически подразумевал прямые волосы. Чтобы решить эту проблему я догадался купить крем для выпрямления волос под названием Перма-Стрейт «Perma-Strate», который всегда был в продаже в окрестностях «черных» кварталов. Это средство воняло нашатырным спиртом, какими-то, вызывающими резь в глазах химикатами и оно могло запросто сжечь твой скальп. Ты наносил этот состав на свою шевелюру, распределял его по всей длине волос и по прошествии некоторого времени, вычесывал эту дрянь из волос расческой. В тех случаях, когда я чуть дольше держал «Перма-Стрейт» на своих волосах, кожа на моей голове начинала кровоточить из-за появившихся химических ожогов. Так же пару раз я пробовал выпрямить свои волосы при помощи нагретых щипцов. Чтобы выпрямить свои кудри я перепробовал все способы.

Из-за такой моей, столь неотразимой внешности, мама моего нового приятеля Дэвида Ана (David Un) называла меня «Принцом Велиантом» (Prince Valiant), а мой отец придумал для меня другое прозвище – «Стэнли Толстожопик»!

Я познакомился с Дэвидом, когда учился в средних классах школы Parsons. Его семья, подобно семье Мэтта Рейла, тоже была очень интелегентной и артистичной. Отец Дэвида был художником, а его мама работала преподавателем в школе. Как и я, Дэвид носил очень длинные волосы. Иногда, когда я «закалывал» школу и отправлялся погулять по 48th Street в Манхеттене, Дэвид составлял мне компанию. Он, как и я был большим меломаном и со временем на почве нашего общего увлечения «контркультурой», наша дружба стала еще крепче!»

***********************

Пол Стэнли: «Одна из причин, в силу которой я захотел стать рок-звездой, заключалась в моем желании иметь в своем распоряжении как можно больше девчонок. А каким образом я мог добиться благосклонности с их стороны? Я ведь не являлся членом футбольной команды. Я немного играл в футбол, когда был помладше. Помню, как меня впервые кто-то жестко блокировал. Меня сбили с ног, я распластался на земле – из меня словно дух вышибло вон. Я не был фанатом и продолжал играть в футбол до тех пор, пока не получил травму. И только один раз я принял участие в очень ответственном матче. Зато, мне много раз доводилось бороться. Однажды, когда мне было уже лет семнадцать, мы с одним моим другом тусовались в Центральном парке (Central Park), и нам отчего-то захотелось помериться друг с другом силами. В результате он сломал мне руку. Это был последний раз, когда я боролся.

Но вот почему-то девчонки не бросались на нашу группу в исступлении. В этом отношении мне не особо везло, ведь я был всего-навсего низкорослым полноватым пареньком, который играл на гитаре и мечтал похудеть, что, впрочем, мне удалось ближе к восемнадцати годам. Да и вообще, я не так уж и часто влюблялся...»

Но одну из душещипательных романтических историй Стэнли все же поведал.

Пол Стэнли: «Мне было четырнадцать лет, когда мне очень понравилась одна девчонка. Она была просто потрясающей особой! И не смотря на то, что я был довольно несносным хулиганистым малым, она меня все-таки полюбила! Эта девчонка училась в той же самой школе, что и я. Ее звали Эллен Ментин. Общаясь со мной, эта девушка проявляла просто невероятное терпение и понимание и, видимо, она все же сумела разглядеть какие-то положительные качества, скрытые глубоко внутри меня. Ее чувства напугали меня до такой степени, что я постарался сделать все возможное, чтобы Эллен, в конечном счете, отвернулась бы от меня. К примеру, как-то раз я из садового шланга залил всю ее квартиру. Я проделал все пакости, которые только смог придумать, но все равно не добился желаемого результата.

Вот таким образом я боролся с любовью этой девчонки в течение довольно продолжительного времени – вот до какой степени сильные чувства она питала ко мне. Я был очень молод и, оказавшись в такой ситуации, совершенно не знал, что мне делать!

Постепенно, я стал доверять Эллен, причем настолько, что даже попытался объяснить ей то, «какова была природа некоторых демонов», наводящих смятение в моей душе. Но эти откровения, ни в коей мере не повлияли на стабилизацию моего душевного равновесия и не решили ни единой проблемы. Эллен хотела, чтобы мы стали вполне обычной подростковой парой, то есть ходили бы вместе в кино и все такое прочее. Но я не был готов к появлению вместе с девчонкой где-нибудь в общественном месте, на людях. Мне это казалось слишком уж рискованным предприятием. И оказавшись в такой ситуации, я чувствовал себя скованным, и порой даже мог испытать нечто вроде приступов клаустрофобии. «А что, если кто-нибудь начнет прикалываться надо мной в тот момент, когда я буду вместе с Эллен?» – вот такой вопрос не давал мне покоя. Я так же не мог понять, почему Эллен хочет быть рядом с таким типом, как я! Даже если бы у меня были волосы обычной, как у большинства мальчишек, длины, то я все равно оставался бы фриком. Как-то раз я даже спросил Эллен: «Что же ты такого нашла во мне? Почему ты хочешь быть рядом со мной?» Мне казалось, что у этой девчонки совершенно не может быть на это причин.

Эллен и я остались просто друзьями. Конечно, иметь постоянную подружку было бы просто замечательно, но я не смог бы вынести постоянного напряжения. Даже перспектива просто ехать вместе с Эллен в автобусе, когда мы собрались в кино, казалось мне слишком рискованной, и я не мог совладать с собой.

Впоследствии Эллен вышла замуж, но мы все равно продолжали периодически общаться. Как-то раз, она вместе с мужем побывала на нашем шоу. Они – милейшие люди!

Кстати, даже в детстве я считал, что это романтично, когда у тебя есть подружка. Обычно, большинство детей в таком возрасте относятся к подобным «заморочкам» как к чему-то глупому, и девчонки в этом отношении не являются исключением. Я даже не могу припомнить того, чтобы когда-либо испытывал к девчонкам неприязнь. Ну а в подростковом возрасте, я считал, что каждая девчонка привлекательна по-своему.

Приблизительно в тот период времени мой отец решил преподать мне одно мудрое наставление о «пчелках и птичках», преподнеся мне это в свойственной ему манере безо всяких церемоний: «Если ты кого-нибудь «обрюхатишь», знай, что сразу же будешь жить самостоятельно!» «Ну и как это понимать?! Я – четырнадцатилетний мальчишка окажусь на улице?!» – мысленно задавался я вопросами. Ничего себе расклад! Я едва представлял себе то, каким же образом можно было нарваться на такой «залет», но зато теперь я мог не сомневаться, что в случае чего, меня вышвырнут из дома. «Как будто бы я и так не сам по себе!» – помню, мысленно съязвил я в ответ».

***********************

Ну ладно, оставим эту тему в покое и вернемся к рок-н-роллу. Через некоторое время гремучее трио «Incubus» в очередной раз решило поменять себе название, превратившись отныне в «Uncle Joe» (Дядюшка Джо). Впоследствии, на протяжении ряда лет, всякий раз, когда возникал вопрос о том, что же скрывалось за таким названием группы, Пол Стэнли неизменно отвечал: «Такое прозвище было у Иосифа Сталина...» Но вот какую информацию по этому поводу поведал Нил Тимен.

Нил Тимен: «История о том, как «Incubus» превратились в «Uncle Joe», такова... Как-то раз, Стэн притащил несколько маек, на которых было изображено чье-то лицо. Выяснилось, что обладатель этой физиономии не кто иной, как шеф-работодатель отца Стэнли, а эти майки были изготовлены для дружеского пикника. Мы решили, что станем надевать эти майки каждый раз, когда будем выступать. А поскольку имя того самого босса было Джо, то мы стали называть нашу группу «Uncle Joe». В общем, это название не имеет никакого отношения к Сталину...»

Примечательно то, что эта группа имени Дяди Джо, практически на протяжении всего своего достаточно долгого существования, так и оставалась в качестве трио с двумя гитаристами и барабанщиком. То есть, парни сотрясали окрестности своим «первобытным гаражным саундом» без присутствия в составе басиста.

Пол Стэнли: «Да, в составе «Uncle Joe» не было бас-гитариста. Мы всем говорили, что это обстоятельство только выделяет нас из основной массы других групп, но правда заключалась в том, что мы не могли найти того, кто умел бы играть на басу».

Но все же, столь редкий индивид через некоторое время был обнаружен. Правда, он стал присоединяться к этой компании лишь эпизодически.

Нил Тимен: «Этого парня звали Джек Миллер (Jack Miller) и он был законченным кретином. Была только одна причина в силу которой мы привлекли его в нашу группу: он был единственным басистом, которого мы смогли отыскать. Всякий раз, когда он покидал нас чтобы играть с другой группой, мы явственно ощущали, что звучим гораздо лучше без его присутствия. Ну, а в таком случае возникал вполне резонный вопрос: «Так может быть бас-гитарист нам и вовсе не нужен?!»[43] Так же следует принять во внимание тот факт, что во времена нашей юности гораздо более ценным считался человек обладающий своим инструментом и звуковым оборудованием, чем тот, кто хорошо играл, но при этом такими вещами не располагал. К примеру, мне удалось собрать такой комплект ударной установки, в котором вообще не было ни одного парного элемента, а тарелки все до одной были совершенно дерьмовыми. Стэн и Мэтт играли, подключившись к одному усилителю: вроде бы это был «Gemini 3». К нему так же подключался и микрофон. В общем, когда Джека Миллера пригласили играть в группу, в распоряжении которой было больше оборудования чем у нас, то он, конечно же, долго не раздумывая, запрыгнул к ним «на борт». Вот так все и было...»

Пол Стэнли: «Наша группа «Uncle Joe» представляло собой пауэр-трио. И хотя оно состояло только из двух гитаристов и барабанщика, тем не менее, я никогда не слышал ничего громче такого саунда, который выдавала наша группа. Помню, одно время мы репетировали на ферме, в сельской местности недалеко от Нью-Йорка. Так вот, от наших репетиций не было покоя даже тем людям, которые жили на удалении трех миль от того места, где находились мы. Они приходили и жаловались на шум, но мы воспринимали их жалобы, как своеобразный огромный комплимент!»

***********************

Пол Стэнли: «Как-то раз, идя вдоль главной улицы нашего района, я заметил новый магазин под названием «Middle Earth». Это был хэд-шоп (head shop) где продавались шланги, стеклянные бонги и другие, столь специфические принадлежности. Стоявшие за прилавком этого магазина люди были длинноволосыми. «Может, я сумею найти с ними общий язык?» – подумал я.

Я не очень-то хорошо сходился с обычными людьми, в чем сомневаться не приходилось, но теперь, прямо в этом же самом районе, в котором я проживал, для меня появилась альтернатива. Я стал наведываться в этот магазин, чтобы поболтать и потусоваться с его владельцами и некоторыми посетителями, которые ненадолго заскакивали сюда. Я приходил в это место отнюдь не из интереса к наркотикам, хотя тогда я уже покуривал марихуану. Я приходил в этот хэд-шоп, просто стремясь найти для себя новый круг общения. Любой аутсайдер мог почувствовать себя вполне комфортно здесь, в «Middle Earth». В конце концов, я стал брать с собой свою акустическую гитару, чтобы поиграть на ней, зависая в этой лавке. Когда я был дома, то проводил в своей комнате много времени в одиночестве. Я абстрагировался от внешнего мира, целиком погружаясь в музыку. Я слушал свой радио-транзистор, играл на гитаре и читал музыкальные журналы. Моя мать, чувствуя угрызения совести за то, что она все свое внимание была вынуждена уделять моей сестре, купила мне стереосистему. Я стал ярым поклонником радио-шоу «The English Power Hour», ведущим которого был Скотт Мани (Scott Muni). Это была одна их первых радиопрограмм в FM-диапазоне, слушая которую можно было оценить самые последние музыкальные новинки из Соединенного Королевства.

Весной 1967 года Джими Хендрикс, находившийся на тот момент в Англии, стал доминировать на местной сцене и в чартах. Очень скоро его музыка посредством радиотрансляций стала просачиваться в Штаты. Когда наконец-то первый альбом Хендрикса оказался на прилавках американских магазинов, то я сразу же купил его. Эта пластинка поразила меня словно ядерный взрыв.

Я обожал делать так: поставив альбом «Jimi Hendrix Experience» на свой новый стереопроигрыватель, ложился на кровать и плотно прижимал две большие колонки к своей голове. Даже не смотря на то, что был глухой на правое ухо, когда я прижимал правую сторону головы поплотнее к динамику, то я мог слышать музыку даже через костяную перегородку.

Стены своей комнаты я выкрасил в лиловый цвет, а на потолок прикрепил елочную электрическую гирлянду. Я играл на гитаре, глядя на свое отражение в зеркале озаряемый отблесками цветных огоньков. Я не просто был заинтересован в том, чтобы играть как можно лучше, меня так же заботило то, насколько эффектно я выгляжу во время игры. Помню, я стоял перед зеркалом со своей гитарой, при этом говоря себе: «Пускай пока я не могу сыграть этот рифф, но когда смогу – это будет неплохо смотреться со стороны!» И, глядя на свое отражение в зеркале, я старался идеально отработать прыжки и взмахи руками, наподобие «ветряной мельницы», как это делал Пит Тауншенд (Pete Townsend) из «The Who». Но при этом я не старался копировать манеры какого-то одного, определенного своего кумира. К примеру, я поочередно старался изобразить на своем лице такие гримасы, которые видел на фотографиях живых выступлений Хендрикса или Клэптона. Забавно, но я полагал, что не смогу извлечь из своей гитары определенные ноты до тех пор, пока не предам своему лицу соответствующее выражение. Но вероятно, самое большое влияние Джими Хендрикс оказал на меня в плане прически. Его хайр был начесан до такой степени, что волосы стояли дыбом, в результате чего его шевелюра приобрела форму огромного пышного облака. Внезапно, такая афро-прическа стала эталоном внешнего облика в кругу рок-музыкантов. И вскоре даже Джимми Пейдж и Эрик Клэптон сделали нечто подобное со своими волосами. Я помню тот день, когда впервые пышно взбил свою собственную шевелюру. Все, с меня хватит! Отныне «Перма-Стрейт» мне больше без надобности! Теперь я смогу сделать себе такую же прическу как у своих кумиров! И всякий раз, когда я выходил из своей комнаты с дыбом стоявшими на голове волосами и начинал обуваться, моя мама пыталась остановить меня говоря: «Ты не выйдешь на улицу в таком виде! Ты меня понял?!» «Ага, как же! Пока, мам!» – отвечал я и переступал через порог. Это было самое время для того, чтобы позволить моему фрик-флагу гордо реять!»

***********************

В определенный период времени перед Стэнли возник неизбежный вопрос: куда пойти учиться далее. Вполне понятно, что о поступлении в какое-либо фундаментальное образовательное учреждение не могло быть и речи, хотя родители давно делали Стэнли намеки на о, что он может попытаться связать свою жизнь с медициной.

Пол Стэнли: «В детстве я слышал от своей мамы, что у меня были «руки доктора». До определенного момента я не имел никакого понятия о том, кто такой этот доктор. Затем я понял, что таким образом мать намекала мне, что ей хотелось, чтобы я стал врачом...»

Учитывая наличие у Стэнли определенного мировоззрения и его увлечения, в этом нет ничего странного, что он выбирает для себя такой путь, который на тот момент он счел наиболее приемлемым для своей свободолюбивой и творческой натуры.

Пол Стэнли: «Ближе к окончанию средних классов я прошел собеседование на возможность поступления в Высшую школу музыки и искусства (High School Of Music And Art). Это общественное альтернативное учебное заведение располагалось по адресу: West 135th Street and Convent Avenue в Манхеттене. Как я уже упоминал: пока я учился в общеобразовательной школе, мне не было равных в изобразительном искусстве. Я был наделен этим талантом от природы. Я возлагал надежды, что в той специализированной школе я найду для себя гораздо более комфортную среду обитания, по сравнению с той, с которой успел познакомиться, начав подрабатывать в мясной лавке. Для меня это было немаловажно! В художественной школе на меня наверняка никто не стал бы пялиться, как на некую диковинку. Никто там не стал бы обращать внимания ни на мой внешний изъян, ни на мою инопланетную форму прически, ни на мой стиль одежды. В то время, в большинстве школ, администрация по-прежнему навязывала своим студентам какой-то определенный дресс-код. Но как я и предполагал, в этом плане здесь, в этом художественном училище философия была довольно простой: совершенно неважно то, в какой одежде ты пришел сюда, гораздо важнее то, что ты просто пришел в эту школу. И как только я очутился в этом учебном заведении, то у меня сразу же сложилось впечатление, что, не смотря на то, что на прежнем месте учебы я считался фриком, здесь, в плане своего внешнего облика, я выглядел как довольно посредственный тип, оказавшийся в школе фриков.

Для поступления в эту Высшую школу музыки и искусства надо было сдать экзамен, и сюда зачислялись только самые лучшие в определенном роде абитуриенты. Но ведь я всегда хорошо рисовал, и после сдачи экзаменационной работы был принят. В этом учебном заведении я стал углубленно изучать такие предметы, как рисование, черчение, живопись. Но, даже не смотря на то, что я в силу своих способностей смог легко поступит сюда, тем не менее, у меня, в общем-то, не было столь уж серьезного намерения попытаться в дальнейшем построить свою карьеру в области изобразительного искусства. И, как оказалось, я правильно сделал, что не стал возлагать подобных надежд».

Через некоторое время, когда Стэнли уже освоился в этом училище и без того изначально блеклая идея стать профессиональным художником-оформителем, стала терять остатки своей привлекательности. Ну а требования предъявляемые преподавателями постепенно напрочь отбили все желание Стэнли самосовершенствоваться в данном виде творчества. Ну и опять же, проблемы со слухом создавали для него определенные трудности в процессе обучения.

Пол Стэнли: «Я поступил в школу музыки и искусства, изначально отдавая себе отчет в том, что такого учебного заведения, в котором учат тому, как стать рок-звездой, просто-напросто не существует. Так что, каждый день, уходя на занятия в эту новую школу, мне приходилось оставлять свои музыкальные стремления «аккуратно уложенными» за дверью своей спальной комнаты с лиловыми стенами.

В первые же учебные дни проведенные в этой школе, у меня появилось отрезвляющее осознание того факта, что здесь есть полным-полно людей, которые умеют рисовать нисколько не хуже меня. Кроме того, в этой школе так же было много и таких людей, чьи способности в этом плане были несравненно лучше моих.

Вполне возможно то, что в свое время именно общеобразовательная школа убила во мне все желание продолжать учебу. Но и в школе искусств повторилась подобная ситуация. Дело было в том, что так, как в бытности поступали родители моих одноклассников, подобным же образом преподаватели этого учебного заведения принялись навязывать свое мировоззрение нам – студентам. Я понимаю это так: каждый из этих педагогов в свое время допустил в своей жизни немало ошибок, и много чего из задуманного осуществить так и не смог. И вот теперь, они требовали, чтобы их ученики как бы исправили их ошибки, доведя до конца те дела, которые эти люди не завершили сами. А ведь это не очень-то порядочно. Большинство моих новых наставников говорили мне, что во мне заложен огромный творческий потенциал, но при этом они стали внушать мне, что я должен реализовать свой талант не таким образом, которым хотелось бы мне, а тем, каким хотелось бы им. И у меня стали возникать вопросы типа: «Если эти люди настолько уж потрясающие мастера своего дела, то в таком случае, почему они сейчас всего-навсего преподаватели и не добились в жизни гораздо большего?!» Ну а когда весь учебный процесс свелся к тому что: «Ты должен завершить работу над этой иллюстрацией к следующей среде...» – то сами понимаете, что таким образом вдохновить меня на создание какого-либо «шедевра» было совершенно невозможно, а все мое желание рисовать было отбито. Да и разве бесконечная череда заданий в виде контуров и зарисовок имеет какое-то отношение к творчеству?!

В Высшей школе музыки и искусства училось огромное количество людей, которые считались лучшими в тех общеобразовательных учреждениях, откуда они пришли сюда. И я стал осознавать, что у меня будет гораздо больше шансов добиться успеха, продолжив играть в рок-н-ролльной группе. Помню, еще до того, как я стал учиться играть на гитаре, я сидел перед телевизором, смотрел Шоу Эдда Салливана и при этом говорил: «Все эти группы потрясающе хороши, но и я так тоже смогу! Это не где-то за гранью моих собственных возможностей...» Но чем старше я становился, тем меньше я встречал людей, которые занимались музицированием, и все больше в моем окружении появлялось людей, которые могли написать хорошие картины. А я прекрасно понимал, что чем дальше я стану продвигаться на этом поприще, тем больше людей станут составлять мне конкуренцию. Да и кроме всего прочего, еще одна причина, в силу которой мне хотелось заниматься музыкой, заключалась в том, что никто не указывал мне каким образом это нужно делать. Вот в тот период времени я твердо решил стать рок-звездой и, понятное дело, что все мои знакомые стали говорить мне, что я должно быть рехнулся. Хотя во время разговоров с моими новыми приятелями-сокурсниками я ни разу не озвучивал мысли о том, что я хотел бы попробовать перевестись в другой поток с музыкальной направленностью обучения я, тем не менее, хорошо знал, что некоторые студенты этого училища оставили весьма заметный след в этом виде творчества. И я говорю не только о бродвейских постановках и оркестрах. К примеру, такая группа как «Left Banke», в составе которой играли несколько недавних выпускников этой школы музыки и искусства, обрела большую известность благодаря их хитовой песне под названием «Walk Away Renee». Так же стоит упомянуть такую гениальную певицу и композитора Лауру Ниро (Laura Nyro). Ну а парень по имени Джаник Йан (Janic Ian), который вместе со своей группой «Society Child» обрел хит-сингл на момент моего поступления сюда, по-прежнему числился в списках учащихся этой школы...»