Романская живопись 11-12 века

Варварство. Трудно поверить, что в этой культуре родятся Микеланджело. Такого не происходит ни в одной даже в самой глухой типа кападокийской провинции.

Художественный язык примитива. Ждать изысканности не приходится. Главная цель не изобразительная образность – а декларативная внятность. К таком искусству не существует внятного языка. Единственное, что можно предъявить – узнавание сюжета.

Передняя часть алтарного стола – антепендиумы. Каталонские. Сперва такое ощущение, что мы попадаем в мир детских раскрасок. Структуры могут восходить к раннехристианским саркофагам, но больше ничего внятного сказать не можем.

1123 г. Апсида из Сан Клементе в Тахуле – сейчас в музее в Барселоне. Экспрессивный почти плакатные декларативный художественный язык. Внятная и кричащая внятность. Доведенные до абсурда элементы анатомической условности греко-византийского типа. Сюжеты: Маэста, апокалиптическое явление, поклонение волхвов, агнец.

Дания 12 столетие Proph to Kirke Hyllinge Denemark.

[Гобелен из Байё]

Франция

Сен Савен сюр Гартам. Но даже здесь прочтение сложно (нужно туда-сюда ходить по нефу – не в литургическом темпе). Очень внятные образы. Но чтобы было понятно издалека – необходима образность плаката. Включая крипты с изображениям мученичества св. Савена и св. Киприана. К счастью, несколько отстраненная образность (не натуральность современного кинемотографа).

Интересно различать собственно оригинальные образы, а те к которым Строительство вавилонской башни – был некий образец.

Повествовательная настойчивость примитива – его движущая сила. Чем больше ему хочется рассказать, тем больше они стараются, умножают иконографии, учатся. Большая важность жеста. Не подходят наши категории сопереживания событию, нашему понятию красоты. Скорее схема, чтобы можно было узнать.

Saint Nicolas de Tavant France – Luxoria (сладострастие), пробивающая себя копьем. Анатомия не сложилась, иконография как-то пробивается и как-то находит себе конструктивное выражение. Из всех романских искусств выглядит самым слабым местом, самая неантичная часть. Что здесь может расти? Какие стимулы?

Клюнийская школа

Berze -la -Ville – единственный художественный памятник клюнийской школы. Очень небольшие размеры. Апсида – аналог послания апостолов на проповедь. Ниже – иерархия: над аркой – агнец, под апсидой над арками окон – добродетели.

Сглаживаются крайности: вместо толстых широких черных мазков – тонкие, связанные с византийскими перегородочными эмалями, резцами Везле. Меньше непохоже на реальность. До этого был микс, иногда пробиваются цитаты, кусочки (в Сен Савене), в Безле ля Виль все более сглажено. Почти нет жестких экспрессивных жестов, хотя есть еще романская нескладность.

Здесь же мучения св. Лаврентия. Построение драпировок – как Отен (он был цветной). Те же маленькоголовые, с не очень сильным жестом, та же мелкая штриховка. Появляется деликатность, внимание.

Византия может пробить эту лобовую экспрессию, античность уже забыта, ее рядом нет. Поэтому обращаемся к искусству, непосредственно связанному с греческим. Там дыхание, что-то чего они могут не понимать, но воспринимаются.

Монтекассинский монастырь – столица бенедиктинского ордина. Сант-Анджело-ин-Формис 1075-1100гг. Были приглашены мастера из Константинополя. Из летописи: «Восстановил искусство, которое полтысячелетия было в забвении». Греки делали мозаики (греческое искусство, переселившееся в другие места: южная Италия, мы…), но сохранились фрески.

Маэстос домини – апсида, ветхий и новый завет – на стенах в апсиде – страшный суд на западной стене. Перед нами искусство на один шаг отходит от Византии. Величавый, церемониальный, отстраненный дух. Иконография похожа на византийскую. Но видим что-то, что при первом приближении напоминает фрески антониева монастыря, но сильно грубее. Подрумянка – пятно, структура глазницы – внешнее укрупнение, навязчивое укрупнение, есть анатомические ошибки. Одежда сильно и довольно плоскостно орнаментализируется. Т.е. видим и прототип и зазор с ним.

Есть рассказ, легко опознаваемые, немного оцепеневше-застывшие и грубоватые, но понятно. Есть некоторые нелепости, свойственные Западу: Христос везде таскает за сбой сферу мира (даже в сцену «Кто без греха, пусть первый бросит в нее камень»). Иногда сбивается на неотчетливости (часто особенно в Ветхом Завете были дырки, например, Давид и Голиаф), но в целом все отчетливо (наверное, было греческое иллюстрированное Евангелие). Но это пока не искусство обладающее собственным языком, как только эта культура отойдет дальше от памятника, эта линия прервется.

Памятники римского круга

Сан Клименте в Риме. Посл четверть 11 века. Рядом с главными памятниками ранно-христианского Рима. Но опять это не стилистика, а скорее силовое поле на расстоянии от античного места. Были мозаики Санта-Мария Маджоре, были Сан Паоло ин фьори ле муро.

Апсида – мозаики: огромная орнаментализация. Большая связь с безрассудным желанием римлян изображать и украшать все. Крест теряется на орнаменте и по размеру и композиции.

Здесь в 12 веке вся буколическая живность античности мгновенно вторгается и занимает свое место, без этого не красиво.

Т.е. несколько разных школ:

· декларативно-кричащая испанская (мозарабское влияние)

· экспрессивная сен савен (даже скорее натурализм)

· присмиревшая и способная к созданию сложных иконографий клюнийская школа (византийское влияние).

· окошки в другие миры: монте кассино и рим (тоже дыхание Византии и Рима).

Привязаны ли они к месту? Или могут распространяться. Мы знаем очень мало, преимущественно периферийные горные памятники, другие были переписаны, не сохранились.

Смягчение, большая деликатность языка в следствие античного и византийского влияния – существует. Но византийское влияние все-таки лидирует. Т.е. это не столько ренессанс, а византинизация художественного языка сначала в Италии, а потом и в других местах.

Как это происходит? Монреаль на юге, Сан-Марко в Венеции. Это доминанта 12го века. Для романского мира 12го века византийское искусство обладало почти завораживающим натурализмом, а не тем отстраненным символизмом и ритуально-церемониальным ритмом, который мы видим сейчас.

Первостепенное значение мозаики начала 13го века в Сан Марко. Уже местные итальянские. Мозаики экзонартекса. 1225-1325. Купол сотворения мира. Сохранилась рукопись Genesis Лорда Коттона (рубеж 5 и 6 века, в 18м веке она почти вся сгорела). Люди только что выучившиеся византийской манере тут же находят в своей античной традиции новые образцы. Очень занятно, экспрессивно и выразительно. Но интересны античные влияния: персонификации дней, Господь вдыхает душу в Адама (душа – античная психея: человечек с крыльями бабочки), щедрость на периферию: разные фрукты, живность и т.д. Персонификации заповедей блаженств – почти позднеантичные нереиды. Есть сложные ракурсные изображения.

Ноев ковчег – по сравнению с Монреалем возросла численность живности, количество сцен. Во всем есть совершенно не византийская основательность.

Опьянение Ноя – упитанный, полностью обнаженный, в позе опьянения Диониса и сон Артемиды.

Т.е. на основе византийской образности мы видим трансформацию в детальность, экспрессивность… Латиняне эту греческую отстраненность начисто отвергают, им важно, что это конкретно, зрительно, опознавательно. Античные влияния это только и в разы усилили.

Германия

Фрески Lambach бенедиктинская церковь. Очень антикизирующие образы, даже с перспективными арками.

Что же случилось с живописью и скульптуры около 1200 года? Латинское искусство изменилось напитавшись Византией, сожрав его. Закономерно: когда ты чем-то питаешься, есть опасность это съесть.

Но не только в живописи, но и в других искусствах наблюдается совершенно особая ситуация.

Кельн:

· рейманская византинизирующая школа эмалей. Упростившееся и конкретизированная греческая стилистика и техника.

· Раки святых. В конце 12го века они начинают копировать сцены раннехристианских саркофагов. Николаус из Вердена. Некая немецкая ранняя готика: воспоминание о мелкоскладчатой античной одежде и т.д.

Т.е. опять близкая Византия рождает память о собственной античной традиции.