Отзывы о серии «Сестры по лоскутному одеялу» 10 страница

 

* * *

Сидя напротив Мэри за кухонным столом, Ханна не сводила глаз с подруги, желая поскорее остаться с ней наедине. Она не могла узнать, в чем дело, и не могла ни о чем догадаться, пока они не останутся одни. Одно она знала точно, и с этим пониманием она приехала сюда: у Мэри был какой-то секрет, и она чего-то боялась. Mammi Энни сидела рядом и не пропускала ни единого слова.

Ханна потягивала свой кофе. Наконец-то ее пустили в дом, и вот так они потчуют гостей? Кресло-качалка в углу комнаты поскрипывала, поскольку Лисса раскачивалась в нем, жуя сэндвич. В комнате тихо тикали часы. Ханна удивлялась тому, как в домах у амишей выделялись всякие звуки. Тут не было шума электрических стиральных и посудомоечных машин, сушилок, и уж конечно, никаких телевизоров, радио и музыкальных центров, и потому в каждом доме царила умиротворенная тишина, которую Ханна так любила, несмотря на стоические ограничения, с которыми приходилось мириться. Было почти три часа, и нужно было что-то делать.

– Мы можем пойти с тобой покататься, но я думаю, нам не удастся поговорить с тобой в машине из-за малышки. –

Ханна говорила приглушенным голосом, тише, чем тихое тиканье старинных часов. Ханна не могла сказать ничего, что затем Лисса непроизвольно могла бы выболтать Саре. Учитывая эмоциональный стресс Сары, связанный с младенцами, и ее способность мгновенно делиться с окружающими имеющейся у нее информацией, это могло бы навлечь массу неприятностей на Мэри.

На лице у Мэри возникла кривая полуулыбка, отчего на ее подбородке появились крошечные ямочки.

– Надо что-то придумать.

Единственный вариант, который могла предложить Ханна, состоял в возвращении в «Лучший путь». И хотя она не знала, куда деть Лиссу на то время, пока они будут открыто обсуждать проблемы Мэри, это самый лучший вариант для разговора. Поскольку Mammi Энни внимательно их слушала, они не могли разговаривать даже шепотом.

Будь Mammi Энни немного дружелюбнее, Ханна оставила бы Лиссу с ней, а они с Мэри прошли бы прогуляться пешком. Однако Ханна опасалась вопросов, которые Mammi Энни могла задать Лиссе в их отсутствие, а также ответов девочки.

Какой бы подмоченной ни была репутация Ханны в Оулз Перч, она должна блюсти себя ради Сары и Мэри.

– Ну, пойдем. Нам нужно съездить в «Лучший путь». Ты поговоришь там с Полом относительно выписки Сары, хорошо?

Мэри взглянула на бабушку и встала. Ханна взяла Лиссу на руки, и они втроем вышли из дома Йодеров. Все время, пока они ехали по узким мощеным дорогам, Мэри потирала

свой живот.

– Болит? – спросила Ханна.

– Нет. Вчера у меня было несколько приступов острой боли. Тогда я тебе позвонила. Но теперь все прошло.

– Какого рода боль?

– Очень резкая боль. Как мне ответить на твой вопрос?

Ханна засмеялась.

– Думаю, вопрос действительно непонятный. В каком месте болело?

– Вот здесь. – Мэри показала на правый бок в верхней части таза.

– Насколько глубоко ты ее почувствовала? Была ли это поверхностная боль, будто кожу слишком туго натянули, или глубже, будто растянули мышцы, или совсем глубоко, как будто болят сами кости?

Ханна внимательно выслушивала ответы Мэри на каждый вопрос, понимая, что, когда она позвонит доктору Леману, чтобы узнать его мнение, тот захочет услышать полный и подробный отчет. Когда вдали показалась клиника «Лучший путь», ни Daed, ни церковных лидеров уже нигде не было видно. Ханна и Мэри, а с ними Лисса, вошли в клинику.

Наверное, спор с Полом расстроил Лиссу намного больше, чем Ханна могла предположить, потому что когда они вошли в здание, девочка прижалась к Ханне. Учитывая, что Лисса редко вела себя таким образом, Ханна решила, что через несколько минут девочка привыкнет к своему окружению и успокоится, тем не менее она взяла ребенка на руки. Она поговорит с Мэри о ничего не значащих предметах, пока Лиссе не захочется покачаться на качелях или что-нибудь еще.

Они прошли в большое фойе, рядом с которым находились гостиная и кухня. По обеим сторонам коридора тянулся ряд офисных дверей, а по лестнице можно было подняться на второй этаж, где располагались другие кабинеты. На кухне сидели пять человек, включая Пола. На столе стоял только что разрезанный пирог, и в руках у каждого была тарелка с его кусочком. Негромкий разговор и смех прекратились, глаза всех присутствующих обратились к Мэри и Ханне. Совершенно очевидно, тут праздновали какое-то событие, и Ханна не рассчитывала встретить столько народу в месте, где она хотела уединиться с Мэри.

Пол извинился и встал.

– Ханна, Мэри, пройдите сюда.

Он поставил тарелку с недоеденным пирогом и поднялся по ступенькам, ведя их за собой. Оказавшись на лестничной площадке, он открыл дверь.

– Если вы устроитесь в моем офисе, все будут думать, что Мэри знакомится с документами Сары, подготовленными для ее выписки. Поскольку ее невиновность в пожарах доказана и ее взаимоотношения с общиной в порядке, ее отпустят завтра, хотя завтра суббота.

Ханна, Мэри и Лисса вошли в комнату.

Пол взглянул на часы.

– Офис мне не понадобится по меньшей мере час. – Он посмотрел на Лиссу. – Есть хочешь?

Лисса пожала плечами, но Ханна знала, что девочка голодна, хотя дома у Мэри она съела сэндвич. Эта малышка могла съесть больше, чем все остальные в ее семье, и иногда казалось, что ее никогда не кормили досыта.

Пол сунул руку себе в карман.

– Я уверен, ты сможешь сделать нам с тобой бутерброды с арахисовой пастой и джемом.

Глаза у девочки загорелись.

– Ты тоже хочешь есть?

Пол кивнул.

– А Хейли принесла домашний пирог.

Лисса вопросительно посмотрела на Ханну, молча умоляя согласиться с планом Пола. Пол все умно придумал, чтобы отвлечь Лиссу и увести ее от Ханны.

– Иди, я разрешаю.

Закрывая за собой дверь, Пол взглянул на Ханну. Она беззвучно сказала ему «спасибо», и он кивнул в ответ.

Мэри проверила, плотно ли закрыта дверь, и оперлась о нее. У нее на глазах появились слезы и покатились по щекам.

– Что такое?

Вытирая слезы, Мэри смотрела в глаза Ханны.

– Я совершила огромную ошибку. Если ты мне не поможешь...

– Я приехала, чтобы сделать все, что в моих силах. – Ханна взяла Мэри за плечи и слегка ее обняла, потом убрала руки.

– Расскажи мне, в чем дело.

– Когда мы с Люком были помолвлены, доктор сказал, что несколько лет мне нельзя выходить замуж и зачинать ребенка. Я ничего не сказала Люку, и... – Она положила ладонь на выпирающий живот. – Я так не хотела его потерять...

Ханна слишком хорошо знала, что значит бояться потерять кого-то и поэтому пытаться скрыть правду.

– Что сказал доктор, и какова точная причина того, чтотебе нельзя беременеть?

– Он сказал, что с ребенком все будет в порядке, но схватки и роды могут представлять серьезную опасность для меня.

– Мэри, как ты могла решиться на такое?

– Сначала я думала, что брачную постель я доверила полностью Богу. – Ее плечи опустились, и она покачала головой. – Но ты не можешь сердиться на меня. Ты тоже скрыла свою беременность от Пола.

– О Боже, неужели ты решила брать с меня пример?

– Но у меня все было иначе, и я думала, что все уладится. Пожалуйста, подскажи мне, что теперь делать. Я так боюсь за ребенка, и за Люка, и за себя.

Не желая больше показывать свое недовольство, Ханна кивнула головой.

– Есть какие-то другие симптомы?

– Нет.

– Бывает напряжение мускулов живота?

– Нет.

– Хорошо, начнем с выяснения основных показателей. Мне нужно принести из машины мою медицинскую сумку. Потом нам нужно будет найти местного гинеколога, и это, наверное, будет нелегко, учитывая такой срок беременности.

– Я... я не хочу видеть никаких врачей и гинекологов. С этого, собственно, и начались все мои проблемы. Они такие агрессивные и высокомерные и всегда смотрят на амишей сверху вниз. Ты знаешь, что это так.

– Ну, не все они такие, а только некоторые. – Ханна покачала головой. – У меня нет лицензии даже двухгодичных медицинских курсов. Если ты думаешь, что я смогу решить все твои проблемы, то ты ошибаешься.

– Этим врачам совершенно нельзя доверять. Они только приказывают, выписывают рецепты, и ты все должен делать, как они сказали, иначе тебя просто выставят за дверь. – Мэри покачала головой. – Я очень боюсь, Ханна, но за долгие годы я слышала столько историй о плохих врачах, которые работают с амишами, потому что мы никогда не жалуемся и не подаем на них в суд. Так что лучше к ним не соваться.

Такое упрямство было Ханне очень знакомо. Неудивительно, что они с Мэри так крепко сдружились с детства. Словно два ослика, всегда и вопреки здравому смыслу полностью согласные друг с другом. Плоды такого упрямства оказались печальными для них обеих.

– Мэри, ты мне связываешь руки и рискуешь безопасностью – своей и ребенка.

– Я подумала... – Мэри пододвинула стул и села. – Если только ты сама знаешь какого-нибудь доктора, которому можешь полностью довериться...

– Нет, но... – Ханна присела перед ней. – Ты позволишь доктору Леману осмотреть себя, а потом он найдет тебе врача где-нибудь поблизости? Думаю, он кого-нибудь знает.

– А он захочет?

– Он буквально спас меня от смерти через несколько дней после моего приезда в Огайо. Ему можно доверять, и я попрошу его приехать сюда, но это будет великое одолжение с его стороны.

Мэри встала, взяла телефон со стола Пола и протянула его Ханне.

– Пожалуйста!

Ханна взяла телефон и поставила его на место. Как долго Мэри скрывала бы свой секрет, если бы Ханна не приехала в Оулз Перч?

– После того как мы выясним, что происходит в медицинском аспекте, ты все расскажешь Люку.

Мэри отступила.

– Я не могу.

– А я не хочу снова участвовать во лжи.

– «Ложь» – очень жестокое и хлесткое слово.

– То, что ты сделала, – ложь. Я уверена, ты сама это понимаешь.

Мэри скривила губы, и Ханна вдруг испугалась, что, если она будет продолжать в том же духе, Мэри отгородится от нее каменной стеной. Желая показать ее поступок в истинном свете, Ханна взяла лицо Мэри в свои ладони.

– Тебя больше заботит твое падение с пьедестала, на который возвел тебя Люк, или твоя правота?

– Он так на меня рассердится.

– О, да. – Ханна тут же пожалела о своем саркастическом тоне. – Но ты бы тоже сердилась на него, если бы он что-то скрывал от тебя столько времени. И чем дольше он скрывал бы, тем больше ты на него сердилась.

Ее подруга смотрела куда-то вбок, потом кивнула головой.

– Хорошо, я расскажу ему все после того, как мы поговорим с доктором.

 

Глава 19

 

Ханна закончила разговор с доктором Леманом в тиши гостиничного номера, рядом с Лиссой, мирно спавшей в соседней кровати. Ханне спать не хотелось. Мнение доктора Лемана полностью совпало с предположениями Ханны – боли у Мэри возникли по причине давления и нагрузки на круглую связку.
В понедельник у доктора Лемана намечался выходной, и он сказал, что уже давно собирался навестить маму в Ланкастере, поэтому он не против проехать лишних сорок миль, чтобы обследовать Мэри. Он сказал, что рад приглашению Ханны, потому что давно хотел повидать Оулз Перч, родину Ханны,
и познакомиться с людьми из ее прошлого.

Его постоянная готовность помочь снова удивила ее. Она сидела на кровати, опершись спиной о подушки, с открытой Библией на коленях. Ее волосы были еще влажными после душа, который она приняла пару часов назад. За то время, что она знала доктора Лемана, он ни разу не подвел ее. Он постоянно учил ее брать на себя больше ответственности в качестве медсестры, и иногда ей казалось, что он ждет от нее большего, чем от медсестер с четырехлетним образованием, но чаще всего она встречала в нем отцовскую заботу, большую, чем со стороны родного отца.

Лисса села в кровати, потирая кулачком глаза. Не говоря ни слова, она перебралась в постель к Ханне и уютно свернулась калачиком. Испытывая глубокую благодарность за ту любовь, которую Кевин и Лисса внесли в ее жизнь, Ханна погладила девочку по голове и поцеловала в макушку.

– Как дела с утра?

– Хочу есть.

Ханна погладила девочку по спине, неизменно радуясь всякий раз, когда судьба предоставляла ей возможность держать в объятиях ребенка.

– Тогда нам нужно позаботиться об этом в первую очередь, не так ли? – Ханна закрыла Библию.

Лисса положила свою маленькую ручку на Библию.

– Что она сказала тебе на сегодняшний день?

– Что если кто-нибудь согрешит против меня и попросит прощения, тогда я должна их простить.

– А кто-нибудь согрешил против тебя?

Ханна положила ладонь на головку Лиссы.

– Думаю, да, но я сама плохо себя повела, и теперь я уже не уверена, что они согрешили, как думала раньше.

– Ты сердилась на того, кто не сделал ничего плохого?

Ханна выскользнула из постели, сожалея о том, что не сдержалась и накричала на Пола.

– Похоже на то.

– Теперь ты будешь просить у этого человека прощения?

Эта неприятная мысль заставила Ханну внутренне содрогнуться.

– Сейчас я помогу тебе одеться, а затем отыщу что-нибудь тебе на завтрак.

После того как Лисса съела фрукты, йогурт, половинку рогалика и даже кашу из гостиничного завтрака, они направились к машине и поехали к Мэри. Сару должны были выписать из «Лучшего пути» примерно час назад, и теперь она, должно быть, уже приехала к Люку и Мэри. Ханне нужно было передать Мэри слова доктора Лемана, а затем ей хотелось провести с Сарой как можно больше времени в эти выходные, потому что, уехав на этот раз, она намеревалась не возвращаться сюда, по крайней мере, в течение нескольких месяцев.

Городские виды за окном сменились сельской местностью, когда Ханна выехала из района Харрисбурга и пересекла границу Оулз Перч. Впереди замаячил дом бабушки Пола. Когда-то Ханна любила это место больше всего. Отметив про себя, как красиво смотрится дом и как ухожены вокруг поля, она заметила Пола, который чинил забор.

Вместо того чтобы остановиться, она прибавила скорость.

Она не собирается перед ним извиняться, это он должен просить у нее прощения.

При этой мысли Ханна почувствовала укол совести и ощутила буквальное покалывание на коже. На самом деле Пол извинялся перед ней, и даже не раз, и его слова казались вполне искренними. Это Ханна скрывала от него свои секреты, и когда он отреагировал, она его стала обвинять. Она цокнула языком и фыркнула.

Лисса тоже цокнула языком и тихо засмеялась. Ханна посмотрела в зеркало на Лиссу, и невинная улыбка ребенка вызвала в ней волну самообличения. Что может сказать Ханна, если Лисса поведет себя так же, как она?

Ханна притормозила, развернулась и направила машину к дому бабушки Пола.

– Лисса, мне нужно минутку поговорить с Полом, хорошо?

– Думаешь, ему опять нужен сэндвич?

– Нет, но здесь есть мостик через ручей, рядом с которым он чинит забор. Ты можешь поиграть там и покидать камушки в воду, пока я с ним поговорю, ладно?

Глаза Лиссы загорелись.

– Крытый мостик?

– Ну, он окружен деревьями.

Девочка энергично закивала головой, словно ей только что дали потрясающую игрушку. Ханна заехала на подъездную дорогу к дому, надеясь, что сегодня там не будет Доркас. Во дворе, с боковой стороны дома Пол пытался справиться со столбом забора.

Ханна вышла из машины и помогла Лиссе расстегнуть ремень безопасности, после чего они вместе пересекли двор. С каждым пройденным шагом Ханна задавала себе вопросы. Ее вновь обступили образы прошлого. И это естественно.
О чем она думала, когда ехала сюда? Кроме нескольких коротких встреч в других местах, она всегда видела Пола, в основном, здесь. Здесь они впервые встретились. Здесь они вместе работали. Здесь они стали друзьями. Здесь она влюбилась...

Ханна, прекрати.

Но воспоминания продолжали наполнять ее сознание. Когда сквозь густую листву деревьев она увидела мостик через ручей, ее охватило странное чувство. Словно там, среди деревьев, она снова увидела Пола, стоящего перед ней, – широкоплечего, с волосами цвета спелой пшеницы, с голубыми глазами, которые преследовали ее в снах.

Не в состоянии избавиться от воспоминаний, Ханна остановилась. Решив, что она сделала неверный шаг и что нужно уйти, пока ее не заметили, она коснулась руки Лиссы.

– Давай, Лис...

Лисса увернулась от руки Ханны.

– Эй, – громко окликнула она Пола.

Пол поднял голову.

Увидев их, он выпрямился, стянул грубые рабочие перчатки и вытер со лба пот. Было довольно прохладно для начала октября, и Ханна с Лиссой были одеты в теплые шерстяные свитера, но, как видно, Полу было жарко.

Лисса остановилась прямо перед ним.

– Тебе нужно помочь?

– Ну, Лисса, доброе утро. – Удивленно подняв брови, Пол взглянул на Ханну.

Она нервно вздохнула, не в состоянии дышать ровно и глубоко.

– Я... мне... нам нужно поговорить.

– Да, конечно. Мы так и не смогли обсудить, как идет выздоровление Сары, и те рекомендации, которые могут ей помочь.

Ханна прекрасно узнавала профессиональную отчужденность, когда слышала ее в устах других людей.

– Я не о Саре. Я надеялась выяснить некоторые моменты, которые... – Она посмотрела на Лиссу. – Взгляни вон туда.

Присев перед ребенком, Ханна указала рукой на мост.

– Ты его видишь?

Лисса кивнула головой.

– Можешь собрать камушки и бросать их в воду, только не подходи близко к воде, поняла?

Лисса крепко обняла Ханну за шею, чуть не опрокинув при этом, повернулась и побежала к деревьям.

Ханна оперлась ладонью о землю, чтобы не упасть. Пол протянул ей руку, и она приняла его помощь. Пол указал рукой в сторону дома.

– Подожди минутку, я принесу пару стульев с заднего двора.

Ханна стояла там, где она могла видеть Лиссу, которая радостно напевала у ручья за деревьями. Минуту спустя Пол принес два стула. Ханну охватило неприятное чувство унижения, и она так нервничала, что сидеть ей не хотелось.

Нужно было сказать, что она собиралась, и уйти. Все это казалось простым делом, но голова у Ханны кружилась, а внутри все дрожало. Хуже того, она чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, и от этого сердилась еще больше. Однако с этим делом нужно покончить.

– Я никогда не хотела тебя обманывать, Пол. Никогда. Просто все так получилось. О многом из того, что я хочу сказать, ты уже догадался, но мне все равно нужно сказать тебе, хорошо?

Стоя всего в двух шагах от нее, Пол смотрел на грунтовую дорогу за огромными пастбищами позади бабушкиного дома.

– Я понимаю. Думаю, это поможет нам обоим.

В воздухе звенел голос Лиссы, распевавшей песни. Ощутив на себе тяжесть двух миров, в которых она жила, – одного, где хотелось петь от радости, и другого, который продолжал причинять ей боль, Ханна, наконец, села.

Она попыталась проглотить ком в горле, но не смогла.

– В тот день, когда ты сделал мне предложение, по дороге домой на грунтовой дороге около меня в машине остановился мужчина твоего возраста и спросил дорогу. Я очень быстро поняла, что мне нужно бежать, но когда я попыталась...

Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь не переживать заново те страшные минуты.

– Именно тогда у меня на руках появились шрамы, которые ты заметил во время следующей встречи, когда пару месяцев спустя мы встретились. Помнишь?

– Да. – Его тихий голос был едва слышен.

– После этого... он пытался задавить меня на машине, но каким-то образом я увернулась и убежала домой. – Ханна смотрела в землю, вспоминая, что ее возвращение домой лишь дополнило меру ее страданий. – Я хотела позвонить тебе, хотела, чтобы ты поддержал меня, чтобы сказал, что у нас по-прежнему есть общее будущее...

По ее щекам побежали слезы.

– И хотя тогда Mamm и Daed не знали тебя, они сказали, что теперь, если молва о нападении распространится, никто не захочет жениться на мне, поэтому я должна была молчать и никому ничего не говорить, даже моим братьям и сестрам. – Ханна подняла глаза, видя, как лицо Пола исказилось болью. – И тогда я решила скрыть от тебя изнасилование. Я не могла сказать ни слова, пока...

Она не закончила предложения.

– Последующие недели были просто невыносимыми. Ты не писал. Мне не разрешали пойти к твоей бабушке. А я все думала, действительно ли ты просил меня выйти за тебя замуж. Теперь я понимаю, что переживала сильное потрясение, а потом посттравматический шок и депрессию.

Пол взглянул на нее, и она увидела в его глазах слезы.

Он поставил стул прямо напротив нее и сел.

– Я помню, мы уже говорили на эту тему, но я писал тебе. Клянусь. Письмо так и не дошло до бабушки, а потом она сказала, что нам нельзя пользоваться ее почтовым ящиком, поскольку она не хочет обманывать твоего Daed. Я учился, всей душой стремясь вернуться в Оулз Перч, к тебе... словно какая-то часть меня чувствовала, как я тебе нужен. Но я заставлял себя сосредоточиться на нашем будущем.

Понимая, что не одна она сожалеет о прошлом, Ханна снова стала видеть в Поле человека, которому когда-то верила. Того, кто не лгал ей, не крал у нее денег, и даже того, кто не покинул ее, но совершил ошибку и дорого за это заплатил.

– Я надеялась только на одно. Мне помогала пережить все это время единственная надежда: что ты ничего не узнаешь, и тогда я тебя не потеряю. Но потом, в конце ноября, я узнала, что беременна.

– Ханна, – донеслось из-за деревьев, – можно мне взять листик и бросить его в воду?

Ханна тихо засмеялась.

– Да, Лисса, можно.

Пол сплел пальцы рук, поставил локти на колени и склонился к ней.

– В конце ноября?

Она кивнула.

– Учитывая мое неведение, смятение, депрессию и всю суматоху после несчастного случая с Мэри, которая тогда чуть не погибла, я не сразу поняла, что со мной происходит. Я узнала об этом в тот день, когда встретилась с тобой в больнице, где лежала Мэри.

Пол выпрямил переплетенные пальцы, разглядывая их.

– За день до Дня благодарения.

– Да. Мы долго не виделись. Мои родители не знали, зачем я так часто ходила к твоей бабушке, но они видели, что я постоянно рвусь туда. Они настояли, чтобы я сделала домашний тест на беременность. Я сделала и, не дожидаясь результатов, тут же отправилась к миссис Уодделл. Я провела с тобой весь день, в совершенной уверенности, что не беременна. Я была уверена, что Бог не допустит этого, потому что иначе вся моя жизнь будет разрушена. Ты был прав. Я оставалась крайне наивной. Именно по наивности я вызвала столько слухов, которые дошли до тебя, но я никогда и ни с кем не флиртовала.

Пальцы Пола были в дюйме от ее руки, но он быстро убрал их.

– Я знал, что ты не виновата, Ханна. Мои ревность и смятение продолжались несколько дней. Как моя невеста, которая не позволяла себя поцеловать даже через месяцы после помолвки, могла быть виновной в измене?

– Я не была абсолютно невиновной. Я была эгоистичной, я хотела скрыть свою беременность, и это стоило Рейчел жизни. Помнишь тот вечер, когда ты пришел к Мэри, чтобы поговорить со мной? Тогда я не понимала, но у меня уже начались схватки.

Взгляд Пола стал еще напряженнее.

– А я думал, преждевременные роды спровоцировала моя вспышка ярости.

У Ханны перехватило дыхание. Что она с ним сделала?

– Нет, я приняла какое-то обезболивающее лекарство, и когда ты приехал к Mammi Энни, я лежала в постели, помнишь?

Он кивнул.

Ханна пробежала пальцами по волосам, убирая с лица выбившиеся из прически локоны. Впервые ей стало интересно, что Пол думает о том, как она теперь выглядит. Он единственный, кто до сего момента никак не выказывал своего неодобрения.

– На следующее утро я встретилась с церковными лидерами. Я хотела, чтобы они поверили в то, что на меня напали, иначе мне не позволили бы жить в пределах общины. Но они усомнились, и епископ настоял, чтобы на ночь я осталась одна и тщательно проанализировала свою историю. В ту ночь я родила.

Ханна помолчала и усилием воли заставила себя закончить рассказ.

– Мэтью соорудил гробик, и мы похоронили мою девочку. Daed не разрешил мне вернуться домой. Родители Мэри сказали, что я больше не могу оставаться с ней... Я решила, что никто... никто не захочет жить со мной. – Ханна закрыла глаза на минутку, собираясь с силами. – Когда я позвонила в банк, мне сказали, что все деньги со счета сняты. Я... подумала, что это ты снял их.

– Если бы мы с тобой смогли поговорить тогда...

Ханна покачнулась.

– В то время я была не в состоянии о чем-то говорить. Я никому не могла объяснить, что со мной произошло. Кроме того, когда я все же дозвонилась до твоей квартиры, мне ответила какая-то девушка, так что сочетание всех этих событий привело меня к убеждению, что для меня всякая надежда потеряна, и потому я села на поезд и уехала.

Выражение боли на его лице сказало больше, чем любые слова.

– Я жил в той квартире с тремя парнями, к которым постоянно приходили девушки, но никто не сказал мне, что ты звонила. И у меня ничего общего с теми девушками не было. В ту ночь, когда ты осталась в Харрисбурге с Наоми и Мэтью, я искал тебя. Я даже взял у друга его сотовый и оставил людей на телефоне здесь, у бабушки, у себя на квартире и даже у родителей на случай, если ты позвонишь.

Ханна пристально смотрела на Пола, не в состоянии оторвать от него взгляда. Она звонила ему в ту самую ночь накануне отъезда. Ей ответила девушка, и она обещала передать ему, что звонила Ханна. Но он так и не перезвонил. Через девять месяцев после отъезда она снова попыталась связаться с ним, позвонив сюда, его бабушке. Ей ответил тот же молодой женский голос, вероятно, кто-то из его семьи или друзей. Может быть, это была Доркас.

Ханна не хотела никого обвинять или тыкать в кого-то пальцем. Однако у нее возникло неприятное ощущение, что Полу в обоих случаях не сказали о ее звонках. Она заставила себя улыбнуться. С кем бы она ни говорила, и кто бы ни лгал Полу, но это она бежала отсюда в попытке скрыться от всех.

Это она не предприняла больше никаких попыток связаться с ним и за девять месяцев позвонила всего два раза.

Она глубоко вдохнула, чувствуя, что ей стало чуть легче, несмотря на правду, которую она только что узнала.

– Дело в том, что даже если бы мы с тобой поговорили, мне все равно нужно было уехать. Люк сомневался в правомерности моего отъезда, считая, что я не дала тебе шанса оправиться от неожиданного удара. Но, Пол... – Ханна наклонила голову, чтобы убедиться, что он смотрит на нее, – мне нужно было уехать из Оулз Перч, и даже если бы мы увиделись с тобой до моего отъезда, и ты бы уверял, что я тебе по-прежнему нужна, я все равно чувствовала бы себя не любимой невестой и женой, а объектом жалости и сострадания. Ты меня понимаешь?

Он кивнул.

– Я знаю, что тебе нужно было время, чтобы прийти в себя. Я не мог остановить тебя, но я хотел, чтобы ты знала, что я верю тебе, что я не брал тех денег, и что я буду ждать тебя до тех пор, пока ты не захочешь вернуться ко мне.

Но Ханна знала, что если бы она осталась или вернулась раньше, она превратила бы его жизнь в ад. Его родители и община не приняли бы ее с той репутацией, которая у нее была на тот момент, с ярко-алой буквой[1], которую многие продолжали видеть у нее на груди. И она никогда не смогла бы поверить в то, что Пол по-настоящему любит ее. В то время ее самооценка опустилась слишком низко, а ее дух был смертельно ранен.

Она встала.

– Хорошая весть состоит в том, что благодаря моему отъезду я встретила свою тетю, женщину, которая сделала для меня столько хорошего. Она помогла мне обрести саму себя и сделать карьеру. Она посеяла во мне добрые семена, убедив в том, что даже женщина имеет право стремиться к осуществлению своей мечты. Она была примером прощения и надежды. Я не сожалею о том времени.

Пол выпрямился с явным облегчением.

– Я... я всегда думал, что ты вернешься исцелившейся и успешной.

Она фыркнула.

– Но вместо этого я вернулась прямолинейной и неуправляемой.

Приглушенный смех разгладил черты озабоченности на его лбу.

– Ну что ж, я приготовился и к этому.

Они вместе посмеялись, и Ханна испытала удивительное чувство целостности. Как будто она не могла двигаться дальше до тех пор, пока не обрела мира с теми, кому тоже были нанесены сокрушительные удары.

– Ханна, – пропела ее имя Лисса.

– Да?

– Можно бросить в воду палку?

– Да, и у тебя осталось пять минут, хорошо?

– Хорошо.

Осознание того, что Ханна находится тут, у бабушки, вместе с Полом и Лиссой, наполнило ее удивлением, какие сюрпризы иногда преподносит жизнь.

Ханна глубоко вздохнула, испытав в конце разговора прилив сил, которые вначале у нее были на исходе.

– В конце того кошмара, когда я уехала, мне казалось, что я схожу с ума, но с каждым маленьким городишком, в котором останавливался поезд и который потом оставался позади, во мне зарождалась надежда. Мне стало казаться, что я оставляю позади все больше этой безысходности и бессилия и что теперь я могу дышать свободнее.

– Ты написала мне письмо со словами «несмотря ни на что».

Она кивнула.

– Я хотела снять с тебя какую-то часть груза, точно так же, как мой отъезд освобождал меня от этого груза, но потом...

А потом она обиделась на Пола за то, что он так быстро нашел другую, практически сразу после ее отъезда. Она судорожно сглотнула.