Когда придет Маклай, староста деревни встретит его в таком наряде.

Помните, у Новикова-Прибоя:

«Ни один корабль из 2-ой эскад­ры не попадал в такое трагическое положение, в каком оказался «Уша­ков». Все люди на нем находились на своих местах, все выполняли свой долг, готовые умереть на бое­вом посту. Но никакая отвага не могла уже спасти броненосец. Бой для него свелся к тому, что быстро­ходные неприятельские крейсеры, держась вне досягаемости русских снарядов, расстреливали его совер­шенно безнаказанно. А «Ушаков» не мог ни уйти от них, ни прибли­зиться к ним. Он уподобился чело­веку, привязанному к столбу на расстрел. Для одинокого и подбито­го корабля таким столбом служи­ло пространство, а веревками — ти­хий ход. Но как гордый человек, умирая за свои идеи, не просит по­щады у тех, кто приговорил его к смерти, так и «Ушаков», обречен­ный на гибель, был непреклонен перед своим врагом...

Маклай ушел но своим делам на Луну, но на Земле остался его дух. Вот таким он представляется папуасам. Маска духа дол­жна быть с бородой, ведь у Маклая была борода!

Дети тоже не остаются в стороне, и ма­ленький Сетон готовится к встрече.

Боевая способность корабля бы­ла исчерпана. Это больше, чем кто-либо другой, учитывал командир.

- Пора кончать. Застопорить ма­шины! Прекратить стрельбу! Зато­пить корабль!..

Оба неприятельских крейсера продолжали стрелять по «Уша­кову». ..

«Ушаков» с креном на правый борт медленно погружался в волны. На правом ноке его грот-реи, при­водя в ярость врага своей непокор­ностью, развевался боевой андреев­ский флаг...»Бесстрашный командир броненос­ца до последней минуты, не думая о себе, руководил спасением экипа­жа и погиб в волнах океана, нена­долго пережив свой корабль.

Владимир Николаевич отказался от места в подошедшей к нему спасательной японской шлюпке. Она была слишком переполнена, а ря­дом тонул раненый матрос — коман­дир указал на него...

* * *

Екатерина Семеновна, мать Мик­лухо-Маклая, родилась в семье вра­ча, подполковника в отставке Бек-кера, женатого на польской дворян­ке Лидии Шатковской.

Семен Федорович Беккер, или Фридрих фон Беккер, был немцем. Он приехал в Россию в 1812 году, чтобы сражаться с ненавистным ему Наполеоном.

Когда французская армия, двига­ясь на восток, оккупировала Гер­манию, доктору Беккеру было уже тридцать пять лет; он имел чин майора и служил начальником во­енного госпиталя во Франкфурте-на-Майне. Французы его не трону­ли и просили даже оставаться на прежней должности в том же гос­питале, который теперь обслуживал армию Наполеона. Но служить ок­купантам Беккер не пожелал. Узнав, что Наполеон собирается вторгнуться в Польшу, а затем идти походом на Россию, майор сложив­шей оружие немецкой армии поспе­шил в далекий Петербург, где пред­ложил свои услуги русскому воен­но-медицинскому ведомству, веря, что здесь, в России, непобедимый до сих пор Наполеон будет обяза­тельно разбит.

Беккер не ошибся и потом всю жизнь этим очень гордился, гово­рил: «О, вы не знаете Россию! А я знал, хотя никогда раньше ее не видел. Мой отец служил королю польскому, а дед был лейб-медиком при дворе императрицы Екатери­ны! Поэтому я знал, что следом за Германией Наполеон возьмет без труда и Польшу, а дальше, двинув­шись на Россию, там сломает себе хребет. Если мой дед что-нибудь говорил, слов на ветер он не бро­сал...»

Зачисленный в действующую ар­мию, Беккер попал в тот самый Ни-зовский полк, в котором воевал премьер-майор Илья Захарович Миклуха, и в том же сражении под Березиной тоже был тяжело ранен. Потом они вместе лежали в госпи­тале в Могилеве и стали прияте­лями.

Там, в Могилеве, Беккер встре­тил Лидию Шатковскую. Выходя за него замуж, она надеялась, что пос­ле освобождения Германии от на­полеоновских войск муж увезет ее во Франкфурт-на-Майне, но Беккер решил навсегда осесть в России. Получив за сражение под Берези­ной повышение в чине и сразу же уволившись в отставку по инвалид­ности, он крестился в православ­ную веру, принял русское имя-отче­ство (Семен Федорович) и поселил­ся в Москве на Воробьевых горах. Там находилась больница для чер­норабочих, куда он нанялся на ра­боту в качестве хирурга.

В 1843 году Семен Федорович уже в преклонном возрасте выез­жал с группой московских врачей на строительство Петербургско-Московской железной дороги для ликвидации какой-то эпидемии. Случайно ему выпало обслуживать как раз тот северный участок доро­ги, которым руководил, как оказа­лось, сын его однополчанина — ин­женер Николай Ильич Миклуха.

Летом того же года Николай Ильич гостил у Беккеров в Москве и там познакомился со своей буду­щей женой. Екатерина Семеновна заканчивала тогда музыкальную школу, готовилась стать пианист­кой. Занималась она также музы­кальной композицией и в свободное время увлекалась живописью.

Ольга Миклуха вспоминает:

 «Кроме Сережи, с десяти лет це­ликом отдавшего себя изучению юридических наук и книг по судеб­ной практике, музыку, литературу и живопись у нас в семье любили все. Помню, уже в Петербурге мы с Колей сделали два больших аль­бома иллюстраций к сочинениям Гоголя. Папа писал маслом пейза­жи, а маме очень хорошо удавались портреты углем и пейзажные аква­рели. Володя рисовал, конечно, только море и корабли...

По субботам у нас обыкновенно устраивались семейные литератур­но-музыкальные вечера. По очере­ди читали стихи под музыку ма­мы — она сама подбирала мелодию и аккомпанировала на фортепьяно. В репертуаре были Гёте, Мицкевич, Жуковский, Шевченко, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Алексей Тол­стой. Папа особенно замечательно читал «Гайдамаков» и «Мцыри». Мы тогда гасили свет и слушали, затаив дыхание...»