Ульяна. Объяснительная

После вчерашнего вечера я совершенно забыла о том, что случилось с моим пионерским галстуком. Надевала я его только один раз – в первый день, когда сюда приехала. А потом положила в свой шкафчик и совсем на него забила. А вожатая не прикапывалась – наверное, для её нравоучений я была слишком мелкая. Типа «пусть играется ребёнок – не убудет».

Арсеньев вчера мне что-то талдычил про то, что мне надо почаще смотреться в зеркало. Я не любила слушаться других людей, особенно парней, но всё равно посмотрелась. И открыла рот от изумления: на мне был пионерский галстук, который я и надевать не особо умела и точно помнила сегодняшнее утро, когда в очередную линейку обошлась без него.

Сначала я подумала, что, не подумав, не сняла его перед сном и легла прямо в одежде, но тут же вспомнила, что с мозгами у меня в порядке, и таких косяков за мной попросту не может быть.

Но самое худшее в том, что я не смогла его снять. Как я ни пыталась развязать узел и даже стянуть «украшение» через голову, ничего не удавалось. Галстук намертво прирос к моей шее и груди.

Я заметалась по комнате: мне остро захотелось позвать Ольгу Дмитриевну и прямо-таки насильно заставить её убрать с меня эту штуку.

Так я и сделала. Кстати, именно поэтому вожатая сегодня задержалась на свою любимую линейку.

- Ольга Дмитриевна, Ольга Дмитриевна! – повторяла я, вприпрыжку догоняя её недалеко от площади. – Снимите с меня галстук! У меня это не получается!

Вожатая обернулась и недоумённо на меня посмотрела.

- Что значит «снимите»? Ты и так без галстука – никогда ведь его не носишь. Я уже смирилась, - но я не сдавалась и уверенно показала на свою шею.

- Нет, Ольга Дмитриевна, он на мне! Неужели Вы не видите? – от непонимания на моих глазах выступили слёзы. Мне показалось, что она издевается.

- Нет. И прекрати меня разыгрывать! Мне на линейку пора. Если заболела, можешь не ходить, - вожатая ушла, а я вернулась в домик.

Сразу же к зеркалу! И там уже привычный мой вид, безо всяких галстуков. Он просто пропал, и всё. Вот такие дела, Дима. Не люблю писать развёрнуто, но такое волшебное происшествие со мной случилось. Понимай, как знаешь.

***

Я вскрыл своё присутствие на линейке, но Оля этого не оценила. Наверное, ей бы понравилось больше, если бы я остался в домике.

Ульянка тем временем подоспела и влёт встала в общий строй, уже весёлая и довольная. Подростки быстро забывают всякие неурядицы!

- Дмитрий, не мешай! – отмахнулась вожатая, будто от назойливой мухи, и продолжила свою, как я понял, чисто техническую речь, которую знала наизусть и толкала перед окончанием каждой смены. – Надеюсь, вы все нашли себе новых друзей и увлечения. Надеюсь, эта смена запомнилась вам на всю жизнь. А сегодня мы должны пойти в поход, - при этих словах пионеры явно погрустнели, и раздался общий вздох. Кроме Слави и покрасневшей от быстрого бега Ульянки. Первая всегда была серьёзна и радовалась любым инициативам Ольги, вторая крайне редко печалилась. Это помогало им в преодолении трудностей.

- Чего грустим? – бодро воскликнула Ольга. – Главная польза похода заключается в пешей ходьбе! Общественный и личный транспорт отнял у нас возможность совершать длительные прогулки, и нахождение в «Совёнке» - хороший повод исправить эту ошибку прогресса. Поэтому сегодня вечером после ужина жду всех на площади в удобной для похода одежде. Отказы не принимаются.

«Попробовала бы она меня заставить…» - думал я, но всё же решил сходить, ибо последний раз в походе я был ещё подростком, когда к нам в деревню приезжали родственники и потащили нашу семью в лес, поэтому решил немного развеяться. К тому же окрестности я уже изучил и смогу отвести своих «товарищей» к тому логову палочника. Вот ребята порадуются!

До вечера лучше всего вести жизнь обычного совёнковского пионера. Может, галстук надеть? Не, глупость. Раз уж с первого дня не прогибался, то начинать явно поздно, да и не хотелось. Ещё выйдет, как с Ульянкой – прирастёт к шее, и не отдерёшь. Заигрывать с местными порядками крайне опасно.

К умывальникам я ещё не ходил. Надо помыть рожу и почистить зубы. Я по-быстрому смотался за зубным порошком в домик и бодро зашагал в сторону «помывочной», уже привыкнув надраивать рот мелом, но передо мной открылось зрелище, которое нельзя было оставлять просто так: возле двух корыт стояли Мику и Ульяна. Совершенно голые. Я легко отличил их по волосам: оказывается, это хороший идентификатор личности!

Девочки мылись целиком, присоединив к кранам ярко-голубые шланги и обливаясь ими с ног до головы. Оказывается, так тоже можно. Шланги были допотопные, советские, но «купальщицы» умело ими орудовали. Вода, как всегда, была холодной, и девчонки время от времени взвизгивали. Возникла дилемма: вмешаться или остаться праздным наблюдателем. Но настоящий пионер не должен быть безучастным. Он обязан интересоваться делами своим друзей в любой ситуации. Я прошёл вперёд, шумно задев куст, и нарочито кашлянул.

- Блюдёте чистоту? Что ж, похвально. Правда, здесь вместо нормальных душей какие-то поросячьи корыта. Да и воспаление лёгких я не хочу, поэтому ограничусь чисткой зубов, - я уверенно направился к третьему умывальнику, стоящему чуть поодаль, особнячком, стараясь не смотреть на своих соседей.

Во время своей пламенной речи я глядел в сторону, а когда обернулся, то никого не обнаружил. За кустами слышались лишь быстрые шлёпающие шаги. «Ладно, искупаются в следующий раз, раз такие стесняшки».

Чистить зубы порошком мне приходилось ещё в раннем детстве. Пока я учился в младшей школе, мы всей семьёй использовали именно его, но потом меловую смесь навсегда заменила более вкусная паста. Теперь мне ничего не стоило опять переключиться на старый дедовский метод. Ведь, в отличие от многих моих ровесников, опыт у меня в этом был.

Я закончил, положил коробку с порошком в карман и осмотрелся. Стоял я почему-то не там, где привык, хотя моюсь всегда возле этого столба. Мне показалось, что столб переместился куда-то в сторону, совсем уж к лесу, как будто меня вместе с ним насильно отодвинули. А ещё он стал каким-то ярко-красным. Нет, он и раньше был такого цвета, но теперь показался ярче и глубже.

Была и ещё одна странность: об один из умывальников, где до этого мылись девочки, облокотился пионер… мальчик… точнее, парень примерно моего возраста. Он отвернулся в сторону леса и застыл в позе молчаливого наблюдателя, пялясь как будто сквозь меня.

Мне показался парень каким-то подозрительным, точно старым знакомым. Ощущение такое же, как от Алисы Двачевской, только гораздо сильнее. Я понял, что если немедленно не познакомлюсь с ним, то очень многое потеряю.

Пионер словно понял моё желание и подошёл ко мне первым. На его глаза была надвинута кепка, так что лицо оказывалось полностью в тени. Я даже струхнул…

- Кепку сними, - я решил начать первым, подражая Двачевской, - а то ещё споткнёшься.

- Моя кепка сейчас не имеет никакого значения. Лучше скажи: как отдыхается? Нравится «Совёнок»? Жалеешь, что скоро уезжать? – слова парня звучали издевательски.

- Не очень-то. Точнее, я вообще не понимаю, что это за учреждение, ведь удерживают меня здесь насильно. И мечтаю отсюда поскорее уехать. Так что тут, скорее, не жалость, а радость.

- Ну, это пионерский лагерь, - глубокомысленно заверил меня парень. – Очевидно же. Ольга Дмитриевна, как всегда, злая?

- Ты ничего не знаешь. Или не хочешь знать. Вот какой из меня пионер? Посмотри на меня. По-твоему, мне сколько лет? – я подошёл уж совсем вплотную и приблизил лицо поближе к парню, стараясь заглянуть ему под кепку.

- 16-17… Я что, Ванга? – в голосе парня слышалось нетерпение. Он явно хотел рассказать о чём-то важном, а я оттягивал этот эпохальный для себя и для него момент. Обычно перед тем, как узнать нечто особенное, я всегда волнуюсь и тяну время. Это глупо!

- Мне, дорогой друг, тридцать! Тридцать! – я довольно агрессивно повторял свой истинный возраст, желая наконец до кого-нибудь достучаться. Параллельно мне очень хотелось заглянуть в его глаза. Просто так люди лица не скрывают: они либо преступники, либо… - Да даже если и шестнадцать – в этом возрасте пионеров не бывает! В четырнадцать комсомол начинается!

- Может быть и начинается… - снисходительно произнёс парень, а затем более таинственным тоном враз меня огорошил. – Мне, если честно, тоже тридцать. Наверное, даже больше, ведь я тут провёл явно не один год. Вот и начинаю забывать. Ты тоже забудешь.

- Ты несёшь бред, бред! Не забуду! Завтра придёт автобус, и я отсюда уеду! – мой собеседник казался раздавленным, потерявшим веру в себя и мир. Я не терпел такого отношения к жизни!

Парень осмотрелся по сторонам, не поднимая головы.

- Домой надо ещё суметь попасть. Даже мне за столь длинный срок этого не удалось, как видишь… Это очень, очень хитрое изобретение. Настоящая мышеловка.

- А если… если нас отсюда не увезут, то куда завтра привезёт нас автобус? – наконец-то я нашёл хоть кого-то, кто в такой же ситуации, как я. Конечно, это не лучший вариант, но две головы всегда лучше одной, даже если одна из них пессимистична.

- Ты ещё не понял? Наверное, на первом круге ещё, новичок. Понятненько. Тогда слушай внимательно, товарищ: в седьмой день смены автобус действительно приедет, но это не станет твоим спасением. Ты усядешься в удобное кресло и не заметишь, как заснёшь, а проснёшься опять возле лагеря.

Раздался тихонький смешок. Парень сорвал ветку с куста какой-то смородины и принялся щипать ягоды, тут же отправляя их в рот и причмокивая.

- Ты чего? Ты имеешь ввиду, что… Начнётся в-вторая с-смена? – я пытался оценивать ситуацию максимально трезво, хотя мои руки и ноги нервно подрагивали от шокирующих откровений таинственного собеседника. А он, наверное, совсем уж смирился.

- Первая. Нет, чисто технически, конечно, она будет второй, но по сути первой, - пионер лениво зевнул и отвернулся. – Всё повторится второй раз с абсолютной точностью. Потом ещё и ещё: Славяна у ворот, знакомство с Ольгой Дмитриевной, чёртовы карты, поход, автобус. Циклы будут повторяться вновь и вновь, пока ты не сойдёшь с ума. Но тебе уже ничего не поможет, потому что голову здесь не лечат. И душу тоже…

- Хватит упадничества! – воскликнул я и резким движением сорвал с головы собеседника кепку. Глаз у него не было. И глазниц тоже. Пустота. Тело, - Ч…что у тебя с г…глазами, пацан?

- Как видишь, их нет. А у тебя пока сохранились. Это ненадолго. Круге на сотом пройдёт. Не бойся, зрение останется. Скажу больше: никто из пионеров даже не заметит, что глаз у тебя нет. Это скорее знак для тебя самого. Ты смотришься в зеркало и видишь, что личность потеряна. Что от тебя остался лишь винтик в огромном механизме.

- Но я-то ведь тоже обитатель «Совёнка». Я – «пионер». Почему я вижу этот дефект у тебя?

- Ты не совсем обычный, новичок. Новички всё видят. У тебя ещё обострены чувства. Ты ещё не растворился в эфире и отдаёшь отчёт в своих действиях.

- Хорошо, - когда я сказал это слово, парень обернулся вокруг своей оси, сжался в маленькую звёздочку, что сверкнула на Солнце и пропала, а я даже не успел спросить его о главном – точно ли отсюда нет выхода? Или он просто всего не рассказал? Может, специально запугать хочет? В жизни я привык доверять только себе и близким родственникам, поэтому на любые откровения посторонних реагировал скептически. Особенно, начитавшись статей Юли.

Мне захотелось позвать безглазого пессимиста назад в надеждах всё окончательно выяснить, но я понял, что это всё равно бесполезно. За проведённое в лагере время я понял, что аномальные сущности вроде призрачной Юли, белого зверя, а теперь этого странного парня, не приходят на зов. Они словно коты, которые гуляют сами по себе и беседуют со мной только по своей воле.

Надо было сходить в «Клубы», чтобы прояснить у Шурика с Электроником вопрос с транспортным средством, деталями для него. Также можно взять мощный бинокль, а затем понаблюдать за противоположным берегом залива. Может быть, я увижу там людей.

Я уже подходил к площади, как передо мной возникла… кто бы вы думали? Юля! Легка на помине. Она протянула ко мне руку и провела ей по моему животу. Я почувствовал холод в районе пояса. Рука проникала вглубь, и внутренности будто сжимались. Наверное, именно это испытывают контактёры с разными непонятными сущностями – домовыми, лешими. Те, которые не врут.

- П-прекрати. Мне страшно, Юль. Не делай так больше, - девушка, казалось, решила надо мной сжалиться и вернулась в позу со скрещёнными на груди руками на фоне Генды.

- Привет, Дим? Ты его уже видел?

- Кого, его? Пионера безглазого?

- Да. Именно. Он представился хоть? – Юля говорила так, будто он был её давним знакомым.

- Нет, конечно. А что, должен был? Вообще-то я человек простой – передо мной можно и не представляться. Для меня главное – суть. А как его зовут – это не столь важно.

- Ради вежливости мог бы и назваться, чтобы ты знал, как к нему обращаться. В его случае это вполне оправданно, ведь он не является прямым обитателем лагеря, и знают о нём немногие.

- А каким он обитателем является? Косым? – усмехнулся я. – И почему у него совсем глаз нет?

- Аномальным. Ладно, если сам не соизволил, то поясню я: Пионер – жертва лагеря. Прямо, как ты. Только с другим характером и другой судьбой.

Семён Персунов, двадцать девять лет. Попал сюда лет пять-семь назад. Точно не скажу. Да и неважно. Про повторяющиеся недели ты уже понял?

- Понял… Он… до сих пор… не выбрался? – мой голос дрожал, а язык не хотел слушаться, поэтому я разделял каждое слово длительной паузой, а Юля терпеливо ждала, теперь уже скопировав позу Генды.

- И да, и нет. Часть Семёнов выбралась, часть ещё страдает в этих мирах. Всё зависит от поведения конкретного экземпляра. От его удачи и решимости.

- Стой, Юль! Ты же говорила про одного Семёна. Их разве много?

- Он один, но во множестве. Вот представь себе молекулу воды: все молекулы воды одинаковые – H₂O, но их миллиарды. Так и здесь. Ты, скорее всего, испытаешь это на своей шкуре – если не повезёт выбраться сразу. Прожил круг, попал на следующий, и вот вас уже двое. Прошлая версия никуда не исчезает, а сохраняется в памяти и прекрасно себя чувствует, вновь и вновь циркулируя в СВОЁМ «Совёнке», как будто вирус на жёстком диске. Ну, не совсем прекрасно, но живёт и думает. Чем больше циклов, тем больше копий. Плодитесь и размножайтесь – всё по заповедям! И чем больше ты наплодил своих «потомков», тем крепче здесь сидишь, тем глубже пускаешь корни. Самое лучшее – взять и при первом же попадании всё здесь спалить, чтобы уж точно оборвать все мосты. А если задержался, а ты уже задержался, надо интеллектуальную ловкость применять – изощряться с окольными путями.

На этом запоздалом совете моя сестра исчезла, грациозно поклонившись – по жизни она любила дешёвые театральные эффекты; раздался звонок на завтрак, и я направился в столовую. Сейчас подсяду к механикам и всё у них разузнаю, что хотел. Шурик с Электроником о чём-то болтали, расположившись за одним из столиков, близких ко входу.

- Ну привет, ребята, - я старался сохранять дружелюбие и даже выдавил из себя улыбку, хотя после разговоров с Безглазым и Юлей на моей душе было весьма и весьма плачевно.

- Привет. Всё-таки решил забежать в последний вагон поезда и перед окончанием смены стать одним из конструкторов наших роботов? – спросил Электроник.

- Можно и так сказать. Да. Скажите, а вы можете сделать автомобиль?

- Ахах, автомобиль, - засмеялся Электроник. – А вертолёт тебе не нужен?

- Нужен! – в надежде на спасение ответил я, но ребята захохотали ещё громче, так что Алиса с Мику начали поглядывать на нас из-за соседнего столика. Я смутился и ждал, пока они успокоятся. Уверенность у меня уже давно куда-то ушла, я всё больше и больше плыл по течению. Наконец, ребята отсмеялись и соизволили ответить нормально.

- Нуу… понимаешь… конечно, технически это вполне осуществимо, но у нас нет деталей, - заявил Шурик.

- А ещё образования и опыта работы, - поддразнил его я. Собеседник лишь отмахнулся и принялся за большую куриную котлету.

- Да и вообще – зачем тебе понадобился автомобиль? А ещё вертолёт… Ты что, буржуй какой? По Ниццам летать собрался? – острил в ответ Шурик.

- Да, я изобретатель! Смотри! – настало время показать им ту запись, которую я отснял с воздушных шариков. Я достал смартфон, включил её и поднёс к глазам ребят.

- Может, в руку дашь? – попросил Сергей.

- Хех, вот ещё! А потом ищи, куда вы с ним убежали. Смотрите, смотрите! Это я ваше изобретение за вас изобрёл – фотоаппарат на воздушном шаре.

Перед глазами ребят проносилось всё то, что я снял. С каждой секундой их взоры становились всё озадаченнее и озадаченнее, а рты медленно по инерции открывались. Спустя пару минут гробового молчания, пресекаемого лишь стуком столовых приборов с соседних столиков и моей беспредельной радостью, когда звук ветра из динамика замолк, и я мог, наконец, спросить, ребята хором пожали плечами.

- Ну и что ты нам показал, кроме какой-то японской фигни? А смену цветов мы и на стереокартинках видели. Игрушка-то у тебя скучная, - я не понял и вернул смартфон к своим глазам. На экране просто менялись цвета: синий, красный, зелёный, жёлтый… и так далее…

- Так, это ошибка. Ща ещё раз включу, - я попытался поставить запись на повтор, но она исчезла. Цифровое доказательство потеряно, как потеряно вещественное в виде той книги, которую уволок зверёк.

- Ладно, перейдём к делу. Так зачем тебе вертолёт понадобился? – ребята вернулись к своему беззаботному состоянию, а про запись позабыли.

- Надо, и всё! Полетать хочу над лесом. Ну или хотя бы проехаться до Райцентра, - мой тон с каждым словом терял надежду и в конце стал уже совсем безысходным. – А мотоцикл мне сможете организовать? Или, на худой конец, мопед, чтоб педали не крутить!

- У нас не автосалон, а клуб по интересам. А транспорт в наши интересы не входит. Мы на роботах специализируемся.

- Транспорт – это тоже робот! – хватался за последнюю соломинку я.

- Нет, - хором ответили ребята.

- Тогда в вашей деятельности нет смысла, - я допил компот и вышел, столкнувшись в дверях с Леной, сразу же придержав её за руку, чтобы девочка не упала.

- Прости, что вчера с тобой не потанцевал. Я вообще не особый любитель этого. Просто подвернулся случай, и решил повыставляться перед ребятами.

- Да я не в обиде… просто… до сих пор никто так себя не вёл… ладно, пока, - Лена проскользнула мимо к дальнему столику. Странного чувака в моём лице она побаивалась, тем более вчера я её отшил, и обида сохранялась.

Разговор с Юлей вселил немного надежды, ибо она ясно сказала, что выбраться можно. Но не указала способ, дура эдакая! Также было непонятно, кто такие остальные пионеры, Ольга, Виола, повариха и другие личности, которых я здесь встречаю? Важно ли мне выяснить всю подноготную или лучше сосредоточиться на собственных мыслях и ощущениях? Может, я просто не могу проснуться? Может, у меня летаргический сон или кома?

И снова ко мне подошла Лена. Меня в который раз поразил ярко-фиолетовый цвет волос этой девчушки: они не были похожи на крашеные. Я уже понял, что здесь всё натуральное. Вот только нормальное ли, и не заражусь ли я радиацией, если буду находиться с ней рядом? Я решил продолжить утренний диалог, но от первой же фразы девушки «выпал в осадок».

- Привет, Дмитрий… Вот уж несколько дней, как не виделись. А, между тем, конец смены.

- То есть как «не виделись»? Мы же только что общались! Я извинился, что вчера не стал с тобой танцевать!

- Дим… вчера никаких танцев не было. Ты что-то попутал. Мы же наказаны, ты разве не помнишь? Никто бы не решился ослушаться Ольгу Дмитриевну – даже ты.

- Но я её ослушался! Я клянусь, что танцы были! Хоть какие уродские, но были! – девушка непонимающе заморгала, и я в который раз сдался.

- Да, ты права… Но только в том, что мы тут наказаны. Причём, все. Никогда не пытайся объяснить законы «Совёнка» - всё равно ничего не поймёшь! – и местная в который раз не поняла мой крик души.

- Я всегда хотела тебя спросить… - Лена густо покраснела и опустила глаза. Казалось, желаемый вопрос вызывал в ней немыслимое смятение души.

- Спрашивай, не теряй время. Время – самый ценный ресурс, который только есть у человечества. Пора уже быть откровенной. Терять-то всё равно нечего. В тюрьму тебя не посадят! Её здесь нет.

Лена, кажется, из последних сил набралась уверенности и взялась за перила столовой. Видимо, чтобы не упасть от нахлынувших переживаний.

- Почему ты такой странный? Почему не носишь галстук? Почему нагло отказываешься ходить на линейку? Почему называешь Ольгу Дмитриевну Олей?

Вопросы показались мне вполне разумными, и я наконец решился обо всём рассказать. Надо было сразу это сделать. И сделать публично. Например, во время линейки. Боже, иногда так не хватает смелости! Вот, вроде бы, думаешь-думаешь, а до финального рывка не доходит.

Вдох-выдох… Старый листик сорвался – новый вырос.

- Потому что мне на самом деле тридцать лет, и я живу в 2014-ом году и работаю программистом. Советского Союза давно не существует и пионерлагерей тоже.

- Ты о чём, Дима? Мы же в тысяча девятьсот восемьдесят… - Лена не закончила свою речь и вновь уныло уставилась в землю, ковыряя туфлей песчаную почву.

- И в каком же? Ты давай договаривай, иначе мы никогда не узнаем Правду. А Правду надо говорить всегда, какой бы горькой она в конечном итоге не оказалась.

- Иногда бывает ложь во спасение, - ответила Лена.

- Возможно, но это не тот случай.

Возможно, мой тон звучал слишком нравоучительно.

- Пятом? Шестом? Знаешь, Дим, я и сама не помню – дома посмотрю. И вообще это было так давно… Да и календарей здесь нет. Почему-то ни одного. Знаешь, что говорит по поводу этого Ольга Дмитриевна: время за вас считаю я: ваша задача – слушаться старших товарищей и выполнять мои указания, и вы не потеряете ни секунды своей драгоценной жизни, - м-да, неплохая цитатка. Диктаторам на заметку.

- Не говориТ, а говориЛА! Много лет назад. Мы в прошлом, дорогая! Она, наверняка, уже старая тётка, если ещё жива!

- Наверное… - Лена попыталась присесть, но, не нащупав под собой ничего седалищного, попятилась и приземлилась на голый асфальт, забыв держаться за крыльцо, - ай! Мне кажется, я начинаю вспоминать. Автобус, да? За номером 666…

- Я не посмотрел на номер, когда садился, а потом он пропал. 666?

- Да, я всегда замечаю такие забавные мелочи. Число Сатаны. Тогда мне казалось это смешной ошибкой автостанции – приписали лишнюю цифру. Повторись эта поездочка, я бы никогда туда не села. Тем более в нашем городе такие не ходят. Самый большой – сто четырнадцатый. Но я не подумала логически и сама подписала себе приговор.

- И что было дальше? Расскажи мне! – я помог Лене подняться и прижал к себе, словно опасаясь потерять сокровище, несущее в себе столь ценную информацию. Я чувствовал себя Гердой, которая помогает растопить ледяное сердце Кая. Лена не сопротивлялась и заговорила быстрее, чем обычно, стараясь подражать Мику.

- В конце концов я осталась в автобусе одна, и он поехал быстрее. Быстрее и быстрее. На соседнем сиденье, словно из потустороннего мира, появилась блондинка с голубыми глазами и глуповато осмотрелась по сторонам.

- Славя, - перебил я девочку, прекрасно понимая её ситуацию. Я отпустил тело Тихоновой, но продолжал держать её за руку, чтобы не убежала.

- Всё верно. Славяна заговорила сразу и первым делом рассказала о себе: родилась и жила на севере, где летом больше двадцати градусов не бывает, на юг едет впервые, боится сгореть на Солнце. Что-то про родителей – уже и не вспомню. Всё, как в тумане. В тумане веков.

- А что было дальше? – в целом, картина прояснялась, и сейчас наступало самое подходящее время для выяснения подробностей.

- Кто-то, словно ластиком, стирал мою память. Секунда за секундой я забывала, кто такая, где училась, в каком городе живу. Истинную личность подменяли Легендой: новые навязчивые мысли мягко, но настойчиво заставляли меня поверить, что на самом деле я – советская пионерка, что должна быть примерной, что мне доверяет вожатая, что быть пионером в 17 лет нормально, и я мечтаю прочитать «Унесённые ветром». Книга непременно должна находиться в библиотеке, но для начала надо переодеться и со всеми познакомиться, завести новых друзей. А иначе родители во мне разочаруются. И хорошо, что ты спросил… я так чувствую, что ещё чуть-чуть, и я опять всё забуду, и снова стану «советской пионеркой». Боже, как тягостно жить!

- Кто же ты на самом деле? – поторопился я. А то и правда всё забудет. – Сколько тебе лет в реале, где учишься и живёшь? – Лена попыталась высвободить свою ладошку, и я позволил ей это сделать. Может быть, самостоятельность поможет этой тихоне собраться с мыслями.

На верхушку дерева уселся большой чёрный ворон. Он протяжно каркнул, размахнулся своими пышными крыльями и скрылся в чаще. Ему-то хорошо: ни о чём не переживает, охотится себе на дичь, с самками курлыкает, растит их. А мне вот не до этого – девок полно, но настроения нет.

- Елена Тихонова. Двадцать пять годиков от роду. Выпускница факультета журналистики в Калуге. С людьми я общаться не умею, и поэтому мне приходится работать не по профессии, а именно кассиром в «Магните». Эх, надо было профессию по темпераменту выбрать! – девушка несколько секунд промолчала и добавила. – Так надоело… Господи, как же это надоело!

В голосе Лены чувствовалось подлинное отчаяние. Казалось, она не выдержит испытание, ниспосланное свыше. А это именно испытание. Мы не должны ломаться. Мы должны защитить себя, защитить свой внутренний мир, сохранить в себе современность и чувство реальности, несмотря ни на что. Спастись от манипуляций, которые высшие силы считают нужным вытворять с нами. И избавиться от собственных грехов и пороков. Может быть, это шанс.

- Лен, не дрейфь, мы сможем отсюда выбраться. Я верю. Положись на меня. У нас общая беда, и надо бороться, чтобы не превратиться… в них! – я злобно показал рукой на домики. Пионеры как раз заканчивали завтрак и теперь шли каждый к своему жилищу, как будто шершни в глубины своего гнезда. Некоторые в одиночку, некоторые парами. – Интересно, что сегодня в планах местного террариума?

- Пляж у них. Я слышала, как Ольга Дмитриевна просила Славю объявить всем о коллективном купании после завтрака. Она объявила, но сама я купаться не хочу. А вожатая говорит, что бодрящий выкуп ещё никому не мешал.

- Да какая разница… у них всё скучно и однообразно, как и в любой машине. Думать надо, как самому отсюда выбраться, а не о всяких увальнях, эмоции и желания которых – лишь картонная видимость, запрограммированные реакции. По сути, они не люди, а бездушные пни, чурки. Большинство из них, - критиковал я своих товарищей.

Тихонова что-то обдумывала. Она смотрела то на меня, то на аллею между домиками, и вдруг сменила тон с нейтрально-дружелюбного, привычного мне от неё, на возмущённый.

- Ты не смеешь так говорить! Они жертвы, как и мы. Они нуждаются в освобождении! Неужели ты способен оставить их погибать?! Тебе ведь дан шанс – проявить себя с лучшей стороны, стать для них последним шансом… неужели ты им не воспользуешься? Неужели ты не станешь Спасителем хотя бы для маленького, но всё же мира?

Слова девочки меня возмутили. Ко всем бедам мне хотели пририсовать ещё и обязанности. По природе я был отзывчивым и готовым помогать, но ставить перед собой условия в ультимативном порядке никому не позволял, даже начальству в реальной жизни, с которым всё равно говорил требовательно. Уж если вожатая не смогла на меня надавить, а она теоретически имеет на это право, то какой-то маленькой пигалице я точно подобного не позволю!

В душе я согласился с Леной, но решил ей этого не говорить.

- С чего ты взяла, что они такие же, как и мы? Может, некоторые и да, жертвы, но большинство – просто декорации, служащие нашему же оболваниванию. Не смей от меня ничего требовать! Я не собираюсь тащить из болота всю компашку, которая здесь осела! Они, в конце концов, мне не братья и не сёстры! А если я найду способ сломать систему, то мне не придётся спасать каждого. В конце концов, товарищ Тихонова, спасение утопающих – дело рук самих утопающих! До тех пор, пока каждый не будет прикладывать усилия для освобождения, у меня всё равно ничего не получится – один в поле не воин. Заруби это на своём миленьком носике и лучше подумай о собственной шкуре. Авось не при коммунизме живёшь.

Мой выпад произвёл на девочку страшное впечатление: она закрыла глаза руками и отшатнулась. Но тут же расставила пальчики, как будто специально, чтобы я мог рассмотреть выражение моськи. На её лице возникло резкое выражение презрения ко всей моей «предательской сущности», и Лена рванула прочь. Никогда не думал, что кто-то здесь может бегать быстрее Ульянки… Алиса, если только. И то, если ей очень уж хочется провернуть какое-нибудь «злодейство», и она боится спалиться. А может, все препараты для «терактов» в её руках появлялись сами собой, по щучьему велению… Мир ведь сумасшедший!

Возникло желание догнать Лену и извиниться, ибо на самом деле я с удовольствием бы спас их всех. Просто меня настолько вывела здешняя атмосфера, что во мне осталась лишь одна мысль – выбраться отсюда домой без оглядки на кого бы то ни было: выбраться, а уже потом думать над случившимся.

- Лена! Лена… вернись! – я безвольно опустился на землю и вытянул ноги. Предпринимать какие-нибудь активные действия особого смысла не было; главное сделано – в Них пробуждались Люди… и неважно, в ком. И это большая победа. Система может поддаваться, если на неё давить…

Сейчас я ошибочно полагал, что они начнут усиленные попытки выбраться из этого адского круга, уничтожат дьявольскую машину, которая заключила их в кривой симуляции пионерского лагеря. Думал, что, почувствовав, что помощи от меня не дождёшься, эти люди пробудят в себе новые силы для самостоятельной борьбы.

Пора обзорно пробежаться по лагерю в поисках изменений, а потом следовало «выцепить» ещё кого-нибудь и попытаться разобраться с ним или с ней также, как я сделал с Леной. Интересно, получится ли из меня дипломат, который ведёт пионеров против правил лагеря?

По дороге на пристань мне попались Славяна с Алисой. Согласно моим наблюдениям, они не очень-то дружили, однако сейчас мило болтали и держали в руках две корзинки с какими-то ягодами. Девушки, пройдя мимо мосточков, при мне сняли обувь и пошли по берегу босиком. Видимо, им так было приятнее.

- Привет, ДваЧе! Привет, Славь! Слава России! – моё настроение приподнялось, ибо выход увиделся близким, как будто свет в конце тоннеля.

- Привет, Дмитрий! – ответили обе девушки сбивчивым дуэтом, что вызвало во мне очередное удивление: Алиса страшно негативно реагировала на прозвище «ДваЧе», теперь же вполне нормально восприняла моё обращение и даже улыбнулась. Мир становился обыкновенным, зацикленность пропадала!

- Ты даже не будешь меня ругать за ненавистную кличку? – я подмигнул Алисе.

- Да я уже смирилась. Да и за что тут ругать? Ну ДваЧе, ТриЧе, ПятьЧе. Всё, что ни делается – всё к лучшему, - в наш разговор вмешалась Славяна.

- А почему ты не поплыл с нами? Без тебя было тяжело грести, к тому же ты мог помочь нам собрать землянику и малину. Ещё две сильные руки нам бы не помешали.

«А они куда-то плавали? А мне вот ничего не сказали – обидно!»

- Так, стоп-стоп! – я поднял руку, останавливая порыв девочек. – Земляника и малина же в одно время не растут! Вначале идёт земляника, а малина уже к середине лета. Вы что, 12 месяцев разом повстречали? Наверное, ещё и подснежники собрали, да? А теперь идёте Королеве сдавать? – я почесал голову. – Она, кстати, читает. Лежит с книгой в своём царственном шезлонге, - я звонко рассмеялся. Алиса размахнулась и легонько ударила меня тапком по руке. Совершенно безболезненно, и я даже не возмутился.

Славяна ответила:

- Нет, причём здесь подснежники? А Ольге Дмитриевне нужны ягоды на торт. В честь окончания смены, мы сами его будем есть – это для нас. Ягоды здесь всегда растут. Такой у нас тут климат благоприятный для них. Сказывается, что юг. Всё цветёт. Поплыл бы с нами – сам убедился!

- Вы мне ничего не сказали! – я вздёрнул носик.

- Да он воды теперь всю жизнь бояться будет, дурачок! После того плаванья у него фобия, - не к месту пошутила Двачевская и злорадно усмехнулась. Всё-таки не стала она пай-девочкой, и это радовало, потому что пай-девочек я не любил.

- Ладно, Алис, хватит уже! – окоротила подругу Славяна. – Лучше скажи, Дмитрий, ты Лену случайно не видел? А то мы с утра нигде не можем её найти. На линейке была, а потом словно корова языком слизала.

Моё сердце заколотилось от чувства вины. Передо мной встал выбор – рассказывать о конфликте или оставить его на своей совести? Что ж, второе, пожалуй, предпочтительнее – за свои слова я не должен отчитываться ни перед кем, а совесть можно и приглушить. Благо, делал я это в жизни часто.

- В-видел, конечно, - я старался быть честным, но получалось плохо. – Она, кажется, прогуливалась возле леса. Уж очень ей свежий воздух нравится – прямо млеет от него!

Мой голос дрогнул, но это осталось незамеченным. Психологи из девочек вышли хреновые.

- Молодец какая! Наверное, решила грибов набрать для Ольги Дмитриевны! – обрадовалась Славяна, и девочки отвернулись, собираясь уйти прочь, но мне вдруг остро захотелось посмотреть на эту природную аномалию с ягодами. И сфотографировать: если, конечно, оно сохранится в телефоне.

- Поехали! Поехали ещё раз! Греблю беру на себя. Я не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу это сказочное природное чудо.

- Но ягоды уже собраны… - попыталась отбрехаться Славя, но я взял у девочек корзины и осторожно высыпал всё содержимое прямо на берег.

- Ээ, ээ, ты бы хоть отошёл подальше! – запротестовала Славя. – А то всё прибоем смоет.

И мне пришлось собирать высыпанное назад, а потом относить подальше к кустам. И высыпать только там, в тихом безопасном месте. Куст был папоротниковым; я сорвал несколько раскидистых листьев и прикрыл ими «сокровище», чтобы никто не уволок. Мало ли здесь вороватых пионеров… Жалко, что не посмотрел на ягоды сразу…

- Ты чего творишь, дурень?! В какую степь тебя занесло?! Как мы теперь это вожатой понесём?! – завопила Двачевская, но я приложил палец к губам, и она послушно замолчала.

- Этого мало, товарищ Рыжик! Вы же хотите порадовать Олю?

- Ну да, - спокойно ответила Славяна, ощипывая папоротник.

- Ну вот и я хочу. Предлагаю сделать ещё одну ходку и набрать столько же. Трёхэтажный торт – это гораздо лучше, чем маленький пирожок! – стоило мне сказать словосочетание «трёхэтажный торт», моё сердце вздрогнуло, как будто с этим тортом у меня были связаны неприятные воспоминания. – Трёхэтажный торт… блокада… нищета… голод… тирания… - шептали мои губы, пока я умышленно не прикусил себе язык.

Девушки нерешительно переминались с ноги на ногу, следя за действом, но в конце переглянулись и согласно кивнули.

- Извините. Это лирическое отступление, - замял поток откровений я. – Грести вы, конечно, устали, поэтому тяжёлую работу возьму на себя я.

- Ну хорошо. Тем более у тебя есть в этом опыт! – усмехнулась Алиса, но я обижался только на поступки, и почти никогда – на слова, поэтому усмехнулся вместе с девочкой. В отличие от многих, оскорбить меня было сложно, и на дуэль бы я никогда не пошёл, в отличие от Пушкина, который стрелялся тридцать раз.

Мы дошли до лодок, и к своему удивлению я не нашёл ни в одной из них вёсел. К тому же они все были гораздо старше, чем та, в которой я пробовал плыть тогда, когда меня волной смыло. Простые, деревянные, с плохо замасленными черноватыми боками.

- Эй, они были лучше. Новые! – я дотронулся до деревянного носика с железным колпачком. – Их подменили на какие-то корыта. Золотая рыбка что ли постаралась?

- Нет, они всегда такими были, - ответила Алиса и дёрнула меня за рукав. – Чем разыгрывать, лучше бы сходил – вёсла принёс. Они в здании причала.

- Погоди! Я сама всё принесу, - деловито встряла Славя. – Мы их уже успели засунуть подальше, чтобы если вдруг кому-то из пионеров взбредёт в голову покататься, он бы не смог этого сделать, ри<