ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ 6 страница

Посттуризм не вписывается ни в один из типов оппозиции ″свой – чужой″, но является тенденцией, характеризующей современную культуру. Современная культура вырабатывает новый тип оппозиции ″свой – чужой″ из имеющихся у нее наборов ″свойскости″ и ″чуждости″, который наслаивается на предыдущие и который проявляется в современном мире.  

Каждая из рассмотренных моделей встречи с ″чужим″ содержит мировоззренческую позицию той или иной культуры. Эти модели выражаются в способах взаимодействия ″своего″ и ″чужого″. Различия же способов взаимодействия коренятся в различии мировоззрения и мировосприятия различных культур, а также в различных типах оппозиции ″свой – чужой″. Хронологический порядок моделей не носит строгий характер. Изначально заложены все способы встречи с ″чужим″, но в тот или иной исторический промежуток преобладающим является один из них. Автор работы «История туризма в Древности» В. П. Грицкевич демонстрирует нам, что в зарождающихся формах туризма уже наличествовали такие моменты, как массовость, фанатизм в паломничестве, коллекционерство, страсть к сувенирам, тяга к наживе и др.[154] Каждый последующий исторический период сохраняет особенности отношения к ″чужому″ предшествующих периодов. «Болезнь нашей эпохи не похожа ни на одну из тех, которыми переболели прежние, но в то же время, она взаимосвязана с ними всеми»[155].

С одной стороны, определяющие современную культуру особенности восприятия ″чужого″ при встрече с ним (безразличие, равнодушие, интеграция, глобализация, поверхностность) существовали и в древности; с другой стороны, современная культура представляет собой сложную систему взаимоотношений ″своего″ с ″чужим″, которая вбирает все выделенные модели встречи.

§ 2. Конфликтное поле оппозиции ″свой – чужой″

Величие души обнаруживается не в том, что человек достигает

какой-нибудь крайности, а в том, что он умеет сразу коснуться

 обеих крайностей и наполнить весь промежуток между ними.

Б. Паскаль

Рассмотрение оппозиции ″свой – чужой″ вне контекста конфликта и смежных с ним явлений представляется невозможным в силу характера самой оппозиции и универсальности явления конфликта. «О чем бы мы ни раскрыли книгу, о войне или коллективизации…везде мы обнаружим одну и ту же сетку бинарных оппозиций: свой – враг, родина – чужбина, хаос – порядок…».[156] Бинарные оппозиции, являясь неотъемлемой чертой природного и человеческого мироздания, порождают противоречия. Противоречия в природе, сталкиваясь, снимаются, в процессе их снятия природа творится заново подобно тому, как оппозиция «мужчина – женщина» снимается в новой жизни. Мифологическое сознание терпит крушение тогда, когда человек осознает противоречия, а когда осознанные противоречия сталкиваются, возникает конфликт в современном смысле этого слова, требующий осмысления. Конфликт представляет интерес для данного исследования, поскольку он есть форма обнаружения, накопления, столкновения и разрешения противоречий, возникающих внутри оппозиции ″свой – чужой″. Каждому из трех типов оппозиции ″свой – чужой″ присущ конфликт, но природа конфликта в них разная и формы выражения конфликта различны.

Феномен конфликта представляет собой обширную область исследования, выходящую за рамки настоящего исследования, из чего следует необходимость ограничить рассмотрение конфликта и представить его как один из культурно-антропологических аспектов оппозиции ″свой – чужой″ и как одну из форм взаимодействия между ″своим″ и ″чужим″, изменяющуюся по мере развития исследуемой оппозиции. Поль Рикёр в лингвистическом исследовании выходит на конфликт в языке: «Язык взрывается, устремляясь навстречу к иному, чем он сам: именно это я называю раскрытием»[157]. Раскрытие «Я», по Буберу, возможно только в подлинном конфликте с «Ты». Самоизоляция исключает диалог, но не исключает конфликт, т.к. провоцирует конфликтную ситуацию в сфере внутриличностного бытия.

В зависимости от способов возникновения и форм проявления конфликта между ″своим″ и ″чужим″ можно выделить его модели, соответствующие основным типам оппозиции:

1) конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в мифологическом типе оппозиции;

2) конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в тоталитарно-религиозном типе оппозиции;

3) конфликт между «Я» и «Другим» в философском типе оппозиции;

4) конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в современной культуре.

Первые три модели конфликта отражают основные черты трех типов оппозиции соответственно. Четвертая модель конфликта, как и модель встречи ″своего″ и ″чужого″ (посттуризм), указывает на особенности формирования оппозиции ″свой – чужой″ в современной культуре.

Конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в мифологическом типе оппозиции предполагает развитие участников конфликта, выраженное, в том числе, в изменении их статуса. Он возможен при наличии участников, переживающих свои противоречия и стремящихся к развитию в процессе разрешения конфликта, а также при соблюдении условия важности различий для всех субъектов конфликта. И ″свой″, и ″чужой″ переживают, понимают и принимают существующие между ними противоречия. Происходит осязание и ощущение границ ″своего″ и ″чужого″. Конфликт мифического или сказочного героя со своим антагонистом (или антигероем), как правило, заканчивающийся творением нового мироздания и снятый в этом новом мироздании, относится к первой модели конфликта. Примерами служат конфликты падчерицы и мачехи, девушки и Бабы-Яги, доброго молодца и Кощея и др. Результатом этих конфликтов становится качественное/статусное изменение героев. Таким образом, конфликт самоотрицается, в нем противоречия, сталкиваясь, рождают новое.

Миф не знает конфликта как такового, мир в мифе оппозиционный, противоречивый. Мы называем конфликтом в мифе то, что конфликтом не является, т.к. конфликт осознается, осмысливается и разрешается, а оппозиция в мифе возникает и снимается. Миф постоянно восстанавливает этот мир в точке первотворения, которой конфликт по определению не присущ. Миф стремится вернуть мир в состояние до-бытия, но мир обретает бытие через конфликт: мир создан через отделение неба и земли. Следовательно, в мифологическом типе оппозиции ″свой – чужой″ формируется свойственная ему модель конфликта.

Конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в тоталитарно-религиозном типе оппозиции есть столкновение самозамкнутых систем, не способных к рефлексии и развитию и не желающих заимствовать в ″свое″ элементы ″чужого″, и наоборот. Сущностной характеристикой этой модели конфликта является фанатизм. «Фанатизм есть страстное увлечение какой либо идеей, заставляющее смотреть на лиц противного мнения как на врагов»[158]. Таким образом, фанатизм становится причиной преломления оппозиции ″свой – чужой″ в оппозицию ″свой – враг″. ″Свой″ встречает ″чужого″, заблаговременно объявив его врагом, и ведет активную борьбу. Сохранение ″своего″ в данной модели конфликта возможно при уничтожении ″чужого″. Формы выражения второй модели конфликта отражены в формах взаимодействия ″своего″ и ″чужого″ в тоталитарно-религиозном типе оппозиции, среди которых: активное противостояние, уничтожение, подавление и др.

Взаимные провокации также являются формой выражения конфликта в тоталитарно-религиозном типе оппозиции. В таких отношениях пребывали советская и буржуазная пропаганда: «при помощи государства капитализм устанавливает… господство над угнетенными. Пропаганда становится одним из важных инструментов подавления эксплуатируемых»[159]. Относительно себя советская общественность говорит следующее: «пропаганда в социалистическом обществе выступает как средство развития индивидуального сознания в направлении добровольной интеграции с общественным сознанием»[160]. Предполагая, что буржуазная пропаганда мыслит аналогичным образом, приходим к выводу: участники второй модели конфликта – они же носители фанатичного сознания – не способны к рефлексии, в процессе конфликта не происходит узнавания ″своего″ в ″чужом″, ″чужого″ в ″своем″ и последующего раскрытия. Тоталитарно-религиозный тип оппозиции ″свой – чужой″ уничтожает ″чужое″ в образе врага и начинает искать других врагов или ″чужих″ среди ″своих″, потому как его существование возможно только в конфликте с ″врагом″. «В отсутствие "еще более чужих" наиболее ″чужими″ стали инакомыслящие в собственной партии»[161].

Представленная позиция, утверждающая, что фанатизм порождает социальные конфликты, то есть наблюдаемые социальные конфликты – это внешнее выражение фанатизма, конфликтует с позицией историка И. А. Крывелева, который настаивает на том, что «конфликты социальные и национальные находят идеологическое выражение в столкновении религиозных идей, и чем острее были эти конфликты, тем сильнее разгоралось пламя религиозного фанатизма»[162]. Таким образом, И. А. Крывелев настаивает на том, что социальным конфликтам, имеющим политические или экономические причины, пытаются приписать фанатизм в качестве причины, который ей не является.

Поскольку фанатизм является определяющей особенностью конфликта в тоталитарно-религиозном типе оппозиции, то субъектом такого конфликта выступает фанатик. Термин «фанатик» сопоставим с термином «ревнитель», но не тождественен ему. Понятие фанатизма в разные времена трактуется по-разному: сначала фанатиками называли вдохновленных людей; затем тех, кто уклонялся от общепринятых правил и норм; а в современной культуре под фанатизмом подразумевается стремление к распространению ″своих″ убеждений и к истреблению всего, что с ними несходно и им противодействует, т.е. к истреблению ″чужого″[163]. Первое значение слова «фанатик» сохранено в понятии «ревнитель». Ревнитель несет как позитивный, так и негативный настрой, ревнитель «заряженный», пассионарный, он стремится найти себя, в борьбе с ″чужим″ он может запустить рефлексию и действительное развитие себя самого. Фанатизм ухватывает по большей части отрицательную сторону ревности в вере. Ревнитель ревнует по ″своему″, сконцентрирован и акцентуирован на ″своем″, например, «ревнитель веры», «ревнитель благочестия» и др. Фанатик фанатеет от ″своего″ в противовес существования ″чужого″, фанатик акцентирован на противостоянии ″чужому″, в то время как ревнитель акцентирован на сохранении ″своего″. Поэтому ревнитель способен к развитию, а фанатик исчерпывает свои силы и возможности в противостоянии.

Однако, по мнению В. В. Кима, в «замкнутых сообществах в период их становления фанатизм необходим. Он позволяет четко дифференцировать отношения "свой – чужой", расставить акценты и границы взаимодействий. Проникновение фанатизма в религию (и ее последующее оформление в идеологию) зачастую играло позитивную роль в формировании древних государственных объединений»[164]. Но по мере роста человеку и обществу необходимо освободиться от фанатизма как сковывающей движения ограниченности для дальнейшего развития.

Борьба с фанатизмом абсурдна: чем сильнее борьба, тем больше степень фанатичности в этой борьбе. Искоренив фанатизм к чему-либо, мы породим фанатизм в отношении фанатизма. К примеру, певец толерантности Вольтер крайне не согласен с сущностью христианства, враждебно настроен, но готов подойти к данной проблеме толерантно, потому как это единственно правильный подход с его точки зрения. Мыслитель оставляет ему (христианству) право на существование, но уже без «клыков и когтей». Вольтер нападает на религиозный фанатизм, сжигающий все ″чужое″ и чуждое догмату, а сам сжигает «клыки и когти» как сущностные (по его мнению) характеристики христианской религии. Нападения просветителя в адрес господствующей религии носят фанатичный характер, притом, что сами нападения – это реакции на фанатизм христианства. Конфликт с фанатизмом чреват все той же фанатичностью.

Конфликт между «Я» и «Другим» в философском типе оппозиции относится к категории внутриличностных конфликтов. Подобная модель конфликта предполагает развитие, но развитие осуществляется в одностороннем порядке, и развивается только Я, поскольку конфликт разгорается внутри Я, Я является инициатором и активным участником. Другой же выступает либо зеркалом Я, либо способом конструирования Я, либо способом вынесения своего Я вовне. Инаковость Другого вызывает, провоцирует конфликтную ситуацию с Я. Конфликт может выступать способом конституирования оппозиции ″Я – Другой″. Конфликтная ситуация запускает рефлексию у Я, и конфликт разворачивается внутри Я, например, конфликт между Я и Я-Другим, или конфликт между стремлением постичь Другого и осознанием непостижимости Другого, или сартровский конфликт между желанием постижения Другого как субъекта и страхом Я стать объектом.

Конфликт между ″своим″ и ″чужим″ в современной культуре отражает некоторые особенности культуры постмодерна. Различия, противоречия, противопоставления и оппозиции заявлены в качестве существующих, они все более осмысливаются, «надумываются» и все менее переживаются (и все менее существуют).

Не конфликт, а конфликтность становится чертой современности. Конфликтность становится для современности оптимальной формой выражения конфликта, ее можно метафорично сравнить с «дымом без огня», существование которого предшествующие культуры отрицают. В прямом смысле этот дым используют в качестве спецэффекта на концертах, танцплощадках и др. (дым-генераторы превращают маслянистую жидкость в дым путем нагревания и распыления). В переносном же смысле, массовая культура генерирует дым конфликта, любви, страсти в фильмах, передачах и шоу, превращая это в «скандальность». Скандальность становится наиболее ярким проявлением конфликтности в современной массовой культуре. Средства массовой информации дымят в глаза воспринимающему субъекту внутриличностными, межличностными и социальными конфликтами, не способными к воспламенению по причине отсутствия объекта воспламенения. Дым массовой культуры есть сознательное вызывание эмоций у зрителя. При этом всплеск эмоций «прикрывает» мышление и рефлексию, либо эмоции действуют так, что разрушается сама рефлексия. Скандальность, как и проявленная в ней конфликтность, не подразумевают развития субъекта, а нацелены на эмоциональную разрядку.

Согласно широкому и общепринятому определению, конфликт – это столкновение интересов. Явление конфликта представляет интерес для данного диссертационного исследования в силу того, что он является формой столкновения ″своего″ и ″чужого″ в разных типах оппозиции ″свой – чужой″. Явления фанатизма и экстремизма связаны с понятием конфликта, поскольку могут выступать как его причины, как сущностные характеристики, как формы проявления и как результат.

Конфликт как столкновение противоречий внутри оппозиции ″свой – чужой″ неизбежен. Эскалация конфликта так или иначе связана с феноменами фанатизма и экстремизма. Путь к снятию или разрешению конфликта лежит через терпимость и толерантность.

Омоним русского языка «противны» выражает два значения: противны в смысле расположены по противоположным сторонам, друг напротив друга, и противны для обозначения эмоций отвращения и неприятия, чаще всего эти эмоции вызваны все тем же противоположным расположением. Слияние в одном слове позиции и отношения к этой позиции упрощает отношение между сторонами позиций и ограничивает развитие, оставляя только один, негативный вектор движения. Н. А. Бердяев сохраняет двуполярность омонима: под инакомыслящим он подразумевает стоящего на противоположной стороне, а под преступником – противного нам человека, не имеющего возможность отстаивать свое право быть и быть в диалоге[165].

Экстремальность отражает оппозицию ″свой – чужой″ в ее минимальных и максимальных проявлениях. Поэтому необходимо рассмотреть явление экстремальности с целью выявления его особенностей и продемонстрировать особенности проявления оппозиции ″свой – чужой″ в аспекте экстремизма.

Слово «extremus» переводится с латыни «крайность», «крайний». Сама по себе крайность безоценочна. Однокоренные слова к слову экстремальность – экстремал, экстремальный, экстремист, экстремизм, экстремум и другие.

В. А. Ассеев доказывает наличие экстремальных принципов в естествознании. Согласно этим принципам, противоположности совпадают или перетекают друг в друга в минимальных и максимальных значениях. Как прямая и кривая – есть противоположности, но в минимальном значении – точке – они совпадают, а в максимальном круге кривая минимально крива и в максимуме пряма[166]. «Истинным миром среди миров является тот мир, который одновременно с неизбежным злом содержит в себе максимум добра»[167].

Вспомним школьный курс математики, который открывает нам точки экстремума как точки min и max функции. Понятие экстремума в математике сохраняет антиномичность (max и min), в то время как в современной реальности реализуется экстремизм как одна из форм экстремальности,  который трактуется однозначно как точка минимума функции, где функция (у) – это социум или личность в развитии. Экстремизм глубоко врос в социальную жизнь, неся разрушительный характер[168]. Экстремизм есть готовность к любым действиям во имя своей идеи, из внутренних убеждений. Экстремизм – это проявленный в действии фанатизм, внешняя форма фанатизма.

Философский анализ термина «экстремизм» как формы экстремальности позволит увидеть и актуализировать новые аспекты старой проблемы. «Экстремальность создается перепадом реальностей, разницей миров, смыслов»^[169]. Современный экстремизм схватывает только одну крайность экстремальности и схватывается в негативной оценке. Мы намерены актуализировать положительную сторону экстремальности, которая существует наряду с отрицательной ее стороной – экстремизмом, что позволит расширить область проявления исследуемой оппозиции в аспекте экстремальности.

В контексте данного исследования экстремизм понимается как социальная форма экстремальности, ограниченная фанатизмом в рамках одной крайности, а не в диапазоне крайностей[170]. Фанатизм соотносится с экстремизмом как внутреннее с внешним. Экстремизм не самостоятелен, ему необходимо питание, и питание происходит за счет фанатизма. Фанатизм, в свою очередь, не самодостаточен, ему необходимо во что-то выливаться, воплощаться. Фанатизм, по мнению Г. Чистякова, может возникнуть из религиозности, зависимой от властных структур[171], как это произошло в западной католической церкви. «Человеческий разум, проснувшись после долгого опьянения, сам удивился тем крайностям, в какие вовлек его фанатизм»[172].

Феномен экстремизма сложен и неоднороден. Экстремизм обнаруживается во многих культурно-исторических реалиях. Для нашего исследования экстремизм интересен тем, что он выражает крайность оппозиции ″свой – чужой″.

Исходя из того, что существует несколько типов оппозиции ″свой – чужой″ следует, что существует и несколько типов «крайностей» этой оппозиции. Для обозначения «крайностей» оппозиции ″свой – чужой″ выделим типы «крайних» субъектов, т.е. субъектов «крайних» экстремальных действий:

1. Экстремист – это человек, способный и готовый на любые действия в силу своей фанатичной убежденности в чем-либо. Образ экстремиста вписывается в тоталитарно-религиозный тип оппозиции ″свой – чужой″ как «крайний» способ выражения ″своего″. Экстремист не ограничен негативными поступками. Вспомним, что термин «точки экстремума» содержит как точки минимума, так и точки максимума. К экстремистам в точке максимума можно отнести героев войны, или мучеников за веру, или преданных служителей какому-то делу, государству, человеку. К выразителям экстремальности в точке минимума в современное время относят террористов. Экстремист стремится сохранить ″свое″, даже если для этого необходимо уничтожить ″чужое″, но объединяет героев войны и террористов то, что в основе их действий лежат не личные мотивы, а верность и преданность тому, кому или чему они присягали на верность, а также экстремальный «крайний» характер их действий.

2. Герой – человек, оказавшийся в трудной, опасной, тяжелой жизненной ситуации и способный сосредоточить все силы для ее преодоления. Экстремальная ситуация требует от героя максимального проявления мужества, отваги, смелости и других качеств, дабы спасти людей, окружающую среду, спасение которых зависит от проявления его героизма. Параметры выделения типа «герой» внутренние. В жизни многих людей героизм имеет место быть. В качестве примера можно привести героя древнегреческой мифологии Одиссея. Важное обстоятельство для выделения «героя» в отдельный тип субъектов экстремальности – это случайность и непредсказуемость тех экстремальных условий, в которых он оказался и наступление которых от него самого не зависит, как не зависит необходимость освоения ″чужого″ от героев мифов и сказок в рамках мифологического типа оппозиции ″свой – чужой″. У героя нет выбора – совершать или не совершать подвиг, вступать или не вступать в конфликт со своим антигероем или антагонистом.

Современный голливудский кинематограф стремится к реализации образа героя в фильмах со стандартным сюжетом: простой парень сталкивается с экстремальными трудностями (катастрофы, войны, инопланетные вторжения и т.п.), и ему приходится предпринимать «крайние» меры. Он выходит за рамки дозволенного и спасает мир. На помощь часто приходят волшебные силы, как и в волшебной сказке. Причем герой голливудских фильмов схватывает сразу две крайности: для реализации max экстремального действия, в виде спасения человечества, он вынужден совершать min экстремальные действия, угнав чужую машину, подделав документы, убив «антигероя(ев)». Образ героя является максимальным выражением всех возможностей и способностей ″своего″.

3. Экстремал – это человек, искусственно создающий себе опасную ситуацию, испытывающий удовольствие от ее преодоления. Преодоление ситуации возможно посредством сосредоточения физических и умственных способностей человека. Основной, но не единственной площадкой для экстремалов являются экстремальные виды спорта, которые есть «своеобразный ритуал, напоминающий людям о неизбежности смерти и заставляющий их острее ощутить радость земного бытия»[173]. В образе  экстремала ″свой″ через выброс адреналина получает эмоциональный заряд, а затем снятие эмоционального напряжения.

Под понятие экстремалов попадают военные, полицейские, космонавты и прочие профессии, потому как содержащиеся в этих профессиях опасности сознательно выбраны человеком. Человек, занимающийся подобным делом, может проявить героизм в той или иной ситуации, но не может быть героем. Выбором своей профессии он соглашается на опасность и экстремальность, но эта экстремальность абстрактна, в отличие от человека, занимающегося экстремальными видами спорта, который конкретно представляет себе ту опасность, преодоление которой принесет «экстрим» вместо героизма. Поэтому пожарные, спасатели, полицейские, космонавты и др. – они же герои с экстремальной профессией – размывают границы, разделяющие субъектов экстремальности.

В данном контексте интересно дифференцированное отношение Русской Православной Церкви, которая чтит героев, молится за хранителей отечества и приравнивает к самоубийцам людей, умерших от экстремальных видов спорта. Нас интересует не оценка субъектов экстремальности, а факт их различения, вытекающий из различия в отношении к ним со стороны церкви.

4. Постэкстремал – экстремал эпохи постмодерна, реализация которого происходит через демонстрацию преодоления им опасной ситуации. Ему доставляет удовольствие не гормон риска и не преодоление страха, а факт преодоления страха. Постэкстремал стремится к удовольствию, которое он получит, когда сможет сказать кому-то или себе самому «Я сделал это». Проще говоря, герой прыгает с парашютом, чтобы не разбиться в самолете, экстремал прыгает с парашютом, чтобы испытать удовольствие от выброса адреналина, а постэкстремал от прыжка с парашютом получает фото/видео, документальное подтверждение и негласное право демонстрировать свой подвиг. Наглядной иллюстрацией постэкстремальности является телесериал «Выжить любой ценой», в котором главный персонаж, работая на камеру, имитирует дикие экстремальные условия природы и демонстрирует навыки, необходимые для выживания. Деятельность постэкстремала сводится к демонстрации. Демонстрация «крайностей» зачастую становится источником дохода для постэкстремала.

Внешне все субъекты экстремальности схожи, порой даже неразличимы. Различны в данном случае внутренние мотивы, личные основания, способы мышления и способность к рефлексии. Разные типы субъектов экстремальных действий отражают разные способы «крайнего» проявления ″своего″ внутри оппозиции ″свой – чужой″.

Возможность выделения нескольких типов субъектов экстремальности подчеркивает сложность этого неоднородного явления. Экстремизм в данной работе интересует нас как крайность отношений между ″своим″ и ″чужим″. Развитие оппозиции ″свой – чужой″ в культуре влечет за собой изменения отношений внутри оппозиции, и, соответственно, изменяется характер экстремизма как способа взаимоотношений. Также можно утверждать и обратное: изменение характера отношений изменяет оппозицию. Проследим изменение структуры оппозиции ″свой – чужой″.

Мифологическое сознание рождается из неразрешенных противоречий, с которыми человек сталкивается в природном мире, в мире социальном и культурном. Первобытное сознание вырабатывает двоичные различительные признаки, набор которых является наиболее универсальным средством описания мира. Примером такого неразрешимого противоречия является оппозиция ″свой – чужой″. В ней теряется целое, но сохраняется целостность, так как стороны этой оппозиции остаются едиными, самодостаточными, целостными. В процессе развития оппозиция внутри себя начинает дробиться.

«Чужесвой» и «своесвой» есть виды своего на этапах развития человека, вырвавшегося из мифологического миропонимания. «Чужесвой» – это свой в корне, а чужой на поверхности, будучи своим он кажется чужим. Подобно русским, которые в большинстве ими и оставались, но выглядели по-европейски, т.к. были переодеты в немецкое платье по приказу Петра I. Оппозиция ″свой – чужой″ теряет цельность, начинает дробиться и порождает из себя новые (дробные) оппозиции. Чем дальше от центра (состояния мифологического сознания, не знающего противоположностей и противоречий), тем стремительней процесс дробления оппозиций. Развитие усложняет структуру явления.

″Чужой″ может быть разделен путем мыслительной операции на «чужечужого» и «своечужого» в силу того, что человек перестает быть единым и целым и раскалывается на качества, характеристики, функции, статусы и т.д. Примером «своечужого» может выступать русский католик по отношению к «своесвоему» русскому православному в случае, если религиозная принадлежность является определяющим фактором в разделении на ″своих″ и ″чужих″, а русский православный становится субъектом конструирования оппозиции. Потеряв человека, современная культура приобретает его черты. Культура имеет дело теперь не с человеком, а с его характеристиками, и вместе с этим сама культура приобретает человеческие черты.

В традиционной культуре основные статусы человека являлись врожденными (пол, возраст, национальность, религиозная принадлежность, сословная/классовая принадлежность), неотъемлемыми, друг от друга зависимыми и друг из друга вытекающими (еврей значит иудей; византиец значит православный христианин). Средневековые католические проповеди призывают к тому, что «человек должен оставаться в том сословии и социальном и профессиональном разряде, в котором рожден и воспитан»[174]. Поэтому ″чужой″ существовал и воспринимался в целом, в корне, вообще. Но в рамках традиционной культуры ″чужой″ тоже не одинаков: на самых ранних ступенях становления человека и общества чужой понимался как «нелюдь», «не человек», «не умеющий говорить», а много позднее, например, в Средневековье, в ″чужом″ выделялись чужие черты, но они были слиты, синкретичны и в совокупности представляли целостность.

Новое время дает человеку новый опыт собирания деталей в целое и разбирания целого на детали. Человек-конструктор видит другого человека как механизм, собранный кем-то. Детали машин, таким образом, приобретают самостоятельную значимость и самоценность подобно тому, как черты человека могут рассматриваться абстрагировано от человека и определяться как ″свои″ или ″чужие″. Оппозиция ″свой – чужой″ разобрана на детали и собрана в новые оппозиции – комбинирование деталей дает разнообразие (аналогично комбинаторике в математике): «чужесвой-чужечужой», «своесвой-своечужой», «чужечужой-своечужой», «чужечужой-своесвой», «чужесвой-своесвой», «чужесвой-своечужой». Первая часть слова в оппозиции приставочная, вторая – корневая. В этом случае акцент ставится только на определяющую характеристику человека и помещает ее в корень, а все остальные фрагменты обобщаются в приставке и служат оттеняющим элементом.