Качественный» аспект психологии творчества

Теория деятельности сама по себе имеет массу положительных моментов (оппозиция «процесс» – «деятельность»), но, по сути, она есть продукт расщепления целостности, которая происходит вследствие выделения доминанты социальной обусловленности и мышления (как деятельности и как процесса). Что представляет собой подмену цели средствами в результате формализации и объективации результатов процесса творчества. Поскольку создание «произведения» в творчестве не есть результативная самоцель, но только средство осуществления и выражения психического акта идеального (образ). «Социальный заказ» (актуализация) и формы мышления являются только условиями и средствами инструментальной организации творческого процесса и его результативной продуктивности.

Западноевропейская традиция выделяет несколько функционально терминологических определений творческого процесса: 1) латинское creatio – сотворение, созидание, как процесс деятельности; 2) creativity – «креативность», «творческость» как психическое состояние; 3) creātūra – создание, сотворение, как результат деятельности.

Рефлексия к эвристическому практикуму: Английский писатель и философ Гилберт Кит Честертон, известный своей парадоксальностью мышления, остроумно заметил: «Вся разница между созданием и творением сводится к следующему: создание можно полюбить лишь уже созданным, а творение любят еще несотворенным». Осмыслите этот парадокс в контексте определений «творчества» и «процесса творчества».

Психологические исследования западных ученых выделили «креативность» («творческость») в разряд специфической способности из ряда традиционной «общей одаренности», под которой подразумевают «общие» и «специальные» способности (концепция Дж. Гилфорда, 1967). И хотя концепции креативности утверждают положение о нетождественности творческих способностей и интеллекта, и их параллельном существовании общим и специальным способностям, они ограничиваются изучением процессов мышления и оптимальных способов решения проблемных задач.

Выделение специфических особенностей креативности, как способности к творчеству, не сводящихся лишь только к интеллекту, позволило выработать ее критерии оценки: беглость, гибкость, оригинальность, разработанность. Но оказалось, что психологическая диагностика умственных способностей и индивидуальных различий в творческом потенциале людей только «маскирует именно те качественные черты, которые характеризуют всю совокупность личностных особенностей и интеллектуальных данных индивида» (К.М. Гуревич).

Более ближе к природе творчества оказывается гештальт-психология, которая выносит за пределы процесса делания такой особый «диалектический» момент как «творческое предсостояние» (preconitment). Оно трактуется как «пребывание в нейтральной точке континуума, в равновесии, но с осведомленностью-сознаванием и заинтересованностью в потенциальной ситуации, простирающейся в обоих направлениях. Это расположение к действию, без предначертанности направленности действия в ту или иную сторону» (Перлз, с. 256).

Современной отечественной наукой за «творчеством» признается одно из самых активных состояний и проявлений человеческой свободы, что характеризуется специфической видовой особенностью человека. Но и здесь прослеживается функциональный подход к определению творчества, – «творчество как проявление свободы», «как продукт», «как следствие, но не причина».

Тем более что понятие «свобода» проявляет некую непоследовательность во внешнем проявлении «анархии» и «произвола», «хаотичности» и «разбросанности», что в психологии характеризуется как «полевое поведение» (Левин). Выделяется два вида такого «свободного» поведения: «псевдокреативность» (неожиданно, спонтанное желание поставить все «с ног на голову») и «квазикреативность» (разрыв с реальностью, «сны наяву», «визуализация фантазий и видений»).

Рефлексия к эвристическому практикуму: Писатель В.Т. Шаламов, много лет проведший в лагерях строгого режима, описавший в «Колымских рассказах» страшный многострадальный опыт «растления» личности в условиях нечеловеческих испытаний лагерной жизни – «школе зла», утверждал, что никогда не ощущал себя таким духовно раскованным, как в заключении. Даниил Андреев испытал духовное прозрение, художественно воплощенное в своей «Розе Мира», в условиях заключения. Известный психолог В. Франкл, создатель «третьей» Венской школы психотерапии (после З. Фрейда и А. Адлера), прошедший «царство смерти» фашистских концлагерей, утверждал способность человека не ломаться под «ударами СС» как «упрямство духа» и духовную свободу как реальную возможность выживания. Как психологически можно охарактеризовать «свободу внешнюю» и «свободу внутреннюю» и «свободу как необходимое условие творчества».

Таким образом, вопрос о способности человека к творчеству имеет более сущностный характер разрешения, более сущностный, чем свобода или мышление. Свобода как «сознательный выбор»; свобода как «способность выхода за пределы реальной ситуации»; свобода как «возможность обретения смысла жизни», – есть, в ряду с биологическими и социальными, одно из условий (средств) проявления творчества. Этими положениями обуславливается «качественный» подход к определению творчества как родовой особенности человека, его атрибутивного (от лат. attribuo – придаю, наделяю), т.е. необходимого, существенного и неотъемлемого свойства.

Для того чтобы определить психологические механизмы творчества необходимо понятийную интерпретацию категории «творчество» освободить от функциональной привязанности «сопутствующего» характера. «Сопутствующего» не только парадигме деятельности, но и доминанте сознания («сознательной деятельности»), мышления («интеллектуальной деятельности»), и, что самое существенное, от конечного результата деятельности, характеризуемого как «новизна» и «оригинальность». Впрочем, в отношении термина «оригинальность», как «способности создавать что-либо самостоятельно» (Освальд), в новой отечественной психологии придается исходное представление о «подлинности» и «целостности» (Д.Б. Богоявленская).

Понимание творчества как психического акта принципиально «иного» («неситуативного») качества, порождающего «новое», «оригинальное» (подлинное) в процессе деятельности, приводит к необходимости дать определение качественной характеристики «состояния субъекта». Качество, которое бы обнаруживалось в совокупности всех свойств индивида, и, вследствие которого и в котором, осуществлялся бы процесс созидания.

Творчество – понятие, определяющее существенное качество субъекта деятельности, выражающее степень и уровень внутренней психической напряжённости. Качество «креативности» субъекта не характеризуется внешним проявлением его активности (деятельность или созерцательная пассивность), но является внутренним организатором так называемого творческого процесса – проявления творчества в деятельности, направленной на создание нечто нового в различных сферах жизнедеятельности человека, в сфере идей, искусства, производства и организации.

С точки зрения гуманитарного подхода это положение было выражено М.М. Бахтиным в работе «Эстетика художественного творчества»: «Творчество не сводится к технике делания, а является духовно-нравственным зарядом к действию». В «Записках» он еще раз акцентирует необходимость различения: «не «делание», а творчество (из материала получается только изделие)».

Таким образом, двойственное (бинарное) разделение творчества на «процесс» и «деятельность» преодолевается введением «качества творчества», как изначального импульса к акту творения. Получается следующая модель поэтапности исследования творчества в целом:

А) творчество как качественный импульс («заряд») – «честь», «самочинность», «самодеятельность», «самостоятельность» относительно внешней предопределенности;

Б) «творческая предситуация», как равновесность противоположных вариантов и свобода выбора, – качественная предрасположенность «симультанного осознания»;

В) «творческий процесс» как психологический механизм креативности или инструментальная «техника делания» в сочетании с «интеллектуальной активностью» субъекта («ситуативно не стимулированный процесс деятельности»);

Г) «деятельность» как результативное целеполагание – «целостность», «подлинность».

Данный «схематизм» целостного процесса творчества ни в коем случае не следует рассматривать как линейную последовательность, т.е. следующее поступательно один за другим. Образующие автономные «линии» или «уровни» творчества могут проявляться в совершенно не предсказуемых сочетаниях и взаимодействиях, при первичности качественного импульса. Эта «исходная детерминация процесса» изначального «синтетического акта», по С.Л. Рубинштейну, проявляясь в новых различных формах, может быть совершенно не задействована и не реализована во внешнем процессе деятельности, но, как та значительная часть айсберга, постоянно находится в глубине и сохраняется на протяжении всего процесса. Точка пересечения всех уровней создает проявленно выраженную ситуацию творчества в результате «изобретения», «открытия», «произведения». По этим проявлениям мы и можем судить о качестве первоначального импульса.

Парадигма «духовно-нравственного заряда» преодолевает надолго устоявшийся «раскол» в исследовании феномена творчества, создавший ситуацию «перепутья» на уровнях познания и собственно жизни. С одной стороны, – «сциентистский» (наукообразный) интрументально-операциональный («техника делания») вектор абстрактно-аналитической (общей) психологии творчества. Которая, по утверждению исследователя психологических механизмов творчества Я.А. Пономарева, «должна «избавиться» от содержательной стороны психики, очистить место своему новому предмету – психологическому механизму – и в этом облике включиться в системы комплексных исследований» (Я.А. Пономарев. Психология творения. – М., 1999).

С другой, – ориентация в сторону «творческого инстинкта» «живой жизни»: «Птица вьёт гнездо; бобр делает запруду; человек мастерит радиоприёмник или что-нибудь даже похожее на себя, как, например, картину или статую. Скульптор может изваять фигуру, которая будет совсем похожа на человека, но она не будет человеком. В этом изображении человека не будет ни духа, ни мысли, ни жизни» (Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Избранное. – Петрозаводск, 1992. – С. 455). Как бы в продолжение этой мысли православного священника, английский писатель, ученый и религиозный мыслитель К.С. Льюис приводит одно тонкое толкование жизни: «Мир – огромная мастерская Скульптора. Люди в этой мастерской – статуи. Но по мастерской «ползёт слух», что некоторые из нас в какой-то момент должны стать живыми».

Таким образом, история психологии творчества связана не только с проблемой типов психологического знания, но с вопросами динамики социокультурных явлений общественной жизни.

Требуется признать, что психологическая наука (особенно второй половины XX столетия), за относительно короткий срок своей деятельности, накопила колоссальный запас интегративных, целостных характеристик творчества в искусстве и науке, как в контексте объективированных концепций, так и в интуитивно-мистических озарениях художников и ученых, которые мы в данном пособии представляем в качестве программного изложения по разделам и темам.

Резюме

Рассмотрение проблемы творчества далеко простирается за рамки того, что называется «психологией», тем более психологии «деятельностной доминанты» (homo faber), которая, по сути, несёт приспособительный характер, характер «отражения», «освоения» того, что имеет место быть. В, так называемой, «познавательной» доминанте (homo sapiens) так же преобладает способность «разума» комбинировать бытийственные средства практического воспроизводства.

Творчество проявляется в каждой из форм общественной деятельности (искусство, наука и пр.), но это не означает, что понимание «творчества» необходимо отождествлять с их конкретными проявлениями. Любая форма «общественного сознания» – лишь временное, и достаточно краткое, проявление творческого акта.

Коллективная (общественная) деятельность тяготеет к устойчивой традиции, которая поддерживается дозированной мерой и нормой «частичной» творческой активности (инновация). Это обусловлено внешней громоздкостью и косностью общественных форм сознания, достаточной и необходимой для поддержания видимости равновесия и гармонии категориями обязанности, долга и назначения, а так же мощной, глубинной силой инертности «коллективного бессознательного», отягощённого опытом тысячелетий.

Коллективная личность, как социально-общественная единица, взращена, выпестована приспособительными механизмами воспитания (при условии, если общество заинтересовано в своём воспроизводстве) и включена в общий единый социум жизнедеятельности.

Творческая устремлённость («крылатость Икара») заложена в глубине индивидуальности и находится в латентном (скрытом) состоянии, в непроявленном до времени «ядре» нерешённой личности, пока не возникнет «свободная необходимость» в потребности к творческой устремлённости.