Яна интересовалась, нет ли у меня брата-пирата?

На следующий день в перерыве между лекциями ко мне неожиданно подошла Яна:

- Дорогая, давай пошушукаемся, как принято между подружками. Мы с тобой – девушки одного круга. С кем мне еще дружить, если не с тобой?

Нельзя сказать, что мы с Яной были близки. Яна вызывала у меня противоречивые чувства. Я слегка завидовала ее умению держать вокруг себя свиту из мужчин. Молодые люди были влюблены в Яночку, а она помыкала своими поклонниками как хотела. И чем больше она ими помыкала, тем преданнее они ей служили.

Назвать Яну глупенькой у меня язык бы не повернулся. Скорее наоборот, Яночка была себе на уме. По крайней мере мужчинами она манипулировала виртуозно. Я подозревала, что она играет, но не из корысти, а в силу живости характера, не зная, чем бы еще себя развлечь. И эта ее склонность к игре на публику вызывала во мне настороженность. Одним словом, моей «подружке» я не доверяла.

- Дорогая, здесь ходят такие слухи…, - продолжала щебетать Яна, а я благосклонно кивала, - Ты ведь знаешь, что недавно была такая ужасная дуэль, настоящее побоище, в Пассаже… У меня погиб один из кузенов… Все забываю носить траур по этому поводу… Так вот, - она сделала загадочное лицо, - говорят, что у тебя есть брат-пират, который участвовал в этой дуэли. Ах, это так романтично!

«Опасность!» - прозвучало у меня в голове. Я продолжала улыбаться:

- Дорогая подружка, - я скопировала доверительный тон Яночки, - у меня несколько сводных братьев, но ни об одном я не знаю, что он был бы пиратом. Они в большинстве своем живут в Тавриде и занимаются довольно скучными делами наших поместий.

- Ах! – разахалась Яна, - у меня тоже много кузенов, я даже не всех помню, и они ужасно скучны. Как я тебя понимаю!

Прозвенел звонок к началу следующей лекции, и я прервала беседу с Яной, однако в голове моей угнездилась мысль, что об этих слухах необходимо сообщить отцу.

Верховая езда

В среду на занятия по верховой езде Дагда Брюсович не явился. Старший конюх сообщил нам, что проводить занятие будет он. Зато специально для Франтишека выписали коня. Я направилась взглянуть, любопытствуя, и обомлела. Жеребец, черный как ночь, могучий как гора, переступал копытами в стойле. Шкура его лоснилась. Нестриженная грива падала на шею как грозовая туча. Пышный хвост свисал чуть не до земли. Конь покосился на меня – в черном зрачке тлела алая искра – и тихонько заржал.

Я восхищенно ахнула. Уж насколько я много коней повидала у отца в хозяйстве, но этот был особенным. Пока конюх и Франтишек выбирали упряжь, я обхаживала жеребца – гладила его мощную шею, чесала за ушами. Черногривый благосклонно принимал эти знаки внимания. Собираясь сегодня на верховую езду, я запасла в кармане сахар, и теперь предложила коню угощение. Ой! Лошадиная морда ткнулась мне в руку оцарапав острыми, не по-лошадиному, зубами. Конь явственно ухмыльнулся.

Подошел Франтишек, несший седло и подпругу.

- Франтишек, - ошарашенно произнесла я, - у твоего коня – волчьи зубы!

- Да? – отозвался Франтишек, - А я как раз думаю, чем бы его порадовать. Спасибо, что сказала.

Он сгрузил седло на землю и вышел. А я принялась делать зарисовку жеребца.

Вскоре вернулся Франтишек со шматом сала в руках:

- Вот. Из дому прислали, а я случайно с собой захватил.

Конь потянулся к угощению. Ух ты! Я завороженно наблюдала, как жеребец рвал зубами сало из рук Франтишека, отгрызал куски, и вскидывал голову, отправляя их себе в глотку.

- Все, дорогой, - Франтишек показал опустевшие руки, - в следующий раз я тебе сырого мяса принесу.

Жеребец согласно кивнул головой и переступил копытами.

- На выезд! – раздалась команда.

Франтишек спешно начал седлать, а я помчалась к своей кобылице.

 

Разговоры за ужином

За ужином я не удержалась и показала отцу свою зарисовку.

- Ну, Света, я думал, ты умеешь рисовать лошадей, а ты мне какие-то фантазии показываешь. Не бывает таких коней! Это у него что? Елда? Тебе, Света, замуж пора, чтобы не рисовала непотребное.

- Папа, ну что Вы говорите! – мои щеки залились румянцем смущения, - Я ничего не выдумала, а рисовала с натуры. Что я, жеребцов не видела?

- И ты утверждаешь, что он такой, как у тебя на картинке? Ладно, спорим. Купи его, за деньгами я не постою. Но если он не такой, как ты нарисовала, то всю следующую неделю будешь рисовать лошадок из нашей конюшни.

- Согласна, батюшка.

 

… Мама завела речь о предстоящем бале:

- Тебе, дочка, нужен кавалер, который выведет тебя в бальный круг. Мы с отцом думаем просить барона Эккерта как старого друга нашей семьи. Сопровождать тебя следовало бы Генриху и Ясе, но отец считает, что Генриха лучше бы удалить из столицы, пока не остынут некоторые горячие головы.

Папа энергично кивнул:

- Да. Как только молодого Зборовски отпустят из больницы, я немедленно отправлю его в Тавриду. Я даровал ему имение Хаджибеевку. Пусть принимает дела, осваивает хозяйство. Полагаю, Яцек, что ты научил своего сына хозяйственной хватке?

- Не сомневайтесь, пан Севастьян Георгиевич, - откликнулся г-н Яцек, - Генрих оправдает Ваши надежды. Он очень разумный и способный мальчик.

- Твое воспитание, Яцек.

- И все же, - продолжала гнуть свою линию матушка, - если Генрих уезжает, то его сестре потребуется кавалер на балу.

- Я могу пригласить Поля или Франтишека, - предложила я, - Только не знаю, умеют ли они танцевать… Что здесь танцуют?

- Сейчас вальсы и мазурки. Раньше в обиходе была павана, - мама улыбнулась отцу, - но времена меняются, медлительные танцы уже не в моде. Жаль…

- Да, жаль, - поддержал ее отец, - ты, дорогая, была царственно прекрасно в паване. А как ты со мною танцевала гавот! – родители нежно переглянулись, а я посмотрела на них с завистью. Будет ли у меня супруг, на которого я смогу взглянуть с такой нежностью после многих лет, прожитых вместе? И кто это будет? Я знала, что дед Жорж даровал любимой внучке право самой выбрать мужа. Это было необычно. Это было необычно для нашего круга, где браки молодежи заключались по рассчету родителей. Но дед Жорж сам был необычным человеком. И я всерьез собиралась воспользоваться его подарком. Я тряхнула головой, отгоняя посторонние мысли, и решительно произнесла:

- Г-н Яцек, прошу Вас пригласить учителя танцев. Нам с Ясей надо подготовиться к нашему первому столичному балу.

 

Вечером я говорила с мамой:

- Матушка, я хочу навестить Генриха. Не откажите ли Вы съездить со мною?

- Мама удивленно подняла бровь:

- Света, ты хочешь, чтобы я присутствовала? Мне кажется, что взрослые только мешают детям определяться в их чувствах.

- В том то и дело матушка! Мне не хотелось бы беседовать с Генрихом наедине.

- Ты опасаешься, что он будет навязчив? – в голосе матери прозвучало неподдельное удивление.

- Нет, мама. Генрих не признается в своих чувствах даже под угрозой смерти, - грустно сказала я.

- Он в тебя влюблен, - матушка произнесла это с удовлетворением, - Я поняла это из того безумства, которое сотворил молодой Зборовски. Света, если таков твой выбор, то заверяю тебя, что мы с отцом не будем возражать. Генрих – хороший мальчик, и для нас, твоих родителей, важнее твое счастье.

- Мама, - почти выкрикнула я, - да в том то и дело! Во мне! Генрих не просто влюблен в меня, - я перешла на шепот, - он меня боготворит… А я… Я так не могу…. Я его не люблю…. То есть люблю и его, и Ясю, но как друзей. Я восхищаюсь Генрихом, - я заговорила громко, - Я его уважаю, но – я опять сникла, - я не могу ответить на его чувства.

- Такое бывает, - мама погрустнела, как будто вспомнила о чем-то.

Я неделя, четверг

коня нет!

На следующий день я явилась в Университет с твердым намерением приобрести для батюшки жеребца. В обеденный перерыв я отправилась на конюшню. Стойло пустовало, и я пристала с расспросами к конюхам:

- Вчера на занятии был черный жеребец, а сегодня где он?

Старший конюх, которого я оторвала от игры в преферанс, пожал плечами:

- Так это был не наш конь. Его специально для занятия выписывали, и, наверное, обратно отправили.

- А откуда выписали? И когда забрали?

- Не знаю, надо посмотреть в книге регистраций.

Он вздохнул, и пошел доставать журнал. Мы вместе просмотрели страницы за вчера и за сегодня, но никаких записей о Черныше не обнаружили.

Старший пожал плечами:

- Наверное, забыли записать. Бывает.

Я попыталась расспросить других конюхов, но никто точно не помнил, откуда взялся и куда подевался вороной. Сходились на том, что вчера вроде был. Я показала свой рисунок. Стало хуже. Конюхи смеялись и утверждали, что такого монстра тут точно не было, ни вчера, ни когда-либо еще. Уж они бы запомнили. Я забрала рисунок и ушла.

…По пути обратно меня встретил Поль:

- О чем задумалась? – поинтересовался он.

- Коня нет, - поделилась я своими сомнениями, - и никто не помнит, что он был.

- И что?

- Дагды Брюсовича вчера не было на физкультуре. Зато был конь. А сегодня коня нет. – продолжала я размышлять вслух, - Вороной жеребец с красными глазами и волчьими зубами. Отец сказал, что таких не бывает. А значит…

- Это был необычный конь, - подхватил Поль, и я с одобрением кивнула. Все-таки у Поля очень гибкий ум, способный к необычным предположениям.

- мифологический конь, - продолжил Поль, - Думаешь Дагда Брюсович его вызывает?

- Может быть, - неуверенно согласилась я, - но Дагды Брюсовича не было на физкультуре. Я думаю, что г-н Черный может быть сам оборотень.

- Ликантроп? – удивился Поль, - Вроде, не похож.

- Необычный ликантроп, особенный.

Поль пожал плечами:

- Как проверить? Спросить, что ли? «Г-н Черный, Вы случайно не жеребец?»

Я хихикнула, представив этот диалог:

- Не, я не рискну. Дождемся следующего занятия по верховой езде и проверим. Если конь будет, то посмотрим, куда он денется после занятий.

Составление герба

Сегодня у нас должна быть геральдика, и мою голову посетила прекрасная мысль. Я постоянно помнила, что надо навестить Генриха в больнице, но день за днем откладывала этот визит. И тут я увидела отличный повод. Ведь Генриху в связи с пожалованным дворянством теперь нужно составить герб! А кто лучше нашего геральдиста сможет ему помочь в этом?

Перед занятием по геральдике я подстерегла г-на Айворонского:

- Уважаемый преподаватель, рискну обратиться к Вам с просьбой о помощи. Мой друг недавно получил дворянство. Не могли бы Вы помочь ему в составлении герба? Это ведь необходимое условие вхождения в статус?

Хлодвиг Скульдович благожелательно выслушал мой вопрос:

- Очень любопытная задача. Сейчас так мало новообращенных дворян, что искусство создания герба предано забвению. Отличная тема для сегодняшней лекции! Идемте, пани Светлана, я с удовольствием расскажу об этом.

В течение занятия я старательно конспектировала речь преподавателя, а по окончанию подошла поблагодарить его. А он огорошил меня вопросом:

- Когда едем к Вашему другу? Сейчас?

- О, благодарю Вас, я право не рассчитывала настолько Вас беспокоить!

- Ерунда! – отмахнулся Айворонский, - Ныне так мало интересных задач, что я с удовольствием поучаствую. К счастью у меня есть сегодня свободное время.

Я отправила Михаила к телефону, чтобы предупредить Генриха о визите. Тем временем, мы с преподавателем неторопливо направились к автомобилю.

- Пани Светлана, - г-н Айворонский был весьма галантен, - на ближайших занятиях я хотел бы в качестве примера рассмотреть герб Кульчицких. Надеюсь, Вы не возражаете? С одной стороны, это, конечно, опубликованные материалы…

Заметив мое изумление, он пояснил:

- Лет пятнадцать назад, еще до образования истфака, в трудах Исторического общества была опубликована статья по этому вопросу. Можно было бы сказать, что анонимная статья, если бы мне как редактору не пришлось править ее для издания. Ваш дед, Георгий Севастьянович, был человеком широких интересов. Если бы он сосредоточился на одной области знания, то мы получили бы ученого мирового масштаба. Удивительная гибкость мышления, огромные знания, потрясающая смелость в предположениях! Да, так я вернусь к вопросу… С одной стороны, это – опубликованный материал, но с другой стороны, вежливость требует от меня получить Ваше согласие. Вы не против?

Я быстро обдумала предложение:

- Ни в коем случае! Мой отец всегда поддерживает решения деда. А если говорить обо мне лично, то подозреваю, что узнаю много нового о гербе Кульчицких из рассказа такого специалиста как Вы, Хлодвиг Скульдович!

За непринужденным разговором мы доехали до больницы. Служащие были предупреждены, и нас провели к Генриху без проволочек.

С удовлетворением я отметила, что отец не отменил мое распоряжение, и перед входом в палату до сих пор дежурил охранник Дома Кульчицких. Тогда, три недели назад, я опасалась покушения на жизнь Генриха. Впрочем, из вчерашнего разговора за ужином следовало, что отец тоже считает это вероятным.

Мы вошли. Мне приятно было увидеть, что в больничное обиталище Генриха чьими-то заботливыми руками был привнесен почти домашний уют: шторы, мягкие кресла, мохнатый коврик на полу, полка с книгами над кроватью. Наверное, г-жа Владилена позаботилась… Хотя многочисленные вазы с цветами и стопка корреспонденции на столе первоначально вызвали у меня удивление… Ах да, Яночка Понятовская говорила же, что газеты восславили Генриха, и теперь, наверное, ему пишут многочисленные поклонницы…

К моему удивлению у Генриха оказались посетители: некий пожилой худощавый господин и девушка моих лет, с длинной русой косой до пояса. При нашем появлении господин энергично вскочил. Генрих поднялся чуть медленнее, и я с тревогой отметила его бледность и некоторую неуверенность в движениях.

Первые слова были обращены ко мне:

- Пани Светлана, какая честь для меня.

Затем Генрих приветствовал г-на Айворонского:

- Благодарю, что Вы проявляете такое участие. Мне, право, неловко.

- Не надо извинений, юноша, - махнул рукой Хлодвиг Скульдович, - Газетные статьи о Вас настолько меня заинтриговали, что я с удовольствием знакомлюсь с Вами, ну, хотя бы для того, чтобы составить собственное мнение.

Генрих не поддался на явную провокацию, и продолжил следовать этикету знакомства:

- Уважаемы господа, позвольте представить Вам г-на Раевского и его дочь Анну. Г-н Раевский, г-жа Анна, позвольте представить Вам пани Светлану Кульчицкую и г-на Айворонского, профессора геральдики столичного университета.

- Г-н Раевский, - Хлодвиг Скульдович обменялся с Раевским крепким рукопожатием, - рад, весьма рад. С восхищением читаю Вашу прозу. Считайте меня Вашим поклонником.

- Г-н Раевский, - внесла я свою лепту в этот обмен любезностями, - Вы ведь были секундантом Генриха на дуэли? И благодаря Вашему участию Генрих смог получить срочную медицинскую помощь, и остался в живых? Г-н Раевский, я – Ваша должница.

- Пани Светлана, к чему Вы так говорите? – Раевский сопровождал свои слова бурной жестикуляцией, - Любой на моем месте поступил бы также.

Анна начала неловко подниматься из кресла:

- Отец, нам пора идти. У г-на Зборовски такие важные посетители.

- Нет, нет, не уходите! – мы с Айворонским были единодушны.

Раевский с готовностью опустился обратно на стул. Анна села с явной неохотой. Еще несколько минут мы уговаривали сесть Генриха, который не соглашался, пока не принесли стулья для гостей.

Мы расспросили Генриха о его самочувствии, на что он отговаривался односложно, что чувствует себя хорошо, и вскоре сможет покинуть больницу. Г-н Айворонский полюбопытствовал о дуэли. Я заверила, что молодые люди, подошедшие к нам в театре, вели себя вызывающе, а Генрих, напротив, был вежлив и сдержан. И сделала предположение, что в мое отсутствие баронет Манищенко перестал держаться даже условной вежливости.

- Генрих, мне так жаль, что твоя жизнь оказалась под угрозой… из-за меня.

Я заметила, что Анна поморщилась.

- Пани Светлана, я не мог поступить иначе! – разволновался Генрих.

- Долг любого честного человека – покарать оскорбителя дамы, - глубокомысленно изрек Айворонский, - Вы абсолютно правы, юноша. Я не удивлен, что пан Кульчицкий высоко оценил Вашу службу.

- Да, все так удачно сложилось, что Генриху даровали дворянство, - пробормотала я, иначе страшно представить…

Я с содроганием вспомнила весь ужас, всю безнадежность того дня, когда наш адвокат Царев сообщил мне: «…его приговорят и повесят. Дворянское общество такого не прощает…»

За воспоминанием я упустила часть разговора.

- Генрих прекрасно фехтует, - развивал свою мысль Раевский, - Если бы не яд, то нам не пришлось бы так волноваться. Кое-кого за такие выходки следовало бы лишать дворянства. Наше общество оздоровилось бы.

- Справедливость спит большую часть времени, но иногда она просыпается, и мы видим результат, - провозгласил Хлодвиг Скульдович, - к нашему обществу присоединился достойнейший юноша. Итак, что Вы планируете начертать на своем гербе?

Генрих смутился и замешкался:

- Наша семья – верные вассалы Дома Кульчицких…

- Прекрасно! – воскликнул Хлодвиг Скульдович, - Верность! И какую из аллегорических фигур Вы выберете для иллюстрации этого девиза? Пес? Конь? Сокол?

- Право не знаю, - Генрих смутился еще больше, - Мой отец – управляющий, а не военный… Мне не нравятся псы, и я не очень хорошо езжу верхом, а о соколах только слышал…

- Так, попробуем подойти с другой стороны… Выразите словами как Вы понимаете дворянское служение.

- Кхм, - кашлянул Раевский, - я вижу, что этот разговор становится очень личным, сродни исповеди. Посторонние лица здесь лишь мешают. Соглашусь с Анной, нам следует откланяться.

Раевские поднялись.

Я тоже встала:

- Генрих, не волнуйся, Хлодвиг Скульдович прекрасно все объясняет. Желаю скорейшего выздоровления.

Мы попрощались, и я вышла вместе с Раевскими.

На лестнице я заметила, что Анна хромает. Отец поддерживал ее под руку, неторопливо спускаясь.

- Я вас подвезу? – предложила я.

- Спасибо, не стоит беспокоиться, - ответила Анна.

- Спасибо, признателен, - одновременно проговорил Раевский и вопросительно посмотрел на дочь. Анна уставилась в пол.

«Так-так, - подумалось мне, - меня здесь не любят? Очень интересно!»

- Никакого беспокойства, - весело защебетала я, изображая Яночку, - Я так рада знакомству с вами. И я уже упоминала, как я вам благодарна. Друзья Генриха – мои друзья. Если вы откажетесь, то я обижусь.

Г-н Раевский спорить со мной не хотел, а Анна, видимо, не решилась.

 

Ужин у Раевских

Пока мы ехали, Виктор Лукич рассказывал. Говорил он легко, чисто и красиво, как по писаному. Ну да, он же писатель! Он коснулся будничной жизни столицы, грядущей сессии Совета, театральных премьер, газетных сплетен, и все непринужденно и с юмором. Для меня, провинциалки, столичные сплетни были внове. Но Раевский говорил так легко, что я не испытывала неловкости от собственного молчания. Слушать Раевского было приятно и забавно. В столице я повидала лишь Музыкальную улицу и премьеру в Большом театре, и вот о ней-то, о премьере, я смогла вступить в диалог.

Суждения Раевского были глубокими и в то же время колючими. Он жонглировал метафорами, и приплетал – всегда к месту – забавные наблюдения из своей жизни. Я уже задумалась, не предложить ли Гвадьявате послушать, но тут мы приехали.

- Пани Светлана, не откажитесь отужинать у нас.

Анна нервно дернулась, и я немедленно согласилась:

- Благодарю Вас, мне будет очень приятно. Тем более, что мы не закончили такую увлекательную беседу.

Жилище Раевских располагалось на третьем этаже доходного дома.

Нас встретила хозяйка, и захлопотала:

- Виктор, ты не предупредил, что будут гости! Ах, милочка, прошу простить, у нас все по-домашнему.

Г-жа Анастасия – Настасьюшка, как называл ее Виктор Лукич, - была искренне рада видеть гостей, и окружила нас действительно домашним уютом так, что не было и тени неловкости. Немедленно были приставлены к столу дополнительные стулья, и достаны приборы. Настасья суетилась вокруг меня и следовавшего со мною Михаила Кантария, не забывая улыбнуться мужу. «Вот семья, в которой царит любовь и согласие между супругами» - подумалось мне. Виктор Лукич развлекал меня рассказами. Настасья хлопотала вокруг стола. Упомянули Генриха.

- Такой славный молодой человек, - откликнулась г-жа Анастасия, - такой вежливый, воспитанный… такая хорошая партия была бы для Ани…

«Вот оно что! Такая хорошая партия была для хромоножки Ани, пока не появилась дочь Кульчицкого Света, и не застила для Генриха весь белый свет. И родители Ани искренне радуются моему визиту и заботятся о моем удобстве. Потрясающе! Впрочем, они и не догадываются, насколько они правы.»

Я удержала на лице улыбку и продолжала внимать рассказам г-на Раевского.

- Пани Светлана, дозвольте сделать Вам подарок.

Виктор Лукич ухватил книгу из многочисленных стопок, подпирающих стены.

- Это «Северные рассказы». Я знаете ли много путешествовал, и полагал, что мои скромные заметки небезынтересны.

- О, благодарю Вас, - я окинула взглядом громоздящиеся у стен стопки книг, - А это – тираж?

Раевский пожал плечами:

- Да, приходится хранить дома. Продажи идут не очень быстро. Но не буду вас утомлять скучными подробностями, - Раевский чуть смущенно улыбнулся, - А вот была еще такая история…

Надо признать, что я не только слушала, но еще и внимательно смотрела. С первого взгляда лицо Раевского казалось некрасивым, и ничем не примечательным. Но когда я задумалась, где я могла бы видеть подобные лица, то не сразу нашла ответ. Не крестьянин, не моряк, не торговец… Такие лица могли бы встречаться у адвокатов или клерков, но первому противоречила мягкая, совсем не показная улыбка, а второму – внимательные серые глаза, выдающие несомненный ум. Точно! В Университете Раевский был бы на своем месте – много знающий, много понимающий человек, который с искренним интересом и сочувствием наблюдает за окружающим миром. А стоило ему заговорить, как его лицо делалось красивым той красотой, которую придает вдохновение. Художник во мне признал свое поражение, нарисовать портрет г-на Раевского я бы не смогла.

К ужину вышла Анна, и пришел ее брат, которого мне представили как репортера криминальной хроники, пишущего под псевдонимом Джеймс Мортимер. Разговор стал общим. Джеймс в отличие от Анны, не был молчалив. И в разговоре у него явно проскальзывали профессиональные журналистские ухватки:

- Пани Кульчицкая, приятно познакомиться. В иных обстоятельствах я бы сказал, что мне сильно повезло, - и обратился к отцу, - Папа, ты меня обогнал.

- Вы намекаете, Джеймс, что были бы рады упомянуть меня в своей криминальной хронике? Ничем не могу Вам помочь. Даже сочувствовать считаю излишним, - я ехидно ухмыльнулась.

- Преклоняюсь перед умными женщинами, - Джеймс отвесил ироничный поклон, - Право, рейтинг моей статьи с интервью пани Кульчицкой взлетел бы до небес.

- Сохрани нас от этого судьба, - разволновалась г-жа Анастасия, - Сынок, твои шутки неуместны.

- Однако, наше знакомство имеет криминальную подоплеку. Ваш батюшка был секундантом г-на Генриха Зборовски, и газеты об этом много писали.

- Да, это – несчастная история, - высказался Виктор Лукич, - хотя для Генриха она закончилась вполне удачно. Редко, когда такие истории заканчиваются счастливо, - на лице г-на Раевского залегла горькая складочка между бровей.

- Нам приходиться надеяться на лучшее, а лучшее – создавать самим, - подвела я итог, - Благодарю за прекрасный ужин, и прощаюсь. Надеюсь, ненадолго.

 

По пути домой я строила планы. Семья Раевских мне понравилась.

Пользуясь случаем, я подсунула подаренную книгу матушке, а отцу отрекомендовала Раевского как интересного человека и великолепного собеседника. Батюшка распорядился послать приглашение семье Раевских к воскресному обеду.

 

Я неделя, пятница