УДК 94(510) ББК 63.3(5Кит) 3 страница

Осуществление царем прямого контроля было ограниче­но тем коротким расстоянием, которое могли преодолеть его колесницы, не разрывая линий коммуникаций, или природ­ными преградами. Таким образом, ему приходилось во мно­гом полагаться на вассалов, связанных торжественными до­говорами, при заключении которых каждая из сторон сма-

Династия Шан 3 9

чивала губы кровью принесенного в жертву животного, чье тело затем сжигалось вместе с копией договора, чтобы на­влечь гнев духов на того, кто осмелится его нарушить. Кро­ме того, выдающиеся достижения шанской цивилизации и ее военная мощь означали, что духи предков шанского царя обеспечивали его подданных всеобщим превосходством. Он также использовал дипломатические методы, например осы­пая щедрыми подарками (изделия из бронзы, связки каури, лакированные луки) победоносных военачальников и пре­данных вассалов и организуя выгодные браки. Набор армии основывался на системе «колодезных полей».

Это была система распределения земли. На широких рав­нинах северного Китая уделы были квадратными по форме, и их границы отмечали земляные валы и деревья. Внутри квадратные наделы были разделены на девять «колодцев», или участков, площадью до двадцати акров. Восемь из них принадлежали отдельным семьям, а девятый, урожай с ко­торого шел местному господину, возделывали совместно. При администрировании четыре колодца составляли «го­род», четыре города — округ, четыре округа — район, а четы­ре района — область. Каждый округ и район должны были поставлять сюзерену определенное количество колесниц, лошадей, скота и вооруженных людей. (Меры веса и длины также были основаны на единицах, кратных четырем. Так, например, шестнадцать унций составляли катти — меру веса, равную 1,3 английского фунта, — которая используется до сегодняшнего дня, хотя при следующей династии вошла в употребление десятичная система.)

Престол в династии Шан передавался от брата к брату или к сыну в том случае, если братьев не оставалось. Прав­ление тринадцатого царя, Чжоу Синя, начавшееся незадол­го до 1100 года до н. э., традиция описывает слишком живы­ми и яркими красками для того, чтобы эти картины соответ­ствовали истине, но тем не менее в их достоверность верили

40 Династия Шан

бесчисленные поколения. Она изображает могущественно­го человека с проницательным взглядом и острым слухом, умного и красноречивого, но в то же время жестокого и раз­вратного. Однажды в ответ на увещевания своего старшего родственника, человека честного и прямого, который видел, что Чжоу погряз в разврате и забыл о справедливости, он воскликнул: «Говорят, ты мудрец. А я слышал, что в сердце мудреца семь отверстий. Посмотрим, так ли это!» С этими словами он приказал слугам убить своего родственника и предъявить ему сердце убитого. Традиция также повествует о том, что он потакал порочным пристрастиям своей люби­мой наложницы Дацзи: выполняя ее каприз, он повелел в одном из парков наполнить пруд вином и развесить на дере­вьях куски мяса, после чего заставил обнаженных мужчин и женщин гоняться друг за другом.

В это время в бассейне реки Вэй жил вождь племени, ко­торого его люди называли Вэнь-ван, «Просвещенный вла­дыка». Это было племя чжоу — племя, заставляющее вспом­нить о современниках-греках, в ту пору потрошивших эгей-скую цивилизацию, греках, чей первоначальный варварский облик, как и в случае с чжоу, не содержал никаких намеков на последующий интеллектуальный расцвет.

Столица племени чжоу стояла возле современного горо­да Сиань, там, где сегодня раскинулись пшеничные поля, в трехстах милях через реки и горы от Великого города Шан. Это племя силой установило власть над остальными племе­нами, обитавшими в долине реки Вэй. «Просвещенный вла­дыка», сын шанской принцессы, которая была выдана за его отца для укрепления вассалитета, продолжил завоевания и в конце концов обратил свой взор на далекие дворцы и со­кровищницы самого царства Шан. Не испугавшись больших расстояний, природных преград и мощной шанской армии, он спланировал кампанию. Однако Вэнь-ван умер до того, как сумел осуществить задуманное, завещав сделать это сво-

Династия Шан 41

ему сыну. Его сын, У-ван, или «Воинственный владыка», потратил девять лет на подготовку армии и формирование союза племен, поклявшихся в верности. Первая попытка переправиться через Хуанхэ была сорвана, но двумя годами позже, около 1050 года до н. э., У-ван нанес удар, когда силы шанского правителя были ослаблены волнениями на восто­ке. Историческая традиция рассказывает о том, что 50-ты­сячное войско У-вана вступило в сражение с 700-тысячной шанской армией, что кажется значительно менее вероятным, чем факт падения династии Шан после однодневной реша­ющей битвы.

Чжоу Синь бежал с поля боя; у себя во дворце он обла­чился в роскошное платье, украшенное драгоценными кам­нями, затем бросился в свой любимый павильон и поджег его вместе с собой. Среди драгоценностей, украшавших пла­тье Чжоу Синя, было пять чудесных нефритов «небесная мудрость», благодаря которым его тело не сгорело полно­стью. После смерти тирана в огне две его главные наложни­цы, в том числе и Дацзи, повесились в саду. Когда У-ван во­шел в столицу, он выпустил три стрелы в обожженный труп, отрубил всем троим головы и насадил их на древки своих знамен.

Грубые вожди, помогавшие ему осуществить этот дерз­кий план, стремились поживиться добычей и поскорее вер­нуться в свои крепости. Но У-ван их остановил. Отныне, объявил он, будет всеобщее повиновение его правлению, от «углов морей и восхода солнца».

ГЛАВА3

Западная Чжоу

(1027(?)-771гг.дон.э.)

К концу II тысячелетия до н. э. эпохальный бронзовый век заложил основы для развития человеческой цивилизации. Он возвел свои монументы — города Междуречья, Нила, Инда и Хуанхэ. Он способствовал появлению минойского, финикийского, вавилонского и хеттского государств и вы­вел Моисея из Египта; поднял ассирийское войско; подгото­вил эгейские берега к расцвету классической греческой куль­туры и в целом познакомил индоевропейские племена, зага­дочным образом вторгнувшиеся на Ближний Восток и в Европу, с возможностями приближающегося железного века.

После падения династии Шан наступил период Чжоу, продолжавшийся восемьсот лет, но только триста из них чжоуские цари обладали реальной властью. Эта первая фаза, получившая название Ранней или Западной Чжоу, и будет сейчас рассмотрена.

Когда силы Чжоу двинулись в восточном направлении, они, помимо возделываемых земель, оккупировали также целинные и охотничьи угодья. Поначалу земля считалась собственностью племени, но затем была разделена на част­ные владения нового класса аристократов, приходившихся родственниками царю, лидеров союзников и местных вож-

Западная Чжоу 43

дей, включая тех шанцев, которые успели сдаться достаточ­но быстро. Новое царство превзошло старое по размеру, до­статочно быстро поглотив почти весь северо-восток Китая, от реки Янцзы до пустынь. Поскольку дороги были плохи­ми и немногочисленными, путешествия по ним опасными, а в отдаленной столице Чжоу отсутствовал административный аппарат, способный управлять такой обширной территори­ей, возникла потребность в совершенствовании феодальной системы, созданной Шан, и в результате она стала напоми­нать ту систему, которая превалировала в средневековой Европе. Недавно занятые и завоеванные земли были пожа­лованы во владение удельным князьям, которые поклялись в верности верховному властителю-вану и обещали нести службу. Они также собирали налоги со своих территорий, часть которых поступала в царскую казну.

Чжоуский ван назначал вассалов, а также избранных чи­новников, на высокие должности в ходе пышных церемоний. Сначала он усаживался лицом к югу в центральном зале хра­ма предков, после чего человек, назначаемый на должность, по сигналу Великого мастера церемоний вставал перед вла­дыкой. Ван заявлял о своем намерении назначить кандидата на должность, объяснял, чего именно ожидает от назначенно­го, и объявлял, какие дары будут ему вручены. После этого он отдавал распоряжение Великому историографу составить документ, содержащий приказ о назначении. Человек, полу­чивший назначение, восхвалял и благодарил царя, совершал двойной поклон — то есть дважды касался лбом земли — и Удалялся. Ценность полученных даров зависела от ранга, варьируясь от просяного вина до бронзовых сосудов, рабов, лошадей, колесниц, оружия, изделий из нефрита, домашне­го скота, красных туфель, одежды и раковин. Самые важные персоны часто получали бронзовые сосуды с надписями, уве­ковечивающими событие, и те из сосудов, что сохранились, стали ценными источниками информации для историков.

Предок. Бронза. II тысячелетие до н. э.

Удельные князья также получали нефритовый скипетр — по размеру меньше царского, который они должны были дер­жать в руке всякий раз, когда встречались с ваном.

В ходе сплочения нового государства один человек при­обрел влияние, которое поставило его в один ряд с самыми выдающимися фигурами китайской истории. Вскоре после завоевания шанского царства У-ван умер, и на престол взо­шел его сын, получивший от отца беспокойное наследство — недостроенное, необъединенное государство, обуреваемое центробежными настроениями. В этот момент младший брат У-вана, Чжоу-гун, назначил себя регентом. Благодаря силе характера и интеллекта, а также за счет безжалостных воен­ных операций и искусного убеждения он даровал царю мир и укрепил его власть.

Западная Чжоу 45

Для этого ему пришлось подавить шанское восстание, которое разжег его собственный брат, правивший как вассал дома Чжоу и заподозривший Чжоу-гуна в чрезмерных ам­бициях. Обуздав недовольных чжоуских лидеров, он сражал­ся в течение трех лет за то, чтобы навсегда искоренить влия­ние свергнутой династии Шан. Затем он переселил весь цвет знати и трудового населения на юг от Хуанхэ. Здесь он по­ручил построить новый город, расположенный значительно ближе к центру нового развивающегося государства, чем прежняя столица их далекой родины. При помощи гадания было получено одобрение богов на строительство, и после выбора точного места последовали церемониальные жерт­воприношения божествам. (Их жертвами стали животные. Человеческие жертвоприношения совершались все реже и реже.)

Чжоусцы оставили религию шанцев практически без из­менений, за исключением того, что они позаимствовали у северных кочевников концепцию поклонения звездам, ко­торая сделала Небо верховным богом. В результате «скре­щивания» этого верования с верой шанцев в Шан-ди как в верховного бога Шан-ди стал олицетворять собой Небо, а также приобрел представителя на земле в лице верховного правителя, которого с тех пор начали называть Сыном Неба. Концепция «Неба» была столь же необычайно расплывча­той, как и западная концепция Всемогущего. Небо одновре­менно представлялось местом — например, местом обитания Духов предков, в которых чжоусцы также верили, — косми­ческой моральной силой, направленной на поддержание все­общей гармонии, и существом с разумом и волей, частично управляющим судьбами людей. В истинно феодальном сти­ле Небо возглавило иерархию подчиненных ему природных богов, из которых самыми важными были бог земли и бог зерна, всегда получавшие свою долю жертвоприношений.

46 Западная Чжоу

Затем Чжоу-гун собрал на месте будущего города лиде­ров Чжоу и несчастных шанцев, оказавшихся вдали от дома. На встрече он провозгласил доктрину, которая на протяже­нии нескольких тысячелетий будет сохранять доминирую­щее положение в китайском политическом мышлении. Со­гласно ей царская власть обусловлена «мандатом Неба». Правитель заслуживает этот мандат своей добродетелью: если он перестанет следовать добродетели, мандат будет у него отобран. Хотя главным инструментом свержения влас­ти можно считать оружие, в действительности падение ди­настии Шан было обусловлено утерей ею Небесного манда­та. Поэтому, сказал Чжоу-гун, «новый царь должен уделять самое пристальное внимание своей добродетели. Посмотри­те на его древних предшественников, правителей Ся: Небо лелеяло их и защищало, пока не отвернулось от последнего из правителей, жестокого и беспощадного». Точно так же, продолжил Чжоу-гун, обращаясь к покоренным шанцам, «последний правитель Шан предался праздности, забросил дела управления и не совершал должных жертвоприноше­ний. И тогда Небо уничтожило его... Наш же чжоуский царь хорошо относился к людям, следовал добродетели и испол­нял долг перед божествами и Небом. Небо наставило нас, оказало нам милость, избрало нас и наделило нас мандатом Шан, чтобы править в ваших бесчисленных землях».

Прослежив<1я происхождение своего царственного пле­мянника от древней династии Ся, Чжоу-гун таким образом пытался придать легитимность власти нового дома, а назы­вая волю Неба главной причиной падения династии Шан, он дипломатично позволял покоренным шанцам сохранить лицо. (Кстати, он также позволил номинально продолжить­ся шанской династической линии с тем, чтобы ее представи­тели не прекращали совершать должные жертвоприношения своим царственным предкам. Но в ответ на приписываемое шанцам падение нравов он ввел запрет на употребление спирт-

Западная Чжоу 47

ных напитков, нарушение которого каралось драконовски­ми мерами.) Он закончил свою речь, объявив, что целью со­здания новой столицы является ее перенесение в самый центр царства Чжоу, и призвал царя построить великий го­род, который «станет двойником сиятельного Неба. Он дол­жен исправно совершать жертвоприношения великим и ма­лым духам и из этого центра управлять своим царством».

В месте, расположенном в десяти милях от современного Лояна, был построен великий город Лои. Его внутренние сте­ны окружали территорию площадью девять квадратных миль, а внешние — территорию, которая больше еще примерно в десять раз. За стенами находились дворцы, сады, охотничьи парки, сокровищница, зернохранилища, кумирня, посвящен­ная богу земли, и другая, воздвигнутая в честь бога зерна, дома министров и чиновников, постоялые дворы для посланников. Вокруг стояли дома горожан, раскинулись кварталы ремес­ленников и рынки, расположенные у городских ворот. За вне­шними воротами находился наполненный водою ров, через который перебрасывался подъемный мост. Как внутренние, так и внешние ворота постоянно охранялись, независимо от того, подняты мосты или опущены, причем ворота всегда за­пирались по ночам, а дозорные в темное время суток патру­лировали по всему городу, отбивая стражи. Их служба опла­чивалась товарами или раковинами каури.

Когда молодой Сын Неба достиг совершеннолетия, Чжоу-^гун подтвердил свою приверженность принципам, любезно уступив престол. Однако царственный племянник пренеб­рег его советом править из Лои и редко там появлялся.

Чжоусцы абсорбировали культуру покоренных шанцев, переняли их одежды, язык, моральные нормы, а также их искусства, хотя чжоуская бронза, несмотря на то что ее пре­имущественно изготовляли шанские мастера, не выдержи-^вает сравнения с изделиями шанской эпохи. Как уже отме­чалось выше, еще чжоусцы переняли религиозные верова-

48 Западная Чжоу

ния шанцев, добавив к ним концепцию Неба, а также маги­ческую практику шаманизма и строительства курганов над могилами. Шан-ди, Небесный Владыка, или Небо, почти не оказывал влияния на жизни простых людей, и жертвопри­ношения ему совершал только царь. Большее значение для простолюдинов имели боги земли и зерна, которым перио­дически совершались жертвоприношения в посвященных им храмах — как, например, во время ежегодного весеннего празд­ника бога земли, когда все одевались в яркие одежды, играла музыка и исполнялись сложные ритуалы. Кроме того, царь и представители высшей знати имели храмы предков — «большой храм», посвященный всем предкам, и «специаль­ный храм», посвященный одному конкретному предку, ко­торый разрушался после определенного количества поколе­ний. Для всех людей имели значение боги солнца, луны и звезд, повелевавшие снегом, стужей, ветром и дождем; а так­же боги гор и рек, которые насылали наводнения, засуху и эпидемии. Церемонии, посвященные одному из этих богов, проводились, как того требовали конкретные обстоятель­ства — эпидемия, грядущее или состоявшееся сражение, на­воднения, пожары, солнечное затмение и т. д. В жертву при­носились животные, а также шелк и нефрит, которые обыч­но уничтожались в ходе жертвоприношения. При дворе религиозными делами ведали четыре группы чиновников, которыми руководили соответственно Великий мастер мо­литв, Великий мастер церемоний, Великий прорицатель и Великий историограф.

На вершине общества, сформировавшегося в первые века династии Чжоу, находился царь. Само царство делилось на княжества, каждое из которых по сути представляло собой государство внутри государства, со своей обнесенной стеной столицей и подчиненными уделами, принадлежащими бла­городным домам, члены которых составляли класс сановни-ков-дафу. Назначением князей и дафу ведал царский расио-

Западная Чжоу 49

рядитель. Среди других министерских должностей были мастер молитв, историограф, главнокомандующий, а распо­рядитель двора, наподобие премьер-министра, при назначе­нии на должность получал поместье, которое должен был вернуть, когда покидал свой пост.

Для аристократии самыми важными вещами в жизни были церемонии жертвоприношений и война. Специалисты по войне, называвшиеся гии — позднее этот термин стал обо­значать ученых, — проходили всестороннюю подготовку. Сыновья царя, феодальных правителей и дафу изучали стрельбу из лука, управление колесницей, использование щитов и копий, танцы, музыку, ритуалы и переложение сти­хов на музыку. Предполагалось, что, как и рыцарь средневе­ковой Европы, идеальный воин должен не только хорошо владеть оружием, но и быть преданным, ставить честь выше личной безопасности, а долг выше жизни и не страшиться трудностей. Прежде чем принять командование колесницей при подготовке к битве, ее возничий выбирался по результа­там гадания. Часто, если воин погибал в бою, слались пане­гирики, прославляющие его доблесть.

Аристократия стала известна как «Сотня имен», посколь­ку только знатные носили настоящие имена. Ниже распола­галась масса простых людей — «черноголовых». Большую их часть составляли крепостные, которые работали на земле — разбитой на участки, измерявшиеся полетом стрелы, плати­ли оброк, служили в армии, когда возникала необходимость, и предоставляли своему господину все те услуги, которые тот мог от них потребовать. Вряд ли они имели возможность игнорировать такие требования, поскольку господин обла­дал властью над жизнью и смертью крепостных, мог их по­купать, продавать, закладывать и дарить. Некоторые могли стать независимыми земледельцами, но эта независимость была единственным, что отличало их от расположенного ниже класса рабов, которыми становились военнопленные

50 Западная Чжоу

и осужденные. В крупном феодальном владении могли со­держаться до десяти тысяч рабов, которые производили для своих хозяев еду, одежду, соль, колесницы, оружие, музы­кальные инструменты и ритуальные принадлежности. Все члены семьи раба становились рабами, и этот статус являл­ся наследственным. Освобождение раба на волю случалось очень редко.

Существование как и крепостных, так и рабов, судя по всему, было тяжелым. Вот как жизнь крестьянина описыва­ется в древнем фольклорном стихотворении: первый месяц — подготовка к сельскохозяйственным работам; второй ме­сяц — крестьянин начинает пахать, жена приносит еду ему в поле, где он работает под наблюдением надсмотрщика, в то время как его дочь ходит с корзиной по тропинкам между полями и собирает листья тутовника для кормления шелко­прядов. Вероятно, следующие пять месяцев заняли военные действия, поскольку стихотворение продолжается с восьмо­го месяца, когда начинается сбор урожая, в то время как жена и дочь крестьянина ткут шелковую ткань, которую они ок­рашивают в черный и желтый цвет или же в красный для одежды князя; десятый месяц — сбор риса и приготовление вина; когда сбор урожая завершен, крестьяне направляются в дом господина, где чинят кровлю и вьют веревки; прово­дятся благодарственные церемонии и пиршества, крестьяне готовят барашков и все вместе отправляются к князю, что­бы наполнить рога вином и воскликнуть: «Долгие лета!»; одиннадцатый месяц — охота на лис, чтобы обеспечить гос­подина мехом; а двенадцатый месяц посвящался военной подготовке, крестьяне приносили откормленных свиней сво­ему господину, а также кололи и заготавливали для него лед. Эта тяжелая жизнь могла стать еще хуже, если господин был жестоким и бесчувственным. Такое на самом деле случалось часто, и крестьяне поднимали восстания, количество кото­рых возросло с наступлением VIII века до н. э.

Западная Чжоу 51

К этому времени история Чжоу вошла в новую фазу. За прошедшие годы княжества постепенно эволюционировали в полностью развившиеся самостоятельные государства. Удельные князья раздобрели в условиях мира и стабильно­сти, ушли с головой в местные проблемы и приобрели соб­ственные сильные армии, всегда готовые собраться по их призыву. Дружеские узы, сформированные в огне завоева­ний, остались в прошлом. Короче говоря, они приобрели еще большую независимость от царя, к которому все с большей неохотой присоединялись на войне и все менее охотно отда­вали собранные налоги.

В такой ситуации, когда индивидуальные амбиции мог­ли в любой момент разжечь внутренние разногласия, все за­висело от способности верховного правителя сохранять единство царства и защищать его от внешних атак. Но сис­тема наследования — лотерея, которая разыгрывается в ма­теринской утробе, и если хорошие, сильные и способные правители сдерживали сползание государства к дезинтегра­ции, плохие, слабые и глупые его ускоряли. И здесь еще раз подтвердилась мудрость и прозорливость великого Чжоу-гуна, поскольку, продолжая править из своей первоначаль­ной западной столицы вместо Лои, чжоуские ваны оказались оторванными от своих «баронов» и в опасной близости к враждебным варварским племенам, наращивавшим давле­ние с севера.

Эти люди были кочевниками. Они совершали набеги на земли Чжоу в долине Вэй из окружающих горных районов и, по сути, были частью сложного конгломерата рас, ассоци­ировавшихся со степями. Во всем многообразии историче­ских событий мало что так завораживает ум и в то же время вызывает замешательство, как история среднеазиатских ко­чевников. Известные под разными именами, в основном как ^хУнну и монголы, они покидали обжитые места, если циви­лизаторское влияние оседлого образа жизни, связанного с

52 Западная Чжоу

наступлением культурного земледелия, начинало их тяго­тить, и перекочевывали в любые места, куда бы ни заводила потребность в выпасе стад. Они в совершенстве владели ис­кусством верховой езды, и летящие копыта их низкорослых лошадей, казалось, пробуждали дикий дух степей, заставляв­ший кочевников неистово мчаться вперед. На протяжении многих веков, даже в современные времена, их орды перио­дически вздымали свои знамена в разных концах Евразии, от тихоокеанского побережья до городов Венгрии; они угро­жали Риму; при Атилле их рейд к берегам Балтики, по всей видимости, заставил германское племя англов переселиться на остров, большая часть которого теперь носит его имя. Не­которые из кочевников — конфедерации быстро кочующих кланов, приверженных радостям грабежей и убийств — оста­вили горькую память о своих ханах, таких как Чингисхан и Тамерлан. Обширный театр их боевых действий включал горы, равнины, внутренние моря, лесные массивы, оазисы и пустыни, где ни крайняя жара, ни лютый холод не могли по­давить их неуемную энергию. Они создавали и разрушали великие государства, чьи названия не менее известны, чем названия таких городов, как Бухара и золотой Самарканд, которые стояли на расплывчатой условной границе, разде­лявшей восточную и западные части мира. Население так часто объединялось в новые союзы и меняло своих лидеров, значительная часть фактов, связанных с их происхождени­ем и деятельностью, отличаются такой неопределенностью, а сам мир был настолько эфемерен, что трудно составить целостную и непротиворечивую его картину.

На настоящий момент достаточно отметить, что горные пастухи и степные кочевники, начавшие беспокоить царство Чжоу, были хунну — монгольского, тюркского и тибетского происхождения, этнически связанные с китайцами, которы­ми многие из них на самом деле и стали и с которыми их диалог в терминах войны, культуры и торговли в определен-

Западная Чжоу 5 3

ной степени поддерживается до сегодняшнего дня. Привле­ченные легкой добычей или обнаружившие, что их пастби­ща заняты чжоускими поселенцами, у которых им в таком случае приходилось покупать зимний корм для скота, час­то — по грабительским ценам, они совершали постоянные набеги. Эти набеги могли бы показаться чжоускому гиганту не более чем мушиными укусами, но для организации кара­тельных экспедиций царю требовалась поддержка вассалов; а как мы уже видели, этот ресурс быстро истощался, особен­но после 878 года до н. э., когда на престол взошел Ли-ван.

Его жадность и жестокость вызывали острую критику, с которой он боролся, приказывая шаману выявлять главных недоброжелателей, которых затем казнили. Многие удель­ные князья выражали недовольство хотя бы тем, что пере­стали приезжать ко двору по государственным делам и при­сягать на верность. Разгневанный Ли-ван настолько усилил свои репрессии, что спровоцировал восстание и в 841 году до н. э. был изгнан.

Его наследник, будущий правитель Сюань-ван, нашел прибежище в доме первого министра. Дом окружила толпа, требовавшая выдать наследника. Феодальный кодекс чести не позволял первому министру совершить такой поступок, и потому он взамен отдал собственного сына (который ус­пешно сбежал). После свержения Ли-вана наступил период регентства, получивший название эры Всеобщей гармонии.

Когда через четырнадцать лет Ли-ван умер от старости на чужбине, трон унаследовал Сюань-ван. Народное преда­ние приписывает пророческое значение одной песенке, ко­торую распевали мальчишки на улицах столицы. В ней были следующие слова:

Лук из горного тута

И колчан из бобовой ботвы

Принесут беду Чжоу.

54 Западная Чжоу

Эта детская песенка распространилась повсюду и в ко­нечном счете дошла даже до Сюань-вана, который встрево­жился и тайно приказал расследовать причину «беды», гро­зящей его царству.

И вот как-то раз в столице появился некий человек, ко­торый пришел из деревни вместе со своей женой — прода­вать луки из тутового дерева и колчаны, сплетенные из бо­бовой ботвы. Они выкрикивали на улицах: «Купите луки из горного тута! купите колчаны из ботвы!» Услышав эти кри­ки, шпионы Сюань-вана сразу же доложили царю. Сюань-ван приказал схватить и казнить двух торговцев. Однако кто-то предупредил супругов о грозящей им опасности, и они успели убежать. По пути они заблудились в дворцовом пар­ке, из которого долго не могли выбраться, и, когда уже стем­нело, услышали плач младенца. Они пошли на плач и на­шли у стены брошенную девочку. Супруги пожалели несча­стного ребенка и взяли его с собой.

С происхождением этой девочки связана весьма необыч­ная легенда. Рассказывают, что при династии Ся перед пра­вящим монархом появились два призрака в облике драко­нов — самца и самки. В большом зале дворца они переплели хвосты и поведали, что некогда были князем и княгиней в царстве Бао. Им преподнесли дары, после чего драконы ис­чезли, оставив после себя на полу немного семени. По при­казу правителя семя собрали в коробку, которую спрятали. Коробка хранилась на протяжении трех династий, и никто не осмеливался в нее заглянуть. Наконец порочный Ли-ван в последние годы своего правления из любопытства открыл коробку, что повлекло за собой большие беды. Семя драко­на, грязное и вонючее, растеклось по залу. Его пытались со­скрести, но не смогли. Тогда Ли-ван приказал голым жен­щинам громко прикрикнуть на семя, чтобы таким образом изгнать нечистую силу. От женского крика семя собралось в кучку и превратилось в большую черную черепаху. Черепа-

Западная Чжоу 55

ха побежала в задние покои дворца, вызвав там всеобщий переполох. Одна маленькая девочка, лет восьми, не успела убежать и столкнулась с черепахой. Как только девочка до­стигла половой зрелости, она забеременела и в положенный срок родила младенца женского пола. Поскольку происхож­дение ребенка было неизвестно, молодая мать испугалась и выбросила его за дворцовую стену.

Цель этой легенды — объяснить губительное влияние той женщины, в которую со временем превратился младенец, найденный супружеской парой торговцев у дворцовой сте­ны. Она стала любимой наложницей преемника Сюань-вана, глупого Ю-вана, и заставляла того выполнять все свои кап­ризы. Одна из странных особенностей этой женщины, имя которой было Бао Сы, заключалась в том, что на ее краси­вом лице никогда не появлялось даже тени улыбки. Пыта­ясь ее развеселить, Ю-ван испробовал тысячи различных способов, но безрезультатно. Тогда он не придумал ничего лучше, как зажечь на сторожевой башне огонь, сигнализи­рующий о беспорядках в столице. Этот сигнал передавался до самых окраин государства по системе смотровых башен, построенных вдоль всех главных дорог. Увидев сигнал бед­ствия, удельные князья собрали свои отряды и выступили из всех областей на помощь правителю. Когда же они при­были в столицу и обнаружили, что ничего не случилось, на улицах города началось настоящее столпотворение. На пере­крестках главных дорог смешивались кони и люди, команди­ры громко кричали, пытаясь выяснить, в чем дело, воины ру­гались между собой. Бао Сы, наблюдавшая вместе с Ю-ваном за этим зрелищем со сторожевой башни, впервые в жизни от Души расхохоталась. Глупый правитель впоследствии повто­рял этот трюк всякий раз, когда хотел, чтобы Бао Сы рассме­ялась. Однако с каждым разом все меньше одураченных кня­зей откликались на его призыв, и смех любимой наложницы тоже становился все менее веселым. Когда она родила Ю-вану