Общефилософские взгляды. Все науки Аристотель делит натеоретические (созерцательные) и практические

Все науки Аристотель делит натеоретические (созерцательные) и практические. К первым относится метафизика, ко вторым — этика и политика. Теоретические науки обладают самоценностью. Их цель — знание как таковое. Само слово «метафизика» принадле­жит не Аристотелю, а Андронику Родосскому — издателю его работ в I в. до н. э. и не несет никакой философской нагрузки. Оно лишь указывает на работы, помещенные в издании после физики. Аристо­тель предпочитал говорить о метафизике как о первой философии, в отличие от двух других философских дисциплин: математики и физи­ки. Первая философия исследует первые начала и причины, которые не даны нам в чувственном восприятии. Она связана с умопостигаемой природой вещей.

Толкуя о «первых началах и причинах», Аристотель неустанно критикует Платона. Онне приемлет противопоставления мира вещей миру идей. Сущность не может находиться вне вещи: «По­кажется, пожалуй, невозможным, чтобы врозь находились сущность и то, чего она есть сущность; поэтому как могут идеи, будучи сущно­стями вещей, существовать отдельно от них?» (Метафизика. 1079Ь. 35). Говорить так «значит говорить пустые слова и выражаться поэти­ческими метафорами» (Метафизика. 1079Ь. 25). Общее, оторванное °т индивидуального, реально не существует: «Нет возможности, чтобы что-либо, что высказывается всеобщим образом, было сущностью.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

Первая сущность — та, которая своя у каждой вещи, которая не при­суща другому, а всеобщее присуще многому, ибо всеобщим называ­ется то, что по своей природе присуще многому. Поэтому, у чего же оно будет сущностью? Или у всех вещей, которые им объемлются, или ни у одной. Но у всех оно быть сущностью не может. А если оно будет ею у одной, тогда и все остальное будет этой вещью; ведь если у чего-нибудь сущность — одна и суть бытия одна, то и сами такие вещи— суть одно» (Метафизика. 1038Ь. 10-15).

Однако между учителем и учеником нет пропасти. Они совре­менники, мыслят в одной парадигме и используют общую термино­логию. Аристотелю и в голову не приходит отказаться от понятия идеи (эйдоса) или заявить, что общие понятия не имеют смысла, а су­ществуют только индивидуальные вещи. Он, отталкиваясь от учения Платона, дополняет, уточняет, исправляет его и преодолевает разрыв между миром идей и миром вещей.

Метафизика составляет общее знание и оперирует понятиями. Отдельные вещи действительно постигаются через чувства. Но «если помимо единичных вещей ничего не существует, тогда, можно сказать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все подлежит восприятию через чувства, и нет науки ни о чем, если только не называть наукой чувственное восприятие» (Метафизика. 999Ь). Аристотель, преодолевая крайности платонизма, сохраняет его достижения.

Первопричин, дающих жизнь всему сущему, всегочетыре.«Причина в одном смысле, — пишет Аристотель, — обозначает вхо­дящий в состав вещи материал, из которого вещь возникает, каковы, например, медь для статуи и серебро для чаши, а также их более общие роды. В другом смысле так называемые форма и образец, иначе говоря, понятие сути бытия, и более общие роды этого поня­тия (например, для октавы — отношение двух к одному и вообще число), а также части, входящие в состав такого понятия. Далее, при­чина, это — источник, откуда берет свое первое начало изменение чли успокоение: так, например, человек, давший совет, является при­чиной, и отец есть причина ребенка, и вообще то, что делает, есть причина того, что делается, и то, что изменяет — причина того, что изменяется. Кроме того, о причине говорится в смысле цели; а цель — это то, ради чего; например, цель гулянья — здоровье» (Метафи­зика. 1013а. 25-35). Иными словами, мы имеем: 1) причинума­териальную, 2) причинуформальную, 3) причинудвижения,4)целевую причину. Причем первые две являются основными, они

определяют сущность каждой вещи, и благодаряим существуют общие понятия.

Прежде чем перейти к проблеме соотношения формы и материи в очередной раз следует сказать об особенностях перевода. В ориги­нале Аристотель использует тот же термин, что и Платон, а именно «эйдос», термин «форма» появился при переводе текстов Аристотеля на латынь. И это совершенно неоправданно отдаляет Аристотеля от Платона. У одного мы видим учение об идеях, а у другого — о формах. На самом же деле оба говорят об одном и том же. Но в отличие от Платона Аристотель хочет соединить вещь с ее идеей, сохранив при этом возможность формулирования общих понятий. Сделав эту ого­ворку, будем все же следовать сложившейся многовековой тради­ции. К тому же в таком переводе есть немалый смысл: подчеркива­ется та роль, которую отводил Аристотель эйдосу в своей метафизике.

Материя и форма не существуют друг без друга.Материя (гиле) означает буквально строительный материал, т. е. то, из чего вещь сделана. Это нечто бесформенное и поэтому потенциальное. Она существует как возможность стать чем-то.Форма (эйдос) — это то, что делает из материи определенную вещь, т. е. материя с ее помо­щью актуализируется. Иными словами, форма превращает материю в конкретную вещь и является носителем ее сущности. Но вне мате­рии форма также не существует.Единство материи и формы дает нам вещь в ее целостности.

Итак, вещи индивидуализированы, и таковымиони даны нам в ощущениях. Наука же занимается сверхчувственным, т. е. общим для Определенного рода вещей. Но это общее проявляется всегда по-осо­бенному, индивидуально. Предназначение науки как раз и состоит в том, чтобы выявить общее в многообразном. Сами же формы (эйдосы) у Аристотеля, как и у Платона, входят в сферу умопостигаемого;

познавая их, мы познаем и окружающий нас мир. Сказанное непосред­ственно касается и практических наук — этики и политики.

Между этикой и политикой подчас невозможно провести четкую границу.Этика — наука, толкующая о добре и зле, справедливости и несправедливости в делах человеческих. Предметом политической науки является прекрасное и справедливое. Аристотель, как и все античные мыслители, не видит принципиального различия в целях существования отдельного человека и коллектива людей. То, что хорошо для полиса, то хорошо и для отдельного человека.

Политическая наука — самая уважаемая из всех практических наук. «Так как она пользуется остальными науками, имеющими дело

Раздел! ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

с практикой, и так как она предписывает, что следует делать и от чего воздерживаться, то ее цель, вероятно, охватывает цели всех ос­тальных наук и заключает в себе высшее благо человека, и хотя оно и тождественно для отдельного лица и государства, но кажется, бу­дет делом более великим и совершенным постичь и спасти благо государства; хорошо это уже и для отдельного человека, но прекрас­нее и совершеннее для целого народа или государства» (Этика. I. 1). Вышесказанное не означает, что Аристотель подобно Платону не берет в расчет благо отдельного человека. Просто он убежден, что действительно благая жизнь возможно только в полисе.

Человеку свойственно стремиться к счастливой жизни. Конечно, самая счастливая жизнь — жизнь созерцательная. Она составляет удел мудрецов. Обычные люди выбирают один из двух возможных образов жизни. Невежественные и грубые люди видят благо в на­слаждениях и удовольствиях. Люди же благородные стремятся вести добродетельную жизнь. Умение вести добродетельную жизнь и ра­зум (способность к умозрению) непосредственно не связаны. Этика и политика — это сфера рассудочности, т. е. умения принимать пра­вильные решения в области практической деятельности, что дается с опытом. Собственно, в «Этике» этот опыт Аристотель и обобщает. Жить счастливо — значит жить добродетельно. Поэтому речь идет о мужестве, умеренности, щедрости, великодушии и т. д. Все эти свойства, если несколько упростить мысль философа, объединяются идеей меры — середины между крайностями. Особое место среди этих добродетелей занимает справедливость — право. Ей посвящена отдельная, пятая книга «Этики».

Учение о праве

Справедливость (дикайонсюнэ) имеет несколько значений. В самом общем виде она, как и все добродетели, означает середину между крайностями. Если попытаться конкретизировать понимание справедливости, то получится следующее. Во-первых, справедли­вость проявляется в отношении к другим людям, быть справедли­вым по отношению к самому себе невозможно. Во-вторых, следует отличать справедливость вообще от справедливости политической, т. е. от той, которая существует в полисе и, строго говоря, по всем своим характеристикам является правом.

Политическая справедливость «имеет место между людьми, принадлежащими к одному общению, и имеет целью самоудовлет­воренность их, притом между людьми свободными и равными в смысле или пропорциональности, или числа вообще. Люди, не на­ходящиеся в подобных отношениях, не могут и иметь относительно друг друга политической справедливости (прав), но имеют некото­рого рода справедливость, названную так по сходству с предшеству­ющим видом. Те люди имеют права, для которых существует закон, определяющий их отношения; закон же предполагает преступление, суд — распределение правды и неправды» (Этика. V. 10). Таким об­разом, право действует в отношениях между свободными, равными и соизмеримыми людьми, которые подчиняются общему для всех закону и суду.

Политическую справедливость Аристотель называет специальной и подразделяет на уравнивающую и распределяющую, а также естест­венную и условную.

Уравнивающая и распределяющая справедливости обеспечи­вают равенство как пропорциональность в отношениях между людьми. В первом случае — это арифметическая пропорциональность, во втором — геометрическая.

Уравнивающая справедливость действует в обменных отно­шениях. Обмен, по Аристотелю, бывает произвольный и непроиз­вольный. Если использовать терминологию римского права, то речь идет об обязательствах, возникающих из договоров и из деликтов (правонарушений). Равенство является сущностной характеристикой этих отношений. Фактические различия между людьми значения не имеют. Люди выступают как равные субъекты права, в отношениях между которыми реализуется арифметическая справедливость, «ибо здесь не имеют в виду разницы, лишил ли порядочный человек дур­ного чего-либо, или дурной порядочного... закон обращает внима­ние лишь на различие ущерба, а с лицами обходится как с равными во всем...» (Этика. V. 7).

В случае нарушения равенство должно быть восстановлено судьей. Он, вынося решение, находит середину между выгодой, по­лученной нарушителем, и ущербом, понесенным потерпевшей сто­роной. «Следовательно, уравнивающая справедливость есть сере­дина ущерба и выгоды; поэтому-то люди, когда спорят о чем-либо, прибегают к судье: идти в суд значит обратиться к справедливости, ибо (удья желает быть как бы олицетворением справедливости» (Этика. V. 7).

Раздел! ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

Главное качество судьи — беспристрастность. Его задача определить и восстановить нарушенную справедливость какарифметическое равенство.

Иной характер носитраспределяющая справедливость. Она

имеет отношение к распределению почестей или имуществ между согражданами. Здесь уже действует геометрическое равенство: каждый получает по достоинству. В отличие от уравнивающей справедливо­сти, распределяющая справедливость не носит абсолютного харак­тера. Ее критерий (достоинство) различен и связан с формой госу­дарства. Так, при демократии — это свобода, при аристократии — добродетель, при олигархии — богатство. Сложность заключается в том, что распределяющая справедливость предполагает распреде­ляющего субъекта. И именно в этой сфере весьма часты нарушения справедливо сти.

Политическое право (справедливость) Аристотель подразде­ляет наестественное и условное. Также он использует термины «общее» и «частное право» (Риторика. X. 1). Право естественное, или общее, — «то, которое везде имеет одинаковое значение и не зависит от признания или непризнания его» (Этика. V. 10). К естест­венному праву Аристотель относит, например, нормы, регулирующие собственность и рабство (Политика. 1256Ь. 25). Условное, или част­ное, право — «то, которое первоначально могло быть без существен­ного различия таким или иным, но раз оно определено, [это безраз­личие прекращается], и есть разница, выкупить ли пленника за одну мину, и принести ли в жертву одну козу, а не двух баранов». Услов­ное право Аристотель сравнивает с мерами объема и веса, которые могут быть разными: большими или меньшими. Вместе с тем суть их и предназначение везде одинаково. «Подобным же образом,— пишет Аристотель, — и то право, которое не от природы таковое, а лишь человеческое право, не повсюду одинаково, точно так же, как и государственные устройства не везде одинаковы, хотя лучшее от природы лишь одно» (Этика. V. 10).

Как же соотносятся право естественное и право условное? Аристо­тель не противопоставляет их. Для него нормы естественного и услов­ного права являются сторонами одного действующего, т. е. позитив­ного, права. И условное, и естественное право объединяются общим понятием справедливости, однако источники этой справедливости разные. В одном случае это природа, то, что свойственно всем людям или большинству, а во втором — это законы и общие соглашения.

Что же касается требования о том, чтобы каждый закон соответствовал праву, то Аристотель видимо подчеркивает нерушимость принципа равенства, который присущ политической справедливости во всех ее проявлениях.

Право и мораль у Аристотеля находятся в сложной взаимо­связи. Человек, поступающий по праву (естественному и условному), справедлив и в моральном, и в юридическом смысле этого слова. Однако сфера совпадения морального и юридического ограничена. Она распространяется лишь на отношения между равными и пред­полагает воздаяние равным за равное. Отношения между людьми далеко не всегда отвечают этим требованиям. Так, например, в се­мейных отношениях и в отношениях между господином и рабом право не существует. Но для моральной справедливости, полагает Аристотель, есть место в любом общении.

В связи с этим он рассматривает различные виды дружеского общения. Существует дружба сама по себе, как дружба любящих и желающих блага друг другу людей, не требующих ничего взамен. Она прекрасна и совершенна, но встречается редко. Чаще всего люди дружат ради взаимного удовольствия и взаимной пользы. В этих видах дружбы «каждый получает тождественное от другого», т. е. то, чего ожидал (Этика. VIII. 5). Она длится до тех пор, пока сохраняется отношение тождественности. Этот вид дружбы, конечно, более низкий, чем первый.

Но, с другой стороны, «люди соединяются в одно ради пользы, доставляя друг другу необходимое для жизни. Кажется, что и госу­дарственное общение образовалось и существует ради пользы. Пользу же имеют в виду и законодатели, говоря то, что полезно для всех» (Этика. VIII. 11). Здесь и лежит причина различия между от­ношениями моральными и правовыми. Несмотря на то что дружба «как таковая» более прекрасна, людям свойственнее дружба «ради пользы», т. е. правовые отношения.

Какая обязанность важнее — моральная или правовая, — опре­делить раз и навсегда невозможно. Все зависит от конкретной ситуа­ции и многих условий. Например, помочь другу прекрасно, но пе­ред тем, как эту помощь оказать, следует выполнить договорные обязательства.

Раздел I ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ