Формы экологической духовности

Один из наиболее важных вопросов методологии устойчивого развития состоит в выяснении роли субъективных факторов, в частности духовности, и в обеспечении перехода к равновесному природопользованию. Для этого необходимо с помощью ретроспективного анализа установить, как различные религиозные и атеистические мировоззрения влияли на отношение общества к природе. Под экологической духовностью понимается отношение людей к объектам природы как к этическим и эстетическим ценностям, независимо от степени их полезности, значимости для физического существования и материального благополучия. Где берет свои истоки ненависть к природе? — ставит кардинальный онтологический вопрос В. Гусев. По его мнению, ответ требует изучения особенностей так называемой европоцентристской духовной традиции, тесно связанной с ветхозаветными канонами и иудейско-протестантскими ценностями [1, 75].

Вероятнее всего, духовные ценности в общем и целом генетически обусловливались ценностями материального порядка, иерархия которых устанавливалась, во-первых, в зависимости от их важности для выживания рода человеческого и, во-вторых, в зависимости от фактического избытка или дефицитности. Однако по мере увеличения надежности материальных условий жизни и по мере развития способностей людей к абстрактному мышлению, к нравственному и эстетическому постижению окружающего мира несовпадение духовных и материальных ценностей становилось все более заметным. Для неандертальца, по-видимому, ценности животных, растений и ландшафтов целиком определялись степенью их полезности для его физического существования, а иная постановка вопроса была просто невозможной.

К сожалению, многие современные технократически мыслящие ученые и инженеры в этом отношении не так уж далеко ушли от своего далекого предка. Нынешняя озабоченность общественности сохранностью окружающей среды, биологического разнообразия также обусловлена не столько ростом эстетического и нравственного сознания людей, сколько вполне рационалистичным осознанием объективной физической зависимости от природы, состояние которой ухудшается. Объективное материальное единство общества и природы, постигаемое теперь все глубже на основе научных знаний, тем не менее требует все настоятельнее подкрепления с нравственно-этической стороны сознания — экологической духовности.

С древнейших времен в отношении людей к природе фактически сложились две противоположные нравственные ориентации: первая — трепетного почитания и «обожествления разработанных в тысячелетних традициях правил бережного, разумного природопользования («экофильная ориентация»), и вторая — установка на покорение природы, безоглядное потребление ее богатств, основанное на представлении об их неисчерпаемости («экофобная ориентация») [2]. В разные времена у разных народов эти два направления оказывались в различных соотношениях, иногда переплетаясь самым причудливым образом.

Тотемическая религия северных народностей, например, обязывала молиться медведю как божественному родоначальнику и вместе с тем поощряла охоту на него, обязывая, правда, у убитого медведя просить прощения... У некоторых африканских племен принято прощения просить у дерева перед тем, как его срубить. В общем, по-видимому, среди первобытных народов определяющее значение имела первая ориентация — духовная, в форме первобытного анимизма, которая предус­матривала потребление даров природы в пределах строгой необходимости для людей и предписывала минимизировать ущерб окружающей среде.

Современные авторы по-разному оценивают влияние охотничье-собирательного хозяйства на природную среду. Одни считают, что оно неизбежно разрушает ее, а другие считают главной чертой такого хозяйства — состояние равновесия с окружающей средой. В известной мере верны обе оценки, но в методологическом отношении они односторонни. Присваивающие хозяйства действительно в течение определенного периода — до тех пор, пока не возникнет избыток населения на данной территории, заставляющий нарушать баланс природопользования, или резко сократятся на ней по независящим от людей причинам ресурсы, — функционируют фактически в режимах крайне медленного, но устойчивого развития. Возникающие экологические кризисы разрешаются людьми либо путем освоения новых территорий, либо путем перехода к производящим типам хозяйств, которые в целом оказывают гораздо менее разрушительные воздействия (в расчете на одного человека) на природу по сравнению с охотничье-собирательными методами.

Общинники-земледельцы обычно устанавливали довольно рациональное природопользование на основе одухотворенного антропоморфного отношения к окружающей среде. «Мать сыра земля представлялась воображению обожествляющего природу славянина-язычника живым человекоподобным существом. Травы, цветы, кус­тарники и деревья, поднимавшиеся на ее могучем теле, казались ему пышными волосами; каменные скалы принимал он за кости; кровью земли была сочившаяся из ее недр вода». Земля «пила струившуюся с ... неба дождевую воду, содрогалась от испуга при землетрясениях, чутким сном засыпала при наступлении зимней стужи, прикрываясь от нее лебяжьим покровом снегов; вместе с приходом весны, с первым пригревом зачуявшего весну солнышка, пробуждалась она — могучая — к новой плодотворящей жизни, на радость всему живому миру, воскресающему от своих зимних страхов при первом весеннем вздохе...» [З].

В глубокой древности складывалась народная экология как совокупность знаний, накопленных в процессе взаимодействия с окружающей средой. Осквернять природу считалось преступлением, и община строго наказывала виновных. Особенно это относилось к заповедным территориям: священным рощам, озерам, родникам. Древляне даже убили своего князя, потому что он стал виновником большого пожа­ра на берегах Припяти. По христианской критике языческих обычаев, по летописным легендам можно проследить благоговейное отношение россов к природе [4].

Религия Заратустры, зародившаяся в Персии более тысячи лет до нашей эры, учила, что весь материальный мир — горы, леса, земля, вода, небо и ветер — является священным. Люди и животные наделены душой, взывающей к справедливости, и неразрывно связаны между собой; страдания одних порождают страдания других. По учению Заратустры, Бог создал человека, чтобы тот оценил красоту природы, полюбил ее и проникся к ней уважением, а чтобы обрести бессмертие, он должен слиться с природой. Древний зороастризм был, пожалуй, наиболее развитой из анималистских форм экологической духовности.

В качестве следующего исторического этапа в развитии форм экологической духовности, прослеживающегося в культуре многих народов, можно выделить политеистическую мифологию, когда уже не сами конкретные природные объекты или стихии рассматривались одушевленными, а лишь распоряжающиеся ими боги, духи или какие-либо другие фантастические существа. С одной стороны, начинают проявляться экофобно-покровительские мотивы человека-героя, противопоставляющего себя природе и богам (Прометей, Дедал), а с другой — нарождается и временами превалирует экофильный античный космизм (досократики-физики, гиппократики, платоники, стоики). Платон противопоставлял реальной природе некую идеальную Землю. Исследователи отмечают, что у Аристотеля начинается переход от мифологически-религиозных и философских умозрительных схем экосознания к научному, естественно органичному, экопониманию и знанию [5]. На уровне же массового обыденного сознания политеистическая форма духовности в Греции проявлялась в том, что каждый холм, дерево, источник имели своего духа-хранителя; прежде чем срубить дерево, прорыть шахту в горе или запрудить источник, следовало умиротворить духа, и испросить его согласия. Конечно, все эти представления не могли предотвращать экологические кризисы в античном Средиземноморье, но, тем не менее, способствовали более разумному природопользованию.

Многие исследователи указывают, что распространение монотеистических религий (иудаизм, христианство, ислам), рассматривающих природу, в том числе и человеческое тело, как тварность низшего порядка, которая должна порабощаться духом, и являющихся экофобными, знаменует начало природоборческого периода [6]. В Ветхом Завете Бог предписывает людям: «и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными (и над зверями), и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Книга Бытия, 1:26). Эта экофобная заповедь в той или иной мере разделяется всеми течениями данной веры, что отмечается многими учеными (А. X. Уэстинг, К. Д. Стоун, И. В. Круть, А. С. Ширяева и др.). Некоторые авторы возражают: «Кое-кто, — пишет вице-президент США А. Гор, — ошибочно обвинил иудо-христианскую традицию в том, что неумолимая поступь цивилизации предначертана в Библии (Бытие, 1:26; 1:28). Од­нако там содержится требование «хранить» Землю, возделывая ее (Бытие, 2:15). Согласно моему собственному религиозному воспитанию и опыту (я баптист), долг заботиться о Земле коренится в фундаментальной связи между Богом, ее творцом, и родом человеческим» [7].

Однако если говорить о формальной стороне вопроса, то следует, во-первых, заметить, что в действительности в тексте, на который ссылается А. Гор, говорится: «Господь Бог человека, которого создал и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его». Следовательно, человеку предписывалось бережное отношение не к Земле, а лишь к райскому саду, из которого он был потом изгнан на Землю за грехи. Во-вторых, справедливости ради, следовало бы привести и другое место из Ветхого Завета — обращение Бога к людям, прямо-таки проникнутое духом беспощадного «покорительства» и неограниченного потребительского отношения к биосфере: «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю (и обладайте ею); да страшатся и да трепещут вас все звери земные (и весь скот земной) и все птицы небесные; все, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они; все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все» (Бытие, 9:2-4). Довольно выразительно и другое, явно экофобное, положение: «только те дерева, о которых ты знаешь, что они ничего не приносят в пищу, можешь портить и рубить» (Второзаконие, 20:19-20). Содержательная же сторона вопроса лишь еще раз убедительно показывает, что Ветхий Завет, как и любые другие религиозные источники, отражает лишь тот уровень общественного бытия, на основе которого он создавался.

Основанное на Ветхом Завете иудаистское воззрение на природу «есть действительное презрение к природе, практическое принижение ее; природа хотя и существует в еврейской религии, но лишь в воображении». В этой связи К. Маркс цитирует Томаса Мюнцера, признававшего невыносимым, «что вся тварь сделалась собственностью — рыбы в воде, птицы в воздухе, растения на земле; ведь и тварь должна стать свободной» [8]. Экофобное отношение к природе было в значительной мере заимствовано христианством, особенно его протестантскими течениями.

Современные иудаисты пытаются дезавуировать обвинения такого рода. В частности, они ссылаются на талмудистский закон бал ташихт («не разрушай»), который якобы представляет собой руководящую иудейскую заповедь, цитируемую современными еврейскими авторами в работах по экологической проблематике [9, 355]. Но эта заповедь направлена, прежде всего, на охрану традиционных устоев еврейских общин и ничего конкретно о природе не говорит. Ее действительный смысл можно понять лишь в контексте всего содержания иудаистских первоисточников, экофобный характер которых отрицать в общем невозможно. Все больше людей, независимо от их этнической принадлежности и верований, приходят к пониманию необходимости предотвращения экологической катастрофы, поэтому ссылки на законы Талмуда, как якобы природоохранные, не имеют серьезных оснований.

Буддизм, утверждающий веру в равенство всех людей и животных в страдании и в праве на спасение, представляет собой религию, более ориентированную на охрану по крайней мере всей фауны. Его самая первая заповедь требует воздерживаться от уничтожения любых существ. В джайнизме этот принцип доведен до крайности: его последователям запрещено, например, зажигать свечу, чтобы не привлечь насекомых, которые могут сгореть в огне, запрещено заниматься земледелием, поскольку при вспашке гибнут живущие в почве создания. Однако эта религия не запрещает заниматься торговлей и ростовщичеством, проявлять жестокость к людям.

Необходимо учитывать, что религиозные предписания и реальное экологическое поведение могут существенно отличаться. Более того, содержание верований, в конечном счете, само определяется объективными условиями социально-экономической и политической жизни, приспосабливаясь к ним. Этим, в первую очередь, объясняется возникновение внутри сложившихся религиозных направлений все новых конфессий и различных сект.

Отсюда не следует, что мировоззрения, в том числе религиозные, никак не влияют на реальную жизнь, наоборот, иногда такое влияние может оказаться, особенно в неравновесных, критических ситуациях (точках бифуркации), решающим факто­ром поворота событий на тот или иной (один из многих объективно возможных) путь — развития или катастрофы. О том, как конкретное учение влияло на реальное, в том числе экологическое, поведение разделяющих его людей, надо судить не только по религиозным текстам и, тем более, не по отдельным цитатам, а по поступкам («судите по делам их»). (Как интересный факт отмечает А. Уэстинг, что именно на эти библейские тексты, подкрепленные другими цитатами из Библии, ссылалось в ХVII веке правительство Массачусетса в качестве правовой основы землевладения (Морально-этические нормы, война, окружающая среда. М., 1989. С. 32).

Как, в частности, проявился в Северной Америке в этом отношении так называемый «протестантский дух», свидетельствует известный ученый, старейший член Верховного суда США Уильям Дуглас: «Люди наживали громадные состояния, превращая в доллары восточный хемлок (вид хвойного дерева) и большую белую сосну. Это делалось с поистине миссионерским усердием, ибо в нашем сознании девственная природа издавна ассоциировалась с опасностью и даже с нечистой силой и, следовательно, должна быть покорена». Коренные жители континента — «язычники» — для протестантов были «непонятны и богопротивны» своим образом жизни и всем поведением. И все же «дикие» аборигены, утверждает У. Дуглас, с гораздо большим уважением относились к природе и ее удивительным дарам, чем это делали пришельцы, вера которых позволяла бездумно эксплуатировать леса, озера, реки. В числе жертв трехсотлетней войны против природы оказались и индейцы. «Язычников» покоряли безжалостно по всей территории этой прекрасной, удивительной страны. Огнем пушек и ружей, обманом и подлостью сгоняли индейцев с их исконных земель, обрекая почти на полное вымирание. Индейцы убивали бизонов ровно столько, сколько необходимо было для пропитания. Белые же убивали их только ради шкуры, а то и одного языка. «Такое может делать только сумасшедший»,— говорили индейцы.

В. Брэдфорд писал об отношении протестантов к «отвратительной, дикой природе, полной диких зверей и диких людей»: «... Куда бы они ни обратили свой взор (не считая небес над головой), окружающее не несло им ни покоя, ни утешения» [10, 234]. Это враждебное отношение к природе культивировалось веками и получило «новое дыхание» на базе современных научно-технических достижений. Полностью истребленными оказались не только бизоны, но и многие другие животные и птицы. Даже белоголовый орел, украшающий Большую государственную печать США, представляет собой вымирающий вид. «Один из пилотов в Вайоминге был свидетелем уничтожения с самолета 500 орлов. Владельцы ранчо платят по 25 долларов за каждого убитого орла и по 50 долларов за каждого четвероногого хищника»[10,154-157]. Подобная «экополитика» получала даже «научное» обоснование. Американский антрополог и геолог У. Дж. Макги так трактовал миссию человека: «... Подчиняя себе диких животных, человек сохраняет лишь тех, кто может быть приручен; остальные же должны быть уничтожены». Он добавлял, что человек проявил свою силу, «изменив лик природы, сделав ее лучше, чем прежде, помогая выжить полезным животным и растениям и уничтожая вредных, защищая стареющую планету от опустошительного воздействия времени и от немощи» [10, 153].

Религиозные догмы и фактические религиозные отправления основных общественных структур, отмечает профессор А. Уэстинг, в действительности не определяют, а лишь отражают морально-этические нормы этих обществ [6, 32]. Причем взгляды отдельных лиц, принадлежащих к одной вере, могут, особенно в отношении к природе, существенно различаться. Тем не менее профессор Принстонского университета Р. Фолк считает несомненным, что на Западе, где христианство является абсолютно преобладающей религией, «основной поток энергии культурного развития был направлен на безусловное разрушение окружающей среды». Ниспровергнув языческий анимизм, христианство позволило людям эксплуатировать природу, пренебрегая «чувствами» природных объектов, — к такому общему выводу приходит большинство исследователей [6; 4].

Представляется важным, однако, подчеркнуть существенные различия в отношениях к природе и к людям со стороны разных христианских учений. Является ли случайным тот факт, что испанские католики хотя жестоко расправлялись и грабили аборигенов Центральной и Южной Америки, насильственно обращали в свою веру, но не истребляли их, как протестанты индейцев в Северной Америке, и в конечном счете слились с ними, образовав новые нации и этносы? Бесспорно, протестанты, в наибольшей мере среди всех христиан одержимые духом «избранности» и наживы, явились наиболее жестокими разрушителями природной среды.

Период утверждения на Руси монотеистической православной идеологии некото­рые исследователи также характеризуют как природоборческий, когда упорная борьба против язычества острием своим была направлена против волхвов и ведунов — основных хранителей экологических знаний, а осквернение особо почитаемых и охраняемых язычниками заповедных «святых» территорий было одним из ее методов. Однако позитивные языческие народные традиции в значительной мере были адаптированы православием, и впоследствии русская церковь сыграла большую роль в формировании заповедно-охранного комплекса. Особо положительное значение в этом отношении имели монастыри, создавшие наиболее рациональные в экологическом отношении способы ведения сельского хозяйства и сочетавшие таким образом благое слово с делом.

Экологическое сознание любого общества, конечно, неправомерно характеризовать какой-либо одной — черной или белой — краской, исключающей всякие полутона. В США, например, философ Генри Торо, писатель Фенимор Купер, художники Дж. Кэтлин и А. Бирстет способствовали возникновению такого общественного климата, который сделал возможным создание в 1872 г. Йеллоустонского национального парка. Все же в XIX и, тем более, в XX веке «покорительская» идея власти человека над природой была настолько довлеющей, что ученые, исследующие этические и эстетические аспекты экологических проблем, назвали наше столетие «веком, ненавидящим природу» [11]. Это проявлялось, с одной стороны, в религиозных течениях, резко противопоставляющих духовную возвышенность природной материи, а с другой — в непомерных амбициях технократов, опирающихся на вульгарно-материалистические представления, согласно которым идеальное, духовное — лишь простое, пассивное отражение объективной реальности.

Благоговейное, возвышенное отношение к природе, в лучшем случае, было уделом художников да романтически настроенных «чудаков», но считалось неуместным для деловых людей, призванных перерабатывать вещество природы, изменяя окружающую среду, и торговать для удовлетворения интересов бизнеса и непрерывно растущих потребительских запросов. Мир, прежде всего, есть мастерская и рынок для человека — так можно вкратце выразить это буржуазное технократически-антропоцентристское миропонимание. Весь период с раннего Средневековья вплоть до последних десятилетий нашего века, характеризуется отрицанием любых форм экологической духовности, другими словами, его можно определить как период воинствующего антиэкологизма.

Итак, древние анималистские формы экологической духовности первобытных обществ в основном выражали экофильные тенденции. Политеистические формы экологического сознания античных времен характеризуются сочетанием противоположных тенденций. Иудаизм, христианство, а затем и ислам, резко противопоставив небесное, божественное, вечное как духовную субстанцию, противоположную всему земному, тварному, телесному и бренному, фактически явились формами отрицания экологической духовности и способствовали утверждению экофобных тенденций.

Механический материализм, провозгласивший установку на абсолютное покорение природы, методологически обоснованную бэконовским тезисом о бесконечно могущественном потенциале науки, объявил эпоху тотальной войны человечества против окружающей среды, охватившей все континенты. Однако дух антиэкологизма выражали представители и других направлений философской мысли нового времени: дуалист Декарт и Фихте, утверждавшие, что человеческая свобода требует подчинить себе всю лишенную разума природу и беспрепятственно властвовать над ней, руководствуясь собственными законами, и даже великий Гегель, воспринимающий природу как инертную, неразвивающуюся массу, преобразуемую лишь силой творческого духа, но отрицающий духовность ее. Категорический императив максимальной наживы и сциентистско-технократический культ «покорительского» беспредела фактически привели почти к полному подавлению экологической духовности в любых ее формах.

Мотивы одухотворения природы возродились с новой силой в пантеистски и эволюционистски окрашенной философии всеединства В. С. Соловьева, Н. Ф. Федорова, правда, в мистических формах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Гусев В. Где берет свои истоки ненависть к природе? // Мо­лодая гвардия.1999. № 2.

2. Ширяева А. С. К предыстории экологического знания // Международная конференция «Экологический опыт человечества: прошлое в настоящем и будущем»: Тезисы докладов. М., 1995. С 3-5.

3. Коринфский А. А. Народная Русь. М., 1901. С. 13-14.

4. Международная конференция «Экологический опыт человечества». М., 1995. С. 43-44; М., 1996. С. 77.

5. Международная конференция «Экологический опыт человечества». М„ 1995. С. 4-5, 44; М., 1996. С. 53.

6. Морально-этические нормы, война, окружающая среда. М. Мир.1989. С. 32,104.

7. Гор Эл. Земля на чаше весов. Экология и человеческий дух М.: ППП, 1993. С. 266-268.

8. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 410.

9. Schwartz I. Bal Tashit: A Jewish Environmental Precept // Environmental Ethics. Vol. 19. № 4, winter 1997.

10. Дуглас У. О. Трехсотлетняя война. М., 1975.

11. Shepard P. Man in the Landscape: a historic view of esthetics of nature. N. Y., 1967.