Акклиматизация - игра бога с экосистемами

Рыбоводные заводы прекрасно отвечали представлениям девятнадцатого века о том, что природа - склад богатств, существующий исключительно для использования и выгоды человека. Сама земля виделась гигантской фабрикой, «спроектированной великим инженером». Миссия людей - подчинить дикую природу, избавить землю от животных и растений, бесполезных для людей, и обеспечить эффективное управление над всей системой.³⁶ Идеи доминирования, контроля и управления природой на благо человека глубоко заложены в западной культуре. Рыбоводные заводы предоставили идеальное средство управления и контроля над водным царством.

Рыбоводство и распространение икры тихоокеанского лосося по всему миру были только частью большого массового процесса распространения «одобренных» животных и растений. Правительства и частные организации, известные, как «общества акклиматизации», усердно перемещали флору и фауну из одной страны в другую, из одного полушария в другое, из одного региона в другой, чтобы «улучшить» природу. Например карп из Германии был запущен в воды Соединенных Штатов, а к 1895 году из восточных штатов в воды западных были переселены тридцать разновидностей рыбы вместе с американским омаром, восточной устрицей и мягкой ракушкой. Играя, как Бог, с экосистемами и реконструируя водные сообщества, сторонники «акклиматизации» могли гарантировать, что реки содержат те виды, которые они считали выгодными или которые, в недавно заселенных местах, напоминали белым пионерам их родину.

В своем отчете о попытках переселить лосося в Австралию, Артур Николс описал значение, которое люди придавали перераспределению видов млекопитающих, птиц и рыб по всему миру. «Тот, кто преуспел, вырастив пару ростков травы в местах, где прежде ничего не росло, канонизировался, как величайший благодетель человечества, - написал Николс. - И, конечно же тот, кто решает более трудную задачу,…заселяя бесплодную реку благородной разновидностью рыбы, не должен остаться незамеченным своими современниками и теми, кто получает в удовольствие от его труда».³⁸ Согласно Николсу, успешная «акклиматизация» была достижением более важным, чем успех сельского хозяйства пионеров. Само собой, он не признавал, что эти «бесплодные» реки – экосистемы, населенными видами, приспособленными к местным условиям.

Популярность рыбоводства и «акклиматизации» отражала господствующую научную и общественную мысль: с водами нужно обращаться, как с фермами и управлять ими, используя сельскохозяйственную модель. Даже престижный журнал «Наука» (Science ) хвалил проект Американской Комиссии Рыбы по акклиматизации.³⁹ Реки должны быть возделаны рукой человека, и удовлетворить его потребности. Только рыбе, которую одобрит человек, из которой считается возможным создать продукт, нужно разрешить населять реки. Управление природными ресурсами в то время было смесью религии, науки и технологии. Активное вмешательство в формирование фауны рек было просто ещё одним способом выполнения провидческого плана господства и управления миром природы.

Растущее стремление управлять природой было не просто общим настроем, руководящим перестройкой земель и вод страны. Оно проникало в сами мысли биологов о рыбе. Например, лосось, возвращаясь в реки каждый год, несёт миллионы икринок сверх числа, необходимого, чтобы поддержать свою популяцию. В статье за 1884 год Ливингстон Стоун объяснял, почему лосось нес этот огромный излишек икры к местам нереста: «Природу, наверное, точнее было бы назвать Провидением, в случае рыбы... производит большие количества семени, которое природа не использует и в которых не нуждается. Это напоминает богатый склад, который был предусмотрен природой, который держится в запасе до времени, когда растущее население земли будет в нем нуждаться и проницательность человека использует его. Ни при каких условиях природа не использовала этот запас, и человек обнаруживает, что есть уже всё, чтобы удовлетворить его желания».⁴⁰ Стоун полагал, что избыток икры был создан специально для использования человеком в будущем, когда технологии позволят людям управлять судьбой икринок на рыбоводных заводах.

Убежденность в своей миссии управления природой вкупе с сельскохозяйственным подходом к рекам, уничтожала у людей любые мысли о естественном ограничении производства. Так же, как сад, который возделан людьми, может производить большее количество продукта, чем участок земли, оставленный в диком состоянии, реки произвели бы большее изобилие, будь они возделаны людьми. Культивируя реки и превращая огромный излишек икры, описанный Стоуном, во взрослого лосося, люди всего лишь защищали эту икру от естественных хищников. «Рыба нуждается в нашей помощи только одним способом. В период размножения икра главным образом уничтожается многочисленными врагами, и лишь немногая становится личинками. Искусственными средствами, при пустяковых затратах, почти всю икру можно спасти и произвести огромное число молоди» - утверждал отчет комиссии по рыбе в 1890 году.⁴¹ Заводы дали рыбоводам силу для преодоления пределов естественной численности лосося. Или им так казалось.

Тысячи лет популяции лосося реагировали на сезонные циклы и ритмы экосистем. Теперь систему производства лосося должны были построить и направить люди, чьё представление о реках и лососе было серьёзно испорчено.

Лосось без рек

Одним из самых вредных последствий порченого представления о природе было то, что внимание менеджеров отвлекалось от основных причин уменьшения численности лосося. Главные проблемы, такие как разрушение среды обитания и перелов последовательно игнорировались. Бюджеты агентств и энергия их сотрудников были направлены на искусственное разведение, а не на защиту среды обитания. Отношение менеджеров рыбы к лесозаготовкам и плотинам и губительному воздействию, которое они оказывали на окружающую среду, служит хорошей иллюстрацией к сделке, разменявшей сохранение среды обитания лосося на рыбоводство.

Например, даже, несмотря на то, что Вашингтонские законодатели запретили сброс опилок в реки ещё в 1876 году, двадцать четыре года спустя специальный уполномоченный штата по рыбе жаловался, что эта разрушительная практика всё ещё остается главной проблемой в водах Пьюджет-Саунд. Потом он подтверждал: «Многие граждане делали запросы о том, почему мы не установили более строгое судебное преследование за нарушения законов о рыбе и дичи. Мы были вынуждены признать, что нарушения правил часты и известны департаменту». Он продолжал сетовать на недостаток фондов: «Сразу должно быть видно, что с ограниченным представительством и количеством денег на расходы, имеющимся в нашем распоряжении..., невозможно даже пытаться сделать что-то похожее на систематическое судебное преследование этих нарушений закона». Далее он предложил к осуществлению то, что он рассматривал, как предпочтительную альтернативу и раскрыл её высочайший приоритет: «Я решил, что наиболее важной работой в связи с Департаментом Рыбы было создание и надлежащее обслуживание рыбоводных заводов».⁴²

Похожий подход избрали и менеджеры рыболовства в Орегоне.⁴³ Приоритетом было определено искусственное разведение, а не защита среды обитания: скорее уход от проблемы, чем её решение. Основанием было предположение, что рыбоводные заводы могут поддерживать численность лосося и без здоровых рек. Строгое соблюдение законов, запрещающих сброс опилок, ждало до 1920-ых годов, то есть сорок пять лет с момента их принятия.⁴⁴

Сплавные плотины и сплав леса были одними из наиболее эффективных методов разрушения дома лосося, когда-либо изобретенных людьми. Для того, чтобы компенсировать потерю среды обитания рыбы, блокированную сплавными плотинами или разрушенную сплавом, менеджеры вновь обратились к рыбоводству.⁴⁵ Чтобы собрать икру для рыбоводных заводов, поперек потоков помещали стойки, представляющие собой деревянные плотины. Они полностью блокировали ход лосося. Не имея возможности пройти на нерест, лосось скапливался в водоемах непосредственно ниже стоек, где рыбоводы легко вылавливали его, и лишали икры.

Лесная промышленность доминировала в использовании рек настолько, что невозможно было даже разместить рыбоводные заводы, которые должны были компенсировать разрушение среды обитания. Деревянные стойки не могли противостоять большим «сплавам» воды и бревен, которые разрушали их. Это заставило A. C. Литла, специального уполномоченного штата Вашингтон по рыболовству предложить запрет действия сплавных плотин на то время, когда рыбоводы собирали рыбу.⁴⁶ Некоторые рыбоводные заводы приспособились к работе лесорубов. Например, на федеральном заводе на реке Вайт Салмон в штате Вашингтон размещение стоек для сбора икры откладывали до тех пор, пока не пройдет последний в сезоне сплав леса.⁴⁷ Даже в местах, где сплавные плотины не мешали сбору икры, крупномасштабная заготовка леса ухудшала качество воды настолько, что рыбоводные заводы приходилось закрывать.⁴⁸ Вместо того, чтобы компенсировать разрушение среды обитания, первые рыбоводные заводы просто добывали икру диких популяций лосося, содействуя немного или вовсе ничем их выживанию. Заводы были всего лишь ещё одной напастью, с которой лосось вынужден был бороться.

Менеджеры также верили, что рыбоводные заводы смогут компенсировать и влияние сотен плотин, которые строились на стыке столетий чуть не на каждой реке региона.

Как и другие плотины региона, плотина на реке Эльва, стоящая на северных склонах полуострова Олимпик, штат Вашингтон, поставила потребность евроамериканцев в энергии выше потребности лосося в пресноводном доме.

Хотя трагическая борьба между плотинами и рыбой происходила в сотнях каньонов повсюду на Северо-Западе, история Эльвы имеет большое значение по двум причинам. Во-первых, там был создан прецедент использования рыбоводства для компенсации воздействия плотин; и, во-вторых, Эльва, может быть, могла бы отмечать дату первого сноса плотины ради возрождения лосося.

 Эльва была продуктивным водоразделом, в который шло на нерест одно из самых больших стад лососей и стилхеда на полуострове Олимпик.⁴⁹ Хотя в Эльву входили на нерест все разновидности тихоокеанского лосося, весенняя чавыча среди них выделялась.

История весенней чавычи Эльвы началась задолго до прибытия евроамериканцев и возможно, ещё до появления первых людей на полуострове Олимпик. Прежде чем плотины блокировали её перемещение, весенняя чавыча прокладывала свой путь вверх по узким каньонам и бурной воде Гоблинс Гейт, чтобы метать икру в самых верховьях реки. Узкие каньоны и быстрое течение действовали как биологический фильтр, который выборочно пропускал к местам нереста только самую большую и сильную весеннюю чавычу. Тысячи лет развивалась раса гигантов, особи которой обычно весили более 75 фунтов, а многие и более 100 фунтов.⁵⁰ Тысячи лет большой весенний лосось проходил отбор на выживание в бурном течении Эльвы.

В 1890 году Томас Олдвелл купил заявку на ферму за $300 и стал владельцем участка земли на дне каньона Эльвы. Четыре года спустя ему явилось видение плотины, протянувшейся через его ферму от одной стены каньона до другой. Олдвелл хотел забрать мощь и энергию, которая произвела расу гигантов чавычи и использовать её на фабриках близлежащего города Порт-Анжелеса. Через семь лет он собрал капитал достаточный, чтобы построить плотину и осуществить свою мечту.⁵¹ Оставался один вопрос: сможет ли с плотиной Олдвелла сосуществовать весенняя чавыча? Но этот вопрос едва ли поднимался в планах и расчетах Олдвелла.

Законы штата Вашингтон запрещали строительство плотин, которые могли блокировать перемещения лосося, но прежде, чем началось возведение плотины на Эльве, специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству нашел в законе лазейку. В 1906 году «Jim Creek Light and Power Company» хотела перекрыть плотиной Джим-Крик. Предлагаемая плотина имела шестьдесят футов в высоту, и Джон Райзлэнд, специальный уполномоченный штата по рыболовству, был обеспокоен тем, что лестница для рыбы на столь высоком сооружении не будет эффективна. Тогда он предложил альтернативу - рыбоводный завод вместо лестницы рыбы. Таким образом он уладил дело и открыл лазейку в законе. Законодатели не санкционировали политику строительства рыбоводных заводов вместо лестниц рыбы до 1915 года.⁵²

Олдвелл начал строительство своей плотины в 1911 и уже в сентябре того же года стало очевидно, что её строительство блокирует проход лосося. Местный губернатор, Дж. У. Пайк, писал Райзлэнду: «Я лично осматривал Эльва и притоки выше плотины и не мог найти ни одного лосося.…Кажется, будто тысячи лососей скопились у подножия плотины, где они непрерывно прыгают».⁵³

Олдвелл остановил строительство прохода для рыбы отчасти потому, что основание его плотины вымывалось во время строительства, и его пришлось восстанавливать. К 1913 году, когда проход всё ещё был блокирован, новый специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству, Лесли Дарвин, нашел выход из тупика. Он использовал лазейку Райзлэнда и пошел дальше, соединив интересы Вашингтонского Департамента Рыболовства с видением перегороженной реки Олдвелла. Чтобы обойти букву, если не дух закона от 1890 года, Дарвин указал на то, что штат допускает преграды для перемещения лосося, если они созданы с целью сбора икры для искусственного разведения лосося. Далее, используя ставящую в тупик логику, он приравнивал плотину в 100 футов высотой к большой стойке рыбоводного завода, давая юридическое прикрытие незаконной в ином случае плотине. Дарвин предложил Олдвеллу: «Единственным способом избежать этого [строительства лестницы для рыбы] для штата будет возможность выбирать рыбу в основании вашей плотины и использовать её как собственно преграду для изъятия рыбы в целях рыбоводства».⁵⁴

В 1914 году Олдвелл дал на это согласие, и в 1915 году рыбоводный завод приступил к работе.⁵⁵ Подобно большинству первых рыбоводных заводов предприятие на Эльве было неэффективно, и в 1922, через год после того, как Дарвин уволился, оно было заброшено. Таким образом, плотина, которая как бы служила стойкой, стала просто плотиной без лестницы рыбы. Такова была судьба многих рыбоводных заводов, созданных Дарвином вместо лестниц.

Персонал Вашингтонского Департамента Рыболовства возвратился на Эльву через восемь лет и обнаружил, что часть чавычи всё ещё обитает на пяти милях свободного течения реки ниже плотины. Работники выловили рыбу, собрали икру и отправили её за пятнадцать миль, на рыбоводный завод реки Дандженесс. Как объяснил писатель Брюс Броун: «Департамент Рыболовства был склонен подходить к ситуации с Эльвой, как к смерти дальнего родственника: всё это несколько грустно, но ничего не поделаешь».⁵⁶

На машине легко добраться от Порт-Анжелеса до верхней плотины на Эльве.⁵⁷ Внимание большинства прибывших сразу привлекает вид узкого каньона ниже плотины, и мирная синева озера Миллс, лежащего в обрамлении елей дальше, за плотиной. Но я всегда пропускаю эти достопримечательности и сосредотачиваю свое внимание вверх по течению - за плотину и водохранилище - на холмы и каньоны Национального Парка Олимпик. Я думаю о реке, текущей через эти зеленые горы. Она всё ещё дикая и почти девственная, ведь уже более пятидесяти лет её защищает Национальный Парк Олимпик. Находясь под его защитой, река выше плотин сохраняет все свои природные атрибуты в нетронутом состоянии, все, кроме одного - гигантской серебряной рыбы.

Немного весенней чавычи возвращается сегодня в свободную часть Эльвы ниже самой нижней плотины. Гены выжившей рыбы всё ещё хранят память о дикой реке, рвущейся через каньоны и текущей через горные луга, благоухающие ароматом кедра и ели. Заключенная глубоко в генах, это - память о выживании в бурном и красивом мире. Реку и рыбу разлучили на восемьдесят лет. Но если река когда-нибудь освободится от власти плотин, у весенней чавычи не будет проблем с повторной колонизацией своего прежнего дома. Были проведены соответствующие исследования и взвешены все условия, и кажется возможным и выполнимым восстановить Эльву. Все, что нам нужно теперь - большая политическая храбрость и новое отношение к лососю.

Плотина Олдвелла создала критический прецедент, который увязал плотины и рыбоводные заводы. Эта связь была выкована глубоко в сердце индустриальной экономики. Она стала высшим символом человеческой власти над природой. Плотины превратили реки в озера и дали людям власть для управления энергией потоков. Рыбоводные заводы, построенные, чтобы смягчить эффекты плотин, дали людям контроль над лососем. Слияние компаний позволило индустриальному развитию заменить дикую рыбу искусственной, а свободно текущие реки бассейнами.

Рыбоводные заводы дали, кроме того, преимущество, которое станет более очевидным после 1930 года. Они превратились в главный источник дохода для агентств управления лососем. Что более важно и трагично для лосося, этот доход не зависел ни от эффективности работы заводов, ни от способности менеджеров лосося сохранить его изобилие. Недавно U.S. General Accounting Office (GAO) подсчитал стоимость усилий по поддержке лосося Колумбии. Из $1.8 миллиардов, которые насчитал GAO, 40 процентов денег были потрачены на рыбоводство, и 5 процентов на восстановление среды обитания. И хотя три группы независимых ученых заключили, что рыбоводные заводы лосося не смогли выполнить свою цель, менеджеры упорно цепляются за эти программы.⁵⁸ В течение полувека доход, приносимый рыбоводством, зависел только от закона гравитации. Пока вода текла вниз и вращала турбины плотин, заводы приносили доход агентствам управления независимо от того, достигали ли они своей цели – компенсации потерь лосося.

Пока Боги Вчерашнего Дня перестраивали землю и реки тихоокеанского Северо-Запада, менеджеры лосося пытались компенсировать массовое разрушение среды обитания, строя рыбоводные заводы. Но некоторые люди признавали, что этого не достаточно, они пришли к выводу, что единственным способом защиты лосося была полная его изоляция от разрушительного влияния индустриальной экономики. И осуществить это, на их взгляд, можно было только созданием заказников или заповедников лосося.